Гэбриель Конрой.
XXXIV. Гэбриель Конрой отказывается от всего

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гэбриель Конрой. XXXIV. Гэбриель Конрой отказывается от всего (старая орфография)

XXXIV.
Гэбриель Конрой отказывается от всего.

К сожалению, я должен сказать, что выражение лица мистрис Конрой во время её бегства нисколько не соответствовало грустному, отчаянному тону, которым она простилась с Генри Деваржем. Когда она входила на лестницу своего дома и с трудом переводила дыхание от поспешной ходьбы, на устах её играла улыбка. Но тут она неожиданно почувствовала себя дурно и, войдя в пустой дом, прошла поспешно в будуар, где бросилась на кушетку, негодуя на свою унизительную слабость. Никто не видал, как она вошла; экономка, воспользовавшись её отсутствием, уехала в город, а китайские слуги, под предлогом нестерпимой жары, все удалились в прачечную.

Мистрис Конрой задумалась. Свидание с Деваржем сначала ее очень поразило, а теперь она была довольна, что он явился на сцену, так как он мог быть полезным для нея союзником против Рамиреса, блого она еще не потеряла свою власть над ним. Что же касается до Рамиреса, то она чувствовала, что он становился опасным врагом. До сих пор его ревность выражалась только гневными вспышками, и она не боялась его, хотя знала, что он в состоянии каждую минуту прибегнуть к насилию; по она невольно содрогнулась, услыхав от Деваржа хитрый план мести, придуманный страстным испанцем. Она решилась повидать снова Деваржа и, напомнив ему о тех страданиях, которые она вынесла от его брата, убедить его, что он нисколько не был виноват перед памятью брата. Затем, овладев им, воспользоваться его помощью для удержания Рамиреса от обнаруживания её тайны до отъезда Гэбриеля. Однажды выехав из Калифорнии, она могла на свободе предать посмеянию их обоих и посвятить себя всецело своему мужу, любовь которого стала с некоторых пор целью её жизни и всех её усилий. Поэтому, необходимо было поспешить отъездом. С тех пор, как распространилась весть о том, что руда была далеко не такая ценная, как полагали, Гэбриель смутно понял, что его долг - остаться и разделить судьбу своего открытия; поэтому, он отложил свой отъезд. Но мистрис Конрой могла уверить его, что Думфи желал его скорейшого отъезда и даже могла побудить Думфи написать Габриелю в этом духе. Она улыбнулась при мысли, какую власть в последнее время она приобрела над великим финансистом. Она могла все это сделать, если ей только не помешает её физическая слабость. При мысли об этой слабости именно в такую минуту, она заскрежетала зубами, но через мгновение другая мысль блеснула в её голове, и она тотчас просияла. Быть может, сердце Гэбриеля тронется этим: мужчины - такия странные создания!

Среди подобных размышлений, она вдруг услыхала какой-то странный шум. В доме царила такая тишина, что ясно раздавался стук дятла на крыше. Но вдруг явственно раздались медленные, тяжелые, мужские шаги в одной из верхних комнат, в которой были сложены старые, ненужные вещи. Мистрис Конрой не отличалась, как многия женщины, нервным предчувствием врагов или призраков; она для этого была слишком практична; но она с любопытством стала прислушиваться. Шаги снова раздались, и теперь не было никакого сомнения, что это были шаги её мужа.

Что он там делал? Во все время их брачной жизни, он никогда не возвращался с работы так рано. В той комнате находились, между прочим, вещи, принадлежавшия ему, когда он был простым рудокопом. Может быть, ему понадобилось что-нибудь из них. Она также вспомнила, что там был мешок с платьями его матери. Но к чему он пошел туда именно теперь? Какой-то суеверный страх, над которым она, во всякое другое время, громко разсмеялась бы, овладел ею всецело. Шаги стали приближаться. Дыхание её замерло. Он прошел по столовой и стал медленно спускаться по лестнице, потом он направился по корридору к дверям её будуара. Шаги его были нерешительны, и каждый из них болезненно отзывался в её сердце. Еще минута ожидания, и она чувствовала, что вскрикнет от ужаса. Но вот дверь отворилась, и Гэбриель показался на пороге.

