Гэбриель Конрой.
XL. Три голоса

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гэбриель Конрой. XL. Три голоса (старая орфография)

XL.
Три голоса.

Освободившись от соблазнительных прелестей Софи и от еще более опасного шпионства г-жи Эклэр, а также достигнув цели своей поездки, Гамлин пришел в такое веселое настроение, что Олли приписала это счастью от свидания с Софи и с чисто женским инстинктом сделала несколько критических замечаний насчет этой молодой особы. Но, к её величайшему удивлению, он нимало не заступился за свою Дульцинею, хотя внимательно ее выслушал.

-- Вы, Олли, бывали на Юге? спросил он неожиданно, смотря на её русые волосы, ни.зпадавшие из под круглой шляпки.

-- Нет.

-- Никогда не бывали в Сан-Антонио?

-- Никогда.

Гамлин задумался и, через несколько минут, прибавил:

-- Там есть женщина, Олли!

-- Где, в Сан-Антонио?

Гамлин молча кивнул головой.

-- Хорошенькая? спросила Олли.

-- Это слово к ней не идет, отвечал серьёзно Гамлин.

-- Такая же хорошенькая, как Софи? продолжала Олли с хитрой улыбкой.

-- Чорт ее возьми, вашу Софи, воскликнул Гамлин, но тотчас поправился: - то есть, я хочу сказать: она - совершенно иной масти.

-- А! понимаю, отвечала Олли: - она - бубновая дама, а Софи - трефовая.

-- Разве вы смыслите что-нибудь в картах? воскликнул с восторгом игрок.

-- Все смыслю, отвечала Олли торжественно: - мы, девицы, узнаём по ним свою судьбу. Я - червонная дама, Софи - трефовая, а вы - пиковый король. Знаете, прибавила она шепотом: - вчера, вечером, мне вышло письмо, путешествие, смерть и черный господин, пиковый король - вы.

-- Вы, вероятно, сказал Гамлин, чувствуя себя гораздо свободнее в обществе столь развитой по картежной части особы: - в школе часто слышите об ангелах. Какой у них цвет лица?

-- На картинах? спросила положительная Олли.

-- Да. Ведь, бывают они смуглые?

-- Никогда, отвечал решительно ребенок: - всегда белые.

-- Всегда?

Они оба замолчали и, проехав немного, Гамлин затянул народную песню. Олли стала подпевать, и Джак, восхищенный её мелодичным голоском, предложил спеть дуэт. Таким образом, проезжая по пустынной равнине Сакраменто, они оглашали воздух громким, чисто диким, но почти всегда мелодичным пением, похожим на чириканье птиц. Остановившись поужинать в гостиннице, Джак выказал такую ловкость, энергию и находчивость, так скоро и успешно добыл, повидимому, невозможную в такой местности вкусную пищу, что Олли в глубине своего сердца находила этого пикового короля самым приятным мужчиной, когда-либо ею виданным.

Когда они снова пустились в путь, Олли предложила своему спутнику несколько вопросов о брате Габриеле и тотчас убедилась, что Гамлин очень недавно с ним познакомился.

-- Так вы никогда не видали Джули?

-- Джули? А на что она похожа?

-- Право не знаю, червонная она или трефовая, отвечала Олли задумчиво.

Джак помолчал несколько минут и потом, к величайшему удивлению ребенка, начертил в двух-трех словах портрет мистрис Конрой.

-- А вы сказали, что никогда её не видывали? спросила Олли.

-- Никогда и не видал, отвечал он со смехом: - я только так рисую воображаемое лицо.

Между тем, после непродолжительных сумерек наступила ночь. Отдаленные очертания берегового кряжа выступали рельефно на бледном сером небе, на котором уже показывались первые звезды. Красная, извилистая дорога исчезала в окружающем мраке; горы и деревья принимали различные чудовищные очертания. По временам, они проезжали мимо оврага, откуда несло сыростью, и Олли дрожала от холода, несмотря на толстый плод Гамлина, которым она была укутана. Наконец, Джак вынул из кармана фляжку и уговорил ребенка проглотить несколько капель. Она закашляла и тотчас признала, с своей обычной практичностью, что это была водка. Но, к её удивлению, Гамлин не прикоснулся к фляжке.

-- Отчего же вы не пьете? спросила Олли.

-- Я в детстве дал обещание матери не пить крепких напитков, отвечал серьёзно Гамлин: - иначе, как по приказанию доктора. Я ношу эту фляжку по приказанию доктора, но он не велел мне пить, и я не пью.

Было слишком темно, чтоб разглядеть глаза Гамлина, по которым Олли скорее отгадывала, чем по его словам, настоящий смысл его речи, и потому она ничего не отвечала.

-- Ну, ужь какая эта была женщина, Олли! произнес неожиданно Гамлин через несколько минут.

-- В Сан-Антонио? спросил ребенок с необыкновенной находчивостью.

-- Да.

-- Разскажите мне о ней все, что вы знаете.

-- Это немного, отвечал Гамлин, вздыхая: - как она поет, Олли!

-- Под фортепиано?

-- Нет, под орган.

Олли не была знакома с этим инструментом иначе, как в самой грубой его форме, именно - в шарманке, а потому, не выражая особого сочувствия к рассказу Гамлина, сказала, что она желала бы познакомиться с этой особой.

Джак не засмеялся, а начал подробно объяснять Олли, что такое церковный оргАн.

-- Я прежде играл на оргАне в церкви, Олли, и, говорят, все прихожане бывали очень тронуты, но это было очень давно. Я особенно любил одну пьесу Моцарта, потому "что слышал, как она ее пела.

