Приключения молодого матроса на пустом острове, или Двенадцатилетний Робинзон.
Глава седьмая.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Болье Ж., год: 1823
Категории:Детская литература, Приключения

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Приключения молодого матроса на пустом острове, или Двенадцатилетний Робинзон. Глава седьмая. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

Новое путешествие. Банановое дерево (пизанг). Странная ловитва. Красной гусь. Феликс готовить себе прекрасный ужин. Пальмовые деревья. О! это вино. Ничего недостает к обеду. Попугай Средство не забыть говорить и писать. Ананас. Плетюшка. Кастор припряжен к ней. Сад.

Я отправился с надеждою сделать новые открытия в частях острова еще не посещенных мною, и избрал южный берег. А как не мог итти близко к морю по причине цепи во многих местах острых скал, то избрал себе дорогу выше; но нашел деревья столь близко росшия одно подле другого и так сплетенные плющем, что не мог проникнуть в лес, представившийся моим взором. И так пошел я по вершине утесов, имея с одной стороны необозримое море, а с другой лес, преграждавший мне видеть за ним предметы. Однако вскоре деревья сделались реже, берег понизился, и я мог видеть почти на милю пред собою прекрасный склонявшийся к морю луге с группами деревьев и от востока на западе простиравшийся. Я поспешил на это место, доставлявшее мне почти на каждом шагу тень, и открыл новые произведения, прежде никогда мною невиданные. Время у меня было тогда свободное и ничто не отзывало меня домой, где я все оставил в порядке; почему решился со вниманием разсмотреть каждого рода дерево, кажется растение и заключить о его пользе.

Предваряю Читателей, что для ясности в моем повествовании буду я впредь называть те и другия именами, кои узнал со времени моего выхода с острова, и сделаю сравнение с теми, которые послужили мне в пользу. Я назвал каратас с красными цветами трутным деревом потому, что сердцевина его заменяла мне вещество сие, а по тому также и прочия.

Прежде всего своею странностию обратило на себя мое внимание банановое дерево. Я увидел одно, которое показалось мне неимеющим пня. Оно походило на сверток лежащих один на другом листьев. Этот толстый, зеленоватый столбе был почти втрое выше меня и столь нежен, что я срубил его одним ударом топора моего. После чего сед, чтоб разсмотреть его со вниманием. Листья бананового дерева удивительной величины, и оно приносит плоды довольно похожие на огурцы, коих вкусе кисловат, но весьма приятен; не знаю, только, почему я вообразил, что вареные они гораздо еще лучше. Приближалось время обеда, который долженствовал состоять из яйце и пататов. Я выкопал в земле род печи, положил туда несколько сих плодов и сверху развел огонь. Этот опыт удался мне. Я нашел бананы очень вкусными и почти столь же питательными, как хлеб. После обеда начале я искать густой тени для убежища от сильного зноя, и нашел ее под мангиферами, тесно переплетшимися между собою. Они росли на вершине дерева и простирались далеко к морю, образуя зеленые арки и своды различного вида. Мангнифера или дикая смоковница ростет на морских берегах в болотистой земле. Корни сего дерева его, выходя из оной, возвышаются, распространяются во все стороны и бывают иногда несоразмерно высоки.

в строй по берегу и походили на солдате в мундирах, стоящих в ордере баталии. Сия совершенно новая для меня вещь возбудила мое любопытство. Я разсматривал сих птиц не смея пошевелиться, дабы не испугать их и чтоб они не улетели. Я заметил некоторых из них, кои, по видимому, для безопасности всей стаи стояли как бы на часах. Потом спрятался в кустарнике, чтоб не быть от них примечену, и долго забавлялся, смотря, как они глотали небольших рыбе, раковины и носами своими искали насекомых. Впрочем, не взирая на удовольствие их разсматривать, мне хотелось воспользоваться ими иначе. Я тихо подкрался к оным между дереве, иногда был довольно близко, то бросил в них большой камень; при чем так хорошо уметил, что одного тяжело ранил. Тогда часовые произвели пронзительной крик, и вся стая гусей улетела. Я немедленно подбежал к своей добыче, а как гусь был слишком велик и не по моим силам, то, привязав к нему бичовку, потащил под тень мангиферов. Он столько ослабел от многой вытекшей из раны крови, что не мог увеселять меня. Там я отрезал ему голову и начал щипать, намереваясь изжарить на другой день. При чем угостил Кастора его потрохом, и когда таким образом совершенно очистил, то повесил на сук дерева, которое избрал для проведения на нем ночи.

Прохладный вечере вызвал меня на прогулку поморскому берегу. Там увидел я, много маленьких рыбе, и оне-то без сомнения привлекали к себе птиц сих. Я сделал из гусиного пера, бичовки и прута роде удила, и наловил оных столько, что было довольно для ужина; изжарил на угольях и нашел вкусными. Впрочем кончил сей достопамятный для меня день молитвою, благодаря Бога за новые Его благодеяния, а потом пошел спать на густолиственную вершину мангиферова дерева.

