| Автор: | Бичер-Стоу Г., год: 1856 |
| Категория: | Роман |
Глава XXIX.
Сад Тиффа.
Если б объём нашего повествования был значительнее, мы бы охотно провели ещё несколько дней в тени Рощи Магнолий, где Клейтон и Нина оставались на некоторое время, и где время летело по дороге, усыпанной цветами; но, к сожалению, неумолимое время которое не ждёт человека, не ждёт и повествователя. Мы должны поэтому сказать в нескольких словах, что когда кончился визит, Клейтон ещё раз проводил Нину в Канему, и оттуда возвратился в круг своих обычных занятий. Нина возвратилась домой совершенно с другим взглядом на предметы, благодаря сближению с Анной. Клейтон справедливо полагал, что благородный пример сильнее действует на человека, чем самые убедительные увещания. Эта истина отразилась на Нине. С минуты возвращения домой, Нина начала ощущать в душе своей положительное влечение к более благородной и деятельной жизни, чем жизнь, которую она вела до этой поры. Великое и всепоглощающее чувство, которое решает участь женщины, есть уже в самом свойстве своём чувство, возвышающее и облагораживающее душу. Оно становится таким даже тогда, когда сосредоточивается на предмете, его недостойном, - а тем более, когда предмет этот вполне его достоин. С первой минуты знакомства, в скором времени обратившегося в искреннюю дружбу, Клейтон никогда не хотел и не решался вмешиваться в развитие нравственной натуры Нины. С помощью врождённой проницательности и дальновидности, он усматривал, что в душе Нины, совершенно бессознательно с её стороны, каждое чувство становилось сильнее, мысли принимали более обширные размеры. Поэтому он предоставил развитие их тем же самым спокойным силам, которые распускают розы и дают поправление виноградной лозе. Перед ней он не хотел казаться другим человеком, - не требуя этого и от неё. - Образ его жизни, его благородство и великодушие сами собою производили на неё благотворное действие. Спустя несколько дней после приезда в Канему Нина вздумала навестить нашего старого друга Тиффа. Это было в одно тёплое, светлое летнее утро, с сероватым туманом на горизонте; когда вся природа погружена была в ту сладкую дремоту и негу, которые служат верными предвестниками знойного дня. Со времени её отсутствия, в делах Тиффа превзошло значительное улучшение. Маленький сиротка, бойкий хорошенький мальчик, с помощью такой заботливой няни, как Тифф, - с помощью кусочка ветчины, заменявшей материнскую грудь и благодаря ветрам и зефирам, нередко убаюкивавшим его под открытым небом, - вырос, сделался маленьким ползающим созданием, следовал за Тиффом во время его агрономических занятий и непонятным лепетом выражал свой восторг. В ту минуту, когда Нина подъехала, Тифф работал в саду. Его наружность, надобно признаться, отличалась необычайною странностью. По обыкновению, он носил передник, как будто показывая этим, что на нём лежат обязанности няни и кормилицы; но так как другие многоразличные его занятия поглощали почти всё его время, и так как он менее всего обращал внимания на украшение своей наружности, то нижнее его платье обнаруживало следы той бренности, которая присуща всему человечеству.
-- Ахти, Боже мой! - говорил он про себя, приноровляясь, с большими затруднениями, с которой стороны приступать к изношенным панталонам, - тут дыра, и там дыра! Для панталон полагается только две дыры, а тут их две дюжины! Не мудрено, что нога не попадает куда следует! Бедный, старый Тифф! Как бы я желал иметь то платье, о котором говорили на собрании и которое служило всё сорокалетнее странствование в пустыне! Удивительно, как всё было прочно в то время! Впрочем, ничего, я навяжу передник сзади и передник спереди, дело-то и поправится. Слава Богу, что есть ещё передники! Делать нечего, надо будет сшить панталоны, пусть только выйдут все зубки у малютки, пусть только кончится необходимость починять платье мастера Тедди, мытьё пелёнок и эта несносная необходимость полоть гряды в саду! Не понимаю, к чему разрастается негодная трава там, где посеяно хорошее семя? Она отнимает время у нас, надоедает нам, - а для чего? Не знаю! Быть может, тут есть и благая цель. Мы мало в этом смыслим.
Тифф сидел в саду и полол гряды, как вдруг он был изумлён появлением Нины, подъехавшей верхом к воротам. Это обстоятельство поставило Тиффа в самое затруднительное положение. Ни один светский кавалер не имел столь совершенного понятия об условиях вежливости, о дани красоте, происхождению и модному свету, как старый Тифф. Поэтому, будучи застигнут между грядами с синим передником спереди и красным сзади, он внезапно увидел себя в безвыходном положении! Тифф, однако ж, не потерялся. Зная, что вполне благовоспитанные люди не стыдятся встречи лицом к липу с нищетой и не гнушаются ею; кроме того, благоразумно полагая, что недостаток радушия несравненно хуже недостатка в наряде, он немедленно встал и поспешил к воротам сделать должное приветствие незваной и нежданной гостье.
