Гэбриель Конрой.
XXVII. Неожиданное открытие Виктора

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гэбриель Конрой. XXVII. Неожиданное открытие Виктора (старая орфография)

XXVII.
Неожиданное открытие Виктора.

По счастью для Гамлина, молодая девушка не заметила, что она окрестила незнакомого ей человека и направилась к дверям. Джак вышел из-за колонны и с восторженным уважением следил за нею. Но не успела она дойти до портика, как неожиданно обернулась и быстро пошла назад, едва не задев платьем Гамлина. Её прекрасные глаза выражали смущение, губы были бледны, и во всех её движениях виднелось безпокойство. Она снова остановилась перед колонною и, под предлогом взять вторично святой воды, оперлась рукою на раковину. Джак с удивлением заметил, что её руки нервно дрожали. С минуту он колебался и потом, собравшись с силами, подошел к ней, но не смело и самоуверенно, как он всегда обращался с женщинами, а с юношеской робостью.

-- Могу я вам чем-нибудь служить, мисс, сказал он дрожащим голосом: - вам, кажется, дурно... или вы устали. Прикажете подать вам стул? Тут дьявольская духота... извините, я хотел сказать, что здесь жарко. Прикажете подать вам стакан воды или привести экипаж?

Молодая девушка неожиданно подняла на него глаза, и он совершенно растерялся.

-- Это ничего, сказала она, бросив на Джака такой спокойный и откровенный, но, в то же время, холодный взгляд, что он опустил свои обыкновенно дерзкие взоры: - здесь очень душно. Теперь прошло.

-- Прикажете... начал снова Джак, но она его перебила.

-- Мне ничего не нужно, благодарю вас, произнесла незнакомка с прежним достоинством и, как бы находя необходимым объяснить свое странное возвращение, прибавила: - в дверях была толпа, и у меня закружилась голова. Кто-то меня толкнул, но, может быть, это только мне показалось.

С этими словами, она взглянула на портик, в котором виднелся какой-то мужчина, облокотившийся на колонну.

Джак понял её взгляд, хотя, по всей вероятности, он выражал совершенно иное, и поспешно направился к дверям. К его величайшему удивлению, он узнал в своем неожиданном противнике Виктора. Не говоря ни слова, он одним движением руки и ноги сбросил его с лестницы и преспокойно обернулся к незнакомке. Но она, с такой же быстротою, воспользовалась исчезновением Виктора и в одно мгновение очутилась в карете, ожидавшей ее у портика. Однако, уезжая, она высунула свою прелестную головку в окно кареты и, очаровательно улыбнувшись, взглянула на Джака с нежной благодарностью. Он был совершенно счастлив. Что значила для него новая ссора с Рамиресом? Даже предчувствие этого столкновения увеличивало его радость.

Чья-то тяжолая рука опустилась на его плечо. Он обернулся и увидел Виктора, который весь дрожал от злобы.

-- А, это - вы, Джони, сказал Гамлин, добродушно улыбаясь: - вы здесь живете? Вы - компаньйон св. Антония? Хорошо! А я вас сбросил с собственной вашей лестницы! Странно, что я вас сразу не узнал - неправда ли, Джони?

-- Меня зовут не Джони, caramba! воскликнул Виктор, вне себя от гнева.

-- А, вот что! Вы, значит, принадлежите к знаменитому роду Caramba из Голландской Долины. Но, признаюсь, это - не красивое имя: Джони лучше. Знаете что: не делайте здесь скандала. Сегодня, Джони - воскресенье. Я бы на вашем месте пошел бы преспокойно домой и побил бы до полусмерти какую-нибудь женщину или ребёнка - так, для практики. Но, во всяком случае, я пошел бы домой и не вынимал бы на улице, ножа, а то, пожалуй, обрежешь руку или напугаешь мирных людей. А вот завтра, я пошел бы в соседнюю гостинницу, в No 29, спросил бы мистера Джака Гамлина и, вспомнив с ним старинку, обагрил бы кровью весь дом.

В эту минуту, подошли к Виктору его соотечественники, невзрачные игроки, и он тотчас воспользовался их поддержкой.

-- Нас принимает за собак этот негодяй, произнес он с горечью.

Но Гамлин, понимавший испанския бранные слова, разслышал эту фразу и ответ неожиданных союзников, воскликнувших хором:

-- Caramba!

