Габриель Конрой.
XXVI. Джек Гамлин отдыхает

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Габриель Конрой. XXVI. Джек Гамлин отдыхает (старая орфография)

XXVI.
Джек Гамлин отдыхает.

Мистеру Гамлину несколько недель сильно нездоровилось. Знаменитый доктор Дюшен, отставной полковой врач, внимательно осмотрел его, предложил ему множество самых различных, довольно нескромных вопросов, которые разсмешили Джека, и сказал затем очень серьезно:

-- Вы изменяете своему ремеслу игрока, Гамлин: ваш пульс показывает 75, а это не хорошо для человека, постоянно играющого в "фараошку"... Вам, кажется, в последнее время необыкновенно везло и вы жили на хорошую ногу, не так ли?.. Вы слишком отважно и под слишком высоким давлением пустились в путь; вам следует уменьшить топку и ехать лишь с половиною паровых сил... В течение следующих двух месяцев я приучу вас вести правильный образ жизни, а то вы живете уж черезчур не по-христиански...

Лицо Джека выразило ужас; доктор заметил это и добавил поспешно:

-- Я хотел этим сказать только то, что вам следует ложиться до полуночи, а вставать пораньше утром, хотя бы вам еще ужасно хотелось спать; вам следует больше есть; вам не следует играть, а как можно больше скучать... Если вы последуете этому совету, то в короткое время будете совершенно здоровы... Вы прежде пели постоянно, Джек; садитесь-ка к роялю и спойте что-нибудь: мне очень хочется послушать ваш голос... Ну, вот! довольно!.. Я так и думал... Ваш голос слишком попорчен, к тому же вы отвыкли петь; пойте в течение недели каждый день понемногу, тогда вам легче будет петь, чем теперь... Да, я долгое время наблюдал, как вы ежедневно разговаривали с маленькою девочкою... А что сталось с вашим крошечным чистильщиком сапог, над которым вы все потешались? Мне страх как хотелось бы послать вас в воспитательный дом; вы там принесли бы громадную пользу не только деточкам, но и себе... Отыщите какого-нибудь бедного фермера, имеющого целую дюжину детей; вы будете обучать их пению... Все равно, что вы будете есть, но только вы должны есть в определенное время... Я имел бы больше надежды на вас, если бы вытащил вас из Голодного Лагеря в горах, чем теперь, видя вас в такой роскошной обстановке... Я шесть лет тому назад вывез одного оттуда, и он очень скоро поправился... Следуйте подобросовестнее моим советам, тогда эта слабость скоро пройдет; вы тогда живо избавитесь от всяких страданий и будете так же бодры, как рыба в воде.

Читатель может понять из этой тирады, что нравственные понятия этой знаменитости ограничивались лишь теми результатами, которых он желал достичь у своих больных. Он вовсе не обращал внимания на отвлеченную нравственность Гамлина, как игрока, но только на способность его к выполнению этой профессии.

Об этом предмете он выражался так откровенно, что несколько дней спустя сказал одному духовному лицу: "Мне следует поступать с вами точно так же, как с Джеком Гамлином... знаете вы его? Он отчаянный игрок, что вовсе не мешает ему быть превосходным парнем. Он был очень нездоров, но я вылечил его тем, чем теперь хочу лечить вас". Он сдержал слово.

Последствием его советов было то, что Джек Гамлин, по истечении двух недель, страшно стал скучать. Но, исполняя данное доктору обещание, он безцельно принялся бродить за городом. В Сан-Луи-Ре он присутствовал при бое быков и чуть было не поддался искушению держать большое пари за успех некоторых быков; однако он во-время вспомнил о своем обещании и устоял против искушения. На следующий день он сел в проезжавший мимо старый дилижанс и очутился в Сан-Антонио. Измученный дорогою, он предоставил своему верному чернокожему слуге, Питу, переговорить о всем нужном с хозяином испанско-калифорнской гостиницы, в которой остановился, а сам тотчас-же лег в постель.

-- Ну, каков он на вид, Пит? - спросил он, зевая когда слуга вернулся к нему.

Пит знал, что тут речь идет о городе, и ответил с комическою важностью:

-- Нужно сказать по правде, масса, что вы здесь найдете мало развлечения. Внизу играют в карты, но играют безчестно, так что я вам не советовал бы играть с ними; это только взволновало бы вас понапрасну... На дворе стоит лошадь, которою владелец не умеет управлять... Если бы вы были здоровы, то могли бы итти туда и держать пари с одним из мексиканцев; но в таком состоянии вам нельзя итти... Рядом с этим домом есть училище, в котором поют, молятся и славят Господа.

-- Какой сегодня день? - спросил Джек с внутренним содроганием.

-- Воскресенье, масса.

Джек громко застонал и перевернулся на другой бок.

-- Дай одному из детей четверть доллара и скажи ему, чтобы он пришел сюда за другою такою же монетою, - сказал он, немного спустя.

