Габриель Конрой.
XXI. Страничка из прошлого

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Габриель Конрой. XXI. Страничка из прошлого (старая орфография)

XXI.
Страничка из прошлого.

Письмо Артура содержало краткое объяснение задержавших его будто бы дел и оканчивалось следующими словами.

"Постарайтесь отыскать дарственный или передаточный документ доктора Деваржа".

Он едва успел запечатать письмо, как явился Диего; отправив его, Артур стал нетерпеливо ждать донью Долорес и был крайне удивлен, когда вместо нея неслышно вошел торжественного вида майордом и знаками пригласил его следовать за ним в приготовленный для него покой. Это была длинная, узкая, низкая и темная комната, убранная довольно роскошно коврами, дорогими занавесями, двумя большими зеркалами в позолоченных рамах и порядочными картинами; в глубокой нише стояла прекрасная кровать красного дерева; простыни и белые атласные подушки были обшиты настоящими брюссельскими кружевами; одеяло было из желтого атласа, с богатою вышивкою.

Вскоре Артуру был подан очень вкусный и обильный обед, при чем донья Долорес прислала Мануелу с извинением, что она, по нездоровью, не может принять участия в обеде.

Артур ел без аппетита; ему было досадно, зачем он выказал такую слабость, оставшись здесь, - и он уж начал было подумывать, как бы улизнуть хоть к донье Марии, когда Мануела вторично явилась с приглашением пожаловать к её госпоже.

Артур чувствовал, как вся кровь бросилась ему в лицо и сердце сильно забилось; ему не хотелось бы явиться таким взволнованным, но все же он последовал за старухою, которая ввела его в ту же комнату, в которой он был перед тем.

Донья Долорес опять полулежала на диване:

-- Боюсь, что вы будете меня презирать, - начала она, - за то, что я такая слабая, а вместе с тем и ленивая; сейчас был со мною один из моих обычных припадков... Мне кажется что они происходят от бездействия: я лежу вот здесь по целым дням, не двигаясь с места... Это ужасно! все ждать чего-то и никогда не дождаться!

Она проговорила это таким трогательным голосом, что у Артура выступили на глазах слезы; он отвернулся от нея на мгновение.

-- Не приходило ли вам на ум поправить ваше разстроенное здоровье переменою климата? Если да, то отчего же бы вам не сделать этого; ведь, вы щедро наделены благами мира сего, независимы и, кажется, не можете иметь никакой особенной причины вечно оставаться на одном месте, - сказал он совершенно спокойно.

-- Быть может, вы правы, - ответила она неопределенно.

Она махнула рукой Мануеле, которая тотчас же удалилась.

-- Я должна сказать вам одну вещь, о которой мне бы не следовало умалчивать нынче утром, дон Артуро, хотя это и чужая тайна; я колебалась до сих пор между вопросами: имею я право сообщить вам эту тайну или не имею?.. Дело вот в чем. Лет пять тому назад, к моему отцу в Сан-Херонимо явилась молодая, безпомощная американка; она говорила, что убежала из какой-то горной долины, в которой друзья её и родные умирали с голоду, убежала за помощью... Престранная история, не так ли?

-- Оказалось, что она назвалась фальшивым именем; отец мой, еще раньше её посещения, узнал о тех несчастных и послал к ним на помощь целый отряд, который, однако, нашел всех мертвыми, а между ними и ту особу, за которую выдавала себя помянутая молодая девушка, Грэс Конрой.

Лицо Артура оставалось совершенно спокойным, и он не сводил взгляда с рассказывавшей.

-- Еще страннее было то, что девушка сначала назвалась Грэс Ашлей, потом она объяснила, что это имя принадлежало тому молодому человеку, с которым она убежала и за сестру которого она сперва выдала себя... Отец мой был добрый, мягкосердечный человек, дон Артуро; что ему было за дело до того, как она называлась - Грэс-ли Конрой, или же Грэс Ашлей? Он думал лишь о том, что она безпомощна, обижена и больна, и таким образом приютил ее в своем доме, вопреки совету окружающих, ожидая возвращения её брата, этого самого Филиппа Ашлея, но он уже больше не вернулся к ней. Месяцев шесть спустя, она сильно заболела, очень сильно... Она произвела на свет ребенка, дон Артуро... Но в то же мгновение оба, и мать и ребенок, скончались на моих руках!

-- Это очень грустно, - проговорил Артур хладнокровно.

-- Я говорю, что это очень грустно, потому что я твердо убежден в тождественности этой девушки с Грэс Конрой.

Донья Долорес взглянула на него с величайшим недоумением.

-- Почему это вы убеждены?

-- Потому что опознание трупов происходило черезчур поспешно, а потому и было не верно,

Артур придвинул свой стул ближе к дивану.

-- Вы были так добры, что доверили мне эту тайну; позвольте же мне теперь ответить вам тем же: я знаю, что опознание было не правильно, потому что сам присутствовал при нем. Если вы еще не имели случая прочесть отчет экспедиции, то потрудитесь прочесть его теперь, и вы тогда найдете в нем имя поручика Артура Пойнсета, имя вашего покорного слуги.

Донья Долорес быстро приподнялась.

-- Отчего вы молчали об этом до сих пор?

-- Я вас решительно не понимаю, - произнесла она медленно твердым, металлическим тоном.

-- Я - Артур Пойнсет, бывший поручик армии Соединенных Штатов, который увел Грэс Конрой, назвавшись Филиппом Ашлеем, из Голодного Лагеря; я - отец её ребенка!

Он вовсе не стыдился своего признания, а, напротив, принял весьма гордую и хладнокровную мину.

-- Вы теперь можете обсудить, донья Долорес, стою ли я вашего доверия, достоин ли быть вашим адвокатом, вашим законным защитником... Потрудитесь же твердо взвесить, стоит ли вам начинать известное дело, и под моим руководством, или же нет... Когда решение ваше будет твердо установлено, то потрудитесь уведомить меня; а до тех пор прощайте!

Он с достоинством поклонился, сделал изящное движение рукою и исчез.