Быть может, они приняли бы наступательное движение, еслиб их не пугало что-то сверкавшее в глазах Гамлина и что-то не видневшееся, но, вероятно, бывшее в его кармане.

-- Это - ваши друзья? продолжал он с иронической любезностью. - Все вы - Caramba! Может быть, им теперь не время? Так пусть пожалуют с вами завтра. Если же моя комната слишком мала или они не хотят ждать, то милости просим в соседний сквер, Plaza del Toros. Что вы сказали? Извините, я немного глуховат.

Под этим предлогом Джак подошел к одному из союзников Виктора, и тот поспешно отретировался. Гамлин захохотал, но, видя, что вокруг них собирается толпа, он положил конец шутке, хотя она очень его забавляла. Он пресерьёзно снял шляпу, поклонился Виктору и его друзьям, дерзко надел ее на бекрень и с вызывающим видом медленно пошел домой. Очутившись в своем нумер, он разбудил спавшого Пита и вступил с ним в религиозный спор, доказывая, к величайшему ужасу негра, что католическая церковь - единственно приличная церковь для белых. В конце этого глубокомысленного разсуждения, он неожиданно спросил, в порядке ли пистолеты, что окончательно привело втупик Пита.

Между тем, Виктор также простился с своими друзьями.

-- Негодяй подло бежал, сказал он: - это ты, Тибурсио, обратил его в бегство.

-- Нет, он узнал тебя, Виктор, и сердце его ёкнуло.

-- При виде мексиканцев, вечно готовых заступиться за свободу, он задрожал, как цыплёнок, прибавил невзрачный джентльмэн, ретировавшийся при наступлении Гамлина: - пойдемте отпразднуем нашу победу.

Виктор желал поскорее отделаться от своих друзей и, видя возможность подобного спасения в попойке, тотчас пошол с ними в ближайший погребок.

Случайно, этот погребок оказался главнейшим учреждением подобного рода в Сан-Антонио. Он отличался всеми типичными свойствами всех погребков, т. е. был грязной, смрадной, пропитанной табачным дымом трущобой. Стены его были украшены несколькими французскими картинами, прекрасными по исполнению, но низкими в нравственном отношении, и испанскими образами, низкими по исполнению, но высокими по нравственности. Кроме того, висели портреты Санта-Анны и какого-то другого революционного генерала; наконец, тут же виднелась аллегорическая картина гения свободы, осенявшого лаврами мексиканскую республику. Побуждаемый, вероятно, тем же пристрастием к аллегории и поэзии, погребщик прибавил к своей художественной коллекции блестящую, раскрашенную афишку американского спекулятора, объявлявшого миру об изобретенном им жизненном элексире устами громадного пестрого ангела. В дальном углу комнаты, за зеленым столом играли в карты человек десять или двенадцать, которые не обращали никакого внимания на странствующого музыканта, лениво игравшого какую то мрачную мелодию на арфе.

Виктор внимательно взглянул на одного из игроков. Это был странный английский переводчик, на которого он наткнулся во время своего памятного посещения дона-Хосе. Виктор тотчас его узнал, хотя его неряшливая, рабочая одежда была заменена праздничной, черной парой. Он не поднимал глаз со стола, пока не проиграл нескольких серебряных монет, лежавших перед ним; потом он встал, кивнул головой товарищам и молча вышел из комнаты.

-- Вы его знаете? спросил Винцент, с уважением смотря на товарища.

-- Да, это - американская собака, отвечал Виктор, находя удовольствие хоть за спиною отомстить американцу за его прежнюю дерзкую выходку: - он хвалится, что знает наш язык и историю, а проклятые американцы обращаются к нему, а не к нам, когда надо объяснить какое-нибудь хитрое слово. Caramba!

-- Caramba, повторил Винцент под влиянием патриотизма и выпитого вина.

-- Да, таков свет, продолжал Виктор, желая развязать язык Винцента для своих личных целей: - американцы часто сюда приезжают?

-- Вы знаете знаменитого американского адвоката, нашего друга дона-Артура Пойнсета?

-- Да, отвечал с нетерпением Виктор: - он бывает здесь?

-- Еще бы! со смехом воскликнул Винцент: - он постоянно всегда здесь. У него есть клиентка, вдова, молодая, красивая, богатая, его соотечественница.

-- Вы - умный человек, Винцент.

-- Это всем известно, отвечал Винцент, смеясь: - по верьте мне; все подтвердят вам мои слова.

-- Кто же эта красивая клиентка?

-- Донна Мария Сепульвида, отвечал Винцент глухим шепотом пьяного человека.

-- Как же вы сказали, что она - его соотечественница?

-- Да, она - американка. Она прибыла сюда очень молодая, с первыми американцами. Она учила дочь дона-Хосе Сепульвиды, хотя сама была почти ребёнок. Это - старая история. Она была хорошенькая, бедная, молодая девушка, а он - богатый, старый вдовец. Ха, ха, ха! По доброте своей, он кончил тем, что женился на маленькой американке, а через два года оставил ее богатой вдовой. Caramba!

Еслиб Винцент не был совершенно пьян, то заметил бы необычайный блеск в глазах Виктора.

-- Она хорошенькая, высокого роста, статная, как все американки? спросил он поспешно: - у нея большие глаза и прелестная улыбка?

-- Да, она - ангел! просто очаровательна.

-- А дон-Артур из адвоката превратился в любовника?

-- Так говорят, отвечал Винцент, хитро улыбаясь: - но мы с вами, Виктор, знаем, что любовь не получается по исполнительному листу. Верьте мне, это - старая любовь. Разсказывают, что он приехал сюда два месяца тому назад, и она сразу влюбилась в него. Absurde! Disparatado! Это - старая любовь. Мы с тобою, Виктор, слыхали подобные романы. Самое обыкновенное дело - бедные любовники, разстающиеся благодаря обстоятельствам. Она выходит замуж за богатого старика, а он в отчаянии.

Виктор был вне себя от радости, слушая эту отрывочную речь своего приятеля. Вот, наконец, разгадка тайны. Он нашел пропавшую Грэс Конрой. Это была молодая американка, богатая вдова, клиентка своего прежнего любовника Филиппа Ашлея. Итак, в его руках была тайна трех лиц. Он не мог удержаться, чтоб не ударить Винцента по плечу и не воскликнуть:

-- Вы - умнейший человек, друг Винцент. Вероятно, я видел в церкви вашу героиню.

-- Вряд ли. Она - католичка; а так как дон-Артур - протестант, то она не ходит в церковь, когда он здесь.

-- А сегодня?

-- И сегодня её не было.

-- Ну, ужь вы ошибаетесь, друг Винцент: я ее видел сегодня в церкви, отвечал Виктор с нетерпением.

-- Нет, синьор Виктор, верьте мне, вы ее не видали, произнес Винцент, пожимая плечами и качая головой.

черном.

Винцент, по счастью, не слыхал эпитета, произнесенного Виктором, и, засмеявшись, сказал с пьяной самоуверенностью:

-- Не говори этого, Виктор, ты видел не ее. Верь мне. я, ведь - умный человек. Это Донна Долорес брала святой воды сама, потому что никто не имеет права ей поднести aqua bendita. Ах! глупый Виктор, у нея, действительно, большие глаза, маленький рот, овальное лицо и тёмная кожа. ДА? тёмная кожа?

-- Ты, друг Виктор, здесь - чркой. Выслушай меня: это - незаконная, полукровная дочь старого коменданта Сан-Изабеллы. Но такова уже человеческая глупость: он оставил ей все свое состояние. Она очень богата и еще недавно получила новый, чрезвычайно ценный участок земли. Но чего ты таращишь глаза, Виктор? Она ведет жизнь уединенную. Любовь и брак созданы не для нея. Странно подумать, что ты принял эту темнокожую, смиренную монахиню, донну Долорес Сальватьеру, за маленькую американскую кокетку. Ха, ха, ха! Эта шутка стоит второй бутылки. Эй, Виктор, ты меня не слушаешь! Ты хочешь убежать, подлец! Смотри, сам останешься в дураках!

красавице, имя которой он только-что узнал впервые, то по какому дьявольскому стечению обстоятельств он вручил ей поддельный акт на потерянную ею собственность! Неужели дон-Педро его обманул? Неужели дон-Педро, Артур Пойнсет, Думфи и Жюли Деварж знали этот факт, ему одному неизвестный? Не смеялись ли они над ним в эту самую минуту? Эта мысль его сводила с ума.

Когда умный и храбрый Винцент очнулся, то он лежал под столом и помнил только, как во сне, что Виктор грубо оттолкнул его от себя и с безпомощной злобой бормотал что-то про себя в мрачном отчаянии. Теперь же его не было в погребке.