Замок Трамбль.
Часть I.
XV. Перья цапли.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Бернар Ж., год: 1878
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Замок Трамбль. Часть I. XV. Перья цапли. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XV.
Перья цапли.

Уже десять минут извощик Роже напрасно старался заставить идти своих лошадей. Самые энергическия "Ну! Ну!" в сопровождении здоровых ударов бича были безсильны.

Лошади не трогались с места. Передняя лошадь, здоровое и сильное животное, уставилась передними ногами в какую то лужу и решительно отказывалось двигаться вперед, при каждом ударе бича, она вздрагивала и ржала, но не трогалась с места.

- Что это такое? Что это сделалось сегодня с Серой? подумал извощик Жозеф, погляди-ка, прибавил он громко, не упал ли там мешок на дорогу.

Жозеф спустился с груды мешков с зернами, на которых он собирался уже заснуть, и протерев кулаками глаза, пошел посмотреть, что за препятствие остановило Серую.

- Ну, мешок то не испугал бы ее! проворчал он.

Очевидно Серая была кровным рысаком, которого не остановило бы подобное ничтожное препятствие.

- И! вот в чем дело-то вскричал Жозеф! Тут какой-то молодец растянулся во всю длину, поперег дороги. Должно быть он хлебнул лишнее, заключил Жозеф, по понятию которого только неумеренное употребление вина могло заставить христианина выбрать такое опасное место для отдыха.

- Молчи животное! заметил Роже, становясь на колени у тела лежавшого неподвижно среди дороги. Разве ты не видишь кровь?... Это не пьяный, а убитый.

Действительно, тело лежало в луже крови, в которую лошадь не могла решиться вступить, что и было причиной её упорства.

Признаки жизни однако не оставили еще несчастного. Когда Роже тронул его за плечо, то он чуть слышно простонал и по телу его пробежала дрожь.

Правое плечо и рука его были совершенно залиты кровью, на платье были ясные следы обжога и еще слышался слабый запах жженой шерсти, что доказывало, что выстрел, ранивший несчастного, был сделан почти в упор.

- Это верно несчастный случай, заметил Жозеф. Его ружье должно быть само выстрелило.

Но Роже тотчас заметил ему всю несообразность его мнения, так как около раненого не было ружья и кроме того он вовсе не походил на охотника.

После кратких переговоров, было решено положить раненого на телегу и вести его в Оде, так как все равно приходилось ехать мимо этой деревни.

До деревни было не более двух километров, скоро телега остановилась перед гостинницей Белой Лошади и Роже с Жозефом принялись изо всех сил стучать и кричать, до тех пор пока не разбудили всех обитателей гостинницы, спавших в это время крепчайшим сном.

Каково же было изумление хозяина гостинницы, когда в полумраке разсвета он узнал в раненом своего безпокойного и буйного жильца, капитана де-Ламбака.

Капитан вышел из гостинницы поздно вечером, но его отсутствие не возбудило никаких безпокойств.

Гастон де-Ламбак принадлежал к числу людей которые очень быстро сводят знакомство, будучи притом очень не разборчивы; поэтому в Оде и в окрестностях, он скоро нашел себе друзей, которых несколько стаканов вина помирили с его нахальством и грубостью

Раненный был все еще без чувств, когда приехал доктор, за которым поспешил послать хозяин гостинницы.

Оказалось, что крупный заряд дроби проник в правое плечо и руку капитана; хотя никакой важный орган не был поврежден, но большая потеря крови заставляла опасаться за его жизнь.

Очевидно, преступление было совершено не с целью грабежа, так как у капитана остались его часы с брелоками, кольца и кошелек с несколькими золотыми монетами.

- Что, доктор, он умрет? спросил хозяин гостинницы, провожая доктора до дверей.

Но доктор Турио, верный принципам своей профессии, в ответ только покачал головой и сказал, что рана опасна, но что надежда на благоприятный исход еще не потеряна.

С этими словами доктор сел на ожидавшую его лошадь и поскакал домой, торопясь к ожидавшему его завтраку.

