Габриель Конрой.
XII. Миссис Маркль

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Габриель Конрой. XII. Миссис Маркль (старая орфография)

XII.
Миссис Маркль.

Замечание Олли о миссис Маркль и её критический отзыв о своем туалете не выходили из головы Гэбриеля всю ночь, и, встав рано на другое утро, он взглянул на свою работу, лежавшую на столе, с мрачным сомнением в своем искусстве по этой отрасли домашняго хозяйства.

-- Да, вероятно, я не достаточно хорошо исполняю свой долг в отношении ребенка, - подумал он, беря со стола одежду Олли и кладя ее бережно к постели спавшей девочки, - это платье, не говоря о прочности и крепости материи, немного устарело и не совсем прилично. Конечно, ты не требуешь модного туалета, прелестное личико (он обратился к спящему ребенку с разсыпавшимися кудрями и раскрасневшимися щечками), но это возбуждает замечания других детей. Все наше селение что-то слишком переполняется жителями. В последние полго а явилось новых три семейства... Это - уж слишком быстрое увеличение населения. А миссис Маркль! (при мысли о ней Габриель вспыхнул, не смотря на то, что сидел один в безмолвной комнате). Каков ребенок! в девять лет так говорит об этой вдове! Просто непонятно. И, подумаешь, я все время избегал этого только ради Олли, ради того, чтоб женский надзор её не мучил.

Однако, во время своего скромного завтрака с Олли, Гэбриель впервые заметил с безпокойством несколько странностей, никогда прежде его не поражавших в её одежде и даже манерах.

-- Вообще, Олли, сказал он, осторожно оставаясь на точке общих вопросов, - в порядочном обществе молодые девушки не возятся, сидя на стуле, и каждые пять минут не поправляют своих сапог.

-- Вообще, Гэб, девочки не носят сапог - отвечала Олли, обмакивая кусок хлеба в соус на сковороде.

Искусно избегая разрешения вопроса, составляют ли высокие резиновые сапоги необходимую принадлежность туалета молодой девушки, Гэбриель произнес с спокойным равнодушием.

-- Я думаю, что, идя на работу, я загляну к миссис Маркль.

Он из подлобья посмотрел на ту незначительную часть лица сестры, которая виднелась из-за большого, уничтожаемого ею ломтя хлеба.

-- Возьми меня с собою, Гэб.

-- Нет, ты останешься здесь и приберешь комнату. Да смотри, не убегай в лес прежде, чем все кончишь. К тому же, прибавил он, гордо поднимая голову, - мне надо поговорить с миссис Маркль об одном деле.

-- О, Гэб! - воскликнула Олли, поднимая голову.

Все её лице сияло хитрым лукавством и блестело говяжьим жиром.

-- Что с тобою, Олли? - спросил Гэбриель с спокойным достоинством.

-- Чего ты стыдишься, Гэб?

Он не отвечал, но, встав, собрал инструменты, надел шляпу и пошел к двери. Потом неожиданно вернулся и взял обеими руками Олли за голову.

-- Если что-нибудь случится со мной, - сказал он, - то ты, голубушка, знай, что я всегда и более всего заботился о тебе.

Мысль о реке блеснула тотчас в голове ребенка.

-- Ты не пойдешь сегодня в воду, Гэб? - спросила она, слегка вздрогнув.

-- Нет, Олли, не бойся: я вернусь здрав и невредим, произнес он поспешно, взглянув на её испуганное дицо, - прощай!

Он нежно поцеловал ее; она провела рукою по его белокурым кудрям, пригладила ему бороду и поправила галстух.

-- Ты лучше переменил бы рубашку, Гэб; эта не довольно чиста. Ведь, ты идешь к миссис Маркль. Погоди, я достану твою соломенную шляпу.

