Бледная графиня.
Часть 3.
XXXII. Луч надежды.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Бледная графиня. Часть 3. XXXII. Луч надежды. (старая орфография)

XXXII. 

Луч надежды.

Возвратимтесь снова к раненому Губерту Бургардту.

Путешествие продолжалось. Утро уже наступило.

Губерт неподвижно лежал на месте и мрачно глядел перед собою. Солдат не говорил с ним ни слова и, казалось, не обращал на него никакого внимания.

Вдруг последовал такой сильный толчек, что солдат отлетел в другой конец вагона, а Губерт упал со скамейки.

В то же время раздался крик тысячи испуганных пассажиров, заглушивший на мгновение шум поезда.

За первым толчком последовало еще два, более сильных и почти разрушенный поезд остановился среди трупов лошадей. Оказалось, что поезд наехал на громадный табун лошадей и что из двенадцати вагонов, девять превратились в щепы, а остальные три были также сильно повреждены.

Все вообще представляло ужасное зрелище хаоса, среди которого раздавались крики о помощи., проклятия и стоны раненых и умирающих.

В задних вагонах было несколько человек, получивших лишь небольшие удары, и эти немногие решили сейчас же идти оказывать помощь раненым, и дать знать на ближайшую станцию о случившемся.

Только через несколько часов на место катастрофы пришел поезд со служащими и рабочими, которые начали оказывать помощь раненым и освобождать их из под обломков вагонов.

Но это была долгая и тяжелая работа. Крики умирающих и обезумевших от боли раненых, наполняли воздух. Вовремя, прошедшее после столкновения, многие успели уже умереть, но рабочие освобождали прежде всего тяжело раненых, хотя многие из таких почти сейчас же испускали дух.

Между тем часы проходили, а работа подвигалась очень медленно, подошли другие поезда, которые также по неволе остановились и бывшие в них пассажиры вышли также помогать несчастным.

Вагон, в котором находился Губерт, был последним из разрушенных, но все-таки он пострадал сравнительно менее других.

Когда рабочие дошли до этого вагона, они прежде всего вытащили из под обломков солдата, спутника Губерта, затем были вытащены несколько легко раненых и наконец Губерт, который получил незначительные ушибы, но рана, полученная им от пули была настолько тяжела, что его надо было причислить к тяжело раненым и в суматохе не обратили внимания, что эта рана не могла быть следствием железнодорожной катастрофы.

Между счастливо спасшимися находились одни богатые супруги из Нью-Иорка, стоявшие около работников, как раз в то время, когда Губерта вынимали из под обломков.

- Мы позаботимся об этом несчастном, сказал муж, обращаясь к рабочим, мы отвезем его в Нью-Иорк и там позаботимся, чтобы за ним был хороший уход.

Губерт услышал эти слова и в его душе снова мелькнул луч надежды. Ужасная катастрофа послужила ему к пользу, избавив его от опасности быть выданным консулу и отправленным обратно в Европу и может быть даже ему удалось бы найти у этих людей какое-нибудь место. Эта неожиданная надежда оживила его, она заставила его забыть боль и придала новое мужество.

Губерт был перенесен в готовый вагон, где уже было двое раненых мущин и одна женщина которых всех взял на свое попечение богатый господин из Нью-Иорка.

Вечером поезд с ранеными двинулся наконец в путь, что же касается убитых, то их похоронили на месте катастрофы.

Между тем Губерту сделали перевязку и дали поесть, а на следующее утро поезд был уже в Нью-Иорке.

Губерту стало на столько лучше, что он был в состоянии сам выйти из вагона. Он уже хотел идти искать себе какого-нибудь места, где мог бы ждать окончательного излечения своой раны, как вдруг ему пришло в голову, что поступая таким образом он показывает неблагодарность и, что прежде чем идти, ему надо поблагодарить американца за оказанную им помощь.

Тогда он вернулся обратно.

- Я очень рад, что вы можете ходить, сказал он, увидя Губерта, но не слишком утомляйтесь.

- Я пришел поблагодарить вас.

- За что? Я исполнил только обязанность всякого порядочного человека, при таком ужасном несчастии, отвечал американец. Есть у вас в Нью-Иорке кто-нибудь из родных или вообще место, где за вами стали бы ухаживать?

- Ну, нет, этого у меня нет.

- В таком случае вам придется довольствоваться одной моей помощью, сказал американец.

