Габриель Конрой.
XI. Г-жа Деварж

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Габриель Конрой. XI. Г-жа Деварж (старая орфография)

XI.
Г-жа Деварж.

Виктор Рамирец последовал за слугой наверх по лестнице и по длинному коридору, до большой залы, где слуга попросил его подождать, а сам исчез в другом, темном коридоре. До его возвращения, Рамирец занялся разсматриванием стен, на которых, между прочим, красовалась таинственная надпись: "Просят не спать на лестницах". Нанаконец, слуга явился и, подозрительно махнув рукой Рамирецу, повел его по темному коридору, где остановился перед одной из дверей и слегка постучался в нее. Несмотря на то, что этот стук был очень слаб, он каким-то магическим образом заставил все двери в коридоре отвориться, и в каждой из них показалась мужская голова. Рамирец мрачно насупил брови. Он хорошо знал, что, при тогдашнем положении дел в Калифорнии, каждый человек, посещающий даму, возбуждал зависть и подозрение в других людях.

За дверью раздались легкие шаги, и она отворилась. Слуга на минуту остановился, чтобы посмотреть, достаточно ли прилично произойдет свидание между мужчиной и женщиной, а потом мрачно удалился. Рамирец вошел в комнату; дверь за ним захлопнулась, и он очутился лицом к лицу с таинственной обитательницей Международной гостиницы.

Это была худощавая блондинка, небольшого роста; когда исчезла с её лица улыбка, показавшаяся на нем при открытии двери, она казалась обыкновенной, ничем не замечательной женщиной. Если б она не поражала излишней мягкостью своих грациозных манер и слишком смиренной покорностью, которые всегда опасны в женщинах, едва ли бы она чем-нибудь могла возбуждать восхищение мужчин или опасение женщин.

Рамирец поспешно протянул к ней обе руки, но она застенчиво отшатнулась и спокойно сказала, указывая на потолок и стены.

-- Полотно и бумага.

Смуглое лицо Рамиреца омрачилось. Наступило продолжительное молчание. Наконец блондинка разсеяла улыбкой облако, заволакивавшее его лицо, и сказала, указывая на стул:

-- Садитесь, Виктор, и разскажите, отчего вы так скоро возвратились?

Виктор молча сел. Блондинка смотрела на него мягко и покорно, но не промолвила ни слова. Он хотел, было, последовать её примеру, но пламенная натура взяла свое, и он воскликнул:

-- Вам бы лучше вычеркнуть из книги отеля имя - Грэс Конрой и вписать свое собственное.

-- Отчего, Виктор?

-- Боже мой! Она спрашивает отчего! воскликнул Виктор; поднимая глаза к потолку, - оттого, что в ста милях отсюда живут брат и сестра Грэс Конрой. Я их видел.

-- Чтож, и хорошо.

-- Хорошо? - повторил Виктор, - что ж тут хорошого? Выслушайте меня и вы увидите, хорошо ли это.

Он пододвинул свой стул и продолжал пламенным, но тихим голосом.

-- Я, наконец, отыскал руду. Описание местности в найденной мною бумаге совершенно верно. А, вы начинаете интересоваться моими словами? Самая руда еще никому неизвестна. Это место называется Одноконный Стан; почему? - никто не знает. Это - богатое селение рудокопов. Вокруг разрабатываются драгоценные рудники, но на вершине небольшой горы никто не работает, а там именно и есть руда. Никто не подозревает её присутствия, но она совершенно точно описана в этой бумаге.

Он вынул из кармана конверт, а из него сложенную бумагу (ту самую, которую доктор Деварж дал Грэс Конрой) и указал на начерченную на ней карту.

-- По этому описанию, - продолжал он, - я отправился к источникам Американской реки и проследил весь кряж небольших гор, шаг за шагом, до тех пор, пока на прошлой неделе не достиг Одноконного Стана. Вот его местопожение здесь обозначено совершенно ясно.

Он указал на бумагу, и его собеседница схватила ее за угол своими тонкими, длинными пальцами, словно когтями ястреба.

между ними живет один добрый человек, ухаживающий всегда за больными, по имени Гэбриель Конрой. Хорошо! Вдруг я занемог. Меня схватил ревматизм в коленке. Я лежу безпомощный, как ребенок, в доме мистера Бригса. Вот приходит ко мне Гэбриель Конрой, сидит со мною, разговаривает и рассказывает все. Он приводит ко мне свою маленькую сестру; потом я посещаю его хижину на горе и вижу портрет его сестры Грэс. Ну, теперь вы понимаете, что все кончено?

-- Отчего?

-- Эта женщина еще спрашивает отчего, - произнес Виктор поднимая глаза к потолку, - если этого мало, так слушайте. Дом Гэбриеля Конроя стоит на той самой земле, которую губернатор подарил доктору Деваржу. Понимаете? Этот Гэбриель фактически владеет землею.

-- Он знает о руде?

-- Нет, это - одна случайность, судьба.

