Гэбриель Конрой.
XLIV. Гектор является из рва

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гэбриель Конрой. XLIV. Гектор является из рва (старая орфография)

XLIV.
Гектор является из рва.

Около минуты Гэбриель стоял неподвижно, пораженный изумлением, потом он медленно стал шаг за шагом осматривать пещеру и вскоре нашел в боковой разселине Джака Гамлина, сидевшого на земле. Глаза его лихорадочно горели, и он прямо заявил, что не трогался с того места, где его оставил Гэбриель, который тотчас понял, что больной находился в горячечном бреду.

-- Нам пора идти, сказал Гэбриель.

-- Да, отвечал Джак и с жаром прибавил: - я исполнил свой долг в отношении предполагаемого убийцы Виктора Рамиреса и теперь готов вступить в съумасшедший дом.

Гэбриель, не говоря ни слова, взял его поспешно на руки и вынес на свежий воздух. Силы их обоих немедленно как бы удвоились; Джак забыл свою оппозицию и, успокоившись, отдался всецело попечениям Гэбриеля, а последний, обходясь с ним, как с безпомощным ребенком, поспешно взобрался по крутизне Резервуарной Горы. Тут в тени развесистых сосен, он мог безопасно устроить на всю ночь ложе своему больному товарищу. Собрав в кучу сосновые шишки и накрыв их ветвями, он положил на эту импровизированную постель Джака. Не успел он принять эти необходимые меры, как у больного открылся бред. Он дышал отрывисто и начал поспешно, несвязно говорить об Олли, Рамиресе, чудной красавице, медальон которой висел у него на шее, о Гэбриеле и е каком-то таинственным собеседнике, созданном его фантазией. Вдруг, к неописанному ужасу Гэбриеля, он громко запел народную балладу под странный акомпанимент тихо журчащого горного потока, мелодичного шелеста листьев и безмолвного блеска звезд. Слабое эхо этой песни раненного раздалось внизу в овраге. Гэбриель вздрогнул и затаил дыхание от радости и страха. Неужели и он бредил? Или, действительно, до него долетал голос Олли? Больной продолжал пение, и тотчас второй куплет был повторен уже ближе хорошо знакомым, дорогим для него голосом. Сомнение было невозможно; Гэбриель сложил небольшую груду хвороста и сосновых шишек, зажег спичку, и, через минуту, среди окружающей мглы, засветился пылающий маяк. Еще несколько мгновений, захрустели сухия ветви, валявшияся на земле, и две фигуры поспешно выбежали из лесной чащи. Олли бросилась на шею к Гэбриелю, а её товарищ, верный Пит опустился на колени перед раненым.

Олли первая заговорила и, по женскому инстинкту, начала прямо с упрека:

-- Зачем ты не прислал нам сказать, где вы? сказала она с нетерпением: - зачем ты забрался в такую глушь и темноту, а меня оставил в Вингдаме? Зачем вы пели, а не кричали?

-- Это ты, дитя мое! воскликнул Гэбриель, как истый мужчина, обращая внимание только на настоящее: - ты нашла своего старого Гэба! Да благословить тебя Господь!

Тут Гамлин, с ужасной последовательностью лунатика, затянул третий куплет.

-- Он поет со скуки, объяснил Гэбриель: - у него бред от тяжелой раны. Очень нужно было меня спасать!

Попрежнему, верная женским инстинктам, Олли бросилась к страждущему Гамлину.

-- О! Пит! воскликнула она: - где у него рана? Неужели он умрет?

-- Ему, действительно, нехорошо, мисс Олли, отвечал Пит, вполне убежденный в превосходстве своих медицинских способностей: - но теперь он в моих руках, слава Богу! Ваш брат - очень добрый человек и хорошая сиделка, но у него нет знания, необходимого для лечения.

С этими словами Пит вынул из сумки, висевшей у него через плечо, маленький ящик с лекарствами и открыл его самоуверенно, как доктор, призванный к больному, лечившемуся до сих пор домашними средствами.

-- Как ты сюда попала? спросил Гэбриель у Олли, передав молча своего пациента опытным попечениям Пита: - почему ты знала, что я здесь скрываюсь? Какая ты ловкая и сметливая девочка! прибавил он, смотря на нее с восхищением.

