Гэбриель Конрой.
LIII. Смерть Джака Гамлина

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гэбриель Конрой. LIII. Смерть Джака Гамлина (старая орфография)

LIII.
Смерть Джака Гамлина.

Повинуясь словам и жесту прелестного видения, Гамлин умолк и впал снова в забытье. Когда он очнулся, Олли сидела подле его кровати, а у окна Пит читал какую-то книгу, но более никого не было в комнате. Видение, если это было видение, исчезло.

-- Олли! промолвил Гамлин едва слышно.

-- Что? спросила девочка, широко открывая свои большие голубые глаза.

-- Давно я сплю?

-- Три дня! Но теперь вам лучше.

Гамлин замолчал, размышляя, происходил ли недавний разговор с донной Долорес во сне, или на яву. Наконец, он произнес, смотря на Олли:

-- Вы, кажется, что-то говорили на днях о вашей сестре?

-- Да, она вернулась, отвечала коротко девочка.

-- Сюда?

-- Да.

-- Ну?

-- Ничего, отвечала Олли, качая головой: - кажется, пора ей было вернуться.

Очевидное нерасположение Олли к сестре, повидимому, понравилось Гамлину, который никак не мог понять, чтобы донна Долорес была сестрою Гэбриеля.

-- Где она была все это время? спросил он, не спуская глаз с Олли.

-- Кто ее знает. Но её словам, она жила на юге, в каком-то семействе, должно быть, испанском, от которого она и заимствовала свои манеры.

-- Она была здесь в комнате?

-- Конечно, отвечала Олли: - она вызвалась занять мое место, когда я уезжала с Гэбриелем навестить его жену в Вингдаме. Вы тогда были без памяти, мистер Гамлин; но я полагаю, что она осталась здесь не для вас, а для своего любовника.

-- Что? промолвил Гамлин, чувствуя, что его бледное лицо покрылось ярким румянцем.

-- Для своего любовника, повторила Олли: - Ашлея, Пойнсета, или как он там себя теперь называет.

Гамлин посмотрел на нее так странно и вопросительно, так сильно сжал её руку, что она поспешно рассказала ему историю Грэс, её любви к Пойнсету и бегства с ним. Конечно, при теперешнем настроении Олли, она выставила Грэс в неблагоприятном свете.

что она делала это для спасения своего имени, точно ей было бы приятнее видеть Гэбриеля на виселице под его собственным именем, чем под чужим. Потом она обвиняла бедного, невинного агнца Гэбриеля в присвоении её имени вместе с Джули. Нечего сказать, хороша птица! Красив также и Пойнсет! Он никогда не старался даже найти ее или нас. Когда же я стала ей говорить об этом, то она оправдывала его тем, что сама скрывалась от него. Наконец, она отказалась посетить Джули, которая только-что родила и лежит больная в Вингдаме. Нет, не говорите мне лучше об ней.

-- Но ваша сестра не убежала с этим молодцом, а отправилась отыскивать помощи для вас, заметил Джак, возвращаясь к временам давно прошедшим.

-- Неужели? Разве она не могла послать своего любовника за помощью, а сама спокойно его дожидаться? Вероятно, она не разсчитывала на его возвращение и потому отправилась с ним, бросив всех, Гэбриеля и меня. И она теперь еще смеет говорить, что Гэбриель опозорил свое семейство, женившись на Джули! точно она сама не опозорила своего имени и не...

-- Замолчите! воскликнул Гамлин, дико метаясь на подушке: - вы меня сведете с ума своей дьявольской болтовней. Мне сегодня нехорошо, прибавил он мягче, заметив испуг Олли: - пошлите мне доктора Дюшена, если он здесь. Ну, благодарствуйте, идите. До свидания.

Гамлин произнес эти слова таким повелительным тоном, что Олли тотчас повиновалась и, убежденная в важной перемене, происшедшей в нем, поспешила отыскать доктора. Через несколько минут, он явился и, подойдя к постели больного, хотел взять его за руку, но Джак спрятал ее под одеяло, не желая обнаружить лихорадочного пульса.

-- Можно мне отсюда уехать? спросил он, пристально смотря на доктора.

-- Можно, но я не советовал бы.

-- Мне не надо вашего совета. Я вистую один, и, если проиграю, то не ваша вина - я плачу. Когда можно ехать?