На другой день по утру я направил путь свой к прекрасной пальмовой роще. Гусь мой безпокоил меня своею тяжестию, потому что я и без того уже слишком нагружен был, Почему вздумал привязать его на спину Кастору и то ласками, то строгостью заставил собаку нести сию добычу, от которой немедленно освободил ее, когда достиг леса, где хотел провести утро, и приготовить обед. Здесь-то мог я замечать разные роды пальмовых дереве, из коих каждое доставляло мне какую нибудь пользу. Называемое веер именуется так потому, что походит на него своим видом. Это дерево весьма высоко, но тонко. Почему я легко мог срубить его: ибо в нем много было сердцевины или мягкого вещества, а при том также мягких волокон; что могло мне служить новым материалом для сучения ниток. Я запасся им и положил на солнце для высушения.

Пальмовое дерево имеет на вершине своей пук нежных листов, называемых капустою. Это прекрасное кушанье похоже вкусом на артишоки. Его столько уважают, что для доставания оного срубают дерево. Однакожь мое невежество воспрепятствовало мне им воспользоваться. Впрочем я случайно открыл, что это дерево доставляет приятный напиток. Желая знать толстоту коры его, я сделал в пне надрез, и тогда вытекло оттуда нечто жидкое, которое собрал я в сосуде. Это было сладкое, весьма вкусное вино, которое будучи три дня в надлежащем состоянии, превращается потом в уксус.

Я увидел еще пальмовое дерево, так называемое сагу, и еслиб имел побольше сведений, то из сердцевины его мог бы получить сочное тесто. О, сколько жалел я тогда, что мало учился; ибо сия небрежность лишила меня многих выгоде, кои иначе мог иметь от разных произрастений на этом острове.

полезно: высушенные его листы годны для покрытия хижине; оно, подобно пальмовому, чрез надрезе доставляет сок, а молодой плоде его дает род молока. В зрелостиж уподобляется он миндалю и имеет похожую на простой орехе кору, которая годится для, делания сосудов, а из оболочки на ней можно сучить нитки.

При таком разсматривании время протекло весьма скоро. Надлежало изготовить пышный обед; ибо у меня было прекрасное вино и мясо. Я как не льзя лучше, изжарил красного гуся, от коего получил сало и собрал его в кокосовую скорлупу. Сверх того било еще у меня в пещере также сало прочих животных, которых случалось есть мне; но мысль, теперь возбудившаяся в уме моем, еще никогда не приходила мне в голову. Я вздумал, что это сало может гореть столь же хорошо, как бычачье или баранье. О, сколь я буду щастлив! вскричал я, если буду иметь в скучные зимние вечера лампаду! Да почему же и не иметь ее, ибо у меня есть все нужные к тому принадлежности. Раковина будет лампадою, нитки от распущенных чулок послужат мне вместо светильни, а сало буду я иметь от жаркого. При таком печальном изобретении я запрыгал от радости; но тогда ненарочно коснувшись ногою сосуда с жиром, пролил оный, и не жалел об этом, ибо знал, чем могу заменить его. Я вспомнил сказку о молошниц с кувшином молока, которую выучил наизусть, и мое сходство с нею заставило меня смеяться. В сем-то расположении духа сел я за стол, то есть на свежий дерн. При чем кокосовые листы служили мне вместо скатерти. На них поставил я свое жаркое и положил с одной стороны его прекрасный кокосовый орех, а с другой несколько земляных яблоке. По краям стояли две чаши с пальмовым соком; следовательно ничего недоставало к славному пиршеству. Кастор, сидя подле меня, с нетерпеливостию дожидался своей части от жаркого. Я, как хозяине, угостил его, и оба мы в сей день ели с большим аппетитом.

После обеда влезал я на многия дерева искать гнезде, и нашел голубиные и горлицыны яйца; но самым драгоценнейшим для меня открытием было попугаичье гнездо, в коем недавно вывелись птенцы и начали обростать перьями. Я выбрал самого здорового из них, желая воспитать и имея прекрасную мысль научить его говорить и слышать хоть некоторые звуки человеческого голоса. Потом легонько слез с маленьким моим пленником, который трепетал от страха; но я успокоил его своими ласками и обогрел за пазухой. После чего напоил его пальмовым вином и, сколько было мягче, положил в корзинку.

Иногда боялся я, что не имея случая говорить ни с кем, забуду по Французски, и думая, что в последствии могут пристать к острову люди, желал, чтоб понимали меня. Почему всегда свершал мои молитвы громогласно, и сверх того находил удовольствие на прогулках повторять все выученное мною наизусть в детстве. Но надежда разговаривать с попугаем еще более меня утешала, и я принялся его воспитывать. Мне страшно было даже и помыслишь забыть немногое, которое знал я, и почитал себя нещастливым, что не могу ничему научиться более. Я не думал, что опыт был уже моим учителем, и что я ежедневно приобретал новые сведения. Прежде имел я особенное дарование красиво писать, и приходил в отчаяние, не имея способа упражняться в сем искусстве. Наконец я вздумал каждый вечере палочки писать на столе некоторые из своих мыслей, причем хоть на другой день буквы и изглаждались, за то я приучался чертить их и таким образом сохранить свою способность.

После осми- или десятидневного путешествия, которое доставило новые предметы для моего любопытства,и обогатило меня многими полезными вещьми, я очутился, не понимая как, у своего жилища, но с другой стороны, нежели с которой из него вышед. Цепь утесов в этом месте представляла самое разительное зрелище и как бы садовую оранжерею. Вместо цветочных горшков, небольшие террасы, разсеянны и высунувшияся части были покрыты самыми редкими растениями, коих разнообразие очаровывало взоры, особливо же роде растения тучного с густыми, мягкими листьями, из коих большая чаешь имеют иглы. Каратасы, алое, Индийская смоковница растут там в великом изобилии, а трава змиевка свесила далеко по утесам переплетшиеся стержни свои. Среди сих различных произведений заметил я плод, который ароматическим своим запахом заставлял себя отведать. Каждое произведшее оное растение имело его только по одному на вершине стержня, двух футов вышиною и в дюйме толщиною. Плод походил видом на сосновую шишку и был снаружи желт. Мне весьма понравился вкусе белого вещества его, производящого во рту приятную прохладу. Это был ананас, совершеннейший из плодов Нового Света. Хотя я был и лаком до всего сладкого, однако также разсудителен, и предпочел сему плоду вещи гораздо полезнейшия в тогдашнем моем состоянии.

на спину Кастору. Сам же на себя навьючил связку сахарного тростника, кокосовой орех и корзину, в которой был положен молодой попугай. Вот все, что я принес домой по невозможности захватить больше.

готов был отдать свои ананасы, землянику и даже самый сахарный тростник за маленькую тележку хотя бы и плохой работы. После продолжительного размышления я не выдумал ничего лучше, как сделать крошонку, дабы перевозить в ней домой разные вещи; но почувствовал, что без колес будет это для меня весьма трудно; однако надеялся, что запрягши в нее свою собаку, а сам помогая сзади, я могу ее двигать. Мне не хотелось откладывать вдаль исполнения сего плана. Из ивовых сучьев сплел я крошонку четырех футов в длину и трех шириною; распилил одну доску на несколько планок, кои прибил снизу для предания ей большей крепости. В промежках сей своей работы употребляя свою удочку, наловил я много рыбы, похожей на головля, и которая, изжаренная на угольях, была весьма приятна.

Я кончил свою крошонку весьма кстати; ибо убил на морском берегу довольно большую черепаху, положил ее в оную и хотел запрячь Кастора; однако не без труда мог сделать это: собака противилась, и каждый раз, как я хотел привязать ее, вырывалась у меня и убегала. Почему я должен был употребить побои, хотя впрочем с истинным прискорбием. Наконец собака моя повиновалась, и мы, помогая один другому, дотащили крошню до грота. Такая удача приводила меня в восхищение, но при том также я соболезновал о добром своем товарище, коему бичевки естественно долженствовали перетереть в некоторых местах кожу. И так, дабы впредь отвратить это, вздумал я сделать из козьей кожи нечто похожее на попону; и Кастор, чувствуя себе от того облегчение, мало по малу привык к сей работе.

Время у меня проходило в прогулках и упражнении. Я с удовольствием заметил, что три молодые мои козы скоро оягнятся, ибо начали давать молоко, коего я давно уже лишался. Попугай мой, которого прозвал я Коко, приметно возрастал и уже произносил несколько слове. Я кормил его плодами, бананами, и пойле пальмовым вином. От чего он сделался столь ручен, что следовал за мною во всех моих прогулках, сидя у меня на плече и от времени до времени меня целуя. Я также возрастал, и силы мои удивительно укреплялись; ибо носил уже тяжести, кои к прошедший год едва мог двигать с места; и входя в гроте, должен был нагибаться. Все сие поощряло меня к новым предприятиям. Я решился развести саде близь своего жилища, чтобы иметь под руками самые необходимые и приятнейшия дерева, растения и коренья. И так, прежде сделал я огородку из молодых дереве, кои вырыв, посадил в близком разстоянии одно от другого. Сии деревья были акации, лимонные и других родов. В промежках их посадил я в акациях растения, которые в следующий годе долженствовали составить непроницаемый заборе. Заключавшееся в нем пространство разделил я на несколько небольших квадратов, в коих отдельно растил земляные яблоки, пшено, землянику и разные другия полезные вещи. Такая работа была трудна и продолжительна. Надлежало ходишь далеко за многими предметами и привозить их в крошонк; потом сеять, садить, поливать, взрывать и углаживать землю; что я сделал посредством большой раковины, к которой приладил деревянную рукоятку. Однако таким образом, не взирая на труды и прилежание, сад мой пред началом дождливого времени был, так сказать, только абрис, и я в другой раз долженствовал запереться в своей пещере.

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница