Приключения молодого матроса на пустом острове, или Двенадцатилетний Робинзон.
Глава десятая.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Приключения молодого матроса на пустом острове, или Двенадцатилетний Робинзон. Глава десятая. (старая орфография)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.

Феликса хорошо размыслил. Он приходит к ручью. Надежда. Выходит из лабиринта. Радость и благодарность. Гора. Прекрасный вид. Прибытие. Состояние стада. О! как хорошо дома! Запасы на зиму. Феликс делает себе новое платье. Печальные размышления. утешительное сравнение. Рост и силы Феликса увеличиваются. Великая работа. Отлучка на морской берег. Страшное зрелище, уныние. Любопытство. Великое изумление. Восторг. Их двое. Возвращение в пещеру. Кормилица. Радостные размышления. Кастор знакомится с новоприбывшим.

Я без сожаления оставил пещеру смерти; ибо она была и темна и печальна, предохраняя только от дождя и наводнения. Все мои желания стремились к мирному грошу, саду и зверинцу. С тех пор, как я заблудился, уже не мог считать времени; однакож основательно заключал, что до зимы едва могу кончить жатву свою и запасшись провизией. В сих мыслях я бодро шел вперед, обрубая препятствующия ходу моему дерева и растения. Шум ручейка подал мне некоторую надежду к выходу, и хотя я не видав его, однако слышал; скоро он представился взорам моим, и путь вдоль берегов его казался мне не столь затруднительным. Вот что думал я при сем обстоятельстве: этот ручей конечно имеет исток из какой нибудь горы, и если я пойду вдоль против его течения, то без сомнения достигну оной. При чем хотяб гора сия находилась в лесу, однако я взойду на её вершину и взлезу на дерево, откуда могу обозреть окрестности и найти истинный путь. Даже возможно, что этот ручей выведет меня из лесу. О, Боже! направь шаги мои и не оставь ребенка в такой крайности!

Для такого предприятия потребно было мужество. Целые четыре дня шел я, не видя подтверждения своей надежды и питаясь только кореньями, или лучше сказать умирая с голода. Кастор так же, как и я, весьма нуждался в пропитании, и я думал, что в столь тесных обстоятельствах непременно лишусь своего попугая. К щастию, что мне попался кустарнике с черными ягодами, похожими на кассию, которых он поклевал, хотя они на мой вкус были и весьма горькие.

На пятый день лес сделался реже, почему я мог видеть довольно далеко пред собою. Тогда заметил я также знакомый мне дуб, коего сладкие желуди доставили на сей раз порядочный обед. Наконец благодетельный ручей привел меня к опушке леса, и я вместе с удивлением и радостию увидел и узнал ту самую гору, на которую взлезал уже. Почему пал на колена благодарить Бога за свое избавление от неминуемой опасности. Человек, заключенный в темницу не ожидающий смертного приговора., ощутил бы не более радости, получив свободу, какую чувствовал я в сию щастливую минуту. Тогда я забыл все минувшия горести и наслаждался только настоящим.

Гора с сей стороны представлялась в ином виде, и хотя некоторый род тропинки облегчал всход на нее, но усталость заставляла меня предпринять сие не иначе, как на другой день по утру. Несколько найденных пататов подкрепили силы мои, и я провел ночь на одном из дереве, росших при подошве горы.

На другой день солнце не свершило еще половины своего течения, как я достиг желаемой вершины. О! с каким восторгом обозревал я тогда места, толико крат пройденные мою, особливо же путь к мирному жилищу моему. После чего начале размышлять, с которой стороны легче и скорей могу я его достигнуть. Теперь на сей горе имел я совсем другия чувствования, нежели будучи на ней вскоре после кораблекрушения. Здесь-то уверился я, что был единое существо своего рода на сем острове; здесь-то пролил я столько слез о своем одиночестве. Теперь же, привыкнув к такому образу жизни и отдавшись на произволе судьбы своей, я чувствовал радость, видя себя на свободе и обладателем всех сокровищ своих.

Отдохнув немного, сшел я в долину и направил путь к пещере. Идя туда, каждую минуту встречал я все желаемое; но стремление как можно скорей достигнуть пещеры препятствовало мне тем возпользоваться. Я или сосал апельсине, или не останавливаясь ел бананы. Чтож касается до кокосовых орехов: то я не почитал их достойными труда лезть для них на дерево. Однако не взирая на мое не терпение, ночь застигла меня в довольном еще разстоянии от жилища, и я принужден был также на сей раз спать на открытом воздухе.

