Замок Трамбль.
Часть I.
XII. Бурное свидание.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Бернар Ж., год: 1878
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Замок Трамбль. Часть I. XII. Бурное свидание. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XII.
Бурное свидание.

Гостинница Белой Лошади в Оде была одна из тех гостинниц, которых теперь уже трудно найти; полы комнат были посыпаны песком; стекла в окнах были малы, но за то многочисленны; большой сад, разстилавшийся перед домом, засаженный розами, входная дверь, увитая густым плющем, понравилась бы буколическому поэту, желающему за-раз напоить свою музу у источника живописного и упитать свой желудок молоком и свежей рыбой с приправой плодов и старого вина. Прибавим, что близость прозрачной как хрусталь речки позволяла сверх того предаваться наслаждениям рыбной ловли.

Тут не было ничего напоминающого современный комфорт, и запоздалый путешественник представил бы печальную фигуру, особенно в это время года.

Пейзаж в конце октября оставляет многого желать для карандаша артиста, и ухо поэта напрасно ожидало бы пения уже улетевших птиц.

И так ни артиста, ни поэта, ни рыболова нельзя было ожидать встретить в это время в гостиннице Белой Лошади.

Однако, не смотря на это какой-то молодой человек поселился в этой пустынной гостиннице.

Поспешим сообщить, что он считал свое достоинство немного компрометированым житьем под этой деревенской крышей, это был фанфарон нахальный и хвастливый, разсыпавший ругательства кстати и ме кстати, таков по крайней мере был не совсем лестный портрет нарисованный хозяином гостинницы.

При малейшем противоречии он приходил в невыносимое расположение духа; однако все-таки видно было, что это человек из порядочного общества.

Его наружность была изящна; его чемодан, судя по весу, был хорошо набит; он сорил деньгами со щедростью человека, привыкшого их тратить.

Сколько причин, чтобы заслужить уважение хозяина гостинницы.

Невозможно было отрицать мужественную красоту этого человека. Он был из числа тех людей, которые нравятся женщинам с первого взгляда; рядом с ним, Рауль де-Рошбейр показался бы самым обыкновенным человеком.

У него были густые, вьющиеся каштановые волосы, тонкие, шелковистые усы и зубы, ослепительной белизны; черты лица его отличались безукоризненной правильностью. Может быть его глаза потеряли слегка их первобытный блеск и начинали наливаться кровью, свидетельствуя тем о бурной и невоздержанной жизни.

Его костюм, хотя богатый и изысканный, был сомнительного вкуса.

Он носил резкого цвета жилет и ярко-красный галстух, его пальцы были унизаны множеством колец, а на цепочке часов висела целая коллекция брелоков.

В гостиннице он слыл за человека неспокойного, подвижного характера, действительно, он имел привычку постоянно ходить взад и вперед, нетерпеливым шагом прохаживался по саду, сбивая иногда, на подобие Тарквиния Гордого, головки цветов своей палкой.

Когда он шел по деревенской улице, ему видимо доставляло удовольствие разсыпать удары ногой собакам, мирно лежавшим у ворот домов, разгонять детей, собиравшихся играть среди улицы; потом он возвращался в гостинницу Белой Лошади,

- И смотрите, большой стакан, говорил он, живей, и потом убирайтесь к чорту!

- Капитан много пьет, говорила конфиденциально буфетчица конюху.

- Я тоже думаю, замечал тот. Ему, как видно, необходимо подкрепиться каждое утро; заметили вы, как дрожит его рука, когда он берет свой кофе; я всегда боюсь, что он опрокинет его на стол. Четыре рюмки до кофе, я нахожу это чертовским подкреплением!

Однако, повидимому, алкоголь оказывал благоприятное влияние на нервную систему Гастона де-Ламбака

Его дрожащия руки делались тверже, глаза становились блестящими, это был тогда человек во всей силе молодости.

В один октябрьский день, капитан де-Ламбак, с сигарой во рту, сидел у окна свой комнаты и нетерпеливо поглядывал на дорогу, как бы ожидая кого-нибудь.

Его ожидания были не напрасны. Скоро у дверей гостинницы остановился маленький экипаж, запряженный двумя черными, горячими лошадьми. Молодая женщина, в изящном полу-трауре и шляпе с белоснежным пером, легко соскочила на землю, передав возжи крошечному груму.

