Приключения молодого матроса на пустом острове, или Двенадцатилетний Робинзон.
Глава четырнадцатая.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Приключения молодого матроса на пустом острове, или Двенадцатилетний Робинзон. Глава четырнадцатая. (старая орфография)

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.

Туалет Сусанны и Феликса. Изумление Томи. Умножение имущества. Колыбель из акации. Прискорбие Сусанны. Признательность. Путешествие всего семейства. Возвращение. Работы на зиму. Моленная и галлерея. Благочестие пустынников. Приятная зима. Преднамерения Феликса и Сусанны. Безполезные вещи.

Когда я пробудился, то мать моя спала еще глубоким сном, и я имел удовольствие предстать пред нее одетым по Французски; то есть надел прекрасную рубашку, нанковый жилет и понталоны, чулки и башмаки: ибо легко можно судить, что я не забыл запастись также обувью и имел две пары сапогов как будто бы по мне сделанных. Сверх того повязался я еще кисейным платком, надел зеленый кожаный картуз и лишь только хотел предстать в сем наряде пред мать мою, как она сама вошла ко мне в комнату, одетая в прекрасное из Англинского полотна дезабилье и с волосами, подобранными под гребенку. Мы взаимно приветствовали друг друга в обнове; при чем мать моя изъявила великое удовольствие, что имеет белье и платья; но сделала также замечание, что я еще более должен чувствовать сие удовольствие, столько времени лишаясь того и другого.

Проснувшийся Томи чрезвычайно удивился новому нашему убору; он посматривал то на меня, то на Сусанну, и уже спустя несколько минуте протянул к нам свои рученки, говоря: так точно, это папинька и маминька; но теперь она гораздо прекраснее.

Мы продолжали разсматривании заключавшееся в чемодане моей матери, дабы все прибрать к месту. При чем я должен был дивиться предусмотрительности женщин к вниманию их даже к самым безделицам. Сверх довольного количества белья и платья, Сусанна имела еще все нужное для работы. Она нашла множество разной величины игол, ниток и несколько ножниц. Но при сем розыске для меня всего приятнее было открытие на дне чемадана, толстоты необыкновенной, нескольких дестей пищей бумаги, перьев и двух бутылок чернил. "О! какое это для меня сокровище! вскричал я: оно для меня гораздо приятнее всего доселе найденного". Это принадлежит тебе, сын мой, сказала мне Сусанна, а это найденное мной разделю я с тобою, и вынула Библию, Евангелие, несколько томов Масильоновых проповедей. Я с восторгом поцеловал сии божественные книги: ибо кроме того, что оне были для меня полезны, я мог еще учить по ним читать моего приемыша, а также направлять его в правилах Религии, потому с благодарностию принял сей подарок от моей матери, и имея довольно бумаги, сделал стол, на коем весьма легко писать было можно.

Я не забыл о вещах, которые благочестие заставляло желать Сусанну, и по прибытии с корабля вручил ей оные. Спустя несколько дней потом, она просила у меня одной из садовых моих беседок. - Как! возразил я ей, разве вы не знаете, что все принадлежащее мне равно и вам принадлежит? Выберите себе такую, какая вам понравится; и я не осмелюсь подойти к ней, если вы мне то запретите. - Можетель подумать обе этом? Мне всегда приятно ваше присутствие; но во время вашей отлучки я не редко буду уходить под тень акаций: вот чего я от вас прошу с некоторыми к тому приготовлениями по моему вкусу. - Вы оскорбляете меня этим; ибо знайте, что собственно вы здесь верховная повелительница; а я, так сказать, ваш верноподданный.

Протекли две недели в обыкновенных наших упражнениях; при чем старались мы еще собирать все приносимое с корабля морским приливом: ибо волны отчасу более разбивали оный. На пятнадцатый день ввечеру заметил я на лице моей матери задумчивость, весьма меня разтрогавшую, хотя старалась она заглушить вздохи свои и скрыть слезы, невольно катившияся из глаз её. Однако я не смел сделать ей на малейшого допроса, и уважая горесть, заранее удалился в свою комнату, дабы дать ей свободу. Впрочем я проснулся весьма рано и тихо вошел в её комнату; при чем удивясь, что не нашел ее в оной, стал искать по всем углам грота; но ее там не было: она уже вышла из оного. Потом пошел я в сад, и приближаясь к беседке из акаций, услышал вздохи и всхлипывания. Однако, удерживая дыхание, подошел я к ней на цыпочках. - Среди сей беседки возвышался жертвенник из дерна, на коем в некотором роде, ковчега находилось Распятие; мать моя, простершись на земле, молилась пред оным в полголоса - и молилась за спасение души своего сына. Я также пал подле нее на колена. Она увидела меня и, обратив ко мне исполненные слез глаза, сказала: "простите меня сохранившей мне жизнь и соделавший ее щастливою! поверте, что я живо чувствую ваши благодеяния; но не могу забыть сына, который в сей день родился; теперь было бы ему уже осмнадцать лет; воспоминание по сему случаю возобновило горесть мою." Она не могла ничего произнести более: силы ее оставили, и она без чувстве упала ко мне на руки. Я испугался увидев ее в сем состоянии, укорял себя за скрывание себя пред нею, и произнеся несколько раз приятное имя матери, нежнейшими ласками старался привести ее в чувство. Наконец она опомнилась, и видя меня у ног своих с умоляющим видом, сказала: "что это, вы делаете; вы, кажется, ничем меня не обидели, и однако просите прощения. - Так матушка, я прошу прощения виновному Филипсу. Узнайте сына, который не взирая на его проступки, все еще любезен вам, и который прежде нежели объявил о себе, хотел их загладишь." При сих словах чрезмерная радость притупила все чувства Сусанны, она склонила ко мне на грудь свою голову, и обильные слезы, облегчили её сердце. Она пристально разсматривала черты лица моего, и невзирая на перемену, произшедшую в них от лет, трудов и климата, узнала меня вполне и почувствовала всю сладость быть еще матерью. Потом от избытка благодарности пола она ниц пред Богом, и никогда никакая молитва не могла быть теплее и искренней.

Мы облегчили сердца свои приятным разговором. Мать моя приказала мне повторить мои приключения, о коих я уже ей рассказывал, но кои теперь слушала она с большею внимательностию и участием. Потом начали мы взаимно поздравлять друг друга, что после таких горестей наслаждаемся истинным щастием. Будучи оба в молодых еще летах, мы справедливо могли надеяться, что продовольствуем самих себя, и что в последствии наш воспитанник, возросши, облегчит труды наши. Впрочем предвидели также возможность быть свобожденным из острова и возвратиться в общество людей, но думали о сей возможности без большого желания; ибо будучи довольны настоящим, предоставили грядущее в волю милосердого Провидения.

хочу писал свои приключения: а она бралась учить нашего воспитанника и просила начертить на бумаге крупные буквы из азбуки. Причем зная совершенно правила веры, хотела также и в оной преподать Томи начальные наставления.

Мать моя еще не ходила далеко от нашего жилища. Я хотел познакомить ее с прекрасными местоположениями внутренности острова. При том же приближалась зима, и надлежало думать о снабжении себя воском. И так, я предложил ей путешествие на прекрасную равнину и в тенистые рощицы, где росла мираха. Она с радостию согласилась на это, и сие путешествие было для нас весьма приятно. Сусанна отчасу более удивлялась красотам природы и дарам, предлагаемым нам ею в сем месте. Томи нередко забегал вперед нас, и когда уставал, то мы попеременно несли его на руках. Матушка сделала ему из полотна легкое платье, которое было для него гораздо способнее, нежели из козьей кожи. Томи был с природы умен, понятлив, и детская его резвость забавляла нас.

С вершины одного холма указал я матушке лес, бывший мне столь гибелен, и смеючись предлагал ей пройти его со мною, говоря, что ничего не может быть любопытнее пещеры смерти. "Нет, нет! возразила она, на что менять рай на такое страшное место." Мы набрали множество мираковых ягоде, а также довольное количество сахарных тростей и кокосовых орехов. При чем не были забыты и пататы из опасения, что растущих в моем саду недостанет. Наконец, пробыв несколько дней на берегу реки, мы возвратились в свое жилище, снабженные всем полезным на зиму. - Между тем ожидали нас упражнения другого рода; надлежало посолить козлят, черепах и больших рыбе. Мы набрали множество яиц, кои засыпали песком, и сжали нашу жатву сарачинского пшена. Потом упражнялись мы в делании свечь, и все это было кончено еще в хорошую погоду.

туда. И так, остававшееся хорошее время употребил я на построение из досок хижины, кою покрыл тростником, перемешанным с козьими кожами, дабы не мог проникнуть насквозь дождь. Эту хижину сделал я как только было можно ближе к пещере, и провел к ней роде крытой галлереи. Следовательно мать моя во всякое время года имела моленную, куда водила Томи по утру и в вечеру, а не редко также и я вместе с ними возносил там теплейшия моления к Господу.

Наконец сильные дожди принудили нас запереться в гроте; но мы от того были не менее щастливы: ибо разные упражнения и приятности общества людей, взаимно любящих друг друга, делали то, что худое время года протекло для нас нечувствительно. Три или четыре часа в день употреблял я на писание своей истории, которую издаю в публику; остальныеж часы дня проходили в разных ручных работах. Матушка для нас стряпала, доила коз и мыла белье. Впрочем оба мы вместе занимались воспитанием Томи, который утешал нас своею понятливостию. Вечером же читал я матушке книги, и не редко чтение было сопровождаемо размышлениями.

берегах реки. Это было нашею мызою. Туда должны мы были отвести наше стадо, содержать голубей и род кур, недавно нами найденных. Но Провидение определило иначе: Ему угодно было ввести нас опять в общество людей и предуготовить освобождение с острова.

Во время моего путешествия к кораблю нашел я в комнате Гжи Альтамон ящичек из красного дерева, окованный серебром, с крепким замком, и взял его с собою в намерении подарить его матушке. Но тогда оба мы занявшись гораздо полезнейшими предметами, забыли его в углу грота. Как-то в свободный час матушка нашла его, и желая знать, что в нем заключалось, разломала замок, и мы с равнодушием увидели в нем несколько вещей из дорогих каменьев, фамильные бумаги и тысячу луидоров. Будучи таким образом сперва недовольны сею находкою, начали мы потом смеяться такому странному обогащению. Как добрый отец, я хотел употребить сию сумму в пользу Томи и купить ему хорошее заведение. Однакожь после продолжительного хохота вразсуждении сей мысли, мать моя сделала гораздо благоразумнейшее положение. "Если (сказала она) некогда Боге даст освободиться нам с сего острова и мы возвратимся в свое отечество: то будем иметь удовольствие вручить наследником Гжи Альтамон им принадлежащее. Может быть, есть из них такие, коим сие золото и драгоценные каменья будут гораздо полезнее, нежели нам; а бумаги, здесь находящияся, и еще важнее." И так, было условлено между нами положить все опять на прежнее место и хранить, как священный залоге, вверенной Провидением нашей честности.