Гэбриель Конрой.
XXXII. Думфи получает известие о своей жене

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гэбриель Конрой. XXXII. Думфи получает известие о своей жене (старая орфография)

XXXII.
Думфи получает известие о своей жене.

-- Землетрясение, повторил мистер Ролингстон, обращаясь к своим гостям: - теперь вы видели все, чем мы можем похвастаться. Не пугайтесь, сударыня, прибавил он, видя, что мистрис Рейнар готова была упасть в обморок: - землетрясения не приносят никому вреда.

-- В течении двух сот лет в Калифорнии убито землетрясениями людей не более, чем на вашем берегу молнией в одно лето, заметил Думфи.

-- Они никогда не бывают сильнее этого, прибавил мистер Пильчер, успокоительно намекая, что по берегам Тихого Океана природа умеряет свои вспышки.

-- Как вы видите, землетрясение продолжается не более минуты, сказал Думфи: - но что это еще?

В ту же минуту, все присутствующие вскочили на ноги, бледные, едва переводя дыхание. Но оказалось, что только проехал мимо экипаж.

-- Пойдемте на террасу, сказал мистер Думфи, взяв под руку мистрис Рейнар, словно он встал лишь для этого.

За Думфи поспешно последовали все остальные. Одна мистрис Сепульвида осталась на минуту в столовой с Артуром.

-- Отвезите меня домой, как можно скорее, сказала она шопотом.

-- Неужели вы серьёзно испугались?

-- Море здесь слишком близко, отвечала мистрис Сепульвида, бросая взгляд на воду и слегка вздрагивая: - не задавайте мне никаких вопросов. Вы видите, что нью-йоркцы перепугались до смерти, и они могут услыхать ваши Слова.

Мистрис Сепульвиде не пришлось долго ждать отъезда, потому что, несмотря на замечания Пильчера, Дайса и Думфи, что землетрясения были нетолько безвредны, но и положительно полезны в санитарном отношении, терраса оказалась пустою. Все её обычные посетители удалились, и даже красноречивые защитники землетрясений обнаруживали нетерпеливое желание скорее вернуться в город. Быстрая езда вскоре возвратила всем прежнюю веселость, и мистер Рейнар с женою снова стали всем восхищаться.

Мистрис Сепульвида и Пойнсет ехали позади всех, в открытом кабриолете. Пользуясь тем, что они были наедине, Артур спросил, почему она так боялась моря.

-- Разсказывают, отвечала донна Мария: - что Сосновый Мыс - вы его знаете, мистер Пойнсет - был в древности наводнен громадной волной, набежавшей с моря после землетрясения. Но лучше скажите мне: действительно ли вы полагаете, что письмо Конроя подлинное?

-- Да, я в этом уверен, отвечал поспешно Артур.

-- И вы полагаете, что акции могут понизиться в цене?

-- Да, очень вероятно.

-- Если я вам скажу, что у меня в этом предприятии вложено много денег, то вы все же будете настаивать на том, о чем вы мне говорили несколько дней тому назад?

-- Да отвечал Артур, перебрасывая возжи в левую руку, с целью освободить правую руку неизвестно для чего: - я, во всяком случае, сказал бы, что вам необходимо найти для себя защитника и покровителя.

То, что последовало за этой замечательной речью, так сильно противоречило словам мистрис Сепульвиды в её разговоре с донной Долорес, переданном в одной из предыдущих глав, что я лучше замолчу. Достаточно будет сказать, что кабриолет подъехал не вместе с шарабаном, а гораздо позднее, к роскошному дому Думфи на Ринконовой Горе, где был приготовлен богатейший ужин. Думфи был, повидимому, очень в духе и настолько преодолел свое обычное недоверие и недавнюю ревность к Артуру, что, после отъезда дам, подошел к нему с веселой фамильярностью, изумившей Артура, который в эту минуту, быть может, имел более причин, чем когда-нибудь поднимать нос. Он знал или подозревал, что мисс Рингвуд только кокетничала с мистером Думфи на зло другим, более самолюбивым представительницам прекрасного пола, и потому нашел очень смешным, что Думфи говорил с ним по секрету именно о ней.

Излишне упоминать, что Артур разсыпался в искренних похвалах мисс Рингвуд. Думфи, по какому-то таинственному умственному процессу, принял часть этих похвал на свою долю и, сияя удовольствием, дозволил себе лишнюю бутылку шампанского. Вскоре всякая тень недоверия к Пойнсету исчезла, и, крепко пожимая ему руку, он сказал:

-- Вот видите, Пойнсет, если я могу быть вам полезен, то просите смело всего, чего хотите. Я вижу... не бойтесь ничего... я вижу вашу игру с вдовою. Конечно, она много всадила денег в конроеву руду, но я помогу ей и вам высвободить деньжонки, чорт возьми! Это - дело хорошее, Пойнсет; надо его реализировать. Мы понимаем друг друга, не правдали? Вы увидите, Пойнсет, как я стою за своих друзей. Послушайтесь моего совета - не пропускайте этого случая. Женитесь поскорее на вдове. Она этого стоит, и вы выручите хороший капиталец. Мы с вами, так сказать - старые приятели. Вы помните старинку? Ну, ну! я не буду вас задерживать; она вас верно ждет. А вот посмотри, Пойнси, у меня в петлице цветок. Это Роза мне дала, ей Богу, Роза! Ха, ха, ха! Гурия!

Эта невнятная, пьяная болтовня сначала забавляла Артура, но под конец возбудила в нем такое отвращение, что, бросив великого финансиста, он поспешно бежал; а Думфи нерешительными шагами направился в гостиную, где на пороге его встретил слуга и подал карточку.

-- Этот джентльмэн говорит, что ему непременно надо вас видеть сегодня вечером, но очень важному делу, сказал слуга скороговоркой, боясь, чтоб Думфи не перебил его бранью: - дело ваше, а не его. Он ждет уже давно: с тех пор, как вы вернулись.

Думфи взял карточку; на ней было написано карандашем: "Полковник Старботль, из Сискиу, по важному делу". Банкир задумался; магическия слова "важное дело" мгновенно его отрезвили.

-- Проведите его в контору, сказал он резко и пошел встречать гостя.

Всякий, не столь практичный человек, как Питер Думфи, назвал бы большую, красивую комнату, куда он направился, не конторой, а библиотекой. Богатые, красного дерева полки были заставлены многочисленными, новыми, неразрезанными книгами в блестящих переплетах, а на стенах висели длинными рядами всевозможные газеты и биржевые листки. В роскошной витрине, обитой внутри бархатом, лежала коллекция минералов, образцов золотой и серебряной руды. Убранство комнаты довершали: большая карта какого-то острова, принадлежавшого Думфи, морской вид с пароходом на первом плане, также собственностью Думфи, и громадная, плохо нарисованная картина тропического леса, в котором Думфи арендовал сахарную плантацию. Все эти предметы, очевидно, продавались, еслиб только нашелся покунщик по выгодной цене.

Незнакомец, вошедший в эту комнату, был высокого роста и склонный к дородности, которую сдерживал от дальнейшого развития узкий, синий фрак, стягивавший его талию. Напротив, воротник фрака был очень широкий, внушительный; черный, шелковый галстух едва касался его длинного горла и большим бантом полускрывал рубашку и опускался концами на белый жилет с золоченными пуговицами. Над всем этим возвышалось красное лицо полковника, с длинным горбатым носом, хитрыми глазами и добродушным ртом. Он вошел поспешно на цыпочках, как всегда ходят люди, желающие скрыть свою тучность. В одной руке держал большой белый платок, а в другой - шляпу с широкими полями, и под мышкой у него виднелась толстая трость. Засунув платок в пазуху и положив шляпу на конторку, за которой сидел Думфи, он спокойно опустился в кресло без всякого приглашения и, облокотившись на свою трость, стал молча ожидать приветствия хозяина.

-- Вы говорите, что у вас важное дело? сказал Думфи: - надеюсь, что так. Ну, рассказывайте. Я не теряю времени. Ну, живее. Что вам угодно?