-- Я полагаю - через неделю, отвечал Дюшен, с обычной докторской осторожностью: - то-есть, если не будет новых дурных симптомов.

-- Я должен ехать сейчас.

Доктор нагнулся и увидал на лице Джака нечто, никому другому незаметное.

-- Вы можете ехать, сказал он: - по помните, что рискуете вашей жизнью.

-- Хорошо, отвечал Гамлин, с слабой, но смелой улыбкой: - я веду уже шесть месяцев отчаянную игру, и нет причины ее теперь прекратить. Прикажите Питу укладываться.

-- Куда вы едете? спросил спокойно доктор, не сводя глаз с своего пациента.

-- К чорту! отвечал Гамлин, но потом, спохватившись, что он отправляется не один, прибавил: - в Сан-Антонио.

-- Хорошо, произнес доктор серьёзно.

Странно сказать; но, благодаря ли лекарству или напряжению сил, с этой минуты Гамлин стал быстро поправляться. Все приготовления к отъезду были окончены через несколько часов, и уже он сидел в экипаже, когда Гэбриель пришел с ним проститься, хотя больной и ненавидел прощания.

-- Я отправился бы за вами, мистер Гамлин, в таратайке, сказал он, стоя у дверцы: - но я должен остаться у моей жены и маленького ребенка. Вы, как не женатый, этого понять не можете. Вам верно интересно узнать, что я вчера взял на поруки мистера Перкинса, который, как выяснилось на суде, не убил Рамиреса. Я очень рад, что вам лучше и что Олли едет с вами. Я полагаю, Грэс также сопровождала бы вас; но она очень застенчива с чужими, тем более, что она - невеста, семь лет невеста молодого человека, по имени Пойнсет, который был моим защитником.

-- Ступай, ступай! воскликнул с ожесточением Гамлин, обращаясь к вознице: - чего ты, чорт возьми, ждешь!

Колеса застучали, Гэбриель отскочил в сторону, а Гамлин в изнеможении опустился на подушки.

Несмотря на это, чем он более удалялся от Одноконного Стана, тем сильнее проявлялись в нем его прежния смелость и отвага, что возбуждало большие надежды во всех окружавших его, кроме доктора.

-- Я полагаю, что это напряженное положение продлится еще три дня, сказал он, однажды ночью, старому Питу: - я поеду завтра в Сан-Франциско и через три дня вернусь". Если нужно, то телеграфируйте.

-- У меня здесь есть пациент в очень критическом положении. Ему не годится жить в гостиннице; не можете ли вы найти ему убежище в частном доме? Оно понадобится не надолго. Через неделю он умрет или совсем выздоровеет. Правда, он даже не протестант и ни во что не верит, но ведь вы, патер Филипе, не раз имели дело с язычниками.

Патер взглянул пристально на доктора, слава которого дошла до Сан-Антонио, и, тронутый его словами, отвечал:

-- Это - странный, печальный случай, сын мой. Я позабочусь о нем.

Действительно, на другой день, под его личным наблюдением, Гамлин был переведен в ранчу Блаженного Рыболова, несмотря на отсутствие хозяйки. Но мистрис Сепульвида, возвратясь домой из Сан-Франциско, была очень довольна подобному гостю, так как она сразу узнала в нем таинственного незнакомца, которого видела, несколько недель тому назад, в ранче Св. Троицы. К тому же, Джак, несмотря на свою болезнь, был очень красив, а слабость придавала ему еще более интереса в глазах прекрасного пола. Поэтому, она окружила его самыми любезными попечениями, уступая ему днем свой гамак, а ночью лучшую спальню в доме.

-- Кажется, а видела вас, мистер Гамлин, в ранче Св. Троицы, сказала она однажды: - вы помните дом донны Долорес?

Гамлин был вообще слишком пламенный поклонник женского пола, чтоб дерзко выказать большее внимание к другой женщине, чем к той, с которой он разговаривал, а потому молча и небрежно кивнул головой. Это до того убедило донну Марию, что он в первый раз являлся в ранчу, не для Долорес, а для нея, что она даже заподозрила, что теперешняя его болезнь была только предлогом увидеться с ней.

-- Бедная донна Долорес, продолжала она: - вы знаете, что мы навсегда ее лишились?

-- Когда? спросил Гамлин.

-- Восьмого, в день великого землетрясения.

Гамлин вспомнил, что Грэс Конрой явилась в Одноконном Стане десятого, и снова задумчиво кивнул головой.

-- Да, это очень грустно, прибавила донна Мария: - а, впрочем, может быть, и к лучшему. Она, бедная, безнадежно любила своего адвоката, знаменитого Артура Пойнсета. Вы этого не знали? Да, это верно. Вот почему я и полагаю, что она во время умерла, не узнав его вероломства. Вы верите, мистер Гамлин, в судьбу?

-- Вы говорите о том, когда везет счастье?

-- Может быть, отвечала донна Мария, не понимая намёка игрока: - бедная донна Долорес была моим искренним другом, а некоторые сплетники уверяли, что он ухаживал за мною.

Наступило продолжительное молчание.

-- Пит! промолвил, наконец, едва слышно Гамлин.

-- Не пора ли принять лекарство?

Когда вернулся доктор Дюшен, то он не обратил внимания на тревожные распросы Олли и сказал, обращаясь к самому Гамлину:

-- Вы ничего не имеете против доктора Макинтоша? Я послал бы за ним. Он - славный человек.

Больной согласился, и, через несколько часов, Макинтош приехал, вызванный по телеграмме. Оба доктора долго совещались, и, когда Макинтош уехал, то Дюшен сел у изголовья больного.

-- Вы сделали все необходимые приготовления?

-- Да, сэр.

-- Джак!

-- Вы осчастливили сегодня Пита, сказав, что разделяете его религиозные верования.

Едва заметная улыбка показалась на лице Джака.

-- Старик без устали увещевал меня с тех пор, как приехал другой доктор, промолвил он: - и я согласился со всем, что он говорит. Он очень ухаживал за мною в последнее время, а мне не чем его вознаградить; надо же было оставить ему что нибудь.

-- Так вы уверены в близкой смерти? спросил серьёзно доктор.

-- Вы не имеете сделать никаких распоряжений?

-- Я хотел вам оставить мои пистолеты в серебрянной оправе, но собака Джим Бригс в Сакраменто выпросил их и не отдает. Возьмите их у него.

-- Джак, не думайте обо мне! сказал нежно доктор, протянув ему руку, которую больной крепко пожал.

-- Моя бриллиантовая булавка заложена в Вингдаме, чтоб заплатить свидетелям по делу дурака Гэбриеля, продолжал он: - перстень я отдал Перкинсу, встретив его в пещере, чтобы он во всякое время был готов показать в пользу Гэбриеля. Золотой слиток у Олли; я просил ее сделать кружку для щенка старой тигрицы... Жены Гэбриеля... г-жи Деварж. Но, чорт возьми! где мои часы?

-- Нет.

Наступило продолжительное молчание, прерываемое только стуком маятника стенных часов. Вдруг, в соседней комнате раздался грубый смех одного из товарищей Джака, пришедшого его навестить, несовсем в трезвом виде.

-- Дурак! не умеет вести себя прилично в порядочном доме, промолвил едва слышно Гамлин: - скажите ему, чтоб он зажал свою глотку, или я его пр....

Голос ему изменил, и он не мог окончить фразы.

-- Что, Джак?

-- Не... говорите... Ни...ту... что... я его обманул.

Снова наступило молчание. Наконец, доктор Дюшен положил обе руки Джака на одеяло и тихонько вышел из комнаты. В дверях его встретили несколько лиц, тревожно ожидавших известий о больном.

Старый негр последовал за ним дрожащими шагами. Увидав бледное, без малейшей кровинки лицо Джака, он громко зарыдал и бросился на колени перед кроватью. Долго черное и белое лица неподвижно лежали на подушке, омоченной слезами. Когда же Дюшен хотел нежно поднять старика, то он вдруг выпрямился, поднял к верху свои черные руки и вдохновенно устремил широко раскрытые зрачки в потолок, словно он видел голубое небо. Быть может, он и действительно его видел...

-- Боже милостивый! произнес он торжественно: - ты умер на кресте одинаково за белых и за черных овец! Агнец небесный, помилуй грешного раба твоего! Господи, милосердный! помилуй его ради Женя! Ты, Боже, знаешь, что двадцать лет, Твой раб, Пит, познал своего распятого Господа и свято исполнял Его завет. Боже, провосудный! если Тебе все равно, зачти мою веру и мои дела этому грешнику. Приими его в лоно Авраамово, а меня нечестивого предай геене огненной. Аминь.