Хозяин гостинницы бросился на встречу даме, чтобы узнать, чему он обязан честью этого неожиданного посещения.

Капитан, знавший в чем дело поспешно бросил сигару и, оглядевшись в зеркало, с торжествующим видом, был уже во всеоружии, когда вошла служанка гостинницы и сказала ему, что какая-то дама желает его видеть.

Спустя минуту, молодая дама и Гастон находились друг против друга.

Посетительница, с холодным и гордым видом, подняла вуаль, делая вид, что не замечает руки, протянутой ей молодым человеком и пододвинутого им кресла.

Несмотря на неумеренные возлияния Бахусу, которым только что предавался Гастон де-Ламбак, он невольно почувствовал волнение под взглядом этих чудных глаз, устремленных на него, с угрозой и гневом.

- Прекраснее, чем когда-либо! вскричал невольно капитан, казалось, не сознавая, что он говорит.

Потом он снова подвинул кресло прекрасной посетительнице, которая была никто иная, как графиня де-Монторни.

- Очень вам благодарна! сказала насмешливо Маргарита. Но довольно комплиментов, я приехала сюда не для того, чтобы их слушать.

Её гордая поза, выражение лица, интонация голоса, все обличало бушевавший внутри её гнев; можно сказать, она желала бы, чтобы её взгляд, как взгляд Медузы, имел власть превращать в камень дерзкого, осмеливавшагося поднять на нее глаза.

- А! вы сегодня в дурном расположении духа, заметил капитан, кусая усы, и однако, уверяю вас, я ничем этого не заслужил. Когда-то мы были добрыми друзьями; отчего бы не вернуть этого старого времени, когда мы гуляли под большими деревьями сада и я читал вам стихи, которые вы, по вашим собственным словам, предпочитали музыке великих маэстро.

Иронический тон, в котором начал капитан, по мере того, как он одушевлялся воспоминаниями прошлого, уступал место выражению действительного чувства. Последния слова были произнесены с волнением, в котором не было ничего напускного.

На несколько мгновений капитан, казалось, позабыл весь позор своего существования, свой невольный выход из армии, свою безпорядочную жизнь вследствие постоянной нужды в деньгах; он помнил только тенистый сад, где, сидя на поросшей скамейке, две красивые молодые девушки слушали с восхищением лучшие стихи Гюго и Ламартина, которые он читал им взволнованным голосом.

Маргарита быстро прервала эти воспоминания о былом.

меня, вероятно, для того, чтобы сообщить мне ваши идеи. Так объяснитесь же ясно и просто, подобного другого случая я вам, вероятно, более не доставлю.

- Что вы хотите этим сказать? отвечал с изумлением молодой человек. Вы кажется сердитесь, что я пригласил вас сюда? уверяю вас, что я сделал это просто так, без всякой особенной мысли; я думал только и с этим согласен мой отец, что я не могу явиться в замок... как вы его называете?... Монторни, кажется?... Да, так... без формального приглашения старика де-Рошбейр.

- И вы также далеки от получения его, как от получения приглашения в Тюльери или назначения полковником в ваш старый полк, заметила Маргарита.

- А! мое сокровище, неужели вы не можете быть повежливее? вскричал выходя из себя капитан.

Но вдруг, как бы вспомнив о роли, которую он должен был играть, он остановился и в смущении пробормотал несколько слов извинения.

- Вы очень строги и несправедливы ко мне, продолжал он. Почему же барон де-Рошбейр не пригласит меня... если вы его об этом просите? Держу пари, что вы вертите, как хотите, всеми этими людьми.

Маргарита с выражением глубочайшого презрения смотрела на стоявшого перед ней де-Ламбака. Её глаза метали молнии.

- Мне стыдно и я презираю себя, сказала она горячо, но так тихо, что никто кроме капитана не мог бы разслышать её слов; да, я себя презираю за то, что я могла думать о...

Она не докончила фразы и продолжала более ясным и громким голосом:

- Я не хочу просить барона де-Рошбейр пригласить вас... неужели вы сделались так непонятливы, что не понимаете того что я вам говорю? Или надо вам положительно объявить, что я готова на мир и на войну, как вам угодно, но никогда я не соглашусь возобновить сношения с вами и вашим семейством. Да, поверьте мне, вы лучше сделаете, если оставите меня в покое идти моей дорогой, и скорее...