Наконец достиг я цели своего путешествия; увидел деревья своей ограды, и слезы радости градом покатились из глазе моих. Однакож прежде нежели вступил в пещеру, как упал на землю и в восторге поцеловал ее. Услышав блеяние овец, я побежал к ним и ласкал сих животных, которых клялся не оставлять более. - Во время моей отлучки родились четыре козленка, кои сосали мать свою и обещали мне много молока и полный запас на зиму. Тогда, по причине великого истощения сил, потребна была мне питательная пища. Остаток дня провел я в спокойствии, ничем более не занимался, как доением козы. При чем блюдо вареного в молоке пшена, пойле столь продолжительного поста, показалось мне превосходнейшим кушаньем.

О! как хорошо дома! вскричал я. Даже самая убогая хижина обладателю оной кажется прелестною; моя ж была собственным произведением; я обязан был ею только трудам своим и сметливости: почему она была для меня еще драгоценнее, и я считал себя щастливейшим человеком в мире, обладая опять ею тогда, когда совсем было в том отчаялся.

Для обезпечения себя на зиму, я видел, что мне надлежало много работать; но для сего нужно было также подкрепить силы свои. - Вскоре убил я трех козлов, и двух коз, с коих отварив бульон, начале заниматься солением их мяса. Бедный мой товарищ Кастор, который, подобно Лафонтеновой собаки, имел, по пословице, только кожу, да кости, вскоре оправился от этой пищи и забыл прежнюю срою усталость. Собрать пшена оставалось уже весьма мало, ибо птицы во время моего отсутствия много истребили оного, и никто не мог удержать их от того. Я застрелил несколько сих птиц, которые на мой щет так растолстели, что доставили прекрасное, вкусное кушанье. Впрочем собирание пшена совершенно заменило мне собирание земляных яблок.

Запасшись таким образом пищею на дождливое, или лучше сказать зимнее время, я начал стараться о снабжении себя также свечами. Пошел собирать ягоде мараки, и после нескольких проведенных в трудах дней уверился, что не буду иметь недостатка в свете. Также запасся я и козьими кожами, дабы сшить из них себе новое платье, которое, блуждая по лесу, почти изорвал в клочки. При чем думал и об улучшении покроя оного, и это удалось мне так, что я смотрел на свое платье с большим удовольствием.

что то же самое приключение, которое выбросило меня на сей пустой острове, может занести сюда другой корабль, и что по сему случаю, может статься, я опять возвращусь в общество человеков. При сей сладостной мысли глаза, мои наполнились слезами. Величайшим моим желанием было увидеться с матушкою, а вторым - жить среди себе подобных. О! еслиб Провидение оказало мне сию милость, сколькоб я тогда старался соделаться достойным оной! Тогдаб главным упражнением моей жизни было любить своих собратий и помогать им. Долго вразсуждении сего напрягал я свое воображение, как вдруг мысль, что на улучшение своей участи имею я весьма слабую надежду, повергла меня снова в глубокую горесть. Однажды я вскричал: "о! сколь я нещастлив!" При чем вспомнив о дремучем лесе, вспомнил также и о том, сколь горестно былоб мое положение, еслиб я принужден был провести худое время года в страшной пещере, не имея света и умирая от хлада и голода. Потом окинув вокруг себя глаза, я разсматривал настоящее свое жилище, просторное, удобное и снабженное всем нужным. Ко мне ласкалась лежавшая при ногах моих собака; попугай, сидевший на столе, забавлял меня лепетаньем своим. Блеяние коз напоминало, что время уже было освободить их от молока их обременявшого от которого получал я пищу приятную и питательную. Тогда я живее, нежели когда нибудь почувствовал, чем был обязан благости Божией, которая доставила мне все сии выгоды. Почему возблагодарил Его из глубины сердца и совершенно предался в волю Его., Дабы впредь удалить от себя горесть, за которую укорял себя как за несправедливость против Создателя, решился я не думать больше о своем состоянии и в свободное время заниматься мыслями иного рода. После чего в душе моей водворились веселость и спокойствие.

Вот уж оканчивалась и третия зима, проведенная мною в гроте. Солнечный зной оживотворил всю природу; дерева покрылись цветом; птицы пением своим приветствовали возвращение прекрасного времени года, и пустынные жители пещеры начали наслаждаться благами, приносимыми им с собою. Лук и сабля, кои нашел я в могиле диких, уже были для меня не столь тяжелы, как прежде. Первый, когда я натянул и выстрелил вверх, то стрела мгновенно скрылась от взоров моих. Рост мой был высок, нервы крепки, и едва ли кто осмнадцати-летний мог сравняться тогда со мной, шестнадцатилетним мальчиком.

Однажды ходив по морскому берегу, нашел я черепаху; при чем вместо того, чтоб на месте разрезать ее в куски, как-то делывал прежде, я напротив того положил ее себе на плеча и отнес в пещеру. Впрочем этот труд казался мне маловажен; ибо силы мои были таковы, что я мог предпринять гораздо важнейший и владеть орудиями, коих назад тому за три года не в силах был сдвинуть с места. Почему начал распространять пещеру, которая стала тесна мне. Я сделал в ней род магазина для провизии; а то место, в котором они прежде лежали, превратил я в большую комнату, где сделал два окна, так что она была самая светлая из всех землянок в моем здании.