-- Проснувшись в Вингдаме, отвечала Олли: - после отъезда Джака, я увидала перед собою стряпчого Максвеля. Он закидал меня вопросами, но, чувствуя, что ты опять наглупил, я, прежде, чем ответить, заставила его рассказать мне все. И страшные же вещи я услышала! Тебя арестовали! Тебя подозревают в убийстве! Но, ведь, ты не убьешь и мухи! А все это потому, что ты ухаживал за мексиканцем вместо того, чтоб печься об одной маленькой Олли. Максвель больше все разспрашивал о Джули и о том, ненавидит ли она тебя. Такой дурак! Точно есть на свете другая женщина, которая так нежничала бы с тобою, как Джули. Видя, что я ему ничего не отвечаю на счет Джули, он сказал Питу, что мое присутствие необходимо для тебя, так как мстители хотят овладеть тобою до суда, и что при мне они не посмеют до тебя дотронуться. Действительно, я желала бы видеть, как они поднимут на тебя руку! Пит отправился со мною, зная, что Джак не разстанется с тобою и не даст тебя в обиду. Славный старик - этот Пит! Я никогда не видывала такого белого негра: прибыв сюда, мы узнали, что вы исчезли, а за вами и шериф. Предводители мстителей были убиты землетрясением. Мы не знали, что делать, как вдруг китаец подал твою записку.

-- Мою записку? Я никакой не посылал.

-- Ну, так его записку, нетерпеливо продолжала Олли, указывая на Гамлина: - в ней было сказано: "вы найдете своих друзей на Конроевой Горе". Мы отправились и услыхали издали пение Джака. Нечего сказать, глупо вы это сочинили - петь. по как бы то ни было, мы вас нашли.

-- Послушай, Олли: ведь, он не писал никакой записки, произнес Гэбриель.

-- Какой ты противный, Гэб! воскликнула практическая Олли, топая ногой: - не все ли равно, кто писал. Мы ее получили и вас нашли. А вот и записка.

"Вы найдете ваших друзей сегодня ночью на Конроевой Горе".

Почерк был незнаком Габриелю, но, еслиб даже записка была от Джака, то каким образом он ее послал? Гэбриель ни на минуту с ним не разставался со времени бегства из суда. Он так был поражен этим анонимным документом, что не мог произнести ни слова и безпомощно проводил рукою по лбу.

-- Слава Богу! все обошлось хорошо, Гэб, продолжала Олли, стараясь его успокоить: - мстители разбежались, а шерифа нигде не найдут. Всех перепугало землетрясение, и никто не думает о тебе. Говорят даже - я и забыла сказать - что землетрясение раззорило нашу шахту на Конроевой Горе и наша руда теперь ничего не стоит. Но, главное, нам нечего бояться; никто нас не остановит. Завтра утром, на разсвете, мы сядем в фургон, который, по распоряжению Пита, будет ждать нас у Резервуарного Оврага. Пит говорит, что мы можем совершенно безопасно отправиться в Стоктон и Фриско, а оттуда в местечко, называемое Сан-Антонио, где преспокойно останемся до тех пор, пока все забудут об этом происшествии. Джак выздоровеет, а Джули возвратится.

Гэбриель не смел передать Олли подозрение Максвеля, что Джули принимала участие в преступлении, и убеждение Джака в её неверности. Но все же, после продолжительного молчания, он, сам удивляясь своей хитрости, произнес:

-- Олли, Джули вовсе не вернется!

-- Послушай, Гэб, отвечала Олли: - если ты опять будешь вести себя дураком, то я лучше уйду. Неужели ты думаешь, что эта женщина когда-нибудь тебя покинет? Еслиб она знала, где ты, то никакая сила не удержала бы ее вдали от тебя. Полно, Гэб, встряхнись, не будь ослом.

Гэбриель с трудом удержался, чтоб не застонать, но ничего не отвечал.

Между тем, Гамлин успокоился и перестал бредить, благодаря какому-то таинственному средству, которое нашел Пит в лекарственном ящике. Через несколько времени, Гэбриель, на физическую натуру которого не влияло никакое нравственное волнение, молча кивнул головою Олли и, не выпуская её руки, заснул крепким сном. Вскоре наступила-очередь и Олли; завернувшись в плэд Гамлина, она прильнула головой к широкой груди брата и прозаически захрапела. Только один Пит бодрствовал; он менее других утомился, а, главное, Гамлин, по его словам, нуждался в его ежеминутных попечениях.

Около полуночи, Олли приснился тревожный сон. Она скакала с Гамлином на помощь к брату и вдруг увидала перед собою многочисленную, шумную толпу, которая тащила Гэбриеля на виселицу. Она обернулась с ужасом к Гамлину, но он куда-то исчез, а вместо него сидел на лошади какой-то странный, чудовищный старик, с пожелтевшим, морщинистым лицем, полуседыми, полурыжими волосами, в пыльной, старомодной одежде. Она проснулась с криком и совершенно пришла в себя только, когда к ней подошел Пит, протиравший себе глаза, хотя, по его словам, он не смыкал их ни на минуту. Все же она не могла более заснуть и видела, как бледный месяц закатился за сосновыми макушками и, мало по малу, холодные лучи разсвета разогнали густой туман и пробудили птиц, приветствовавших начинающийся день веселым чириканьем. В чаще раздался шелест хвороста под ногами зашевелившихся зайцев, и вдали, на большой дороге, заскрипели колеса. Олли разбудила своих товарищей, и они возвратились к сознанию чрезвычайно характеристично. Гэбриель проснулся медленно и взглянул смиренно на всех, как бы прося извинения, что проспал; Джак Гамлин, напротив, поднял голову с очень воинственным выражением лица, словно кто-нибудь воспользовался во зло его минутной слабостью.

