Бледная графиня.
Часть 1.
VIII. Призрак старого Вита.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Бледная графиня. Часть 1. VIII. Призрак старого Вита. (старая орфография)

VIII. 

Призрак старого Вита.

Там, где море с шумом ударялось о крутые береговые утесы, где ропот волн не умолкал ни на минуту, там природа создала неприступное местечко, оберегаемое морем и скалами.

С незапамятных времен ни одно человеческое существо не посещало этих ущелий, этого берега у подножия высоких, крутых скал.

Однакож, что это такое в полумраке вечера шевелилось там у подошвы гор? Что это, почти такое же белое, как и окружающие его меловые утесы, двигалось между нагроможденными друг на друга, обломками скал, у самого моря. Человек ли был это? Неужели природа не достигла своей цели и, вопреки всем страшным преградам её, смелый обитатель земли все-таки проник сюда. Какже ходили слухи, что никто не может пробраться в это заповедное место, в ущельи и на берег моря, у подошвы скал, не поплатившись жизнью за свою смелость! значит это была басня, продукт народного суеверия?

Кажется это был человек! Он шевелился, руки его были до локтей опущены в воду, прибитую сюда морем во время бури, он вытаскивал оттуда рыбу и клал ее в мешок, который лежал тут же рядом, на половину в воде.

Местечко это приходилось как раз у подножия тех скал, где от времени до времени показывался старый Вит. Сначала рыбаки, видя что он кивает им, пробовали добраться до того места, где стоял он на обломках утеса, но всегда принуждены бывали отказаться от своего намерения. К тому же, только что подходили они ближе к утесу, как призрак старого Вита исчезал, как будто не хотел он завлекать их в эти опасные места, где угрожала им смерть, и киванье его, было, по всей вероятности, только приветствием, но вовсе не знаком, чтобы они шли к нему к взяли его оттуда.

Вышеописанную нами фигуру, сидевшую на немного и круто выдавшемся из под воды камне, едва можно было признать за человека. Седые, длинные волосы, прядями спускавшиеся у него на плечи, издали и в полумраке можно было принять за развеваемый ветром тростник. Длинная белая борода закрывала почти все лицо. Одежда его вся побелела от прикосновения к меловым скалам, так что невозможно было узнать её настоящого цвета. Ноги его были обнажены до самых колен. Но вот взошла луна и бледным волшебным светом озарила живописную бухту между утесами, белые скалы с мрачными ущельями, тихо волнующееся море и странное призрачное существо там внизу у подошвы скал.

При бледном лунном свете скалистый, усеянный ущельями берег выглядел еще живописнее, еще величественнее. Легкия волны отливали серебром: весело прыгали оне перегоняя друг друга и играя плескались о береговые скалы, разсыпаясь миллионами жемчужных брызг, которые долетали до странного старика, спокойно и безстрашно продолжавшого свою работу.

Но вот лунный свет прямо упал на него. По лицу он выглядел очень старым - но вероятно эти седины, эти глубокия морщины были преждевременны, тяжелые следы горя и лишений, так как тело его отнюдь нельзя было назвать ни дряхлым, ни изможденным. Седые волосы, длинными прядями падавшие ему на плечи и белая длинная борода почти сплошь покрывали всю его голову, выдавались только высокий лоб, нос, глаза и рот. В настоящую минуту лицо его выражало усердие: старательно продолжал он вытаскивать из воды рыбу. Должно быть набрал он уже её не мало, мешок был почти полон.

Вдруг одинокий старик поднял голову и повернувшись в сторону скал, принялся прислушиваться потом встал с камня, до половины покрытого водою, так что бедняжка весь вымок. Медленно и осторожно стал он взбираться по обломкам утесов к мрачной разщелине скал, которая была так широка и высока, что туда смело могло войти несколько человек разом.

В этой мрачной разщелине, повидимому, глубоко уходившей вниз, исчезла призрачная фигура старого Вита. - Это мог быть только он, рыбаки узнали его и уверяли, что это был он, а кроме его ни души не видно было никогда на этом непроходимом, негостеприимном месте.

Берег, стал по прежнему пустынным и безлюдным. Мертвая тишина ночи нарушалась только плеском волн, да изредка криком чайки или другой какой нибудь морской птицы.

