Замок Трамбль.
Часть II.
XX. Истина

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Замок Трамбль. Часть II. XX. Истина (старая орфография)

XX.
Истина

Приказ об аресте был составлен вполне по форме и подписан министром юстиции, так что не было возможности противиться его исполнению.

Приказ был дан арестовать Генриетту Жаке, ложно называющую себя Маргаритой де-Монторни, и отвезти ее в Версаль, где она должна была предстать перед судом, как участница в убийстве настоящей Маргариты де-Монторни, совершенном в замке Трамбль: имена других преступников были: Роберт де-Ламбак, (умерший) Гастон де-Ламбак и Мария Жаке, вдова де-Ламбака и тетка Генриетты Жаке, затем было приложено краткое описание преступления.

Чтение этих документов заняло порядочно времени, но агенты не торопились. Они нисколько не боялись чтобы та, за которой они приехали, могла бежать, так как дом был окружен.

Оправившись после первого удара, но в тоже время принужденный сдаться на очевидность, Барон де-Рошбейр решился заговорить в пользу подсудимой.

- Вы не будете грубы относительно её, сказал он, она столько времени была членом моего семейства, что даже если она преступница, я все-таки не в состоянии видеть чтобы с ней обращались грубо.

- Я могу вам обещать, барон, сказал на это Байе, что я и мой товарищ, мы постараемся исполнить наше неприятное поручение со всей вежливостью, согласной с нашим долгом; будьте уверены, что каково бы ни было положение женщины, мы всегда отнесемся с уважением к её полу.

Тогда баронесса в свою очередь вмешалась в разговор.

- Я не верю всей этой истории, сказала она, что касается подмены дочери графа Монторни, то я боюсь, что это правда, но чтобы она, этот ребенок, головка которого еще вчера покоилась у меня на коленах, а прекрасные глаза с кротостью и доверием глядели на меня, чтобы она была виновна в убийстве... это невозможно!

Сказав это, баронесса заплакала и Амели наклонилась к ней чтобы утешить ее.

Рауль де-Рошбейр и его сестра Люси, точно также в один голос утверждали, что племянница госпожи де-Ламбак была только орудием в руках своего презренного дяди и что было бы глупо давать ей другую роль среди этих низких и безчестных людей.

Теперь, когда самое худшее было сказано и когда узнали в каком преступлении обвиняли ту, которая была столько времени домашним кумиром, было интересно видеть, до какой степени были еще живы любовь и уважение, которые эти люди столько времени питали к преступнице. Сам Рауль, забыв свои прошлые опасения и сомнения, возмущался против того, что эту бедную, беззащитную девушку делали ответчицей за преступления истинных виновных.

- Извините меня барон, сказал наконец Морель, но я полагаю, что нам пора исполнить нашу обязанность.

Барон встал.

- Я следую за вами, господа, сказал он, но так как эта девушка, каково бы ни было её преступление и положение в свете, была моей гостьей, то мой долг велит мне выслушать то, что она может сказать в оправдание своего поведения. Она имеет право на наше заступничество и если она заслуживает сострадания, то мой голос не побоится подняться в её защиту. К несчастию я убежден, что её поведение было очень предосудительно, но я не считаю ее настолько виновной, как это говорится в обвинительном акте.

- Я не чувствую в себе мужества идти к ней с волнением сказал Рауль, я не мог бы перенести её вида.

Он отвернулся и закрыл лицо руками, чтобы скрыть слезы, выступившия у него на глазах.

Тогда Амели вскочила и с сверкающими глазами обратилась к отцу.

- Я пойду с тобой, отец, вскричала она, о, не отказывай мне, умоляю тебя, я никогда не увижу ее более, я это знаю, но я так любила ее, что не могу оставить в эту минуту.

Из всего семейства, только барон и Амели отправились с агентами в комнату Маргариты.

- Графиня Маргарита у себя? спросил барон одну из горничных, все еще бывших в передней, лицо которой выражало боязливое любопытство, так как всеобщее удивление дошло до своего апогея, вся прислуга узнала в Мореле полицейского агента, моряка-разнощика, так сильно раздражившого тщеславие женской прислуги замка.

Девушка, спрошенная бароном, отвечала что час тому назад, она видела как прошла по лестнице графиня Маргарита; Манон и Аглая подтвердили, что графиня у себя и пошли вперед в эту часть замка.

Интересно было видеть как быстро освоилась прислуга замка с мыслию, что Маргарита могла совершить преступление.

- Идите, сказал он прислуге, это важное дело, которое нисколько вас не касается. Если же кто нибудь вздумает подслушивать, то сейчас же будет выгнан. Я приказываю чтобы никто не входил в эту часть замка без моего позволения... идите.

Прислуга удалилась сильно раздосадованная.

- Она наверно заперлась, бедняжка, сказал баров берясь за ручку двери, мы должны заставить ее отворить.

Но против его ожидания дверь не была заперта; Маргарита всегда желала чтобы все её комнаты были ярко освещены, поэтому везде, на столах и каминах горели канделябры, ярко освещая все комнаты.

В ту минуту, как они отворили дверь, из спальни раздался детский, нежный голос, говоривший:

- Войдите, я здесь.

Они вошли, впереди всех Морель.

Комната была восхитительна и отделана с безукоризненным вкусом. Стены были украшены венецианскими зеркалами, всюду разставлены дорогия безделушки, мягкий ковер покрывал пол и сиреневый фон его как нельзя более гармонировал с розовой толковой обивкой комнаты. Посреди комнаты стояла маленькая кровать, закрытая белыми кружевными занавесами. это был настоящий храм невинности.

Яркий огонь горел в камине, соединяя свой свет с блеском свечь.

Рядом с камином, опершись рукой на большое кресло, стояла молодая девушка, предмет розысков полиции.

Она была неподвижна и с вызывающим видом глядела на тех, которые пришли овладеть ею.

Все ожидали найти виновную вне себя от ужаса, встречающую их рыданиями и громко кричащею освоей невинности.

Но их ожидало совсем иное зрелище.

Гордая и безстрашная девушка встретила их не опуская глаз.

Несмотря на постигший ее удар и наказание, которое ее ожидало, поза её была королевская.

Никогда еще её ослепительная красота не была так поразительна как теперь, вследствие возбуждения этой ужасной минуты.

Это была оскорбленная королева, которая с непобедимой гордостью глядела на своих возмутившихся подданных, отвечая на все оскорбления одним презрительным молчанием.

Морель поспешно подошел к ней и сказал протягивая руку:

- Именем закона, Генриетта Жаке, ложно называемая Маргаритой де-Монторни, я вас арестую, как сообщницу в убийстве... сударыня, вы моя пленница!

Она не вздрогнула, не отступила, только голос её слегка задрожал не от бонини, а от отвращения, когда она сказала:

- Не дотрогивайтесь до меня, это безполезно, я не запираюсь и сдаюсь. Да, я Генриетта Жаке и ваша пленница, ваше поручение исполнено, г. Морель.

Морель с почтением отступил, не будучи в состоянии преодолеть своего восхищения к гордой и отважной красавице, стоявшей перед ним.

Сила характера всегда внушает уважение, даже в преступниках. Этот ребенок, бросавший ему в лицо его имя, восхищал и поражал его.

Маргарита, которой мы до конца оставим это имя, Маргарита выдержала их взгляды с мужеством отчаяния. Её чудная красота еще увеличивалась мучениями терзавшими её сердце, тогда как она не могла даже жаловаться. Её прелестные, черные волосы блестящими волнами разсыпались по её плечам и она еще раз откинула их назад привычным, нетерпеливым жестом. Её большие, голубые глаза, составлявшие такой контраст с черными волосами, бывшие её главной прелестью, эти глаза, разница которых по цвету с портретом помогли открыть обман, сверкали сверхъестественным блеском и казались еще больше, на щеках играл слабый румянец; перчатки, веер и обшитый кружевами платок, были небрежно брошены на стул. Сама она была закутана в накидку, в которой должна была ехать в замок герцога д'Агильяра, и красный кашемир накидки, вышитый золотом, еще более увеличивал её красоту. Единственным признаком волнения было то, что грудь её подымалась более скоро, чем обыкновенно.

- Маргарита, моя дорогая Маргарита, вскричала Амели с жалобным упреком.

Затем она вдруг остановилась, не будучи в состоянии окончить начатой фразы, так как рыдания сдавили ей горло.

- Я пришел сюда не для того чтобы упрекать вас, печально сказал барон, но я надеялся что вы имеете сказать что нибудь, что облегчило бы преступление, в котором вас обвиняют, я желал слышать это для того, чтобы иметь средство защитить вас. Я не стану останавливаться на том зле, которое вы сделали всем нам, но поймите, что вас обвиняют в убийстве. О! я не могу поверить этому, это было бы слишком ужасно.

Говоря это, де-Рошбейр глядел то на агентов, то на виновную, с невыразимым выражением горя и тревоги.

Тогда Маргарита наконец заговорила.

- Г. барон, сказала она, у вас великодушное сердце, вы и все ваши были бесконечно добры ко мне. Все это кончилось. Вы будете вспоминать обо мне лишь с отвращением, но имейте теперь еще немного терпения, не прогоняйте меня еще несколько минут. И вы, Амели, выслушайте меня. Прежде чем идти в тюрьму, которая ждет меня и подняться на ступени эшафота, я хотела бы, с позволения этих господ, сказать вам несколько слов. Говоря это она устремила на агентов взгляд исполненный кроткой просьбы и подавляющого презрения.

- Мы будем ждать сколько вам угодно, сударыня, сказал Байе, но вас никто не заставляет признаваться в вашем преступлении.

Морель сделал молчаливый знак согласия, но на лицах этих людей ясно видно было любопытство, от которого они не могли отделаться.

Барон опустился на стул и закрыл лицо руками, но Амели осталась стоять, не будучи в состоянии оторвать взгляда от лица той, которую она так любила.

Маргарита помолчала несколько мгновений, затем заговорила тихим, но ясным голосом.

- Благодарю вас за снисходительность, сказала она, я не употреблю её во зло. Мое признание будет иметь одно достоинство: откровенность и чистосердечие. И тем не менее я была воплощенной ложью, мое имя чужое, мое богатство - также... Но я ни за что на свете не согласилась бы обмануть вас сегодня. Верьте моим словам, как вы поверили бы словам умирающей.

Сказав это она засмеялась своим прежним ужасным и непонятным смехом, но теперь барон и его дочь лучше поняли этот смех и невольно вздрогнули.

Она продолжала:

- Вы знаете мое настоящее имя и положение в свете, я племянница г-жи де-Ламбак, и полагаю, что это все, что вы знаете обо мне; я скажу вам всю правду: сирота без всяких средств, я была всем обязана моей тетке, которая взяла меня; я не знала её и даже никогда прежде не видала; мое имя самое темное, Жаке были всегда простыми фермерами и я полагаю, что как не перерывай их генеалогию между их предками едвали найдется дворянин. Однако вы видите, что несмотря на это я довольно хорошо сыграла мою роль знатной дамы, и это не стоило мне никакого труда. Не правда ли, я была достойна носить знаменитое имя Монторни? Вы согласны, барон? А вы, Амели, разве вы подозревали когда-нибудь кто я? Не думаю.

В этом месте она снова засмеялась, но скоро опять продолжала рассказ.

породистого сокола, вылетевшого из совиного гнезда. Моя бедная тетка, Мария, немного боялась меня в первое время, она уверяла будто у меня слишком аристократический вид.

Настало наконец время, когда де-Ламбаки удалились в изгнание.

Они бежали от кредиторов и процессов, грозивших принять дурной оборот. Я следовала за ними всюду во время их скитаний. Мой бедный отец считал себя очень богатым и ничего не жалел, чтобы дать мне хорошее образование. Может быть с тех пор я читала немного более, чем следовало. Но разве это моя вина? Никто не руководил моим выбором и я предпочитала всему романы, я выучивала наизусть целые главы, и это было моим единственным развлечением. У меня была хорошая память, понятливость и большая сила воли. Я выучивалась всему, чему хотела, я делала все, что мне хотелось делать, и даже сам Роберт де-Ламбак выказывал некоторое уважение к моим способностям. Он не имел ни малейшого уважения к родным своей жены и далеко не был так деликатен, чтобы не говорить своей жене того, что думал. Роберт де-Ламбак, не смотря на свое древнее имя, был грубый негодяй, но все-таки он имел некоторые достоинства. Он был храбр, а его щедрость не знала пределов. В его уме постоянно строились тысячи планов стать прежним богатым де-Ламбаком. У меня также были свои мечты. Я стремилась подняться и занять место в блестящем свете, там где много золота, где бриллианты ослепляют взоры, где могущество действительно повелевает массами, вот о чем я мечтала и чего мне недоставало! У мущины есть сотни средств, если он хочет пробить себе дорогу, но как мало путей для женщины. Если она не прославилась в литературе или искусстве, то ей остается одно средство, замужество, и замужество по разсчету; мне нет надобности слышать ваше мнение на счет этого средства, наверно оно не внушает вам более отвращения, чем мне; еслибы я имела достаточно для этого мужества, то я могла бы выйти замуж за Рауля де-Рошбейр, не чувствуя к нему ни малейшей любви. Во время нашего пребывания в Брюсселе, Гастон де-Ламбак получил отпуск и приехал к нам, тогда я в первый раз увидала его... и полюбила... Но может быть вам наскучило слушать про мои личные дела?

Она отбросила падавшие ей на лоб волосы и при этом движении засверкали бриллианты, которыми были украшены её руки.

- Да, продолжала она, после короткого молчания, я был очень красивый молодой человек, а я маленькая пансионерка, к тому же, что касается семейства матери, то он разделял к нему презрение своего отца и смеялся над моим обожанием. Как я была глупа! Он уехал к своему полку в Африку, и согласился взять кольцо, которое я подарила ему, и которое он по всей вероятности отдал танцовщице, за которой ухаживал. А между тем он увез с собой мое сердце. О! еслибы он тогда женился на мне и увез меня с собою, то я убеждена, что была бы отличной женой и была бы ему верна до смерти.

Он очень редко отвечал на мои письма, и когда он возвратился назад опозоренный, я и тогда еще согласилась бы выйти за него, но он был еще более испорчен, чем прежде. Он боялся отца и поэтому дома не пил, но его характер был слаб и испорчен; он окончательно оттолкнул меня начав ухаживать за дочерью графа де-Монторни, которая приходила в замок из монастыря. Это была бледная, слабая и безхарактерная девушка. Я могу уверить вас, барон, и вас, Амели, что вы никогда не привязались бы так к настоящей наследнице, как к интриганке; это было застенчивое, боязливое, безобидное существо, мы все были с ней очень любезны, но к этой любезности примешивалась доля сострадания. При виде Гастона она была испугана, а его свободное обращение привело ее положительно в ужас. Она ненавидела и избегала его. Скоро однако настоятельница монастыря положила конец её посещениям и наша дружба окончилась. В это время граф захворал. Дочери велели приготовиться ехать к отцу, а де-Ламбака просили проводить ее. Он согласился. Он не был зол и по всей вероятности не имел тогда дурного намерения. На этот раз ему пришло в голову сказать: как жаль, что на месте Маргариты Монторни не Генриетта, она без сомнения несравненно лучше сыграла бы роль знатной дамы; это незначительное замечание, сказанное совершенно случайно, решило мою будущность. Да, я одна придумала этот отвратительный план. Мне первой пришла идея выдать себя за Маргариту де-Монторни. Наши лета были одне и теже, восемнадцать, у нас у обеих были черные волосы и даже между нами было некоторое сходство. Кроме того граф уже много лет не видал дочери, так что не мог удивиться происшедшей в ней перемене, в сердце его пробудилось сострадание и угрызения совести, так что было несомненно, что противно своим прежним намерениям, он откажет все состояние дочери. Роберт де-Ламбак и его сын с жаром ухватились за этот план.

жид, человек далеко не совестливый и занимавшийся прежде ростовщничеством, он перешел во французское подданство и сумасшедший дом, где он был директором, находился в отдаленной части Пуатье. Туда должны были отвезти Маргариту, тогда как я займу её место. Тогда Гастон не отказывался более жениться на мне, он соглашался на это по причине денег и мы должны были втроем разделить состояние графа.

Маргарите должны были дать сильное наркотическое и увезти, прежде чем она придет в себя...

В эту минуту голос молодой девушки прервался, а дыхание стало коротко и прерывисто.

Байе, показывавший некоторые признаки безпокойства, испытующим взглядом оглядел комнату, но везде были разбросаны разные мелочи для дамского туалета и открытые футляры из-под драгоценных вещей.

В одной из шкатулок стояла маленькая дубовая коробочка, но она была закрыта.