Ночью шел дождь; земля дышала свежестью, а небо было покрыто живописными облаками, что в Калифорнии бывает очень редко, исключая дождливого сезона. Гэбриель обыкновенно не очень поддавался метеорологическим влияниям и не особенно восторгался красотами природы; но в это утро он вполне сознавал, что погода была прекрасная, что окружающая его природа великолепна, а потому, я полагаю, он был впечатлительнее обыкновенного и в отношении всех проявлений красоты на земле. Для некоторых натур, спасение которых зависит от их практичности, очень опасно восторгаться природой: деревом, цветком, лучем солнца; отсюда один только шаг до роковой сантиментальности в отношении женского пола. А случаю было угодно, чтоб Гэбриель, подойдя к хижине миссис Маркль, увидел после красот природы и царицу природы - миссис Маркль, которая мыла посуду в кухне перед окном.

Тут произошла сцена, ясно обнаружившая одну из тех несообразностей женского характера, которые пленяют обыкновенных людей, но иногда не имеют никакого влияния на своеобразный характер. Миссис Маркль всегда обращалась с застенчивым Гэбриелем очень мягко, радушно и естественно; но теперь, заметив на его лице тень энергичного одушевления, тотчас приняла воинственный тон.

-- Если вы желаете меня видеть, Гэбриель Конрой, сказала она, обтирая щелок со своих загорелых, но красивых рук, - вы должны подойти к лохани, потому что я не могу бросить посуду невымытой. Джо Маркль всегда мне говорил: "Когда у тебя есть работа, то не позволяй себе думать ни о чем другом". Салли, подай стул Гэбриелю; он у нас редкий гость, его нельзя оставлять на ногах. Мы - рабочия женщины, Салли, и нам не время болеть, а мистер Конрой находит удовольствие только в посещении больных.

Гэбриель был совершенно изумлен этим саркастическим приемом, но он, в то же время, как бы успокоился.

-- Олли ошибается, - сказал он сам себе, - эта женщина думает только о своих жильцах и посуде. Впрочем, еслиб она всегда была такой и не приставала, не надоедала, а занималась бы преспокойно хозяйством, то недурно было бы на ней жениться. Но женщинам доверять нельзя; оне изменчивы. Как бы то ни было, я могу успокоить Олли.

По счастью, миссис Маркль не знала, какие мысли таились в голове безмолвно стоявшого перед нею человека, и поспешно продолжала свой монолог и мытье посуды.

-- Говоря, что мы - рабочия женщины, Салли, - продолжала она, попрежнему обращаясь к своей худощавой помощнице, которая, стоя спиною к хозяйке, вытирала посуду и с улыбкой посматривала на Гэбриеля, - говоря, что мы - рабочия женщины, Салли, я не забываю, что мужчины, смотрящия на нас, могут также работать и даже еще больше.

В эту минуту миссис Маркль разбила тарелку и, после непродолжительного молчания вздохнула, посмотрела вокруг себя и, покраснев, объявила, что чувствует себя нервной и не может продолжать мытья посуды.

Снова наступило неловкое молчание. К счастью Гэбриеля худощавая Салли возобновила разговор и, вовсе не замечая его присутствия, сказала, обращаясь больше к стене, чем к хозяйке.

-- Вам не мудрено быть нервной, Сюзанна, работая на сорок жильцов и случайных путешественников. Ведь, у вас нет помощника. Вот, еслиб вы слегли от ревматизма, то, пожалуй, кто-нибудь и стал бы за вами ухаживать. Случись смерть в вашем семействе, то друзья, не оставляющие иначе своих занятий, пожалуй, явятся к вам на помощь. Маленькая Манти так кашляла в последния недели, что другая мать от страха сама дошла бы до чахотки.

В эту минуту Гэбриель вспомнил с упреком, что, подходя к дому мистрис Маркль, он заметил маленькую Манти в канаве и ощутил к ней какое-то необъяснимое чувство будущого родственника. Но теперь это родство показалось ему столь невозможным и нелепым, что он счел себя чем-то в роде самозванца и пришел в сильное смущение, которое выразилось совершенно своеобразно. Вынув из кармана маленький гребешок, он начал медленно, с смущенной улыбкой, причесывать свои белокурые кудри. Миссис Маркль часто видывала это внешнее выражение внутренняго чувства, отгадала его причину и приняла его, как следуемую ей дань. Она смилостивилась, но, по таинственной женской симпатии, это выразилось в словах её помощницы.

