Габриель Конрой.
VII. Следы начинают исчезать

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Габриель Конрой. VII. Следы начинают исчезать (старая орфография)

VII.
Следы начинают исчезать.

Она умерла уже с неделю. Черты её лица и одежда были почти неузнаваемы; все тело было скорчено. Молодой доктор стал внимательно ее осматривать.

-- Умерла от голода? - спросил Блунт.

Доктор ничего не отвечал, но, отойдя от трупа, подобрал с земли валявшиеся остатки чучел, понюхал их, поднес к губам и, наконец, спокойно сказал:

-- Нет, она отравлена.

Все присутствующие отшатнулись от трупа.

-- Я полагаю, что отрава была случайная, - продолжал доктор хладнокровно, - бедная женщина, мучимая голодом, набросилась на эти чучела птиц, которые прикрыты толстым слоем мышьяка для предохранения от насекомых. Несчастная сделалась жертвою предосторожности, принятой ученым.

Во всем отряде раздались восклицания ужаса и негодования,

-- Вишь какой, предпочел сохранить проклятых птиц! - произнес швейцарец.

-- Убил женщину, чтобы спасти дохлую дичь, - промолвил другой.

Доктор улыбнулся и невольно подумал, что доктору Деваржу в эту минуту было бы небезопасно показаться в отряде.

-- Если этот энтузиаст-естествоиспытатель еще жив, то я надеюсь, что он подождет являться к нам хоть несколько часов, - сказал он на ухо Блунту.

-- Кто это такой?

-- Иностранец, довольно известный ученый в своей стране. Я не раз слыхал его имя. Это - доктор Деварж, и в разбросанных здесь бумагах он уверяет, что сделал удивительные открытия в науке. Он также ценит очень высоко свою коллекцию.

-- А стоит ее собрать и сохранить!

-- Не теперь, нам дорога каждая минута. Прежде подумаем о несчастных людях, а потом уж о науке.

Они поехали дальше. Бумаги и коллекции, сохраненные так старательно, плод стольких месяцев терпеливого труда и лишений, памятник научных открытий и победы человеческого ума - остались брошенными на снегу. Ветер, разметая снег с горных откосов, как бы с презрением переносил их с места на место, а лучи солнца, уже теплые, накаляя металлическую поверхность ящика и портфеля, хоронили их все глубже и глубже в снегу, словно желая скрыть навеки от человеческого глаза.

Обогнув долину по горному скату, где снег был унесен ветром, отряд достиг, через несколько часов, большого дерева у входа в роковое ущелье. Объявление все еще виднелось на дереве, но грубое изображение руки, указывавшее некогда на похороненные под снегом шалаши, теперь, по воле ветра или непогоды, значительно опустилось и знаменательно указывало на снег под ногами. Вход в ущелье был занесен такими сугробами, что путники были принуждены оставить своих лошадей и пойти пешком. Инстинктивно они сохраняли совершенное безмолвие и подвигались один за одним, то по мокрому снегу, то по обнаженным уступам горы. Наконец они достигли до деревянной трубы и крыши шалаша, видневшихся над снегом. Все остановились и взглянули друг на друга. Предводитель отряда подошел к трубе и, нагнувшись к ней, крикнул:

-- Кто там?

пошел к отверстию в сугробе и опустился в подземное жилище. Не прошло и мгновения, как он возвратился бледный и сделал знак доктору. Они оба исчезли в отверстии. Мало-по-малу за ними последовали и остальные люди отряда. Через несколько времени они медленно поднялись на поверхность, держа в руках три мертвых трупа. Потом они снова исчезли и вынесли разъединенные части скелета четвертого мертвеца. Опять наступило гробовое молчание. Все глядели друг на друга, не смея вымолвить ни слова.

-- Здесь должен быть еще другой шалаш, - сказал, наконец, Блунт.

-- Вот он! - воскликнул один из людей, указывая на вторую трубу.

Теперь уже нечего было колебаться. Худшее уже было узнано. Поспешно все направились ко второму подземному жилищу и исчезли в нем. Возвратясь обратно, они собрались в кучку и шепотом говорили о чем-то с видимым волнением. Они были так заняты, что даже не заметили, как среди них неожиданно появилось новое лицо.