мягче.

Кончив сию работу, я опять отправился путешествовать, решась однако ее не терять из виду морского берега, и посещать места уже мне известные. В сем случае любопытство видеть что нибудь новое уступило благоразумию и страшному воспоминанию о дремучем лесе.

Я отправился в сие путешествие рано по утру, идя вдоль по берегу к северу, как вдруг неожиданное зрелище остановило его, причинив необыкновенное смущение. Это были лодки, плывшия довольно близко к берегу. В каждой из них было по два и по три человека почти совершенно нагих и имевших на теле кожу бронзового цвета. Они в лицах своих и движениях оказывали великой ужас, и употребляли все усилия как можно скорей удалишься, избегая, повидимому, неприятелей. Опасение быть от них замечену заставило меня скрыться в кустарнике. Однако такая предосторожность была совсем не нужна; ибо нещастные ни о чем более не думали, как об избежании угрожавшей им опасности. - Когда сии первые лодки удалились: то чрез сколько минуте я уже не видал ни одной; наконец показались еще три оных, из коих две были далеко впереди, а третья от изнеможения находившихся в ней людей остановилась. Тогда заметил я также двух необычайной величины рыб, или, лучше сказать, чудовищ, преследовавших сих нещастных. Они достигли последней лодки, в коей сидели только двое, опрокинули ее, и схватив каждая по добыче, изчезли.

Исполненный ужаса и сострадания оставался я неподвижен на месте. На лбу моем выступил холодный пот; все члены мои были в судорожном движений; наконец я упал на землю в состоянии, коего описать не могу.

Получив опять употребление чувств, я встал и подошел к морскому берегу, где увидел опрокинутую лодку, носившуюся по произволу волне. Но вскоре другой предмет обратил на себя взоры мои. Морской прилив нес его к берегу, и я не зная, что это такое было, желал разсмотреть его. Между тем предмет сей нечувствительно приближался, и сердце мое, на тот раз необыкновенно бившееся, предвещало мне какое нибудь необыкновенное приключение. Я посредством шеста извлек сей предмет из моря на песок. Это была карзина, толь тонко и плотно сплетенная, что вода не могла в нее проникнуть. В ней кротким сном спал прекраснейший ребенок, имевший смуглый цвет кожи и около года от роду. Легко можно представишь себе тогдашнее мое изумление; но никто не может вообразить моей радости. Я пал на колена и начале благодаришь Небо за дар, который казался мне выше прочих. "Буди благословенно имя Твое, милосердый, всемогущий Боже! Соделай меня достойным столь драгоценного дара! Я научу сего ребенка познавать Тебя, любить, и когда языке его возможет произносить некоторые слова: то будет, подобно мне, славословить благость Твою."

голоде и жажду. Кормилиц у меня недоставало, но для сего надлежало достигнуть пещеры, на что потребно было целый час времени. По щастию со мной случилось вино, и я несколько капель оного влил в рот младенца, который скоро опять заснул; и я, поставив карзину на плечо, пошел обратно к своему жилищу, чувствуя истинную радость от такой находки; и в уме моем как бы сами собою составлялись многие планы, клонившиеся на щет моего найденыша.

исполняло услугу, коей я от него требовал. Вскоре коза возымела привязанность к своему питомцу и в определенное время сама приходила кормить его молоком своим, Таким образом удовлетворив первым потребностям моего найденыша, я погрузился в размышления; чувствовал нужду собраться с духом и успокоишься. Наконец Небо посылает мне товарища, думал я: обязуюсь воспитать и обучить его. Тогда он будет привязан ко мне удами дружбы и признательности. Я услышу нежный его голос, отвечающий на слова мои; я полюблю его, а он взаимно меня полюбит. О щасшие! коего я никак иметь не надеялся.

Теперь труды для меня будут во сто крат приятнее; ибо я стану уже работать не для себя одного. Нужна попросторнее колыбель для любезного моего Томи (так я наавал своего найденыша); для сего у меня довольно запасено ивовых сучьев, и я завтраж примусь за эту работу.

Тот вечер провел я самым приятнейшим образом. Дитя, сидя у меня на коленях, играло моими локонами. Я подозвал Кастора познакомить его с ним, и он сначала было ревновал за расточаемые мной младенцу ласки, но наконец я заставил его лизать у оного лице и руки. Чтож касается до попугая Коко: то он, по видимому, радовался увеличению семейства и без умолку лепетал. Но признаюсь, его слова уже не имели для меня прежней прелести; ибо мне хотелось слышать разговоры моего Томи, и одно слово, вышедшее из уст его, было бы теперь гораздо приятнее всего попугаичья болтанья.