-- Вы сегодня не в духе, Сюзанна, - сказала Салли, - послушайтесь моего глупого совета, бросьте работу и, усевшись преспокойно в гостиной, разговаривайте с Гэбриелем, если он не предпочитает остаться в кухне, чтоб набраться полезных сведений по части хозяйства. Я никогда не могла бы, работать при мужчине. Дайте мне ваш передник, и я перемою всю посуду, если вы согласны лишиться моего общества; впрочем, двое - славное общество, а трое - никуда не годится. Вам, Сюзанна, вечно нет времени заниматься туалетом: посмотрите, у вас волосы совсем растрепались.

Тут Салли, как бы заметив присутствие Габриеля, стала поправлять прическу миссис Маркль, но та ее оттолкнула.

-- Оставьте, Салли, мне не время заниматься таким вздором; у меня - не волосы, а швабра, сказала она строгим тоном самоунижения; - ну, вот, что вы наделали? Я так и знала. Действительно, Салли с чисто-женской хитростью неожиданно распустила черную, роскошную гриву миссис Маркль, раскинувшуюся волною по её полным плечам. Она засмеялась и хотела убежать в гостиную, но Салли, как истинный художник, пустила ее не прежде, чем эта поэтическая картина произвела полный эффект на воображение невинного Гэбриеля.

-- Швабра, нечего сказать, - произнесла Салли, - хорошо, что не все одинакового мнения и что хвалить себя стыдно. Но вчера стряпчий Максвель сказал мне на этом самом месте, смотря на вас, когда вы разливали суп и одна из прядей ваших волос случайно распустилась: "Много красавиц в Фриско дорого бы дали за волоса Сюзанны Маркль..."

В эту минуту речь Салли была прервана быстрым бегством миссис Маркль в гостиную.

-- Вы не знаете, Гэбриель, имеет ли здесь какое-нибудь дело стряпчий Максвель? - спросила Салли, принимаясь за свою работу.

-- Нет, - отвечал Гэбриель, одинаково не понимая ни тайного смысла её слов, ни опасного для его спокойствия эффекта распущенных волос миссис Маркль.

-- Он гораздо чаще проезжает здесь, чем прежде, и в один день, кажется, пять раз обедал. Когда вы вошли, я подумала, что это - он. Сюзанна этого не замечает; она не любит таких, как стряпчий, - продолжала Салли, бросив знаменательный взгляд на могучия плечи и высокий рост Гэбриеля; как вы находите ее теперь? Я вас спрашиваю, как друга семейства.

Гэбриель поспешил уверить Салли, что миссис Маркль казалась на его взгляд совершенно здоровой; но сухопарая служанка тяжело вздохнула и покачала головой.

-- Наружность обманчива, Гэбриель. Никто не знает, что переносит эта бедная женщина. Она, в последнее время, очень разстроена и то-и-дело бьет посуду. Вы видели, как она только что разбила тарелку? Быть-может, мне не следовало бы этого говорить, но вы - друг дома и человек верный; поэтому я не скрою от вас, что по количеству разбитой посуды можно положительно сказать, когда вы были здесь. Конечно, еслиб она узнала, что я вам это выболтала, то убила бы меня, так как она горда, как я. Вот хоть, например: вы заходили две недели тому назад, и столько в этот день она перебила чашек, что не хватило их вечером на всех жильцов.!

-- Может быть, у нея лихорадка, - произнес испуганный Гэбриель, вскакивая с места; - у меня дома есть индийское лекарство, и я его тотчас принесу или пришлю.

-- Если она вернется и не застанет вас, то, при её нервном положении, я не отвечаю за её жизнь. Если вы уйдете после того, что случилось сегодня, после того, что произошло между вами, то она просто умрет.

-- Что же такое произошло? - спросил Гэбриель с испугом.