Она бросила на него один быстрый, безнадежный взгляд и поняла, что её судьба решена. Он знал все! Однако, его глаза, хотя серьёзно и грустно смотревшие на нее, не сверкали негодованием или злобой; но в них также и не виднелось обычного смущения, которое он ощущал в её присутствии. На нем была толстая блуза рудокопа и такие же шаровары; в руках он держал небольшой узел, лом и мотыку. Молча он положил все это на пол и, видя, что она смотрит на него с нервным безпокойством, он сказал, как бы извиняясь:

-- Я беру с собою только одно одеяло и немного старого белья. Если хотите, я развяжу узел, но вы меня знаете, сударыня: я не вынесу из этого дома того, чего я в него не внес.

-- Вы уходите? произнесла она едва слышно.

-- Да; если вы не знаете отчего, то вам объяснит это то лицо, от которого и я все узнал. Но прежде, чем уйти, я должен засвидетельствовать, что тут никто не виноват - ни он, ни я. Сегодня, утром, я был в моей старой хижине.

Этот факт показался ей столь естественным, что она выслушала его, как что-то хорошо ей известное.

-- Я сидел в хижине, продолжал он: - когда услышал голоса; ваш и какого-то незнакомца. Вы знаете, сударыня, что я не стану подслушивать того, что говорится не для меня. Еслиб это зависело от меня, то вы могли бы говорить до вечера. Но я заметил, что кто-то за деревьями за вами следил. Я издали узнал в нем мексиканца, за которым я ухаживал в прошлом году в Одноконном Стане. Я пошел прямо к нему, но он, увидав меня, пустился бежать. Я его догнал и положил ему руку на плечо. Он остановился.

Было что-то столь величественное в движении руки, сопровождавшем эти слова, что мистрис Конрой была поражена, несмотря на её оскорбленную гордость. Через мгновение, она, однако, произнесла, сама не сознавая, вслух или про себя:

-- Еслиб он меня любил, то убил бы его на месте.

-- Не мне передавать вам то, что он мне сказал в пылу страсти, когда я его держал стиснув за горло, чтоб он не бросился на вас и на незнакомца. Вы его знаете более, чем я, и, конечно, подозреваете, что он мне сказал. Что это правда - я вижу теперь по вашему лицу и мог бы уже давно отгадать по вашим манерам, еслиб я не был такой слабый, нерешительный человек.

Он умолк, провел рукою по лбу и, вынув из кармана бумагу, продолжал:

-- Я написал здесь, что передаю вам все, некогда полученное от вас, ибо я не согласен с мексиканцем, чтобы собственность Грэс была моей собственностью. Если она когда-нибудь явится, то пусть поступит, как хочет, хотя я уверен, что она и ногой не прикоснется к этой земле. Мы, сударыня - люди простые, необразованные; но ни один Конрой никогда не взял ничего чужого, им незаработанного.

-- Вы ничего здесь не оставляете? спросила она.

Он остановился и пристально взглянул на нее.

-- Нет, отвечал он просто: - ничего.

О! еслиб она только могла сказать ему, что он оставляленечто такое, что он не мог унести с собою, и что своей безпомощностью затронуло бы в нем все инстинкты его доброй, мужественной натуры! Но она не смела произнести ни слова. Красноречие, которое еще так недавно привело к её ногам человека, которого она не любила, отказывалось теперь ей служить. Отдавшись всецело своей первой истинной, безнадежной любви, эта хитрая, коварная женщина потеряла даже такт, отличающий каждую женщину. Она не сказала ни слова; а когда подняла глаза, то его уже не было в комнате.

-- Вы только-что спросили, оставляю ли я что-нибудь здесь? сказал он дрожащим голосом: - да, я нечто оставляю, если вы позволите мне высказаться. Когда мы с вами собирались заграницу, то я, по секрету от вас, дал денег экономке и приказал ей остаться в этом доме. Я просил ее принять радушно сестру Грэс, еслиб она когда-нибудь явилась, и тотчас уведомить меня. Если это не слишком большое требование с моей стороны, то я просил бы вас не прогонять этого бедного ребенка из дома, который она может считать моим. Но не говорите ей всего, что произошло, не объясняйте, какой я был дурак, а просто примите ее и пошлите за мною. Стряпчий Максвель даст вам мой адрес.

-- Ваши желания будут исполнены... если я останусь здесь.