Вдали, местами, то выплывал, то исчезал парус, блестящая рыбка играла на поверхности воды и снова потом уходила в глубину, морския утки вереницей пролетали мимо и охотно забирались на пустынный, скалистый берег для того, чтобы войти в дележ со старым отшельником и полакомиться вкусной рыбкой, богатым даром моря. А там по прежнему было тихо и спокойно.

Но вот старик опять вышел из разщелины и стал карабкаться по камням вниз к берегу, там он взвалил на плечи мешок с рыбой и снова тем же путем вернулся назад к разщелине скал.

Она была освещена луной и, заглянув туда, можно было видеть целую галлерею, из которой, затем, другия, более низкия разщелины вели в пещеры.

Старик, как мы уже сказали, вернулся в разщелину скал. Он пошел в большое, на подобие грота, отверстие с серыми причудливой формы стенами, с которых постоянно капала вода. Главная пещера была по видимому очень высока и как бы высечена в меловой скале, однакож она не была делом рук человеческих и одной природе обязана была своим образованием.

Неровное дно пещеры состояло из известняка и всегда было сырое, так как во время бури и прилива море прибивало сюда много воды, и часто на значительную высоту наполняло пещеру, удивительно только как мог старый Вит в подобном случае спасать свою жизнь. Кроме того еще тихонько и едва заметно пробивалась сюда вода из соседней боковой трещины.

К этой то трещине и направился старик с кулем рыбы за плечами. Там слышался уже плеск и журчание воды. Через трещину эту вошел он в одну из соседних боковых пещер, где с шумом пробивался стекавший со скал ручеек, ища отсюда выхода в море, светлый, прозрачный ручеек с пресною, годною для питья водою.

Старику пришлось идти в брод. Все более и более погружался он в непроницаемый мрак, окружавший узкий и длинный проход. Но старый Вит должно быть хорошо знал эту дорогу; он бодро и скоро подвигался вперед.

препятствиями, он смело карабкался все дальше и дальше. Вскоре чрез отверстие, почти все наполненное водою и снаружи поросшее папоротником и мхом, вылез он на чистый воздух и очутился теперь в одном из оврагов между меловыми скалами, местами покрытом роскошною растительностью.

Склоны гор были, конечно, большею частью обнаженные, кое где только покрытые мхом и травою; внизу же у подошвы в изобилии росли всевозможные кустарники и травы.

Овраг, до которого, по одному ему известной дороге, добрался старик, был далеко не так крут и глубок, как тот, куда упала Лили, и из него хоть и с трудом, но все же можно было вылезть на верх. Для старика, казалось это было делом привычным: ловко карабкался он по менее крутой стороне обрыва, цепляясь за выступы и коренья. Вверху только можно было заметить, что этот более ровный и мелкий овраг, внизу которого протекал ручей, недалеко лежал он от того, где погибла Лили.

Взобравшись наверх, старик остановился немного чтобы перевести дух, - теперь он опять на несколько часов вышел на землю. Казалось он хотел, чтобы никто не видел его, чтобы никто не знал, что он от времени до времени является сюда на верх, когда бывает нужно сходить в ближайший город за необходимыми припасами, и до сих пор действительно удавалось ему оставаться никем не замеченным.

С мешком за плечами пошел он через лес, а потом по дороге, которая полями и лугами вела в город.

Это был не тот город, где находился суд и куда Варбургские рыбаки морем возили рыбу на рынок, это был маленький городок по другую сторону от Варбурга, в него нельзя было попасть с моря.

После двух-часового пути старик достиг, цели своего путешествия. На городской площади уже собрались крестьяне и торговцы. Они только что выставляли свои товары для продажи. К одному, должно быть, уже знакомому ему торговцу и подошел старик, высыпал ему в чан свою рыбу и получил за это немного денег. Потом, сделав кое-какие закупки, старый Вит двинулся в обратный путь к морскому берегу. Он очень спешил, как будто боялся прозевать что-нибудь или точно кто-нибудь дожидался его там в уединенном убежище внизу у подошвы скал. В Варбургском лесу, близь своего жилища, набрал он несколько каких-то трав и хворосту, положил все это в мешок и перекинув его за плечи, ловко и осторожно принялся спускаться в овраг. Скоро исчез он в глубине его, как раз в том месте, где ручеек пробиваясь сквозь разщелины скал, журча катился в море. Немного погодя, старый Вит опять показался, у подошвы скал, вблизи самого берега. Он положил мешок с хворостом на сухое место, взял полную охапку и вернулся в пещеру. Там, на почерневших уже камнях развел он огонь, поставил на него небольшой котелок к ключевою водою, насыпал туда собранные им в лесу травы и отправился в соседнюю пещеру. Здесь в задней части её, где царствовал полумрак, на небольшом возвышении, на импровизированной мягкой постели из сухих камышей, лежала молодая девушка. Старый Вит, тихонько и осторожно подошел к постели и наклонившись над лежавшей, пристально и озабоченно стал всматриваться в нее.