-- Не мое дело, - отвечала торжественно Салли. - судить о поведении других и объяснять, что значит то или другое: посещение мужчинами женщин, битье посуды, причесывание волос гребнем (Гэбриель вздрогнул) и молчание перед посторонними. Не мое дело разсуждать, почему одна выходит из себя, а другой бросается, как сумасшедший, за лекарством. Я сама знаю про себя и молчу. Часто мне говорит Сюзанна: "Никто на свете не умеет так запереть свои мысли и бросить от них ключ, как вы, Салли". Ну, вот и вы, сударыня; давно уже пора, а то я теряю время, разговаривая с этим джентльменом.

Излишне прибавлять, что последния слова относились к миссис Маркль, которая в эту мийуту показалась в дверях в новом ситцевом платье, рельефно выставлявшем её роскошные формы, и что Салли относилась к обоим действующим лицам с чрезвычайным уважением, как бы в доказательство, что минута была торжественная.

-- Я надеюсь, что не помешала вашему разговору, - сказала вдова с лукавой улыбкой, останавливаясь на пороге, - но если вы еще не кончили, то я подожду.

-- Я не думаю, чтоб Гэбриель имел еще что-либо мне сказать по секрету от вас, миссис Маркль, - отвечала Салли, намекая на то, что Гэбриель открыл ей тайну, которую она из деликатности не могла обнаружить, - не мне станут доверять джентльмены свои чувства.

Трудно сказать, что более пугало Гэбриеля, лукавые ли замечания миссис Маркль, или ясный намек Салли. Он встал и убежал бы даже в виду истерики миссис Маркль и насильственных действий Салли, на которые он считал ее вполне способной, но его удерживало страшное подозрение, что он уже безвозвратно запутался, нацежда, что он найдет случай для объяснения, и, быть может, роковая, притягательная сила опасности. Как бы то ни было, он нерешительно последовал за миссис Маркль в её гостиную. Там она пригласила его сесть, и он безпомощно опустился на стул, тогда как Салли в кухйе стала громко шуметь посудой и петь во все горло, с явною целью убедить застенчивых влюбленных, что она не может подслушат их нежной беседы; это было так очевидно, что Гэбриель покраснел до корня волос.

В этот день Гэбриель возвратился домой вечером серьёзнее обыкновенного. На все вопросы Олли он отвечал коротко и уклончиво. Но не в его натуре было хранить в тайне что-либо, даже неприятное, а потому Олли терпеливо ждала той минуты, когда он сам все ей разскажет. Эта минута наступила после их скромного ужина, который прошел без всяких критических замечаний со стороны Гэбриеля. Олли, как всегда, поставила между ног брата маленький ящик и села на него, прислонясь головой к его жилетке. Гэбриель закурил трубку и, выпустив несколько клубов дыма, сказал тихо:

-- Это невозможно.

-- Что невозможно, Гэб? - спросила хитрая Олли, очень хорошо понимая, о чем он говорил.

-- То дело, о котором мы говорили.

-- Какое дело, Гэб?

-- Отчего?

-- Она не хочет итти за меня.

-- Отчего? - воскликнула Олли, поспешно обернувшись.

Гэбриель уклонился от взгляда сестры и твердо повторил, смотря на огонь.

-- Низкая, противная, старая дрянь: - воскликнула с сердцем Олли, - разве есть человек лучше тебя, Гэб? Какое безстыдство!

Гэбриель махнул трубкою по воздуху, но с таким тоном невозмутимой покорности, что Олли снова взглянула на него подозрительно.

-- Что она сказала?

"сердце отдано другому, не бывать твоим ему". Я не помню именно, что она сказала, но ты знаешь, Олли, что женщины в такую минуту всегда говорят стихами. Во всяком случае смысл был такой.

-- Она не сказала, - ответил Гэбриель с безпокойством, - а я не считал себя в праве спрашивать.

-- Ну?

-- Что ну? - спросил Гэбриель, с еще большим смущением.

-- Что ты сказал?

-- Нет, прежде; как ты объяснился, Гэб? - произнесла Олли, смотря в глаза брату и поддерживая рученками свой подбородок.

-- О! как всегда, в подобных случаях, - сказал Гэбриель, махая трубкой в знак того, что всем известно, как делается вообще предложение руки и сердца.

-- Но как именно? Гэб, разскажи мне все.

-- Ну, вот видишь, начал Гэбриель, смотря на потолок, - женщины, обыкновенно, застенчивы, и мужчины всегда лучше привлекают их к себе смелостью. Вот, Олли, я, войдя в дом, потрепал Салли по щекам и, обняв вдову, поцеловал ее раз два или три, знаешь, из любезности и для приличия.

-- Ни под каким видом, - произнес Гэбриель решительно.

-- Отвратительная бестия! - воскликнула Олли, - я желала бы, чтоб Манти посмела теперь притти сюда, - прибавила она, дико грозя перстом; - и подумать только что сегодня я позволила ей выбрать у нас лучшого щенка!

-- Тише, Олли: это для всех должно остаться тайной, - произнес поспешно Гэбриель, - я только тебе и доверяю; между нами не может быть ничего скрытного. К тому же, прибавил он убедительным тоном, прежде, чем жениться, всякий должен перенести с дюжину отказов. Это так водится. Один мой знакомый, с безстыдством продолжал Гэбриель, вполне сознавая, что он лгал, получил пятьдесят отказов, а был гораздо лучше меня и имел тысячу долларов. Знаешь, Олли, некоторые это любят, как сильное ощущение, в роде разыскания руды.

-- Но что-ж ты сказал, Гэб? - спросила Олли, снова возвращаясь к главному факту и не понимая удовольствия, доставляемого отказом по словам Гэбриеля.

"Сюзанна Маркль, вот в чем дело: я и Олли живем на горе, а вы с Манти в ущелье; горы и долины разделяют два любящих сердца, и нет причины, почему бы нам всем не составить одно семейство в моем доме; вам назначить день". Потом я пустился немного в поэзию, ввернул это кольцо (Гэбриель указал на толстое золотое кольцо, красовавшееся на его мизинце), поцеловал опять вдову, потрепал по щеке Салли - вот и все.

-- И она, после всего этого, не пожелала выйти за тебя, Гэб, - произнесла задумчиво Олли; - ну, так что-ж, кому она нужна? Во всяком случае не мне.

-- Я очень рад слышать это от тебя, Олли, отвечал Гэбриель. - Но ты не должна говорить ей об этом ни слова. Она собирается купить ту часть старого участка на нашей горе, где я начинал работы в прошлом году, и выстроить дом подле нас. Она говорит, что хочет быть поближе к нам и ухаживать за тобою. Поэтому, Олли, - продолжал Гэбриель серьезно, - если она будет попрежнему приставать ко мне, то ты не обращай внимания - так поступают все женщины.

-- Я желала бы это видеть, - произнесла Олли.

Гэбриель взглянул на нее с невольным удовольствием и обнял.

эту идею. Ты будешь ходить в школу, Олли; на будущей недели я съезжу в Морисвиль за новой для тебя одеждой, и мы будем жить припеваючи. Потом, Олли, вдруг - счастье всегда является вдруг - я найду руду в этой горе, и мы будем богаты. Я всегда говорил, что здесь есть руда. А, разбогатев мы с тобою поедем в Сан-Франциско. Я куплю большой дом, у тебя будут всевозможные учителя и множество подруг из лучших девочек в городе. Тогда, может быть, я полажу и с миссис Маркль...

-- Никогда! - воскликнула Олли с сердцем.

Повинуясь этому замечанию, Олли удалилась за холщевую занавеску, взяв с собою свечку и оставив брата курить трубку при мерцающем свете потухающого огня. Но Олли не заснула, а спустя полчаса выглянула из-за занавески. Габриэль сидел на том же месте, закрыв лицо руками. Она тихонько подошла к нему и, подняв его голову, нежно обняла. На одной из своих рук она почувствовала что-то влажное.

-- Ты не грустишь об этой женщине, Гэб? - спросила она.

Олли взглянула на свою руку, а Гэбриель пристально посмотрел на потолок.

-- Крыша течет, - произнес он, - ее надо завтра починить. Однако, ступай, Олли, спать, ты простудишься в одной рубашенке.