Она подошла к окну и смотрела в продолжение нескольких минут на дождь. Лицо её казалось теперь так старо, так искажено, что один из зевак на улице, посмотрев в окно, не узнал хорошенькой француженки. Быть-может, это обстоятельство заставило ее очнуться, и она возвратилась к Рамирецу с очаровательной, нежной улыбкой.

-- Так вы от меня отказываетесь? - спросила она мягким голосом.

Виктор не смел взлянуть на нее. Он смотрел в пространство и, пожав плечами, произнес:

-- Это - судьба.

Она слегка щелкнула своими тонкими пальцами и, остановившись перед ним, сказала:

-- У вас хорошая память, Виктор.

Он ничего не отвечал.

-- Но позвольте, все же, напомнить вам обстоятельства нашего знакомства. Год тому назад я получила в Берлине письмо мистера Питера Думфи из Сан-Франциско, который уведомлял меня, что у него находятся важные бумаги относительно недвижимой собственности моего покойного мужа, доктора Поля Деваржа, и просил меня вступить с ним в письменные сношения. Я ничего не отвечала, но сама приехала сюда. Быть-может, умный человек выразил бы колебание или сомнение, но я в таких случаях не разсуждаю. Я - только бедная, слабая женщина и прямо приехала. Конечно, не так следовало поступить, и вы хитрые, осторожные мужчины прежде переписались бы. Но я прямо приехала.

Виктор вздрогнул, но не прервал молчания.

-- Я видела мистера Думфи в Сан-Франциско. Он показал мне несколько бумаг, которые, по его словам, он нашел в потаенном месте, где их спрятал доктор Деварж. Тут был документ на пожалованную губернатором землю моему мужу, а в других бумагах находились важные научные открытия. Он посоветовал мне обратиться за дальнейшими сведениями в миссионерскую станцию и presidio Сан-Изабель, откуда была послана экспедиция на помощь пропавшим поселенцам. Он был просто торговец, и для него этот вопрос представлял чисто денежную сделку. Поэтому он согласился мне помогать за известный процент. Не так ли все это?

Виктор поднял на нее свои черные глаза и кивнул головой.

-- Я поехала в миссионерскую станцию и увидала там вас, секретаря прежнего коменданта, хранителя архива и единственное лицо, помнившее экспедицию. Вы мне показали копию с донесением о действиях экспедиции и держали себя со мною очень холодно, пока я вам не рассказала своей истории. Тогда вы, повидимому, заинтересовались мною и объяснили, как неожиданно появилась в комендантском доме Грэс Конрой имя которой внесено в список мертвых. Вы мне сказали, что сочли молодую девушку за самозванку. Так, ведь было?

Виктор снова махнул головой.

-- Вы рассказали, как она пришла в отчаяние, прочтя донесение о действиях экспедиции, как упала в обморок, как женщины открыли её несчастное положение, как комендант ее сожалел, как она таинственно исчезла, как комендант хранил об этом молчание, как вы сами подозревали, что она родила. Не так ли, Виктор?

Он хотел взять ее за руку, но она тихонько ее выдернула, не изменяя своего нежного тона.

для возвращения себе того, что мне должно было принадлежать по праву; вы посоветывали мне взять на себя роль этой девушки и перехитрить обманщицу. Вы не просили процентов, вы не старались зашибить копейки. Вы просили только моей любви. Быть-может, я - глупая, слабая женщина, но ваше безкорыстие меня подкупило, и я послушалась скорее голоса сердца, чем расчета. Я обещала вам мою руку и все мое состояние по достижении успеха. Теперь вы приходите ко мне и просите, чтобы я нарушила наш договор и освободила вас от принятого на себя обязательства. Нет, нет, вы уже сказали довольно.

Испуганный Рамирец бросился перед нею на колени и, схватив за руку, хотел что-то произнести, но она с усилием освободилась от него и продолжала тем же тоном упрека.

-- Нет, нет! отправляйтесь к этому брату, отыскать которого, повидимому, составляло вашу главную цель. Ступайте к нему и возвратите бумагу, находящуюся в ваших руках. Скажите ему, что вы украли ее у его сестры, которую заподозрили в обмане; скажите, что она родила незаконного ребенка. Скажите также, что этим поступком вы отнимаете последнюю надежду у несчастной брошенной жены, которая приехала за тысячи миль, чтоб потребовать хоть малость от человека, обязанного еще при жизни ее содержать. Скажите ему все это, и, если он - действительно такой добрый и хороший человек, как вы говорите, то он вас благословит. Потом вы прибавьте, что эта бумага не может принести ему никакой пользы, так как сокровища принадлежат, по закону, ребенку его сестры, если он жив. Наконец, покажите ему донесение экспедиционного отряда, удостоверяющее смерть его обеих сестер и возбуждающее сильное сомнение в его личности. Тогда он поймет, какое вы сделали ему благодеяние.

-- Простите меня, - произнес Виктор, с странной смесью стыда, опасения и восторга, - простите меня, Юлия. Я - негодяй, я - неблагодарный, я - трус. Я сделаю все, Юлия, все, что вы скажете.

Г-жа Деварж была слишком умна, чтоб настаивать на своей победе, и слишком осторожна, чтоб вывести из себя легко увлекающагося Рамиреца.