-- Сегодня вам не достать дитяти для вашего развлечения, масса Джек; если бы кто пошел к вам, то его больно высекли бы после розгами. Здешние жители ужасно строго обращаются с своими детьми по воскресеньям, масса Джек; а ведь сегодня как раз воскресенье.

Отчасти для того, чтобы помучить своего Пита, который был очень набожен, Джек начал проклинать религию, удерживающую детей развлекать его по праздникам.

-- Открой окно и придвинь к нему кровать, - простонал Джек. - Вот так! Ну, теперь подай мне вон тот роман... Тебе сегодня не надо читать мне вслух; можешь докончить "Развалины Вольнея" в другой раз.

Заметим здесь, что Джек всегда почти заставлял Пита читать вслух. Так как он запасся книгами такого рода, которые сильно противоречили убеждениям строго верующого Пита, понимавшого их превратно, да кроме того Джек все заставлял его повторять самые трудные слова, то этот несчастный чтец крайне был обрадован объявлением своего господина.

-- Теперь можешь итти, - сказал Джек, когда Пит уложил подушки, как можно удобнее для него; - ты мне сегодня больше не нужен... Возьми с собою денег... Ты навряд ли найдешь здесь церковь твоего вероисповедания... Если тебя кто обидит, то пробери ему хорошенько шкуру; если не успеешь в этом, то заметь себе, где он живет, и тогда сообщи мне... Веселись сегодня, Пит, но только не напейся пьяным: здешняя водка хуже яда.

После этого наставления мистер Гамлин отвернулся и принялся читать; но не успел он еще прочесть дюжины строк, как буквы начали сливаться пред его глазами в одно, и он был принужден отложить книгу в сторону при чем серьезнее прежнего решился исполнять предписания доктора. Он должен был сознаться, что им овладела особенная слабость и что он стал чувствовать весьма сильные боли.

Ему пришла мысль, что он может ослепнуть, или же что его разобьет паралич; он предложил себе вопрос, нельзя ли ему будет играть в карты и без здоровых ног, которые не имеют решительно никакого дела с картами, и нельзя ли придумать для слепых выпуклые карты, как уж придуманы выпуклые буквы. Мысль о том, что придется, быть-может, ощупывать карты руками, немало забавляла его. А потом он вспомнил о бедном Гордоне, который был разбит параличом и с горя застрелился. "Он лучше ничего не мог сделать", подумал он.

Все эти размышления подействовали, однако, на него так скверно, что он счел необходимым выпить глоток коньяку; но тут он опять вспомнил совет доктора и с громадным усилием удалил от себя мысль о коньяке, а вместе с тем и все прочия думы.

Чтобы хоть немного разсеяться, он посмотрел в окно, которое выходило на пыльный двор, за которым виднелись две белые четырехугольные колокольни миссионерской церкви, за ними темно-зеленая листва сада, а там дальше - голубоватое блестящее море.

теперь казалась окаменелой; даже море имело какой-то дремлющий вид. Оно почему-то напоминало Джеку рот одного мужчины, с которым он однажды имел ссору в Сан-Франциско и которого недавно встретил в Сакраменто... И что же? Вот тут, на дворе, стоял этот самый мужчина и глядел вверх, в окна гостиницы. Джек почувствовал страшное негодование; если бы Пит был дома, то он непременно велел бы его прогнать этого человека... но тут внезапно донеслись до него звуки, которые мигом уничтожили в нем всякую злобу.

То были звуки органа, страстно любимого Джеком.

Следует заметить, что он одно время служил органистом во второй пресвитерианской церкви Сакраменто, пока там не нашли, что это праздничное ремесло вовсе не согласуется с его будничным ремеслом, и главный дьякон (торговавший очень выгодно ликерами) не настоял на смещении этого "еретика".

Хотя он потом пристрастился и к пианино, но все-таки никогда не изменял своей первой любви.

Он оперся на локоть и внимательно слушал; он взглянул по тому направлению, откуда слышались звуки, и заметил, что дом, соседний с гостиницею, сообщался с другой стороны с зданием духовной миссии, и что одно из окон было ему видно.

Запел хор свежих голосов. Гамлин внимательнее прислушался; шла одна из моцартовских месс, хорошо известная ему.

На несколько мгновений он забыл свою слабость и свою боль и задумчиво начал подпевать сперва потихоньку, а затем во всю силу своего прекрасного тенора. Странно было видеть что этот плут, доведший себя своим позорным ремеслом до края могилы, увлекался духовным пением, лежа на кровати в испанской грязной гостинице.

Он бодро продолжал петь, пока не замолкли голоса и орган. Тогда он оперся о подоконник и ждал появления маленьких певчих, чтобы бросить им горсть мелкой серебряной монеты и проговорить несколько из тех шутливых похвал, которые делали его таким популярным между детьми; однако он разочаровался в своих ожиданиях. "Должно-быть, учение еще продолжается", подумал он и уж намеревался опуститься на подушки, как вдруг у решетчатого окна училища показалось женское личико.

Гамлин притаил дыхание, и бледное его лицо покрылось густою краскою: он был очень восприимчив к женской красоте, а лицо, пленившее его внимание, принадлежало молодой, прекрасной индианке. Он готов был поклясться что никогда не видал женщины, даже на половину такой красивой.

Можно было бы принять ее за сверхъестественное существо, если бы глаза её не блестели весьма земным любопытством, которое, вероятно, было вызвано пением Гамлина. Скрывшись за занавеской, он не опасался быть открытым, между тем как мог безпрепятственно любоваться этим чудным видением, пока оно не исчезло, при чем ему показалось, что она унесла с собою и блеск моря, и сияние солнца.

слугу.

-- Смею надеяться, что вы не забыли предписание доктора, масса Джек? - спросил он.

-- Можешь освидетельствовать винную фляжку, старый лицемер: она не тронута, - ответил Джек весело, понявши, откуда происходит безпокойство слуги. - Я оделся потому, что хочу вечером итти в церковь; а весел я оттого, что добродетелен... Достань-ка "Развалины Вольнея" и читай вслух, а то ты, вероятно, уже разучился читать... Не принимаю никаких возражений, Пит! Неужели ты думаешь, что я обращу внимание на то, что кому нравится, или не нравится?... Ступай сперва в кухню, закажи там ужин... Стой! чорт возьми, куда ты торопишься? Разве я не давал тебе назад тому три часа поручения? Что ж ты бежишь, не сказав, выполнил ли ты его?

-- Поручение, масса? - пробормотал негр.

-- Ну, да! разве я не приказывал тебе узнать, что тут за церковь? Не велел ли я тебе особенно разузнать, такова ли здешняя католическая церковь, чтобы бывший сакраментский органист мог войдти в нее, не краснея? Готов держать пари, что ты вовсе и не был там.

-- Чорт возьми! Неужели ты воображаешь себе, что я спокойно буду ждать, пока тебе заблагоразсудится заказать ужин и выслушивать твои речи о католической....

Испуганный Пит исчез, прежде чем Гамлин мог докончить свою фразу.

Заблаговестили к вечерне, и немного спустя Гамлин вошел в старинную миссионерскую церковь. Он заметил несколько черных коленопреклоненных фигур. Руководствуясь больше инстинктом, чем слабым светом горевших на алтаре восковых свечей, он тотчас же понял, что той особы, ради которой он пришел сюда, нет между молящимися. Он стал в тень большой колонны и стал ожидать её появления.

Прошло около получаса. Вошла толстая женщина и стала напротив него на колени. Затем явился желтый вачеро, которого Гамлин видел еще по дороге в Сан-Антонио и удивлялся его вольнодумству; он теперь молился Пресвятой Деве с истинно итальянским красноречием, как будто никогда и не думал вольнодумничать. Потом пришли двое мужчин и начали жаловаться на свою неудачу в карточной игре.

Если бы он встретился с ним в другом месте, то непременно завел бы с ним ссору; поэтому он решился ждать его выхода из церкви и затем последовать за ним чтобы выместить на нем свою злобу, которая увеличивалась тем сильнее, чем больше он убеждался, что напрасно ожидает прекрасную незнакомку.

Но вот на паперти показались две фигуры; до слуха Джека долетело шуршанье шелкового платья, а до обоняния какой-то чудный, тонкий аромат.

Сердце Гамлина дрогнуло.

Это была та, которую он так страстно ждал.

лицо его снова покрылось багровым румянцем - он в первый раз еще устыдился своей профессии.

Заиграл орган, задымилось кадило, - Джек погрузился в мечты. Ему казалось, что он занял место этого холодного, бездушного органиста и извлекает из органа страстный гимн в честь красавицы из красавиц! Он чувствовал себя вознесенным далеко от здешняго греховного мира в; рай... но только магометанский.

Наконец он очнулся и внимательно начал всматриваться в очаровавшую его особу; все, начиная с дорогой кружевной вуали и кончая белым атласным башмачком, было вполне изящно.

Служба кончилась, и прекрасная незнакомка поднялась с колен. Несколько минут тому назад он готов был следовать за нею хоть на край света, чтобы только удостоиться одного её взгляда, но теперь он почувствовал такую робость, какой еще никогда не испытывал; он даже отодвинулся дальше в тень, когда она приблизилась к чаше с святою водою, приделанной к той колонне, возле которой он стоял сначала. Она сняла перчатку, нагнулась вперед так, что её горячее дыхание коснулось Джека, и опустила свои нежные пальчики в освященную воду. Когда она перекрестилась, Джек вздрогнул: несколько капель святой воды брызнули с её руки ему на лицо.