Габриель Конрой.
XXVII. Виктор делает неожиданно открытие

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Габриель Конрой. XXVII. Виктор делает неожиданно открытие (старая орфография)

XXVII.
Виктор делает неожиданно открытие.

К счастию, молодая красавица не обратила внимания на это обстоятельство, а медленно направилась к паперти.

Джек смиренно и робко последовал за нею, как вдруг она быстро обернулась и поспешила назад, мимоходом задевая своим платьем Гамлина. Прекрасные глаза её выражали испуг и изумление; пунцовые губки были полуоткрыты; по всему можно было видеть, что она чем-то сильно взволнована. Она прислонилась к колонне и судорожно охватила ее руками, трясясь всем телом.

Гамлин постоял в нерешительности, но потом приблизился к ней не смело и самоуверенно, как он обыкновенно подходил к женщинам, а с явным замешательством.

-- Не могу ли я чем быть вам полезен, мисс? - пробормотал он, краснея. - Вам, кажется, нездоровится?... Не подать ли вам стул?... здесь очень жарко.... Не угодно ли стакан воды?... карету?

-- Ничего не надо, - ответила она с таким достоинством, которое изумило его не меньше её недавняго волнения; - мне сделалось немного дурно от жары и духоты, по теперь все прошло, - добавила она с таким прямым и открытым взглядом, с таким хладнокровием, что Гамлин стал втупик.

-- Позвольте, - начал он...

-- Мне ничего не нужно.

Она хотела выйти, но сочла нужным объяснить свое странное поведение.

-- На паперти столпилось очень много людей, и мне стало дурно... Еще мне показалось, что какой-то мужчина толкнул меня сильно... может-быть, я и ошиблась.

Она взглянула на паперть, где стоял все еще мужчина.

Гамлин понял значение этих слов и этого взгляда; он быстро направился к незнакомцу, стоявшему к нему спиной, и, смело заглянув ему в лицо, узнал Рамиреца.

Гамлин не стал вступать ни в какие объяснения; одним ловким движением руки и ноги он толкнул его с паперти так, что тот покатился кубарем по ступенькам. Потом он оглянулся на причину своего дерзкого поступка. Та оказалась ловкой не менее его: с быстротою, нисколько не согласной с её недавней боязливостью, она шмыгнула мимо обоих мужчин и вскочила в ожидавшую ее карету, поблагодарив Гамлина очаровательною улыбкою. Какое ему теперь было дело до того, что ему предстояло выдержать сцену с Рамирецом? Он, вероятно, даже был рад этому случаю.

Чья-то рука дотронулась до его плеча; он оглянулся и увидел искаженное злобою лицо Рамиреца.

Гамлин весело улыбнулся.

-- Вот, ведь, как! - воскликул он с притворною простотою. - Это ты, Джонни? Не ожидал!.. Неужели это твой дом? А я еще толкнул тебя отсюда, заставил тебя пересчитать ребрами твоими все ступеньки... это ужасно с моей стороны!.. Ведь я должен быль узнать тебя по принятой тобою позе!.. Ведь так, Джонни?

-- Меня зовут вовсе не Джонни, caramba! {"Caramba" испанское слово и значит - "проклятие".} - с усилием прошипел Виктор, задыхаясь от бешенства.

-- Ах, вот как!.. Значит, вас зовут Карамбой? Быть-может, вы родственник Карамбов из Дёч-Флетса?.. Скверное же у вас имя: "Джонни" гораздо лучше... Успокойся, Джонни! Сегодня воскресенье, и я вовсе не намерен драться теперь; советую и тебе не выходить из себя; ступай себе домой и высеки какого-нибудь шалуна мальчишку, чтобы утишить свои взволнованные чувства... Я бы на твоем месте оставил свой нож в покое: можно им обрезаться, да и испугать проходящих... Завтра же по-утру зайди в ту гостиницу, спроси Джека Гамлина, занимающого 29 No, и прямо войди к нему; там уж я не стал бы стесняться, а залил бы всю комнату кровью...

Два-три мексиканца встали около Виктора, как бы желая за него заступиться.

Виктор воспользовался этим.

Мистер Гамлин понял слова Виктора, хотя они были сказаны по-испански.

Мексиканцы выразили свое участие к этим словам громким криком "caramba", но все-таки трусили особенного выражения глаз Гамлина, а еще более того, что могло быть скрыто в его карманах.

Мистер Гамлин, однако, все еще был расположен к шуткам.

-- Это, вероятно, все родственники? - обратился он к Виктору, - все Карамбы?.. Может-быть, ты завтра придешь ко мне вместе с ними?... Впрочем, может-быть, они заняты и спешат куда-нибудь? Если им нельзя ждать до утра, и если вам моя комната покажется слишком мала, то тут вблизи есть большая, свободная, нелюдимая площадь, называемая Plaza de los Toros, если не ошибаюсь... Что вы сейчас сказали?... Я ведь немного глуховат...

Он приблизился к близстоявшему мужчине, которой праздновал при этом труса и убежал, как только мог скорее.

Гамлин разсмеялся, но все таки счел за лучшее окончить эту сцену, так как вокруг собралось уж порядочно зевак. Он снял шляпу, с комическою важностью поклонился противникам и пошел домой, оставив поле битвы за этими сомнительными победителями.

Возвратясь в номер, он разбудил Пита и пустился с ним в религиозный спор, доказывая, к ужасу методиста, что католическая церковь первая в мире, в особенности для белого племени.

Пита удивляло то обстоятельство, что господин его во время этого диспута тщательно осматривал свои пистолеты.

Между тем и Виктор прощался с друзьями.