кончил, Джак взглянул на девочку - она спала. Джак был художник и энтузиаст, но благоразумный, и потому подумал про себя, как бы в извинение ребёнку:

"Это - от водки".

Он перекинул возжи из одной руки в другую и обнял Олли, прижав её голову к своему плечу. В таком положении, он, не шевеля ни одним мускулом, чтоб не разбудить ребёнка, доехал в полночь до Фидльтауна. Тут он сам запрег свежую лошадь в тележку, нежно обложил подушками Олли и окутал ее одеялом. Все это он сделал так осторожно и тихо, что ребёнок не проснулся. Через несколько минут он уже снова был в дороге и поднимался в гору по направлению к Вингдаму.

Перед самым разсветом, он достиг вершины и пустил лошадь шагом, так как колеса углублялись по ступицу в густую пыль. Дорога шла по дремучему сосновому лесу. Тишина царила безмолвная. Неожиданно чуткое ухо Джака услыхало позади звуки голосов и бряцание мексиканских шпор. Он не обгонял по дороге никакого всадника и потому в первую минуту не мог понять, каким образом мог кто-нибудь поселиться в том месте, откуда слышались звуки. Но потом он вспомнил, что тут, по близости, перекрещивала дорогу тропинка из Одноконного Стана, которая около полумили шла параллельно с большой вингдамской дорогой. На этой тропинке раздавались голоса. Джак прибавил шагу и, достигнув перекрестка, встал в тени громадных сосен, чтоб пропустить всадников. Вскоре голоса раздались рядом с ним. Всадники, очевидно, остановились.

-- Здесь дорога, сказал один голос совершенно явственно.

-- И отлично, отвечал другой: - мы повернем на тропинку и выиграем целый час.

-- Нет, будем держаться большой дороги, заметил третий голос, - Если Джо-Гол догадается, в чем дело, то он отвезет его в Сакраменто, а другой дороги нет. Мы его и накроем.

Джак Гамлин слушал, притаив дыхание.

-- Но мы потеряем час, продолжал второй голос.

-- Ничего, молодцы подождут, отвечал третий голос.

В ту же минуту, раздались общий смех, бряцание шпор и топот удаляющихся лошадей.

Гамлин не пошевелил ни одним мускулом, пока голоса не замерли вдали. Тогда он поспешно взглянул на ребёнка, который спокойно спал. Щеки Джака пылали, а в черных глазах его блестел огонь. Что ему было делать? Осторожно следовать за этими поборниками суда Линча значило отказаться от предупреждения шерифа о готовившемся нападении на его узника. Если же он отправится по тропинке в Одноконный Стан, то может разойтись с шерифом. Не будь у него на руках ребёнка, он решился бы обогнать всадников - но теперь это было невозможно. Ему оставалось только следовать за ними до Вингдама, оставить там Олли и постараться достигнуть раньше их Одноконного Стана. Это последнее было возможно, если всадники остановились бы на время в Вингдаме.

Мало-по-малу, чувство неудовольствия, что его связывал этот ребёнок, перешло в самое теплое сочувствие и сожаление к нему. Он нежно обвивал Олли рукой, боясь, чтоб она не проснулась, и надеялся, что ему удасться доставить ее в этом положении до города и сдать спящею на руки верному Питу. Он очень боялся, чтоб ребёнок, проснувшись, не выведал у него ужасной правды о брате; он теперь на все смотрел глазами Олли, и, еслиб она расплакалась, то и он, кажется, стал бы ей вторить. Таково было его безсознательное поклонение этому ребёнку. Наконец, при первых лучах восходящого солнца, он достиг Вингдама и с удовольствием увидал, что у подъезда отеля остановились три вооруженные всадника, голоса которых он, очевидно, слышал ночью на дороге. Они соскочили с лошадей и вошли в буфет. Джак осторожно вынул из тележки спящую Олли и, отнеся ее в свою комнату, положил на постеле.

-- Господи! это - ребёнок! воскликнул с изумлением Пит, которого Джак разбудил и притащил к кровати, где Олли была полускрыта наброшенными на нее шалями и плэдами.

-- Молчи, идиот! ты ее разбудишь, произнес Джак шепотом: - выслушай меня. Дай ей спать сколько она хочет. Когда она проснется, то скажи, что я пошел за её братом. Говори ей что хочешь, только скрой правду. Что ты делаешь, дурак?

Пит нежно освободил ребёнка от груды шалей и плэдов.

-- Вы ее задушите, отвечал он.

-- Достань мне лошадь, сказал Гамлин, довольный сочувствием, которое доказывал ребёнку Пит.

-- У подъезда стоят три лошади, сказал Джак с злобной улыбкой.

-- Ради Бога! не делайте этого, мистер Джак! воскликнул со страхом Пит: - они вам не спустят такой шутки.

Но Джак, видя перед собою покойно спавшую Олли и слыша в буфете громкие голоса всадников, очевидно, подкреплявших свои силы водкой, чувствовал себя способным на все.

Ну, не возражай. До свидания!

выбежал из комнаты.

Верный слуга стал прислушиваться, едва переводя дыхание. Через минуту на улице раздался лошадиный топот, и он воскликнул с отчаянием.

-- Он взял лошадь! Господи! спаси его! Дело - дрянь! Как бы ему не поплатиться головой.

Между тем, Джак Гамлин скакал на быстром коне одного из всадников по дороге в Одноконный Стан.