-- Да наделит Небо ещё большею красотою ваше прелестное личико, мисс Нина! - сказал он, между тем как лёгкий ветерок играл его красным и синим парусами. - Старый Тифф беспредельно счастлив, видя вас у ворот своей хижины. Мисс Фанни здорова, благодарю вас. Мистер Тедди и малютка, тоже, благодаря Богу, живут помаленьку. Будьте так добры, мисс Нина, пожалуйте к нам, хоть на минутку. У меня есть свеженькие ягодки, которые я набрал в болоте; - мисс Фанни сочтёт за особенное счастье, если вы их отведаете. Извините, - продолжал он, захохотав от чистого сердца и в тоже время бросив взгляд на свой оригинальный наряд, - я ни как не ожидал такого посещения, и потому оделся в старенькое платье.
-- Не беспокойся, дядя Тифф, этот наряд превосходно идёт к тебе! - сказала Нина. - На мой взгляд, он чрезвычайно оригинален и живописен. Ведь ты не из числа тех людей, которые не столько стыдятся за свою беспечность, сколько заботятся об украшении своей наружности, - не так ли? Если ты потрудишься отвести мою лошадь вон к тому пню, - тогда я сойду!
-- Помилуйте, мисс Нина! - сказал Тифф, стараясь с величайшей поспешностью исполнить её приказание. - Если бы старик Тифф стыдился работы, то у него накопилось бы её целая груда, так что ему одному и не справиться бы. Это верно!
-- Со мной вызвался ехать Томтит; - такой негодный! - сказала Нина, посмотрев кругом себя, - он, верно, остался у ручья! Его соблазнил зелёный виноград; - теперь, как говорится, поминай его, как звали. Пожалуйста, Тифф, привяжи Сильфиду где-нибудь в тени, а я пойду к мисс Фанни.
И Нина торопливо пошла по дорожке, окаймлённой с обеих сторон китайскими астрами и ноготками и ведущей прямо к крыльцу, на котором Фанни, с стыдливым румянцем, покрывавшим её смуглые щёки, поджидала мисс Нину. Этот ребёнок, в лесах, среди которых вырос, был самым отважным, свободным и счастливым созданием. Не было дерева, на которое Фанни не могла бы вскарабкаться, не было чащи кустарника, сквозь который она не могла бы пробраться. Она знала каждый цветок в окрестностях её дома, каждую птичку, каждую бабочку; знала с непогрешимою точностью, в какое время созревали различные плоды и расцветали цветы, и, наконец, до такой степени знакома была с языком птиц и белок, что её можно было принять за посвящённую в таинства природы. Единственный её помощник, друг и покровитель, старый Тифф, одарён был тою странною, причудливою натурою, которая не в состоянии допустить к себе привитие грубых начал. Его частые лекции о приличии и благовоспитанности, его длинные и витиеватые повествования о главных подвигах и отличиях предков Фанни, успели поселить в её детском сердце сознание собственного своего достоинства, и в тоже время внушили ей необходимость иметь уважение к лицам, которые отличалась своим превосходным положением в обществе и богатством. Способ воспитания, изобретённый Тиффом, в сущности инстинктивный, был, однако же, в высшей степени философический; особливо, если принять в соображение, что основанием, этому способу служило чувство самоуважения, которое, можно сказать, есть мать многих добродетелей, и щит от многих искушений. Само собою разумеется, много способствовало этому и самое происхождение Фанни. Она получила более нежную организацию, сравнительно с другими находившимися с ней в одном положении. Кроме того, она отличалась способностью, свойственною, впрочем, всему женскому полу, - перенимать тайну одеваться не только прилично, но и со вкусом. Нина, вступив на порог единственной маленькой и тесной комнатки, не могла не удивиться убранству её. Цветы, собранные в болотах и роще, перья разных птиц, коллекция яиц, отличавшихся одно от другого своею наружностью, высушенные травы и другие предметы, составляющие исключительность растительного и животного царства лесистой страны, - служили верным доказательствам её вкуса, образовавшегося при ежедневных и близких сношениях с природой. На этот раз на ней надеты были весьма хорошенькое ситцевое платье и белый кисейный чепчик, которые привёз ей отец, при последнем возвращении из своих странствований. Её каштановые волосы были весьма мило причёсаны; светлые голубые глаза, вместе с прекрасным румянцем, придавали её хорошенькому личику умное, доброе и благородное выражение.
-- Благодарю вас, - сказала Нина, в то время, когда Фанни предложила ей стул, единственный во всём доме, - я лучше пойду в сад. В такие дни, как сегодня, я предпочитаю быть на воздухе. Дядя Тифф, ты не ожидал такого раннего визита? Я нарочно выбрала сегодняшнее утро для этой прогулки, подняла всех на ноги к раннему завтраку, собственно с тою целью, чтоб съездить сюда до наступления зноя. Ах, как мило здесь! Лесная тень покрывает весь сад! Как плавно колеблются эти деревья!.. Пожалуйста, Тифф, продолжай свою работу, не обращай на меня внимания!
-- Да, мисс Нина, удивительно приятно! Я вот вышел в сад в четыре часа, и мне послышалось, как будто деревья, шелестя листьями, хвалили Господа, - так тихо, тихо, знаете, колебался один листик за другим: их сучья казались мне руками воздетыми к небу; и вон там, в той части неба, горела такая яркая звезда! Я полагаю, что эта звезда принадлежит там к одной из самых старинных фамилий.
-- Весьма вероятно, - сказала Нина весело, - её называют Венерой, - звездой любви, дядя Тифф; а мне кажется, что эта фамилия весьма старинная.
-- Любовь - вещь чрезвычайно хорошая, - сказал Тифф. - Она производит, мисс Нина, много хорошего. Иногда, любуясь природой, я говорю себе: кажется, эти деревья любят друг друга: они стоят, переплетаются ветвями, кивают своими верхушками и шепчутся. Виноград, птичка и вообще всё, что вы видите, существует спокойно, никого не обижая и любя друг друга. Люди беспрестанно ссорятся, презирают и даже убивают друг друга; - но в природе вы этого не увидите; в ней всё так тихо, спокойно. Вот уж можно смело сказать, что все эти растения ведут жизнь самую миролюбивую: это чрезвычайно, как назидательно.
-- Правда твоя, Тифф, - сказала Нина. - Старушка-природа - превосходная хозяйка; она из ничего производит удивительные вещи.
-- Да, например, она произвела вон эти громадные леса, и ведь без всякого шума, - сказал Тифф. - Я часто думаю об этом, любуясь моим садом. Да вот, посмотрите на этот рис, - вырос выше моей головы, вытянулся в течение нынешнего лета. И ведь без всякого шума, никто бы я заметить не мог, как это сделалось. На собрании нам говорили о том, как Господь сотворил небо и землю. Старый Тифф, мисс Нина, думает, что Господь не перестаёт созидать вселенную. Сила его является перед вашими глазами на каждом шагу; вы можете видеть это, мисс Нина, во всех растениях! Каждое из них, одарено своею особенною жизнью. Каждое следует по своему пути, но не по другому! Эти бобы, например, посмотрите, как они вьются около своих тычинок; и ведь все в одну сторону, а не в другую, как будто их привязали! Значит, уж так им и показано! Странно, мисс Нина, так странно, что Тифф не может надивиться вдоволь! - сказал он, садясь на землю и предаваясь обычному порыву смеха, которым выражались у него и радость, и печаль и удивление.
-- Тифф, да ты настоящий философ, - сказала Нина.
-- Помилуйте, мисс Нина! Как это можно! - сказал Тифф серьёзным тоном. - Один из проповедников порядочно застращал нас на собрании. Он говорил, что люди не должны быть философами: этого я никогда не забуду! Нет, мисс Нина, надеюсь - я не философ!
-- Извини, извини, дядя Тифф, ведь я не хотела тебя обидеть. Но скажи, пожалуйста, доволен ли ты остался собранием? - спросила Нина.
-- Да, кое-что вынес оттуда, хотя я не знаю, что именно. Представьте, что мне пришло в голову, мисс Нина? Вы приехали сюда, как будто нарочно за тем, чтоб объяснить нам некоторые вещи. Мисс Фанни читает ещё плохо, так будьте так добры, прочитайте что-нибудь из Библии, и поучите нас, как быть христианами.
-- Мили - хорошая женщина, - сказал Тифф с видом некоторого сомнения, - но, мисс Нина, я хочу научиться от белых, и именно от вас, если это не составят вам труда.
-- О, никакого, дядя Тифф! Если ты хочешь послушать, как я читаю, то изволь. Принеси же Библию, а я между тем сяду в тень, и потом ты будешь слушать, не отрываясь от работы.
Тифф побежал в хижину позвать Фанни и принести экземпляр Нового Завета, получить который через Криппса ему стоило больших просьб и чрезвычайных угождений. В то время, как Фанни, выбрав себе место у ног Нины, плела венок, Нина в раздумье, с чего начать чтение, перелистывала книгу. Увидев, с каким вниманием и нетерпением смотрел на неё Тифф, она с каким-то болезненным ощущением в душе признавалась себе, что почти впервые держала в руках книгу, столь драгоценную в глазах Тиффа.
-- Что же я прочитаю тебе, Тифф? О чём ты хочешь услышать?
-- Я хотел бы узнать о кратчайшем пути, который приведёт этих детей в царство небесное, сказал Тифф. Здешний мир очень хорош, пока существует; но, ведь, он кратковременный, в нём ничего нет вечного.
Нина задумалась. Ей предложили самый трудный вопрос! Простодушный старик с детским доверием ждал её ответа.
-- Тифф, - наконец сказала она, принимая непривычный для неё серьёзный вид, - кажется, всего лучше будет, если я прочитаю тебе о нашем Спасителе. Он пришёл в этот мир за тем, чтобы указать нам путь к спасению. Я буду часто заглядывать сюда и прочитаю всю его историю, всё, что говорил он и делал: тогда, быть может, ты сам увидишь этот путь. Быть может, - прибавила она со вздохом, - и я увижу его.
При этих словах внезапное дуновение ветра потрясло куст полевых роз, вившихся около дерева, под которым расположилась Нина, и на неё упало обилие душистых лепестков.
И вот, среди несмолкаемого, глухого ропота столетних сосен и шелеста листьев винограда, раздались божественные слова святого Евангелия:
"Когда в Вифлееме Иудейском родился Иисус, от Востока пришли волхвы, спрашивая: " Где находится новорождённый царь Иудейский? Мы видели на Востоке звезду его и пришли поклониться ему"".
Нет никакого сомнения, что люди с более развитыми понятиями беспрестанно останавливали бы чтение, предлагая тысячи географических и статистических вопросов о том, где находился Иерусалим, кто такие была эти волхвы, далеко ли Восток отстоял от Иерусалима. Но Нина читала детям и старику, в безыскусственной и восприимчивой натуре которых жила беспредельная вера. Детское воображение её слушателей быстро превращало каждый описываемый предмет в действительность. В душе их как-то сам собой немедленно создался Иерусалим, и сделался для них известным, как соседний город И... Царя Ирода они представляли себе живым существом, с короною на голове; и Тифф тотчас отыскал некоторое сходство между ним и старым генералом Итоном, имевшим привычку восставать против всякого доброго дела, предпринимаемого Пейтонами. Негодование Тиффа достигло крайних пределов, когда Нина прочитала о бесчеловечном повелении Ирода умертвить в Вифлееме и окрестностях его всех младенцев; но услышав, что Ирод недолго жил после этого ужасного злодеяния, Тифф немного успокоился.
-- И поделом ему! - сказал он, сильно ударив лопаткой по груде выполотой травы, - умертвить всех бедных младенцев - это ужасно! Да что же она сделали ему? Желал бы я знать, что он думал о себе?
шла перед ними, направляя путь их, и остановилась над тем местом, где была Матерь Божия с предвечным Младенцем; - о том, как они увидели Божественного Младенца, поверглись пред ним и поднесли ему дары, состоящие из золота, ладана и смирны.
-- О, Боже мой! Как бы я желал находиться при этом поклонении! - сказал Тифф. - Этот младенец уже и тогда был Царём Славы! О, мисс Нина, теперь я понимаю тот гимн, который поют собраниях и в котором говорится о колыбели. Вы помните, он начинается вот так...
И Тифф запел гимн, слова которого производили на него глубокое впечатление, даже ещё в то время, когда он не постигал их значения:
"На Его колыбели сверкают капли холодной росы;
Он лежит в яслях, озарённый божественным светом;
Творцом мира, Спасителем и Царём верующих".
с тою же чистотой и нежностью, с какою она распустилась впервые, восемнадцать столетий тому назад. Этот Божественный Младенец, уча впоследствии народ в Галилеи, говорил о семени, упавшем в доброе и честное сердце; семя, упавшее в сердце Тиффа, нашло в нём самую плодотворную почву. С окончанием чтения Нина ощущала, что эффект, который она произвела на других, в одинаковой степени коснулся и её собственного сердца. В эту минуту добрый, любящий Тифф готов был преклониться пред Искупителем человеческого рода, представлявшимся ему в образе младенца. Казалось, что воздух, окружавший его, был проникнут святостью повествования. В то время как Нина садилась на лошадь, чтобы воротиться домой, Тифф поднёс ей небольшую корзиночку дикой малины.
-- Позвольте Тиффу предложить вам маленький гостинец, - сказал он.
-- Благодарю тебя, дядя Тифф, как это мило! Доверши же моё удовольствие: подари мне ветку мичиганской розы.
зноя. Она вспомнила при этом слова священного Писания: "Трава засохнет, цвет завянет, но слово Божие останется неувядаемым вовеки" (Исайя, гл. 40, ст. 8).