-- Шш! - произнесла она и как бы незаметно позволила ему привлечь ее к себе. - Послушайте, Виктор, чего вам бояться этого человека? Разве его показание может пересилить мое, если я его не признаю? Тем более, что он незаконно владеет моей собственностью. Кто может подтвердить, что он - действительно Гэбриель Конрой, когда его единственная родственница не посмеет явиться, чтобы удостоверить его личность, а если б она и явилась, то вы можете под присягой засвидетельствовать, что она вам выдавала себя за другую? Какое значение может иметь одно пристрастное показание, когда вы подтвердите, что я - та самая Грэс Конрой, которая явилась в миссионерскую станцию, когда то же самое покажет и один из членов несчастной партии эмигрантов, погибших в снегу - Питер Думфи.

-- Думфи! - произнес Гамирец с удивлением.

-- Да, Думфи, повторила г-жа Деварж, - когда он убедился, что я, как разводная жена доктора Деваржа, не могу иметь никакого законного права на его наследство, он одобрил ваш план и предложил быть свидетелем для подтверждения того факта, что я - действительно Грэс Конрой. Да, Виктор, я не дремала, пока вы приходили в отчаяние от найденных вами затруднений.

-- Простите меня! - воскликнул он и, схватив её руку, покрыл пламенными поцелуями, - я лечу. Прощайте!

-- Куда? - спросила г-жа Деварж, вставая.

-- В Одноконный Стан.

-- Нет, садитесь и выслушайте меня. Вы должны отправиться в Сан-Франциско и сказать Думфи о сделанном вами открытии. Быть-может, нам придется взять адвоката, но прежде надо привести в известность наши силы. Вы должны разыскать, во что бы то ни стало, Грэс. Поезжайте в Сан-Франциско, повидайтесь с Думфи и возвращайтесь сюда.

-- Но вы здесь одни, без защитника, среди мужчин, произнес Рамирец, с блестящими от ревности глазами.

-- Поверьте, мужчины менее опасны для нас, чем женщины! Разве вы мне не верите, Виктор? - сказала она, смотря на него с чарующей улыбкой.

Он хотел было броситься к нея ногам, но она остановила его быстро, указав пальцем на потолок и бросив знаменательный взгляд на стену.

-- Прощайте, уезжайте скорее, - промолвила она, - или нет, нет подождите. Гэбриель женат?

-- Нет.

-- Прощайте.

Дверь затворилась за его смуглой и энергичной фигурой, и он исчез.

Спустя минуту, раздался громкий звонок из No 92, находившагося рядом с комнатою, занимаемой г-жею Деварж.

-- Чорт возьми! Зачем вы так долго заставили меня ждать! - воскликнул Джэк, лежа в постеле и с яростью схватывая машинку для снятия сапог.

Слуга промолвил что-то в свое оправдание.

-- Принесите горячей воды.

Слуга поспешно направился к двери, но Джэк остановил его.

-- Дьявол! чего побежал? Кто это только-что вышел из соседней комнаты?

-- Не знаю, сэр.

-- Узнайте и скажите.

Джэк бросил золотую монету в оторопевшого слугу, поправил себе подушку и отвернулся к стене. Слуга переминался с ноги на ногу, и Джэк через мгновение снова обратился к нему:

-- Вы еще не ушли? Коего чорта...

-- Извините, сэр, вы знаете что-нибудь о ней?

-- Нет, отвечал Джэк, приподнимаясь на локтях; - но, если я увижу еще раз, что вы, как пять минут назад, подсматриваете в её дверь, то я вам...

Мистер Гамлин понизил голос и очень тихо, но энергично погрозил лишить слугу одного из необходимых органов человеческого тела.

-- Ступайте.

После ухода слуги, затворившого за собою дверь, Джэк лежал безмолвно около часа. Потом он встал и начал медленно одеваться, напевая, как всегда, в полголоса своим нежным тенором, которым он так славился. Окончив свой туалет под это птичье чириканье, он положил в карман жилета маленький пистолет с костяной ручкой, надел шляпу на свою красивую голову, быть может, больше на бекрень, чем обыкновенно, и вышел в залу. Запирая свою дверь, он крепко ее захлопнул, и от этого удара отворилась дверь в соседнюю комнату; проходя мимо, мистер Гамлин машинально взглянул в ту сторону и увидал г-жу Деварж, которая стояла у письменного стола, закрыв лицо платком. Он тотчас прекратил свое чириканье и серьезно пошел по лестнице. На нижней площадке он встретил слугу, который, почтительно сняв шляпу, сказал:

-- Он - не здешний, сэр.

-- Кто не здешний? - спросил Джэк резко.

-- Человек.

-- Какой человек?

-- О котором вы спрашивали.

-- Я ни о ком у вас не спрашивал.

-- Я думал, сэр...

-- Вам не следует так рано пить, Майкль, - продолжал мистер Гамлин спокойно, не спуская глаз с слуги, - вы натощак слишком пьянеете. Пейте уж за обедом.