- Это можно будет устроить, так как вы мне нравитесь, отвечал американец, я получил в наследство громадное имение и был бы очень доволен иметь усердного управителя.

Губерт вздохнул свободнее, и надежда снова пробудилась в нем.

- Это было бы исполнением моего задушевного желания.

- Вы вероятно искали этого места, и как я слышу по выговору, вы немец, а это еще более заставляет меня взять вас, так как немцы обыкновенно очень усердны и добросовестны. Но в вашем настоящем положении я не могу послать вас в почти дикую местность, прежде всего вам необходимо вылечиться.

- Моя рана не опасна.

- Да, это часто так думают в начале, а потом подобные раны имеют очень часто тяжелые последствия, поэтому, пока вы не поправитесь, я не могу дать вам места. Но так как у вас нет никого в Нью-Иорке, то я возьму на себя заботы о вашем леченьи, за что вы в последствии успеете отблагодарить меня.

- Благодарю вас от всего сердца, в восторге вскричал Губерт.

- А теперь отправьтесь вместе с этими ранеными в больницу, г. инспектор, позаботьтесь и об этом раненом.

Инспектор взглянул на Губерта и кивнул головой.

- Хорошо! Можете вы идти, спросил он

- Да, отвечал Губерт.

- В таком случае идемте.

Губерт простился с американцем.

- Я приду навесить вас, и тогда мы окончательно обо всем переговорим, сказал американец.

Инспектор приказал нести остальных трех раненых вперед, а сам с Губертом пошел за ними. Инспектор был нахмуренный, не внушающий доверия человек, который во всю дорогу не сказал с Губертом ни слова.

Дорога в больницу была не близкая, наконец они дошли до большого, похожого на тюрьму, дома. Раненых внесли туда, Губерт тоже вошел за ними.

Внутренность дома указывала на порядок и аккуратность, царствовавшие в нем. Внизу, в большой передней, день и ночь был швейцар. Сторожа были всегда на местах, готовые принять новых больных; всюду была образцовая чистота, для каждого рода болезни существовал особый флигель. Многочисленные служащие управляли громадным заведением и множество докторов всегда были готовы оказать помощь больным.

Раненые, к числу которых принадлежал Губерт, были помещены в отделение наружных болезней, в большую общую комнату на конце длинного корридора, окна которой выходили в сад, принадлежавший к больнице.

В этой комнате было три постели, на которые поместили раненых, взятых на свое попечение богатым американцем, который обязался платить за них. Четвертая раненая, женщина, была отведена в другую комнату.

Вскоре появился молодой доктор осмотреть раны и был очень удивлен, что главная рана Губерта от огнестрельного оружия, но он и не думал распрашивать молодого человека, а только осмотрел рану и нашел ее совсем не такой легкой, как думал Губерта..

На другой день пуля была вынута из раны и оказалось, что легкое задето. Следующие дни прошли без особенных приключений и вообще рана Губерта была на пути к выздоровлению, наконец однажды в комнату явился один из инспекторов заведения с помощником, чтобы записать имена, род занятий и цель путешествия раненых.

При этом неожиданном обстоятельстве, Губерт почувствовал как ему кровь прилила в голову. Наступила его очередь. Что должен он был сказать? Солгать? Бумаг у него не было, и до сих пор обвинение в убийстве Лили преследовало его как проклятие.

Все его надежды были разрушены.

Вдруг случилось неожиданное происшествие.

В ту минуту, как инспектор оканчивал разспросы второго раненного, дверь быстро отворилась и один из помощников инспектора доложил о приезде важного лица, имени которого Губерт не разобрал.

Это положило конец допросу, инспектор объявил, что он должен уйти и обещался снова придти на другой день, чтобы разспросить Губерта, а затем поспешно ушел.

На этот день опасность миновалась, но на следующий день Губерту снова предстоял позор.

Он в мрачном отчаянии лежал на постели, тогда как два других раненных, которым также было лучше, разговаривали между собою.

в тоже время он ни за что не хотел дожидаться в больнице следующого дня. Подумав немного, он наконец принял решение.

Когда наступила ночь и все вокруг затихло, Губерт тихонько приподнялся и стал прислушиваться. Оба его товарища спали.

Тихонько отворив окно, Губерт прыгнул из него на дерево, бывшее в небольшом разстоянии от окна, но ветка, за которую он ухватился, не выдержала его тяжести и несчастный полетел на землю.