-- Он убежал, подлец! - говорил он; - он чувствовал, что ему невыгодно будет вступить с нами в рукопашный бой. Заметил ты, как он трусил, Тибурий? Он испугался твоего отважного вида.

-- Нет, Виктор, он струсил пред тобою.

-- Он испугался храбрых, непобедимых мексиканцев, - сказал тот, который было убежал, но снова вернулся, заметив издали, что Джек ушел. - Опразднуем же эту победу стаканом aguardiente!

Виктор, только думавший о том, как бы избавиться от остальных, воспользовался этим предложением и повел его в ближайший винный погреб, раскланявшись с прочими.

В одном углу комнаты сидело двенадцать игроков около грязного стола; в стороне стоял арфист, извлекавший из своего страшно разстроенного инструмента раздирающие уши звуки. Игроки были так углублены в свою "монте", что не обращали внимания ни на арфиста, ни на арфу.

Лицо одного из игроков показалось Виктору знакомым; он вгляделся в него и признал в нем того странного переводчика, с которым встретился однажды, посещая дона Педро. Он на этот раз был одет очень прилично. Проиграв все лежавшия пред ним деньги - раньше чего не поднимал даже головы - он встал, коротко поклонился прочим игрокам и удалился, не говоря ни слова.

-- Он проиграл свои пять долларов, как обыкновенно, ни больше ни меньше, - сказал Виктор своему спутнику. - В этот вечер он уж больше не будет играть.

-- Ты знаешь его? - спросил Винцент, удивляясь осведомленности своего друга.

-- Si. Это гончая собака американцев; он хвастается знанием нашего отечественного языка, нашей отечественной истории; если вам какое слово покажется темным, или какое-нибудь техническое название непонятным, то можете обратиться к нему за объяснением... Вот каковы эти еретики!... Caramba!

-- Caramba! - повторил Винцент с патриотизмом, который подогрелся от выпитого им вина.

Виктор старался развязать ему язык.

-- Вот так-то все на свете, шиворот на выворот, - сказал он с таинственною миною. - Часто бывают здесь американцы?

-- А ты знаешь знаменитого американского авдоката, нашего друга, дон Артура Пойнсета? - спросил Винцент.

-- О, Господи! Бывает ли он? - разсмеялся Винцент. - Бывает постоянно, вечно! У него здесь есть клиентка, красивая вдовушка, одной с ним национальности.

-- А! ты очень умный человек, Винцент!

Винцент разсмеялся.

-- Боже мой, это давно всем известно! - сказал он.

-- И кто же эта прекрасная клиэнтка?

-- Донья Мария Сепульвида, - с трудом проговорил опьяненный Винцент.

-- Как?... Ты, кажется, говорил что она одной с ним национальности?

-- Ну, да; она американка... Но это было уж давно... Она была очень молода, когда приехала сюда с первыми американцами; сама будучи еще ребенком, она давала уроки девочке вдовца дона Хозе Сепульвиды... Повторилась старая история: она была молода, хороша, бедна; дон - стар, безобразен, богат... и женился на ней. Он проявил еще больше доброты, потому что через два года оставил ее богатою вдовою... Caramba!

Если Винцент не совсем находился под влиянием Бахуса, то мог бы заметить, с какою жадностью Виктор ловил его слова.

-- И она хороша?... большого роста, стройная?... большие глаза, хорошенький ротик?

-- Она прелестна, как ангел!

-- И дон Артуро не только её авдокат, но и обожатель?

-- Говорят, что так. Но мы-то с тобой знаем, Виктор, что любовь нельзя получить по исполнительному листу... Поверь мне, это прежняя страсть... - Виктор ловил каждое слово своего друга; он напал не только на след пропавшей Грэс Конрой, но, так сказать, прямо наткнулся на нее... Он разгадал, наконец, всю тайну, в которой участвовали трое; разгадал, по рассказу пьяного болтуна, кто была молодая американка.

-- Мне кажется, будто я видел эту героиню в церкви, - сказал Виктор.

-- Едва ли! Она католичка, а дон Артуро протестант; она редко посещает церковь, когда он бывает здесь.

-- Но сегодня она была в церкви.

-- Нет, не может быть!

-- Ты ошибаешься, - возразил Виктор. - Я сегодня сам был в церкви и видел ее там.

-- Говорю тебе, что я сам видел ее, - воскликнул Виктор в сильном волнении. - Borrachon!... Она была в церкви! Она стояла на коленях возле колонны; перед выходом она окропила себя aqua benedita... У нея большие глаза, овальное лицо, черное платье и черный бурнус.

Винцент засмеялся и закачал головою, как китайская кукла.

-- Неправду говоришь; ты ее не видал... Ты видел донью Долорес, но не сеньору Сепульвида... У этой доньи большие глаза, маленький рот и овальное лицо; она очень смугла.

недвижимое имущество, - понял, друг Виктор?... Что ты так вытаращил на меня глаза?... Она не связана брачными узами, она всецело принадлежит церкви, Виктор... Как это ты мог счесть эту монашенку, эту донью Долорес за кокетливую маленькую американку?... Ну, Виктор!... ты дурак!...

Виктор и сам признавал себя дураком, по милости собственной поспешности. Если эта отшельница действительно, как он предполагал, исчезнувшая Грэс Конрой, то какой же это демон шепнул ему передать именно ей фальшивую дарственную запись, посредством которой она снова делалась обладательницею отнятого у нея обманом имущества?... Или, может-быть, дон Педро играл роль изменника?

Не были ли они все, кроме него, осведомлены об этом обстоятельстве - дон Педро, Пойнсет, Думфи и Юлия Деварж? И они, разумеется, потешались теперь над ним!

Он готов был сойти с ума! Он бормотал тысячу проклятий и угроз и, оттолкнув опьяневшого Винцента, выбежал вон.