Молодая девушка лежала неподвижно, как мертвая. Глаза её были закрыты, белокурые локоны в безпорядке разсыпались по постели. На лбу и на голове видны были открытые раны; заботливая рука обмыла их и постаралась унять кровь, но по временам она все-таки капала на бледное личико бедняжки.

Так как в пещере этой было довольно свежо, то старик покрыл безчувственную девушку одеялом.

На шее и на руках кожа была содрана и виднелись большие царапины. Ни крика, ни стона не вырвалось из побледневших уст бедняжки и только слабое, едва заметное дыхание давало знать, что искра жизни тлела еще в этом прекрасном, молодом теле. Без чувств, без сознания, как мертвая, лежала несчастная на постели. Само небо послало ей на помощь этого доброго старика, который с отеческою любовью и заботливостью неутомимо ухаживал за нею, употребляя все зависящия от него меры для того, чтобы спасти ее. Теперь приложив новые холодные компрессы к ранам, он пошел в соседнюю пещеру, где разведен был огонь и заглянул в котелок, готово-ли лекарство. Это был темно-зеленый бальзам из принесенных им из лесу трав. Он снял котелок с огня, дал простынуть лекарству, затем налил немного его в холодную воду и этою смесью продолжал делать примочки к ранам.

Как попала эта безчувственная, израненная девушка в пещеру старого Вита. Кто была наконец эта девушка, за которой, уже несколько дней, заботливо ухаживал добрый старик, как отец за родною дочерью.

На утро после той ужасной ночи, в которую погибла Лили, когда свирепствовала гроза и море бушевало с такою силою, что прибивало волны к самым скалам и вода проникла в первую пещеру, старый Вит, как только море немного поуспокоилось, вышел из своего убежища. Горячей молитвой старик возблагодарил Бога за то, что не погиб он жалкою смертью во время непогоды в пещерах, ведь ему рано было еще умирать, говорил он, цель его жизни не была еще исполнена.

Когда волнение моря мало по малу утихло, он по краю утесов полез к огромному, гигантскому оврагу между скалами. Скаты были так страшно круты, что никогда ни одному человеку сверху не удавалось спуститься вниз; и с низу также невозможно было взобраться на верх. От одного взгляда с высоты в глубину его могла закружиться голова. Со стороны моря скалы не были покрыты ни какой растительностью, тут торчали только обнаженные меловые утесы; овраги же были поросши цветущею зеленью.

Не в далеком разстоянии от себя увидел он молодое, вырванное с корнем деревцо и возле него как будто светлое платье. Что было это такое? не был ли это кусок материи, во время бури снесенный ветром в овраг?

Старый Вит подошел поближе. Возле самого вырванного с корнем и сброшенного в овраг деревца лежало человеческое существо - молодая девушка, вся в крови, быть может разбитая и мертвая; в первую минуту он не мог разобрать этого хорошенько.

Вода ночью проникала до того места, где лежала несчастная, волны обрызгали ее и омыли раны, но верно, не хватило у них силы унести ее с собою вон из оврага.

Не теряя ни минуты, старый Вит проворно встал, осторожно поднял девушку на руки и отнес ее в свою пещеру, где и положил ее на постель из камышей, на возвышении, куда никогда не проникала вода, даже во время сильной бури. С трогательной заботливостью ухаживал он за бедняжкой, в которой теплилась еще искра жизни, просиживал ночи у её изголовья, освежал её раны и употреблял все возможные меры для того, чтоб спасти жизнь бедняжки. Но раны, повидимому, были неособенно опасны, скорее, казалось какое-нибудь внутреннее повреждение или сотрясение мозга подтачивало жизнь найденной в овраге девушки: уже несколько суток, лежала она в пещере старого Вита и несмотря на то, что старик употреблял все усилия чтобы спасти несчастную, она оставалась все в том же безчувственном состоянии; ни разу не пошевельнулась она, ни крика, ни стона не сорвалось с её губ, дыхание было также слабо, едва заметно, одним словом не видно было никаких признаков возвращающейся жизни.