Гэбриель Конрой.
XLIII. In tenebris servare fidem

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гэбриель Конрой. XLIII. In tenebris servare fidem (старая орфография)

XLIII.
In tenebris servare fidem.

Несмотря на свои громадные размеры, Гэбриель был очень ловок и потому легко и без малейшого вреда спрыгнул на землю. По счастью, падение статуи, принятое за результат землетрясения, отвлекло на время внимание осаждающей толпы. Гэбриель взял на руки едва дышавшого Гамлина и, опустившись в овраг, через десять минут, очутился под тенью сосен Конроевой Горы. Он знал в этой местности несколько пещер, которые едва ли были известны другим. Отверстие в одну из них, по счастью, почти совсем завалило большим камнем, и потому можно было смело разсчитывать, что никто его не заметит. Гэбриель осторожно внес туда свою ношу, да и пора было успокоиться Джаку Гамлину. Кровь так сильно струилась из его раны, что, после нескольких попыток поднять голову, он без чувств растянулся на земле.

Гэбриель раздел его и нашел опасную рану на большом пальце правой ноги. Он тотчас принялся за дело с своим практическим знанием медицины и инстинктивным уменьем ходить за больными. Прежде всего, его поразило болезненное, изнуренное физическое состояние этого молодого человека, на взгляд столь энергичного и полного жизни. Откуда бралась та сила, которая укрепляла эту хрупкую оболочку? Гэбриель был изумлен и с каким-то упреком взглянул на свою мощную, здоровенную фигуру, рядом с этим малокровным, испитым, но прекрасным Адонисом.

Потом, с нежностью молодой матери, ухаживающей за своим новорожденным младенцем, он остановил кровь и перевязал рану так искусно, что больной не дрогнул. Пока он держал его на руках, вблизи раздался какой-то треск, вероятно, от пробежавшого мимо зайца или кролика, и он крепко прижал его к своей груди, закрыв руками, как львица, защищающая своих детенышей. Раздевая раненого, Гэбриель с уважением смотрел на неведомое ему тонкое белье и деликатно отложил в сторону несколько медальонов на золотой цепочке, которые Гамлин носил под рубашкой. Но один из них, открытый, с фотографическим портретом, невольно его поразил. Изображенное на нем женское лице напоминало всеми чертами его сестру, Грэс; только её прекрасный цвет лица был как-то странно омрачен. Гэбриель, с суеверным страхом, не мог оторваться от этого медальона.

-- Может быть, этот портрет снят в пасмурный день, промолвил он вполголоса: - или здесь темно, или от внутренняго жара больного почернела фотография. Разве у нея была оспа, но нет: я помню, у нея она была вместе с Олли. Нет, прибавил он, смотря на безсознательно лежавшого перед ним Джака: - она его никогда не видала. Это мне только кажется. Полно, Гэб, не нарушай чужих секретов! особливо, не пользуйся болезненным положением ближняго.

Он только успел надеть цепочку с медальоном на шею Гамлина, как последний произнес едва слышно:

-- Пит!

-- Это, верно - его товарищ, подумал Гэбриель и прибавил громко: - Пит сейчас придет.

-- Пит, продолжал Джак с большею силой: - отведи лошадь, она навалилась мне на ногу. Разве ты не видишь? А то, чорт возьми! Я опоздаю и его полонят.

Сердце Гэбриеля ёкнуло. Если у Джака откроется горячка, то они оба погибли. Но, по счастью, бред продолжался недолго, и, через несколько минут, открыв глаза, он взглянул на Гэбриеля, который ободрительно ему улыбался.

-- Что же это? я умер и меня похоронили? спросил Джак, озираясь по сторонам.

-- Нет, вам только было нехорошо одну секунду, ответил Гэбриель, совершенно успокоенный: - теперь все прошло.

Гамлин хотел встать, но не мог.

-- Это - ложь, сказал он весело: - но что нам делать?

-- Если вы спокойно меня выслушаете, то я вам скажу, продолжал Гэбриель: - вам необходим доктор, а вы его не достанете, если будете возиться со мною. Вот видите: я пойду к этим людям, которые нас преследуют, и скажу им: "вы можете меня взять, только под условием не трогать моего друга и послать к нему доктора. Ведь, они ничего не могут иметь против вас. Я под присягою покажу, что взял вас в плен, а Джо не откажется, что стрелял по вас".

Слова Гэбриеля, казалось, принесли большое удовольствие Гамлину.

-- Благодарствуйте, сказал он с улыбкою: - но, вероятно, уже выдали исполнительный лист на арестование меня по обвинению в угоне лошади, а потому я не отдамся в их руки. Они могут простить вас за убийство какого-то неважного мексиканца, но не сделают того же со мною за угон лошади одного из их предводителей; особливо когда лошадь упала и сломала себе ногу.

Гэбриель взглянул на него с удивлением.

довели меня недостаток аккуратности и постоянное опаздывание всюду! Никогда не опаздывай, Гэбриель, и поставь себе правилом жизни всегда приходить во-время в воскресную школу!

-- Жаль, что у меня нет водки, произнес Гэбриель: - несколько капель возстановили бы ваши силы.

-- Я не употребляю крепких напитков, отвечал серьёзно Джак: - без особого приказания доктора. Мне вредно всякое возбудительное средство. Вот смягчающее действие раны на меня хорошо повлияет.

Но сквозь его шутки проглядывало мучительное страдание.

-- Мы здесь останемся до ночи, сказал Гэбриель: - а потом проберемся в лес на Конроевой Горе. Там вам будет поспокойнее; а к вечеру опять спрячемся в пещере. Делать нечего, у нас нет выбора.

Джак сделал гримасу и с неудовольствием посмотрел на окружающия его стены пещеры.

-- Хорошо, отвечал он с тяжелым вздохом человека, привыкшого к роскошной обстановке: - нам необходимо остаться здесь, по крайней мере, еще час. Что же вы? намерены заставить меня умереть со скуки? Отчего вы ни слова не говорите?

-- Что же вы желаете, чтоб я говорил?

-- Что хотите. Лгите, только болтайте.

-- Я желал бы спросить у вас кое-что, мистер Гамлин, сказал Гэбриель смиренным тоном: - не подумайте, чтоб я хотел вмешиваться в ваши дела; я говорю это только для того, чтобы занять время до захода солнца. Во время вашего обморока я случайно увидал у вас на шее медальон. Я не спрашиваю, кто эта женщина; но желал бы знать - действительно ли у нея такой темный цвет лица, как на портрете?

Джак покраснел и отвечал поспешно:

-- Чорт возьми! Она еще чернее, чем на портрете.

Гэбриель, видимо, был разочарован, а Гамлин продолжал;

-- Да, сэр, и самая белолицая женщина на свете не годится ей в подмётки. Она прелестнее даже ангела. Вот она какова! Но этот портрет, прибавил Гамлин, вынимая медальон из-за пазухи и обтирая его платком: - не передает и сотой доли её красоты. Но вы - что имеете вы сказать против нея? произнес он вызывающим тоном.

-- Она очень походит на мою сестру Грэс, отвечал Гэбриель смиренно: - вы её не знали, мистер Гамлин. Она пропала в 1849 году. Вот и все.

Гамлин взглянул на Гэбриеля с презрительной улыбкой.

-- Ваша сестра? повторил он: - нечего сказать! походит она на сестру такого человека, как вы. Посмотрите, прибавил он, суя под нос Габриелю медальон: - ведь, это - лэди.

-- Не судите Грэс по мне или даже по Олли, отвечал Гэбриель очень мягко, как бы не замечая обидного тона Гамлина.

Но Джак не унялся и продолжал с жаром:

-- Ваша сестра поет, как ангел, и говорит по испански, как губернатор Альварадо? Она - родственница одного из старейших испанских семейств в стране, владеет 30 квадратными милями земли и называется Долорес Сальватьера? Цвет лица у нея - как молодая кора модрона, так что все остальные женщины кажутся перед нею вымазанными мелом?

-- Нет, отвечал Гэбриель со вздохом: - это я сказал по глупости, мистер Гамлин. Но, смотря на этот портрет...

-- Я его украл, перебил Гамлин: - я увидел этот медальон у нея в гостиной и решился его похитить. Она сама мне никогда бы его не отдала. Еслиб её родственники узнали об этом воровстве, то задали бы мне трезвону. Это - не то, что угнать лошадь.

Джак разсмеялся и с удивительной откровенностью рассказал свое первое и последнее свидание с донной Долорес, причем он очень смиренно отзывался о себе и даже не упомянул, что донна Долорес его благодарила.

-- Вы понимаете теперь, почему я питал нежные чувства к Джони Рамиресу? Естественно, что, узнав об его смерти от вашей руки, я воспылал к вам страстью. Но разскажите мне подробно: как вы это сделали? Говорят что он ухаживал за вашей женой и вы его подкараулили. Ну, ну! я жду, прибавил Джак, переменившись в лице: - я право очень страдаю и нуждаюсь в развлечении.

Гэбриель ничего не отвечал и молча поправил перевязку у Гамлина.

-- Разсказывайте! воскликнул Джак, хмуря брови: - или я сейчас сорву перевязку и на ваших глазах изойду кровью. Чего вы боитесь? Я знаю о вашей жене более, чем вы можете мне сказать. Я ее знал в Сакраменто, прежде, чем вы на ней женились, и она уже тогда водила за нос Рамиреса, Она также его обманула, как вас. Ведь, вы, я надеюсь - не такой дурак, чтобы еще вздыхать по ней?

-- Вы говорите о мексиканце Рамиресе? произнес Гэбриель, смотря прямо в глаза своего собеседника.

-- Конечно, отвечал Джак с нетерпением: - не о чорте же я говорю?

-- Я его не убил, спокойно промолвил Гэбриель.

-- Да, да, понимаю, поспешно отвечал Джак: - он случайно наткнулся на ваш охотничий нож, которым вы ковыряли в зубах. Но, разскажите же: как вы его доканали? Что он - совсем трус или сопротивлялся?

-- Повторяю, что я его не убил.

-- Так кто-ж его убил? воскликнул Гамлин, вне себя от нетерпения и страданий.

-- Не знаю... может быть... начал-было Гэбриель и умолк, бросив странный, смущенный взгляд на своего собеседника.

-- Может быть, мистер Гэбриель Конрой, сказал Джак с неожиданной холодностью и опасным блеском глаз: - вы будете так добры объяснить мне, что все это значит? За что я лежу здесь раненый? зачем вы сводили с ума народ, запершись в здании суда? Зачем вы теперь прячетесь здесь, да ужь и кстати: зачем вы меня посылали за своей сестрой в Сакраменто? Конечно, мне нужен был моцион и я имел честь представиться вашей сестре; по объясните мне, что это все значит?

-- Джак, отвечал Гэбриель, неожиданно принимая свой прежний смущенный вид: - я думал, что она совершила убийство и, когда меня спросили, то я взял вину на себя. Я не впутал вас, Джак, в свое дело. Я думал, что все равно - они ли меня повесят, или суд.

-- Нет.

-- И вы полагали, что убийца - ваша жена!

-- Да.

-- И вы взяли вину на себя?

-- Взял.

-- Вы это сделали?

-- Сделал.

-- Вы?

-- Я.

Гамлин отвернулся от Гэбриеля и запел песню "Как весною моя Анна", желая этим выказать все свое презрение подобному поведению.

Гэбриель молча подложил руку под плеча Гамлина, как бы желая поправить ему перевязку и поднял его, как ребенка.