- А я клянусь вам, прервал де-Ламбак, всем, что только для меня свято, что наши судьбы останутся по прежнему связаны между собой. Я вижу ясно вашу игру. Но я не намерен таскать для вас из огня каштаны... Как! Я, Гастон де-Ламбак, соглашусь спокойно быть вашим покорным слугой, которого вы можете прогнать когда вам заблагоразсудится, как какого нибудь проворовавшагося лакея... Нет, тысячу раз нет!... со мной нельзя безнаказанно играть подобным образом, моя красавица. Я приехал в эту проклятую страну с твердым намерением жениться на вас, и вы будете моей женой, позвольте мне сообщить вам по секрету, что еслибы не ваши деньги, я искал бы себе жену в другом месте. Впрочем все это было условлено уже между нами, и вы заставляете меня повторять вещи, которые вы сами отлично знаете.

Маргарита казалось не была раздражена этой выходкой, гнев её уступил место иронии.

- Я, право, думаю, что вы сделали ошибку, побезпокоившись приехать сюда, заметила она. Ваш отец с его обычной ловкостью съумел бы лучше вести переговоры о таком трудном деле; так как в сущности он все-таки, умный, энергичный и решительный человек, тогда как вы, капитан, вы... Я не хочу заставлять мерзнуть моих лошадок, пока мы обмениваемся здесь любезностями; но мне хотелось бы узнать, из чистого любопытства, как и какими средствами думаете вы принудить меня исполнить взятые мною на себя обязательства, предполагая конечно, что я способна была заключить подобные нелепые и невозможные условия как те, о которых вы упоминаете.

При этих словах краска сбежала с лица Гастона де-Ламбака и он побледнел, как смерть. Он попытался говорить, но язык не повиновался ему и слова останавливались у него в горле. Черты лица его исказились и на нем можно было прочесть гнев, опасения, оскорбленную гордость и жестокое смятение.

Он сделал шаг вперед и схватил за руку Маргариту.

- Маргарита, сказал он наконец дрожащим голосом, покончим это раз навсегда, будем друзьями как прежде, я прошу у вас прощения в тех словах, которые вырвал у меня гнев.

Молодая графиня поспешила вырвать свою руку из рук капитана, зная что стены вообще, а стены гостинницы в особенности имеют уши, она сказала тихим едва слышным голосом:

- Дружба между нами! Вы, мой друг! что может быть общого, спрашиваю я вас, между игроком, плутом, выгнанным из полка и графиней Маргаритой де-Монторни?... Если вы не будете оказывать мне уважения, на которое я имею право, если вы не перемените этот грубый и дерзкий язык, к которому я не привыкла, то я сейчас же ухожу из этого дома. Я приехала сюда не для того, чтобы выслушивать от вас оскорбления.

- Помните! сказал с угрожающим жестом Гастон. Помните!

- А вы думаете что я забываю?... Никогда! Но для вас было бы благоразумнее иметь более хорошую память! сказала Маргарита со смехом, которого серебристые звуки заставили снова побледнеть Гастона де-Ламбака.

Он бросился к столу, думая при помощи водки поднять свое мужество, но её не оказалось ни капли.

- Я мог бы назвать вас именем, которое неприятно поразило бы ваш нежный слух, по пока это совершенно безполезно... Я кажется угадал истину... Среди окружающих вас франтов, вероятно нашелся один, который съумел вам понравиться, из любви к нему вы и хотите уничтожить заключенный со мною договор Если бы здесь дело шло о простом кокетстве, я не имел бы слабости или глупости жаловаться, я просто взял бы шляпу и вежливо поклонившись оставил бы вас в покое, хотя я и не понимаю, как может унизиться графиня де-Монторни, выходя замуж за одного из де-Ламбаков. Но дело не в том; мне просто нужны земли Пуатре и Вильмен, мой отец также нуждается в деньгах; а единственное средство достигнуть этого - это жениться на вас, если...

Маргарита положила руку на плечо капитана и сказала самым естественным тоном:

- Скажите мне пожалуйста, каковы ваши идеи о смертной казни... Что вы думаете об эшафоте, капитан де-Ламбак?