Доктор Турио, местная знаменитость, кроме занятий, свойственных его профессии, сотрудничал также в журнале департамента. Поэтому между завтраком и вторым визитом к капитану де-Ламбаку, он поспешил набросать краткий рассказ о трагическом событии и отправить его в редакцию, будучи уверен, что редактор с радостью даст ему место на столбцах своего журнала. Кроме того, этот рассказ, помеченный Оде и подписанный именем доктора, был для него отличной рекламой.

Действительно, редактор был в восторге от этого сообщения и тотчас же послал на место происшествия одного из сотрудников, для собрания более подробных сведений.

Но сведения были довольно скудны и нисколько не объясняли этого таинственного преступления.

Хотя капитан де-Ламбак пришел в себя и был в состоянии отвечать на обращенные к нему вопросы, но его показания также ничего не объяснили.

Он не видел в лицо преступника. Он помнил только то, что, возвращаясь в гостинницу, около часу ночи, он был вдруг ослеплен ярким светом, похожим на блеск молнии, потом он лишился чувств и опомнился уже в гостиннице, на своей постели, у изголовья которой находились доктор и сиделка.

Полиция употребила все усилия, чтобы найти виновного, лес был тщательно осмотрен, все окрестные жители допрошены, но все было напрасно и не было ни малейшей надежды напасть на след преступника.

Журналист, отряженный в Оде, мог узнать только одно, что здоровье раненного поправляется и что можно надеяться на его выздоровление, благодаря искусству доктора Турио.

Кроме того, он услышал, что, несколько дней тому назад, к де-Ламбаку приезжала в гостинницу молодая дама, родственница барона де-Рошбейр.

Разговор капитана и дамы был, повидимому, очень бурный, но о чем именно они говорили, осталось неизвестным, хотя служанка гостинницы и подслушивала у дверей самым добросовестным образом.

Безполезно говорить, что это обстоятельство не появилось в печати.

Издатель журнала был богатый торговец хлебом, арендовавший у барона де-Рощбейр большую мельницу вблизи Бом-ле-Дам. Он хотел возобновить контракт, вследствие больших расходов, сделанных им для улучшения мельницы, и поэтому, весьма естественно, старался быть в лучших отношениях с бароном, которому было бы очень неприятно видеть имя своей племянницы, примешанное к уголовному делу.

Поэтому, визит Маргариты остался тайной, так как, к счастию, журнал оппозиции, не имевший поводов щадить барона де-Рошбейр, опоздал присылкой корреспондента и остался в полном неведении отношений, существовавших между графиней де-Монторни и неотесанным капитаном.

В понедельник утром, когда посланный на рекогносцировку журналист выезжал из деревни, с тощим запасом сведений, которые он мог собрать от жителей деревни и жандармов, очень недовольных тем, что им не пришлось никого арестовать, в это время лесничий Мартен явился в замок Монторни.

Он припес большой пучек белых, шелковистых перьев цапли, которые графиня поручила ему достать для нея.

Аглая тотчас же ввела его в розовую комнату, где её госпожа, в это время, была занята письмом.

найти хоть одну. Я совсем было уже потерял надежду.

- Это настоящия перья цапли? спросила Маргарита, с любопытством разсматривая пучек перьев, принесенный лесничим. Мне всегда хотелось увидеть эти большие перья, которые были в таком почете у наших предков, когда еще не привозили из Африки целые грузы перьев страуса и марабу. Я не хочу вас удерживать, Мартен, вот для вашей жены и детей, прибавила она, вынимая из портмонэ, слоновой кости, банковый билет, совершенно смятый.

Первым движением лесничого было развернуть билет, но он удержался и, зажав его в кулаке, вышел в след за Аглаей, пробормотав несколько слов, в виде благодарности. Только отойдя далеко от замка, среди густой чащи леса, он решился развернуть клочек бумаги, данный ему графиней.

Это был не один, а три билета, смятые вместе, три билета по тысяче франков!

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница