Замок Трамбль.
Часть II.
XXII. Смерть.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Замок Трамбль. Часть II. XXII. Смерть. (старая орфография)

XXII.
Смерть.

Да, она отравилась и умирала, в этом не было более сомнения, точно также как было очень мало надежды спасти ее.

В то время когда она упала на пол и терзалась в неописанных мучениях, все забыли её преступление и бросились к ней на помощь.

Барон помог поднять ее и положить на постель, где она провела столько ночей без сна.

Она казалась спокойной, но чтобы не показать своих страданий, она до крови прикусила себе губы.

Ни одного стона, ни одной жалобы не сорвалось у нея с языка, хотя видно было, что она испытывает страшные мучения. На лбу выступили капли холодного пота, признаки агонии, глаза были полуоткрыты, а на губах выступала пена.

Когда ее клали на постель, из левой руки у нея выпал маленький разбитый хрустальный флакон. На флаконе еще можно было прочесть надпись: "Aconit". Он содержал еще в себе несколько капель этого средства, смертельного, когда оно принято в крупной дозе, а позднейший анализ доказал, что к этой дозе был еще прибавлен стрихнин.

Было узнано, что этот яд был взят из маленькой дубовой шкатулки, на крышке которой были вырезаны на меди буквы Р. де-Л., эта шкатулка оказалась наполненной различными ядами, но было очевидно, что Маргарита захотела умереть от того же яда, который убил её жертву.

Она переносила все эти страдания молча со стоическим терпением.

Амеля де-Рошбейр без всякого усилия отбросила свои предразсудки и гордость.

- Я не хочу оставлять её, с жаром сказала она, посмотрите, как она слаба и изменилась и вспомните чем она была для нас несколько часов тому назад.

После этого Амели села на постель и положив голову больной себе на грудь, старалась успокоить ее как ребенка.

- Пошлите скорее за помощью! говорила она, разошлите слуг за докторами, позовите сюда Мариона и Аглаю, идите скорее.

Барон де-Рошбейр, который сразу был поражен, теперь немного пришел в себя и осторожно вышел исполнить просьбы дочери.

Оба агента точно также осторожно оставили комнату. Байе приказал полиции удалиться, потому что не было более надобности стеречь выходы замка, так как было очевидно, что пленницу не придется везти на железную дорогу; Морель и Байе остались единственно для формы.

- Разве я был неправ, когда говорил, что у нея мужество льва? ворчал Морель, сходя с лестницы. Бедняжка! Не многие храбрые солдаты перенесли бы подобную ужасную пытку, продолжая улыбаться, как она.

По всему замку быстро разнеслась весть, что графиня Маргарита опасно больна, может быть даже умирает; лошади были быстро оседланы и прислуга разослана за докторами. Рауль также вскочил на лошадь и скоро опередил всех остальных.

Марион и Аглая поспешили явиться в спальню где принялись ахать и охать, но Амели строго приказала им молчать.

Было очевидно, что нет более надежды, яд слишком проник в организм своей жертвы, а окружавшие больную, в своей неопытности могли только молиться, чтобы на помощь к ним скорее явился доктор.

Весь дом был погружен в тяжелое молчание, разговаривали только шепотом, никто не смел громко произнести слова, но известие облетело весь дом.

Горе баронессы де-Рошбейр, её дочери и Рауля, было вполне искренно; мать и дочь горько плакали.

Лица всей прислуги были печальны и взволнованы никто ничего не говорил, кроме того, можно ли ее спасти?

Ужасно было смотреть на эту борьбу полного жизни существа против действия яда.

Амели де-Рошбейр преследовала тогда странная мысль, которая потом не покидала ее всю жизнь: она была убеждена, что если бы преступница хотела жить, то силой воли, она могла бы остановить действие рокового яда; но, Маргарита де-Монторни не хотела жить.

Тяжело было видеть, как она старалась скрыть свое бледное личико, не желая чтобы окружающие видели, что смерть уже овладела ею.

Она прятала лицо на груди Амели и не шевелилась, только конвульсивная дрожь поднимала её грудь, но не смотря на близость смерти, она все-таки еще думала о том, чтобы скрыть действие яда на её красоту.

Как доктора страшно медлили! Неужели же они никогда не явятся? Пока жизнь еще не угасла, всегда остается надежда, думала Амели.

- Маргарита, дорогая моя, постарайтесь жить, вскричала она, мы спасем вас, вы слишком строго судите ваши проступки, вы так еще молоды! Постарайтесь жить, моя дорогая, ответьте мне хоть одно слово.

Но Маргарита молчала. Однако её крошечная ручка слабо пожала руку Амели. Эта рука была холодна, лицо также похолодело и спазмы сделались реже.

Два раза она старалась заговорить, но её голос был так слаб, а слова так неразборчивы, что Амели принуждена была наклониться к самому её рту, чтобы разобрать что-нибудь.

- Прогоните меня! Я проклятое существо. Похороните меня среди чертополоха, в самом далеком углу, в общую могилу.

Помолчав немного, она прошептала:

- О! как теперь темно! Мне очень холодно! О! еслибы я могла говорить.

- Друг мой, вскричала Амели, я не оставила вас, я здесь около вас; но молитесь Маргарита, молитесь, я буду молиться вместе с вами и... слышите ли вы меня, моя дорогая?

Амели не получила ответа, Маргарита не могла больше говорить.

Она не шевелилась!

Рыдания испуганных женщин, Манон и Аглаи, только одне прерывали молчание.

Амели опустилась на колени перед неподвижным телом, и с жаром стала молиться, чтобы душа грешницы нашла себе прощение у престола Создателя.

Задолго еще до приезда доктора в Маргарите не оставалось более признаков жизни, кроме очень слабого дыхания, но теплота почти исчезла и пульс перестал биться.

Тем не менее, она еще дышала, когда приехал доктор Турио.

За ним ездил Рауль и он конечно не потерял даром времени, но его приезд был уже безполезен.

Доктор уже знал, что случилось и когда он вошел в комнату Маргариты, то но лицу его видно было, что у него нет надежды.

- Все мое искусство теперь безполезно, уже слишком поздно! сказал он, прислушиваясь к дыханию, которое становилось все тише и тише.

Через пять минут оно стало совершенно незаметно. Доктор стал слушать сердце, оно не билось.

Амели вскочила.

- Так она умерла? вскричала она.

- Да! отвечали ей.