-- Джак, сказал он нежно: - а еслиб этот портрет... Эта темная женщина...

-- Которая? воскликнул злобно Джак.

-- Да красавица, о которой вы говорили... еслиб вы узнали случайно, что она вас обманывает или, лучше сказать, что вы поддаетесь обману...

-- Она - порядочная женщина, а ваша жена...

-- Оставьте меня в покое., я хочу быть ангелом и с ангелами жить.

-- Еслиб эта женщина имела тайну и, чтоб отделаться от человека, знавшого эту тайну и преследовавшого ее, убила его, то неужели бы вы дозволили этой красавице пострадать за свой поступок? Нет, Джак! Вы пожертвовали бы вашей жизнью, и я так же сделал. Помоги мне Господи!

-- Все это очень трогательно, мистер Конрой, и делает честь вашему сердцу, отвечал Джак, избегая взгляда Гэбриеля: - а который час, старый дурак? Не довольно ли ужь темно, чтоб нам выбраться из этой берлоги? Почему вы знаете, что ваша жена это сделала? спросил он после минутного молчания.

Гэбриель поспешно и с удивительной для него ясностью рассказал все обстоятельства, от свидания с Рамиресом до той минуты, когда он наткнулся на труп Рамиреса, возвращаясь домой по приглашению жены. Джак только однжды его перебил, спросив: почему он, увидав убитого испанца, не пошел к своей жене?

-- Идиот! произнес Гамлин: - еслиб вы дошли до дома, то увидали бы ее в обществе человека, совершившого убийство.

-- Кого?

-- Того человека, которого вы видели утром с вашей женою.

-- Неужели вы полагаете, что не она убила испанца?

-- Так зачем же она мне писала эту записку?

-- Не знаю. Но, может быть, вы с дуру не так прочли письмо. Дайте мне его.

-- Не могу, отвечал Гэбриель нерешительно.

-- Вы не можете? повторил Гамлин.

-- Вы разорвали? спросил Гамлин, знаменательно напирая на слова.

-- Да.

Наступило молчание, которое, наконец, прервал Джак:

-- Вас лечили от съумасшествия?

-- Питер Думфи имеет что-нибудь против вас? спросил Гамлин.

-- Нет, отвечал с удивлением Гэбриель.

-- Однако, его агент поднял народную толпу против вас.

-- Вы, я думаю, ошибаетесь, Джак, произнес Гэбриель: - Думфи - мой друг. Он первый дал мне денег для разработки руды, и я - его управляющий.;

с оружием?

-- Вам не надо много говорить, Джак, произнес Гамлин с глубоким вздохом: - помолчите и отдохните до ночи.

Изнуренный страданиями, Гамлин повиновался.

Мало-по-малу, бледный свет, проникавший сквозь листву вокруг входа в пещеру, совершенно исчез, отдаленные голоса умолкли, солнце садилось и, через несколько минут, благодаря наступившей темноте, они могли уже безопасно выйти из своего убежища. Гэбриель подкрался на четвереньках к отверстию и, убедившись, что сумерки уже настали, вернулся назад. На пути, он заметил неожиданный луч света из новой разселины в стене, вероятно, произведенной землетрясением. В ту же минуту, он почувствовал, что нога его дотронулась до чего-то металлического. Он нагнулся и поднял маленький оловянный ящик, не более коробки с сардинками, герметически закрытый. На крышке его была какая-то надпись, но Гэбриель не мог ее разобрать в темноте. Надеясь, что в нем заключается что-либо полезное для его товарища, Гэбриель пошел к выходу и снова стал разсматривать надпись на ящичке, но все было тщетно. Наконец, он открыл его с помощью острого камня и, к величайшему своему разочарованию, нашел там только памятную книжку и несколько бумаг. Он сунул их в карман и возвратился к Гамлину. Но, несмотря на то, что прошло не более пяти минут, Джака в пещере уже не было.