Она закончила эти слова взрывом сардонического смеха, от которого кровь застыла в жилах де-Ламбака.

Гастон безсильно опустился на кресло, дрожа как в лихорадке, желтые пятна выступили на его лице покрытом смертельной бледностью; его губы конвульсивно шевелились.

Молодой человек, полный жизни и силы обратился в безпомощного, жалкого старика.

Молодая графиня казалось предвидела это страшное действие её слов и чтобы вполне насладиться своим триумфом, она продолжала после минутного молчания:

- Вас кажется удивляют мои слова? Вы думаете, как могли придти мне на мысль подобные ужасные вещи. Эхо наружного мира проникает даже в мирные стены монастыря. Пьеретта рассказывала мне, как она раз видела казнь преступника. Кажется это было ужасное зрелище, по крайней мере по мнению Пьеретты.

И Маргарита безжалостно продолжала самым наивным детским тоном, с потрясающими подробностями, описывать казнь; вдруг тяжелый стон прервал её слова.

- Довольно! довольно! вскричал задыхающимся голосом Гастон, с усилием подымаясь с кресла. Как вы осмеливаетесь говорить так спокойно об этих ужасах?... Вы думаете испугать меня!.. Но, это вам ее удастся. Нет! тысячу раз нет! Это нелепо. Несмотря на всю вашу ловкость, вы не можете ничего мне сделать, не вредя себе. Я могу быть спокоен, ваша безопасность отвечает за мою.

Мало по малу волнение Гастона утихло и в тоне его голоса послышалась прежняя самоуверенность.

- Я знаю женщин! продолжал он с презрительным видом. Да, я их хорошо знаю и никогда не буду придавать большого значения первому нет. Вы будете ко мне гораздо благосклоннее, графиня де-Монторни, когда взвесите наше действительное положение. Я проживу здесь еще несколько времени, дня три приблизительно. Я более чем уверен, что получу в это время приглашение явиться в замок Монторни. Этим вы покажете, что предпочитаете мир войне. Поверьте мне, не вдавайтесь в крайности. Вы не знаете, на что способен человек, доведенный до отчаяния... Подумайте об этом.

- Я не имею ни малейшого желания доводить вас до отчаяния, холодно заметила Маргарита, я только отклоняю от себя честь называться госпожей де-Ламбак, вот и все! Я не думаю также выказать себя неблагодарной, за то расположение, которое постоянно оказывало мне ваше семейство. Я питаю к госпоже де-Ламбак глубокое и искреннее уважение, и когда я вступлю во владение моим наследством, я съумею доказать, что я лучший друг вашего отца. Но, извините меня капитан, я намерена поступать как мне угодно, и я предпочла бы иметь дело, если это необходимо, с вашим отцем, а не с вами. Я обещаю вам пригласить его со временем в замок, что же касается до вас, то я советую вам отложит в сторону смешные претензии быть моим мужем.

- Никогда! вскричал де-Ламбак.

- В таком случае, сказала спокойно графиня, я жалею, что даром потеряла время и заставила моих лошадей мерзнуть после такой долгой поездки... Слуга тоже я думаю недоумевает, что могло так долго задержать меня здесь, так как могу вас уверить, капитан, что не в моих привычках делать визиты праздным молодым офицерам... Так прощайте... Или нет, до свиданья! Я вполне доверяю вашей разсудительности и вашему... уму... до свиданья!

С этими словами молодая девушка грациозно поклонилась капитану и вышла.

дороги.

Гастон провожал ее глазами до тех пор, пока не скрылось в отдалении белое перо колыхавшееся на шляпе Маргариты.

- Она тысячу раз прекраснее и очаровательнее чем прежде!...

Таковы были первые слова вырвавшияся у капитана.

- Я спрашиваю себя, продолжал он, человеческое ли это существо или демон, брошенный на землю на погибель всем?

Вошедший в эту минуту на звонок капитана слуга получил приказание принести сифон зельтерской воды и бутылку водки.

- Впрочем нет! сказал как бы одумавшись Гастон. Принесите только один стакан... слышите только один...

- Сейчас! отвечал слуга, подумав, в тоже время: положительно капитан все еще нуждается в подкреплении своих душевных сил.

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница