Детоубийцы.
Глава VII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Детоубийцы. Глава VII. (старая орфография)

VII.

Проведя два дня вне трактира, Тонет понял, как сильно любит Нелету.

Порой к его отчаянию примешивалась мысль о потере того приятного и веселого существования, которым он раньше пользовался, о том изобилии, в которое он погружался, как в волны блаженства. Кроме того, недоставало ему очарования тайной любви, о которой догадывалась вся деревня, нездорового удовольствия ласкать свою возлюбленную среди опасности, почти в присутствии мужа и посетителей, всегда рискуя быть накрытым.

Изгнанный из трактира Сахара он не знал, куда итти. Пробовал найти друзей в других трактирах Пальмара, жалких хатах, с одним только маленьким боченком, куда лишь изредка заходили выпить люди, не имевшие, ввиду сделанных долгов, возможности посетить трактир Сахара. Тонет бежал от этих кабаков, словно царствующая особа, по ошибке попавшая в харчевню.

Дни он проводил, скитаясь по окрестностям деревни. Когда эти скитанья ему надоедали, он уходил в Салер, Перельо, в гавань Катаррохи, куда-нибудь, лишь бы убить время. Он, обыкновенно столь ленивый, целыми часами работал веслом в лодке, чтобы навестить друга только для того, чтобы выкурить с ним сигару.

Оботоятельства вынуждали его жить в хате отца, и он с некоторым бездокойством смотрел на Тони, порой угадывая по его лицу, что он знает обо всем случившемся. От скуки Тонет изменил поведение. Вместо того, чтобы иерекочевывать из одного конца Альбуферы на другой, словно посаженное в клетку животное, уж лучше помочь бедному отцу. Начиная с следующого дня он, как в былое время, со свойственной ленивым людям, когда они решатся работать, преходящей напряженностью вырывал ил со дна каналов. Тони поблагодарил его за это раскаяние тем, что перестал хмурить брови и заговорил с ним.

Он знает все. Все произошло так, как он предсказывал. Тонет изменил традициям Голубей и отец глубоко страдал, слыша, что говорят о его сыне. Для него было тяжелым ударом видеть, как сын живет на счет трактирщика и отбивает у него жену.

- Это ложь... ложь!-- отвечал Кубинец со страхом человека, сознающого себя виновным. Это клевета!

Тем лучше. Тони был бы рад, если бы это было так. Самое главное было то, что он избавился от опасности. Теперь надо работать, быт честным человеком, помочь отцу в его стремлении засыпать болото землей. Когда болото превратится в поле, когда пальмарцы увидят, как двое Голубей собирают с него много мешков риса, он - Тонет - встретит подругу. Он может тогда выбрать себе одну среди девушек в ближайших деревнях. Богатому человеку ни в чем не бывает отказа.

Ободренный словами отца, Тонет с истинным остервененьем отдавался работе. Бедная Подкидыш работала рядом с ним еще больше чем, когда бывала одна с отцом. Кубинец вечно находил, что она работает слишком мало. Он был требователен и груб с бедной девушкой. Он нагружал ее, как животное, хотя сам первый начинал устават. Задыхаясь под тяжестью корзин с землей и постоянной работы веслом, бедная Подкидыш тем не менее радостно улыбалась, а вечером когда, вся разбитая, готовила ужин, она с благодарностью глядела на своего Тонета, этого блудного сына, который так много заставил отца страдать, а теперь благодаря хорошему поведению позволял стойкому труженику ясно и доверчиво глядеть в будущее.

Однако Кубинец отличался невыдержанной волей. После бурных порывов активности в нем брала верх властная и безграничная лень.

После месяца такой работы Тонет утомился, как и прежде. Значительная часть поля была уже засыпана, оставались однако глубокия ямы, приводившия его в отчаяние, бездонные дыры, через которые снова вливалась вода, медленно подтачивая нагроможденную с таким трудом землю. Кубинец испытывал страх и разочарование перед огромностью предприятия. Привыкший к роскошной жизни в трактире Сахара, он возмущался при мысли о плохой еде Подкидыша, о жидком, безвкусном вине, о черством маисовом хлебе и попорченных сардинках, единственной пище отца.

Спокойствие деда возмущало его. Тот по прежнему бывал в трактире Сахара, словно ничего не случилось. Там он обедал и ужинал, прекрасно сошелся с трактирщиком, довольным тем, как старик эксплуатировал свое место. А с внуком он не желал делиться! С ним он не говорил ни слова, когда виделся вечером в хате, словно он не существует, словно не он хозяин пути!

Дед и Сахар хотят эксплуатировать его и останутся с носом. Быть может все негодование трактирщика не имело другой цели, как отделаться от него, чтобы увеличить свой доход. И с той жадностью, жестокой и бездушной, свойственной деревенскому люду, который в денежных делах не считается с родственными чувствами, Тонет накинулся на Голубя однажды ночью, когда тот собирался на ловлю. Он - Тонет - главный хозяин места, а вот уже сколько времени не видал ни одного сентима. Правда, он хорошо знает, что улов не такой блестящий, как в прежние годы, но дела все таки идут, и дед и дядюшка Пако положили в кошелек не один дуро. Он знает это от скупщиков угрей. Пусть дадут ему ясный отчет. Он хочет иметь свою часть или он отберет место и поищет себе менее хищных компаньонов.

Дядюшка Голубь, считавший себя неограниченным господином над всеми членами семьи, в дервую минуту хотел разможжить внуку голову веслом, но вспомнил о неграх, которых Кубинец убивал в далеких странах. Чорт возьми! Взрослого нельзя бить, хоть он и принадлежит к семье. К тому же угроза отнять место для ловли испугала его.

Дядюшка Голубь дустился в мораль. Если он не дает ему денег, то потому, что знает его характер. Деньги - погибель юношей. Он пропьет их, проиграет бездельникам под тенью какой-нибудь хаты в Салере. Лучше если деньги сохранит дед и это будет лишь на пользу Тонету. Если дед умрет, кому как не внуку, будет прирадлежать все его состояние?

Однако Тонет не хотел довольствоваться одними надеждами. Он хочет получить свое или отберет место. И после тяжелых ссор, продолжавшихся более трех дней, рыбак, наконец согласился однажды вечером вынуть из-за пояса кошелек, и со скорбным лицом отсыпать несколько дуро. Может взят их! Жид! Злодей! Как только он их истратит в несколько дней, пусть снова придет, пусть не имеет угрызений. Какое ему дело, если дед издохнет. Он уже ясно представляет себе свое будущее, представляет его себе с ужасом. Он будет работать, как раб, чтобы внук мог жить барином. И он совсем удалился от Тонета, словно потерял навсегда то небольшое чувство, которое когда-то питал к нему.

Получив деньги, Кубинец не вернулся в хату отца. Он пожелал занятъся от нечего делать охотою, вести жизнь стрелка, питаясь тем, что застрелит, и начал с того, что купил себе ружье лучше тех почтенных пищалей, которые хранились дома. Пиавка, изгнанный из трактира Сахара на другой день после удаления Тонета, ходил вокруг него, видя его праздным, разочаровавшимся в работе, которую исполнял в хате отца.

Кубинец сошелся с бродягой. Он был хорошим товарищем, который мог быть ему полезен. У него была хата, правда, похуже собачьей конуры, однако она могла служить им убежищем. Тонет будет охотником, Пиавка - собакой. Все у них будет общее: еда и вино. Подходит это бродяге? Пиавка был обрадован. Он тоже внесет свою часть в общее хозяйство. Он превосходно умеет вытаскивать верши из каналов и забрав улов, снова опускать их в воду. Он не походил на некоторых безсовестных воришек, которые, по словам пальмарцев, похищали не только душу, но и тело, то есть самые сети. Тонет будет заботиться о мясе, он - о рыбе. Так и порешили. С тех пор только изредка видели в деревне внука Голубя с ружьем на плече, комически посвистывавшого Пиавке, шедшему вслед за ним с опущенной головой, и хитро озиравшемуся по сторонам, нет ли чего-нибудь под руками, что можно было бы стащить.

Целыми неделями они жили в Деесе жизнью первобытных людей. Во время своей спокойной жизни в Пальмаре, Тонет часто с грустью вспоминал годы войны, среди безграничной свободы, лицом к лицу с военными опасностями. Всегда глядя в глаза смерти, не видишь ни препятствий, ни преград и с карабином в руке исполняешь все свои прихоти, подчиняясь лишь закону необходимости.

Привычки, появившияся у него в годы воинственяой жизни в лесу, вновь воскресли теперь в нем в Деесе, в двух шагах от местечек, где существовали и законы и власти. Из сухих сучьев оба товарища строили себе в каком-нибудь уголке леса шалаш. Когда их мучил голод, они убивали пару кроликов или диких голубей, порхавших среди сосен. Когда им нужны были деньги на вино, или патроны, Тонет брал ружье и утром набивал дичи, которую бродяга продавал в Салере или в гавани Катаррохе, и возвращался домой с бурдюком, который прятался в кустах.

Ружье Тонета, дерзко раздававшееся по всей Деесе, было угрозой для сторожей, которым пришлось разстаться с своей прежней спокойной жизнью отшельников.

Пиавка стоял на стороже как собака, между тем как Тонет охотился. Увидев своими зоркими глазами бродяги приближение врагов, он свистал товарищу и они прятались. Часто преследователи встречались с внуком Голубя лицом к лицу, но каждый раз он гордо настаивал на своем желаньи продолжать жить в Деесе. Однажды сторож выстрелил в него, но тотчас услышал в виде грозного ответа свист пули около головы. Против прежнего солдата доносы были безполезны. Он был человек пропащий, не боявшийся ни Бога, ни чорта. Он стрелял так же хорошо, как дед и если он посылал пулю мимо, то потому, что хотел сделать предостережение. Чтобы с ним покончить, надо было просто убить его. Сторожа, имевшие большие семьи, вступили в конце концов в молчаливое соглашение с дерзким охотником и когда раздавался выстрел его ружья, они делали вид, что плохо разслышали и всегда бежали в противоположный конец.

под охраной хозяина. Взамен этого покровительства он исполнял роль сторожа и когда порой аоказывалась пара жандармов из уэрты Русафы, Пиавка угадывал их, раньше чем видел, точно чуял их.

- Треуголки идут!-- говорил он товарищу.

В те дни, когда до соседству с Деесой виднелись желтые ремни и лакированные треуголки, Тонет и Пиавка уходили на Альбуферу. Сев в одну из лодок Голубя, они переезжали от заросли к заросли, стреляя ло птицам, которых подбирал бродяга, привыкший даже зимой входить в воду по самый подбородок. Бурные ночи, темные и дождливые, которые Голубь ожидал, как манны небесной, из-за предстоявшого богатого улова, Тонет и Пиавка проводили в хате последняго, сбившись в угол, так как вода целыми струями вливалась сквозь щели крыши.

Тонет находился в двух шагах от отца, но избегал его, боясь его сурового и грустного взора. Подкидыш осторожно приходила, чтобы принести Тонету чистое белье, и заботливо исполнить ту работу, которую может сделать только женщина. Утомленная дневным трудом, бедная девушка чинила при свете фонаря лохмотья, сидя около обоих бродяг, не обращаясь к ним с словами упрека, только изредка бросая на брата взгляд, полный муки.

Проводя ночи вдвоем, они, не переставая пить, говорили о своих сокровенных думах. Привыкнув по примеру Пиавки к безпрестанному пьянству, Тонет не удержался и сообщил товарищу тайну своей любви к Нелете.

В первое мгновение бродяга хотел возражать. Не хорошо это! "Не пожелай жены ближняго". Потом из благодарности Тонету стал находить извинения и оправдания для его вины, с грубой казуистичностыо старого ризничого. Они, конечно, имеют некоторое право любить друг друга. Если бы они сошлись после брака Нелеты, их грех был бы велик. Но они знали друг друга еще детьми. Они считались женихом и невестой. Вина на стороне Сахара который вмешался, когда его не просили. Он разстроил их отношения. По делом ему! И вспоминая о том, как часто толстяк выгонял его из трактира, он смеялся довольным смехом над его семейной бедой, считая себя отомщенным.

Когда вино в бурдюке приходило к концу и фонарь гас, Пиавка, закрыв пьяные глаза, говорил безтолково о своих верованиях.

Привыкнув к его болтовне, Тонет спал, не слушая его, между тем, как соломенная крыша хаты тряслась от порывов ветра и дождь просачивался через нее.

Пиавка, не уставая, говорил. Почему он такой несчастный? Почему страдает Тонет, тоскует и скучает с тех пор, как не может видеться с Нелетой? Почему в мире царит несправедливость? Почему в погоне за деньгами народ живет не так, как велит Бог?

И приблизившись к уху Тонета, он пробуждал его, таинственным голосом говоря о скором осуществлении своих надежд. Приближаются хорошия времена. Он уже родился. Пиавка видел Его, как вот видит Тонета и Он коснулся своей божественно-холодной рукой его - бедного грешника. И в десятый раз рассказывал он о своей таинственной встрече на берегу Альбуферы. Он возвращался из Салера с пакетом патрон для Тонета и по дороге вдоль озера он испытал такое глубокое волнение, словно приближается что-то такое, что парализует его силы. Ноги подкосились и он упал на землю, желая заснуть, уничтожиться, не просыпаться больше.

- Ты просто был пьян!-- говорил Тонет в этом месте рассказа.

Пиавка протестовал. Нет! Он не был пьян. В тот день он мало выпил. Доказательством может служить то, что он не спал, хотя тело и отказывалось ему служить.

Вечер кончался. Альбуфера окрасилась в темный цвет. Вдали над горами небо было залито красными волнами крови и на этом фоне Пиавка увидел человека, шедшого по дороге и остановившагося около него.

Бродяга содрогался при одном воспоминании. У Него было грустное и нежное лицо, борода разделенная на двое, и длинные волосы. Как Он был одет? Он помнит только белый хитон, нечто в роде туники или очень длинной блузы, а на плечах у него был подавлявший его своей тяжестью какой-то предмет, которого Пиавка не мог одределить. Быть может, то было новое орудие пытки и казни, символ нового искупления человечества. Он склонился над ним и весь свет сумерек, казалось, сосредоточился в его глазах. Он протянул одну руку и коснулся пальцем лба Пиавки. От этого прикосновения холод пронизал его до самых костей, от головы до пят. Нежным голосом прошептал он несколько гармонических и странных слов, которых не разобрал бродяга, и удалился улыбаясь, тогда как он от сильного волнения впал в глубокий сон, и проснулся только несколько часов спустя, когда кругом стояла глубокая ночь.

Больше он не видал Его, но он убежден, что это именно Он. Он снова пришед в мир, чтобы спасти свое дело, запятнанное людьми. Снова Он находится в поисках бедных, смиренных духом, жалких рыбаков лагун. Пиавка будеть одним из избранных. Не даром же Он коснулся его своей рукой. И бродяга с рвением верующого объявил о своем намерении покинуть товарища, как только снова явится желанный мессия.

Тонет возражал сердито, так как сон его был нарушен, и угрожал ему суровым голосом. Пусть замолчит! Сколько раз он ему говорил, что это не более, как пьяный бред! Если бы он был трезв, как и следовало бы быть, раз он исполняет поручения, он понял бы, что таинственный человек никто иной, как итальянский бродяга, который два дня в Пальмаре точил ножи и ножницы, имея за спиной точильныи станок.

Из страха перед рукой покровителя Пиавка утиолкал. Тем не менее его вера была оскорблена и возмущалась вульгарными объяснениями Тонета. Он еще увидит Его! Он убежден, что снова услышит его нежный и странный говор, почувствует на лбу холодное прикосновение Его руки, увидит Его добрую улыбку. Его приводила в уныние только мысль, что встреча может повториться к концу вечера, когда после неоднократного утоления жажды он плохо держится на ногах.

Так проводили зиму оба товарища. Пиавка лелеял самые безумные мечты, Тонет думал о Нелете, которую больше не видал, потому что во время своих редких путешествий в Пальмар молодой человек останавливался на церковной площади и не осмеливался подойти к трактиру Сахара.

Под влиянием этой продолжавшейся целые месяцы разлуки в памяти его воскресало былое счастье и на разстоянии оно принимало увеличенные размеры. Образ Нелеты наполнял его душу. Он видел ее в лесу, где они детьми заблудились, на озере, где они отдались друг другу под сладкими таинственными чарами ночи. В царстве воды и ила, где протекала его жизнь, он не мог сделать ни одного движения, чтобы не натолкнуться на воспоминание о ней. Возбужденный воздержанием и бродячей жизнью, Тонет спал несколько ночей тревожным сном и Пиавка слышал, как он звал Нелету с ревом безпокойного самца. В порыве безумной страсти Тонет почувствовал необходимость увидеть ее. Сахар, болезнь которого все усиливалась, отправился в город. В полдень Кубинец смело вошел в трактир. Все обычные посетителй сидели у себя дома и он мог увидет Нелету одну за стойкой.

Увидя его в дверях, трактирщица вскрикнула, словно перед ней предстал возставший из гроба. Глаза её сверкнули радостью, но сейчас же потускнели, как будто разсудок вернулся к ней, и она склонила голову с негодующим и непристулным видом.

- Уходи, уходи!-- бормотала она. Или ты хочешь меня погубить!

Погубить ее! Это предположение доставило ему такое мучение, что он не осмелился возражать. Инстинктивно он отстуиил и когда раскаялся в своей слабости, он был уже далеко от трактира на площади.

Он не решился вернуться. Когда под влиянием

Ненависть к её мужу побуждала его розыскиивать деда. Все, что он предпримет против него, будет убытком для супруга Нелеты! Ему нужны деньги! Они наживаются, а о нем, хозяине места, забыли! Эти просьбы вызывали между дедом и внуком ссоры и пререкания, которые странным образом не кончались дракой на берегу канала. Старые рыбаки удивлялись тому терпению, с которым Голубь уступал внуку. Год выдался плохой. Главный путь не давал того улова, на который разсчитывали. Сахар к тому же был болен и несговорчив. Сам дядюшка Голубь порою желал, чтобы год скорее кончался и наступила новая жеребьевка, чтобы послать к чорту дело, доставившее ему столько неприятностей. Его старая система была все же лучше. Пусть каждый ловит за свой страх. Никаких компаньонов, хотя бы то была жена!

Когда Тонету удавалось вытянут у деда несколько дуро, он весело свистал Пиавке и они отправлялись от одного трактира в другой, до самой Валенсии, проводили несколько дней, кутя в кабаках предместий, пока пустота кошелька не вынуждала их вернуться на Альбуферу.

Разговаривая с дедом, он узнал о болезни Сахара. В Пальмаре ни о чем другом не говорили, так как трактирщик был первой персоной в деревне, тем более что в минуты нужды почти все обращались к его милости. Болезнь Сахара становилась серьознее. Это не была вовсе мнительность, как думали раньше. Здоровье его было надорвано, но видя его все более толстым, тучным и жирным народ серьезно говорил, что он умирает от избытка здоровья и слишком хорошей жизни!

С каждым днем он все больше жаловался, не в силах определить, в чем заключается его болезнь. Проклятый ревматизм, последствие болотистой почвы и неподвижной жизни, гулял по его жирному телу, играл с ним в прятки, преследуемый домашними средствами, неспособными однако поймать его в его безумной скачке. Утром трактирщик жаловался на головную боль, а вечером на живот или опухоль конечностей. Ночи были ужасны и часто он вскакивал с постели, открывал окно несмотря на зимнюю стужу, говоря, что задыхается в комнатах, где недостаточно воздуха для его легких.

Был момент, когда ему казалось, что он открыл сущность болезни. Он знает ее! Знает даже имя этой негодной! Чем больше он ел, тем труднее ему дышать и он испытывает страшную тошноту. Болезнь его происходила от желудка. И он принялся лечиться, говоря, что дядюшка Голубь мудрец. По словам рыбака, он страдает от избытка удобств, от слишком обильной пищи и хорошого вина. Его врагом является - богатство.

После изгнания из трактира Тонета страшная свояченица снова сблизилась с Сахаром. Зять её, наконец, проявил совесть, как выражалась дикая гарпия. Она выходила ему навстречу, когда Сахар гулял по деревне. Или она вызывала его из трактира, не осмеливаясь предстать перед Нелетой, зная, что та выгонит ее. Во время этих свиданий она с преувеличенным интересом разспрашивала его о его здоровье, жалея его за его безумный шаг. После смерти покойницы ему следовало бы остаться одиноким. А он хотел разыграть молодого парня, женившись на девочке, и вот теперь у него есть все: и неприятности и болезнь. Хорошо еще, что это неблагоразумие не стоило ему жизни!

Когда Сахар пожаловался ей на желудок, злая кумушжа взглянула на него с изумлением, словно в голове у нея зародилась мысль, которая безпокрит ее самое. В самом деле, у него болит желудок? Может, ему дали что-нибудь, чтобы покончить с ним? И в злых глазах злой старухи трактирщик увидел такое ясное, такое враждебное Нелете подозрение, что пришел в бешенство и чуть не побил ее. Убирайся, злое животное! Не даром покойница говорила, что боится сестры больше дьявола. И он повернулся спиной к свояченице, предпочитая больше с ней не видаться.

Подозревать в таких ужасах Нелету! Никогда жена не была с ним так добра и заботлива. Если в душе дядюшки Пако еще оставался след недовольства от того времени, когда Тонет вел себя как хозяин трактира, пользуясь молчаливым согласием жены, то этот след исчез перед поведением Нелеты, забывавшей все хозяйственные дела, чтобы исключительно думать о муже.

Сомневаясь в знаниях того почти бродячого врача, бедного наемника науки, который два раза в неделю приезжал в Пальмар, пичкая всех хиной, словно то было единственное ему известное лекарство, идя на встречу все возраставшей лени мужа, она одевала его, как ребенка, надевала на него каждую часть костюма среди жалоб и протестов ревматика и отвозила его в Валенсию, чтобы его изследовали знаменитые врачи. Она говорила за него и советовала ему, как мать младенцу, делать все, что приказывали ему эти господа.

Ответ был вое тот же. У него просто ревматизм, но ревматизм застарелый, не локализованный в определенном месте, а пропитавший весь его организм. Это последствие его бродячей юности и неподвижной жизни, которую вел теперь. Он должен двигаться, работать, делать побольше физических упражнений и - главное - не предаваться излишествам. Пусть он воздерживается от вина. В нем нетрудно угадать трактирщика, который не прочь выпить с посетителями.. Никаких других злоупотреблений. И врач понижал голос, многозначительно подмигивая и не осмеливаясь ясно формулировать свои ооветы в присутствии женщины.

На Альбуферу они возвращались на мгновенье воспрявувшими духом, после советов врачей. Он был готов на все: хотел делать движения, чтобы освободиться от жира, окутавшого его тело, и мешавшого ему дышать, отправиться купаться, как ему рекомендовали, будет слушаться Нелеты, знающей больше его и поражавшей своим уменьем говорить даже этих важных сеньоров. Но стоило ему только вступить в трактир, как его решенье испарялось. Сладостная нега бездействия охватывала его и каждое движение руки стоило ему жалоб и крайняго напряжения. Он проводил дни около печки, глядя в огонь, с пустой головой, выпивая по настоянию друзей. От одной чарки не умрешь! И когда Нелета сурово посматривала на него, браня его как ребенка, великан смиренно оправдывался. Он не может не считаться с посетителями. Надо уважить их. Дело важнее здоровья.

Несмотря на такой упадок сил, на такое безволие и болезненность, его плотский инстинкт, кадалось, усиливался, и до того обострялся, что постоянно мучил его огненными уколами. В объятиях Нелеты он немного успокаивался. То был как бы удар бичом, встряхивавший весь его организм и после него нервы его, повидимому, приходили в равновесие. Она бранила его. Он убивает себя! Пусть вспомнит советы врачей! Дядюшка Пако оправдывался тем же соображением, как и тогда, когда выпивал. От одного раза не умрешь! И она покорно уступала, причем в её кошачьих глазах сверкала искра злой тайны, словно в глубине своего существа она испытывала странное наслаждение от этой любви больного, которая сокращала его жизнь.

Сахар стонал под гнетом плотского инстинкта. Это было его единственным развлечением, его постоянной мыслью среди болезни и неподвижности ревматика. Ночью он задыхался, ложась в постель, а утро он ожидал, сидя в веревочном кресле у окна, мучительно задыхаясь от астмы. Днем он чувствовал себя лучше и когда ему надоедало жарить ноги перед огнем, он шатаюицейея походкой уходил ю внутренния комнаты.

- Нелета, Нелета!-- кричал он голосом, в котором чувствовалось желание и в котором жена утадывала мольбу.

И оставляя стойку на попечении тетки, она шла к нему с покорным лицом и оставалась невидимой более часа, тогда как посетители смеялись, хорошо осведомленные обо всем, благодаря постоянному пребыванию в трактире.

Дядюшка Голубь становившийея все менее любезным с своим компаньоном, по мере того как подходила к концу эксплуатация места, говорил, что С ахар и его жена гоняются друг за другом, как собаки на улице.

Свояченица утверждала, что зятя хотят убить. Нелета - преступница, а тетка её - ведьма. Обе они дали дядюшке Пако какое-то зелье, от которого помутился его ум, быть может приворотные порошки, которые умеют стряпать некоторые женщины, чтобы расположить к себе мужчин. Вот и гоняется бедняк бешено за нею, не в силах насытитъся и каждый день теряя частицу здоровья. И неть на земле справедливости, которая покарала бы это преступление.

Состояние дядюшки Пако оправдывало сплетни. Посетители видели, как он сидел неподвижно у очага, даже летом, стремясь поближе к огню, на котором кипело кушанье из риса и говядины. У его лица летали мухи и он не обнаруживал желания отогнать их. В солнечные дни он кутался в плащ, стоная, как ребенок, жалуясь на холод, который вызывал в нем боль. Губы его посинели, дряблые, отвислые щеки были желты, как воск, а выпуклые глаза были окружены черной тенью, в которой, казалось, утопали. То был огромный жирный, дрожащий призрак, нагонявший тоску на посетителей.

Дядюшка Голубь, покончивший дело с Сахаром, не посещал его трактира, утверждая, что вино кажется ему менее вкусным, когда он смотрит на эту кучу болезней и стонов. Так как у старика теперь были деньги, то он посещал небольшой кабачек, куда за ним последовали его друзья и число посетителей трактира Сахара значительно поредело.

Нелета советовала мужу отправиться купаться, как ему рекомендовали врачи. Тетка поедет с ним.

- Потом, потом,-- отвечал больной.

И продолжал сидеть неподвижно в кресле, не в силах разстаться с женой и этим углом, к которому точно прирос.

Начали пухнуть лодыжки, принимая чудовищные размеры. Нелета только и ждала этого. Опухоль лодыжки (да, он хорошо помнит это название) предсказывал один из врачей, когда они в последний раа были в Валенсии.

её приказания, переехать в другое место. Как все пальмарские богачи они имели в Русафе свой маленький домик на случай болезней. Там он мог пользоваться советами врачей и аптеками Валенсии. Сахар отправился в путь в сопровождении тетки жены и отсутствовал две недели. Только что опухоль немного спала, он пожелал вернуться. Он чувствует себя хорошо. Не может он жить без Нелеты! В Русафе он чувствует холод смерти, когда вместо жены, видит морщинистое и острое, похожее на угря, лицо старухи.

Снова пошли старые порядки и в трактире, как безпрерывная жалоба, раздавались слабые стоны Сахара.

В начале осени ему пришлось в худшем состоянии вернуться в Русафу. Опухоль распространилась уже на огромные, обезображенные ревматизмом ноги, настоящия ноги слона, которые он влачил с трудом, опиралсь на ближайших людей и на каждом шагу испуская стон.

, чтобы приготовить все в доме в Русафе.

Ночью, готовясь итги спать, когда трактир уж был заперт, Нелете показалось, что она слышит со стороны канала свист, знакомый ей еще с детства. Она полуотворила окно, чтобы посмотреть. Это был он! Он ходил взад и вперед, как побитая собака, с смутной надеждой, что ему откроют. Нелета закрыла окно и вернулась на постель. То, чего требовал Тонет, было явным безумием. Она не так глупа, чтобы скомпрометировать свое будущее в порыве юношеской страсти. Как говорила её враг, свояченица, она была умнее старух.

Польщенная той страстью, с которой Тонет приходил к ней, как только видел ее одной, трактирщица заснула, мечтая о милом. Надо ждать! Быть может былое счастье вернется, когда они менее всего о том думают.

В жизни Тонета произошла новая перемена. Он снова стал послушнын, жил с отцом, работал в поле, почти уже засыпанном землей, благодаря упорству дядюшки Тони.

сосновом лесу, ответить пулей из маузера. Кубинец принял их предостережение к сведению. Люди с желтыми ремнями были не чета стражникам Деесы. Они могли его уложить под любым деревом, откупаясь бумажкой с отчетом о совершившемся. Он снова разстался с Пиавкой, который вернулся к прежней бродячей жизни, украшая себя в пьяном виде цветами, росшими на берегу, и мечтая о мистическом видении, произведшем на него такое сильное впечатление.

Тонет в свою очередь повесил ружье в хате отца и поклялся, что навсегда раскаялся. Он хочет, чтобы его считали серьозным человеком. Он будет таким же добрым и почтительным сыном дядюшке Тони, как последний - деду. Глупостей больше не будет. Растроганный отец обнял Тонета, в первый раз после его возвращения с острова Кубы и вместе они отдались делу осушки полей с горячностъю людей, видящих близкий конец своого дела.

Грусть подняла энергию Тонета, закалила его волю. Под влиянием страсти, пожиравшей его внутренности, он несколько ночей кружился вокруг трактира, зная, что Нелета одна. Он видел, как слегка открывалось и снова закрывалось окно. Без сомнения, она его узнала, и все же оставалась безответной, неприступной. Нет больше надежды! Ему оставалась только любовь семьи. И с каждым днем он все более привязывался к отцу и Подкидышу, разделяя их иллюзии и разочарования, деля с ними их нищету и удивляя их своей трезвостью, ибо он почти не пил, рассказывая по вечерам отцу о своих военных приключениях. Подкидыш сияла от счастья и если вступала в разговор с соседкой, то для того, чтобы расхвалить брата. Бедный Тонет! Какой он добрый! Как он может радовать отца, когда захочет!

Нелета неожиданно покинула трактир, чтобы поехать в Русафу. Она так спешила, что не хотела дожидаться почтовой барки и просила Голубя отвести ее в своей лодке в Салер, в гавань Катаррохи или в какой-нибудь пункт материка, откуда она могла бы направиться в Русафу.

Здоровье Сахара ухудшилось. Он находился в агонии. Для Нелеты не это было важно. Утром приехала тетка с известиями, от которых она остолбенела за стойкой. Уже четыре дня, как свояченица в Русафе. Она втерлась в дом в качестве родственницы и бедная тетка не осмелилась протестовать. Она привела с собой племянника, которого любила, как сына. Он жил у нея: это был тот самый, которого Тонет побил в ночь альб. Сначала ухаживавшая за больным тетка молчала по доброте простодушной женщины. Они родственники Сахара и у нея не было мужества лишить больного этих посещений. Потом подслушала кое-какие разговоры Сахара и свояченицы. Эта ведьма из сил лезет доказать ему, что никто его так не любит, как она и племянник. Говорили и о Нелете. Только что он уехал, как каждую ночь в его доме бывает внук Голубя. А сверх того (и здесь голос старухи задрожал от страха) вчера в доме были два сеньора, приведенные свояченицей и её племянником. Один спрашивал тихим голосом Сахара, а другой писал. Вероятно, составлялось духовное завещание.

- Чорт возьми!-- вскричала она не хуже любого рыбака, посещавшого её трактир.

И ради этого она вышла замуж за Сахара? Радя этого терлеливо сносила его бесконечную болезнь, силясь казаться нежной и заботливой. В ней со всей своей бесконечной силой трепетал эгоизм деревенской девушки, ставящей интерес выше любви. В первое мгновенье она хотела ударить тетку, принесшую ей это известие, когда ничем уже нельзя помочь. Но вспышка гнева отняла бы у нея время и она предпочла поспешно побежать к барке Голубя, и сама схватила весло, чтобы как можно скорее выбраться из канала и аоднять парус.

Под вечер она, как ураган, влетела в домик в Русафе. При виде её свояченица побледнела и инстинктивно попятилась к двери. Не успела ояа скрыться, как получила пощечину от Нелеты и обе женщины с глухим, немым бешенством вцепились друг в друга, перебегая с одного конца комнаты на другой, ударяясь об стены, олрокидывая мебель, крепко держа друг друга скрюченными руками за волосы, как две запряженные в повозку коровы, когорые дерутся, не в силах разъединиться. Свояченица была сильна и внушала некоторый страх пальмарским кумушкам, зато Нелета несмотря на свою нежную улыбку и сладкий голосок отличалась изворотливостью гадюки и кусала свою противницу в лицо с таким бешенством, что проглатывала лившую с нея кровь.

- Кто там?-- стонал в соседней комнате голос Сахара, ислуганного шумом.-- Что там такое?

бешенством, с которым сражались обе женщины и хвалили мужество маленькой рыжеволосой, плакавшей, потому что не могла больше отвести душу.

Свояченица Сахара убежала с племянником, двер захлолнулась. Нелета с растрепанными волосами и покрасневшим от царапин белым лицом, вошла в комнату мужа, очистив зубы от крови врага.

Сахар походил на развалиину. Ноги чудовищно вздулись: отек распространялся теперь, по словам врачей, на живот и губы его посинели, как у мертвеца.

Он казался еще огромнее, сидя в веревочном кресле, с головой ушедшей в плечи, погруженный в апоплексическую сонливость, которую мог стряхнуть с себя только ценою большого усилия. Он не спросил о причине шума, точно сейчас же забыл о нем и только увидя жену, сделал гримасу, которая должна была выражать радость, и забормотал:

- Плохи дела, плохи!

Однако она сама не надеялась, что Сахар будет в состоянии возвратиться на Альбуферу. Врачи не скрывали своего печального мнения. Он умирает от ревматизма сердца, от асистолии. Болезнь неизлечимая. Сердце неожиданно перестанет сжиматься и наступит конец жизни.

Нелета не покидала мужа. Из её памяти не исчезали сеньоры, писавшие что-то около него. Сонливость Сахара приводила ее в бешенство. Ей хотелось знать, что диктовал он под проклятое нашептывание свояченицы и она встряхивала его, чтобы вывести из его сонливости.

Приходя на мгновение в себя, дядюшка Пако говорил все одно и тоже. Он устроил все к лучшему. Раз она не чувствует за собой вины, раз она любит его так, как неоднократно клялась, ей нечего бояться.

наконец от утешений, которые ей расточали жители Русафы, она думала только о том, чтобы разыскать нотариуса, составившого завещание и узнать волю покойного мужа.

Она очень скоро осуществила свое желание. Сахар в самом деле сумел хорошо устроить дело, как он уверял вь последния минуты жизни.

Своей единственной наследницей он назначил Нелету, оговорив впрочем, что если она вторично выйдет замуж или если её поведение будет указывать на любовную связь с другим человеком, то та часть его состояния, которой он мог располагать, должна перейти к свояченице и родственникам первой жены.