Резкое обращение Думфи, дошедшее теперь до отталкивающей грубости, нисколько не подействовало на Старботля. Он преспокойно вынул платок, медленно высморкался и произнес хладнокровно:

-- Я пришел сюда, сэр, два часа тому назад, и мне сказали, что вы банкетствуете. Я отвечал слуге: "не мешайте вашему барину; никто не любит, чтоб его прерывали в минуты поклонения Вакху и Венере". Я знал человека в Луизиане - его звали Ганк Пинкней - который убил слугу, негра, стоившого, по крайней мере, 1,000 долларов, за то, что он вошел в комнату во время его выпивки. И еще там не было дам, а слуга объявил о пожаре на заводе. Может быть, вы скажете, что это был исключительный случай; но, чорт возьми! и знаю десятки подобных историй. Вот я потому и сказал вашему слуге: "не мешайте барину; но, когда дамы удалятся и ни красота, ни веселье более не будут украшать банкетного стола, то скажите ему обо мне. За пустым столом и полуопустошенной бутылкой мы с ним отлично обделаем наше дело".

С этими словами, Старботль встал и прежде, чем изумленный Думфи успел открыть рот, он подошел к столу, взял стоявший на подносе графин с виски и, налив себе полстакана, преспокойно выпил, кивнув головою хозяину.

Впервые Думфи пожалел, что его манеры не отличались гордым достоинством. Очевидно, что на полковника не действовало его обычное, грубое обращение, и что, доведенное до крайности, оно могло только возбудить рукопашную расправу. Полковник принадлежал к тому классу хорошо известных в Калифорнии людей, с которыми Думфи избегал иметь дело, и потому он прикусил губу, молча глотая свою безпомощную злобу. Его радовало только, что никто из его недавних гостей не присутствует при этой унизительной сцене, и, надо прибавить, что стыд и негодование уничтожили в нем всякий след винных паров.

-- Да, сэр, продолжал Старботль, усевшись снова в кресло и чмокая губами: - я ждал в передней, пока вы проводили всех гостей и простились с одной прелестной нимфой. Чорт возьми! я одобряю ваш вкус, а поверьте, я - компетентный судья в этом деле. Видя вас в ту минуту, я сказал себе: "Нет, Стар, ты не станешь мешать человеку провожать красавицу и накидывать шаль на алебастровые плечи". Ха, ха, ха! Я хорошо помню, что в Уашингтоне, в 1843 году, у Тома Бентона я был точно в таком положении. "Что-ж вы, Стар, никогда не наденете на меня шаль?" спросила она, первейшая красавица сезона 1843 г. Мне нечего вам объяснять, почему я отвечал: "Еслиб это зависело от меня, то я никогда не закрыл бы этих чудных плеч". Однако, делать нечего, пришлось их закрыть. Но вы ничего не пьете, мистер Думфи. Сделайте одолжение, сэр, выпейте хоть рюмку для нашего первого знакомства.

Не решаясь, по прежнему, произнести ни слова, Думфи нетерпеливо покачал головой. Старботль встал и, вытянувшись во весь рост, медленно, с достоинством подошел к Думфи.

-- Если вы, мистер Думфи, сказал он, величественно махая рукой: - считаете, что я нарушил ваше уединение, если, судя по вашему нежеланию быть просто вежливым со мною, сэр, вы недовольны моими замечаниями о молодой даме, которую я имел удовольствие видеть в вашем обществе, то вы скажите прямо, и, чорт возьми! я не останусь здесь долее ни минуты, а завтра дам я вам всякое удовлетворение, в котором ни одному джентльмэну никогда не отказывал Кульпетр Старботль. Моя карточка, сэр, у вас, а живу я в отеле Св. Карла, где я и мой приятель будем вас ожидать.

-- Послушайте, мистер Старботль, отвечал Думфи в испуге: - не обижайтесь. Я не пью водки, потому что уже много выпил. Я ждал только, чтобы вы объяснили, по какому важному делу вы пожаловали, и уже потом хотел потребовать бутылку коньяку, за которой мы основательнее повели бы разговор. Садитесь, полковник, пожалуйста. Эй, проклятый! принеси бутылку шампанского и два стакана.

Когда же слуга исполнил его приказание, он, под предлогом запереть дверь, пошел за ним до порога и шопотом сказал ему:

-- Постой за дверьми и минут через десять войди с известием, что меня требуют по крайне необходимому делу в контору.

Возвратясь к столу, он налил два стакана вина и очень любезно произнес:

-- Рад с вами познакомиться, полковник. За ваше здоровье.

Старботль кашлянул, как-бы с целью освободиться от взятого на себя строгого тона, и, с достоинством кивнув головой, чокнулся с хозяином.

В таком случае я искал бы вас в храме, выстроенном вами богине Фортуне, одним из баловней которой вы считаетесь. Но, имея постоянные сношения с даровитым Джоном Кольхуном, я никогда не мешал его деятельности на гладиаторской арене сената, а беседовал постоянно с ним за стаканом вина в его частной квартире. В нашем ремесле, сэр, мы отличаемся умением обращаться с людьми.

-- А какое ваше ремесло?

-- До выбора в члены законодательного собрания гражданами Сискиу я был адвокатом. С тех пор я продолжаю иногда вести важные, деликатные дела. Мои услуги, смею сказать, ценятся в сложных, трудных делах, где замешаны самолюбие и любовь, политическия интриги и щекотливые отношения полов. Мне удавалось, сэр, помочь честолюбивому всаднику перескочить через все препятствия на его пути и утереть слезы плачущей красавицы. Еслиб меня не удерживала адвокатская честь, то я вам назвал бы по именам некоторых из клиентов Кульпетра Старботля. Это - самые блестящия красавицы и первые деятели страны.

-- Я очень сожалею; но если вы думаете прибавить меня к числу ваших клиентов, то....

Улыбка мгновенно исчезла с лица Думфи, и он с изумлением произнес:

-- Что вы хотите сказать?

Старботль пододвинул свое кресло к конторке, фамильярно облокотился на нее и начал, выбивая такт пером по руке Думфи.

-- Заметьте, сэр, что, хотя я - адвокат противной стороны, но это не мешает мне благородно относиться к ответчику и стараться покончить дело миролюбиво, как подобает джентльмэнам.

-- Гм! конечно, женщина. Не думайте, чтоб я вас обвинял в политическом честолюбии. Ха, ха, ха! Нет, сэр, вы похожи на меня! Дело идет о женщине, о прелестной женщине. Такие люди, как мы с вами, не живут на свете пятьдесят лет без подобающей мысли о милых существах. Я презираю человека, не думающого о них. Это - слабость великих людей.

-- Послушайте, полковник Старботль, отвечал Думфи с решимостью человека, измерившого силы своего противника и рискнувшого вступить с ним в бой: - я не знаю и не хочу знать, кто ваша истица. Мне решительно все равно, как ее обманули, обошли или надули; но вы, как человек, знающий свет, должны понять, что я, в моем положении, никогда не ставлю себя в зависимость от женщин. Я не думаю, что я лучше всех, но я - не дурак. Вот какое различие между мною и вашими клиентами.

-- Да в этом и есть различие. В других случаях, дело идет о прелестном, восхитительном создании, часто скромном и набожном, как монахиня, но отношения истицы к ответчику - незаконные. А, в вашем деле, чорт возьми, истица.... ваша жена.

-- Вы ошибаетесь, сэр, очень ошибаетесь. Поймите меня: я не говорю, что она не должна была умереть. Судя по тому взгляду, который на вас бросила прелестная нимфа, несколько минут тому назад, я полагаю, что здесь не место другой женщине; но что-же делать... она жива! Вы думали, что она умерла и бросили ее в снегу. Она даже уверяет - вы знаете Думфи, как клевещут женщины на мужчин - что не ваша вина, если она осталась в живых. Что это?

-- Из конторы пришли, сэр, требуют вас немедленно, произнес слуга, отворяя дверь.

-- Очень нужно....

-- Уберешься ли ты? еще страшнее закричал Думфи, и дверь поспешно затворилась.

-- Это - ошибка, продолжал Думфи: - все умерли голодною смертью, пока я искал помощи. Я сам читал, чорт возьми! донесение экспедиции, посланной на выручку.

Praesidio, пославшого экспедицию. Вы читаете по-испански? Посмотрите: здесь сказано, что тела всех мужчин и женщин были признаны, кроме тела вашей жены. А почему? очень просто. Её там не было.

Думфи опустился почти без чувств на спинку кресла. Судьба, в лице полковника Старботля, нанесла ему роковой удар.