-- Что-жь ты, черный идиот, не розыскал нас ранее! воскликнул он, приподнимаясь с помощью Пита: - здравствуйте Олли, извините, что я не встаю. Поцелуйте меня и лежачого. Если этот проклятый неуч не вел себя как следует в отношении вас, то скажите только слово и я его тотчас прогоню. Но, чорт возьми! чего вы ждете? Ведь, солнце уже взошло, а нам надо еще добраться до Резервуарного Оврага. Ну, дети, живее! пикник кончен!

Гэбриель встал и, осторожно взяв на руки Гамлина, открыл шествие. Джак, чувствуя свое нелепое положение, нашел невозможным продолжать гневную речь и молча дозволил нести себя, как ребенок. Олли и Пит медленно шли позади.

Дорога их лежала чрез Резервуарное Ущелье, где природа сияла всеми своими утренними красотами. Тишина была невозмутимая; только по временам слышался шум крыльев испуганной птицы или треск сухой ветви под ногами Гэбриеля, старательно избегавшого наступить на какой-нибудь скромно развернувшийся цветок. Воздух был свежий, благоухающий; вся природа казалась только что созданной, и земля, повидимому, не знала ни горя, ни страданий, ни забот. Маленькому каравану, искавшему спасения от смерти, также казалось, что каким-то неведомым путем все опасности исчезли вместе с ночью. Раза два или три Олли остановилась, чтоб собрать уединенно красневшую ягоду, а Пит в полголоса напевал методистский гимн.

Они шли тихо, устремив глаза на рдевший восток, блестевший для них лучезарной надеждой. Свет все более и более усиливался и, наконец, ясно обрисовался, выходя из ущелья. Олли вскрикнула и указала рукою на какой-то темный предмет, двигавшийся в долине. Это был ожидавший их фургон. Возница отвечал свистом на крик Олли, и Гэбриель ускорил шаги. Все благодарили судьбу, что через минуту они будут вне опасности.

-- Стой! раздался неожиданно голос, как бы из-под земли.

Это был человек небольшого роста, забрызганный грязью и в изорванной одежде; изнуренный, усталый, дрожащий от нервного волнения, он все же грозно простер руку. Гэбриель и Гамлин тотчас его признали. Это был Джо Гол, шериф Каловераса. В правой руке он держал пистолет, а левой опирался о дерево, очевидно, боясь упасть от изнеможения.

-- Гэбриель Конрой, я вас не пропущу! сказал призрак.

-- Он навел на вас пистолет, шепотом произнес Гамлин: - нагнитесь и опустите меня на землю, он тогда промахнется.

Но Гэбриель, быстрым движением, вполне противоречившим его обычной медленности, перебросил Гамлина из одной руки в другую и подставил свое правое плечо под дуло пистолета.

Гэбриель не дрогнул: а над его плечом показалось дуло любимого пистолета Джака. Игра была двойная. Наступило мертвое молчание.

Пистолет задрожал в руках Гола, но от слабости, а не от испуга мужественного гражданина, сердце которого нельзя было ничем запугать.

-- Хорошо, Джак, произнес он едва слышно: - я знаю, что ты меня убьешь. Но все же ты скажешь: Гол исполнил свой долг к Каловерасу и к тем гражданам, которые его выбрали в шерифы. Я вас не пропущу. Я здесь поджидал вас всю ночь и уже боялся, что умру от изнурения. Ну, слава Богу! вы пришли. А чтоб сесть в фургон, вам придется перешагнуть через мой труп.

впечатление. Гамлин громко разсмеялся, но, в ту же минуту, почувствовал, что его осторожно, хотя оскорбительно для его гордости, опустили на землю.

-- Я готов последовать за вами, мистер Гол, произнес Гэбриель, спокойно подходя к шерифу и отводя направленное на него дуло пистолета: - но у меня есть до вас просьба. Не трогайте этого бедного молодого человека, прибавил он, указывая на Гамлина, скрежетавшого зубами в безсильной злобе: - он ни в чем не виноват и ранен, случайно вмешавшись в дело. Я к вашим услугам, мистер Гол, и очень сожалею, что доставил вам столько безпокойства.