Габриель Конрой.
XLIX. Уголовный процесс

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Габриель Конрой. XLIX. Уголовный процесс (старая орфография)

XLIX.
Уголовный процесс.

Наступил день суда. Еще задолго до десяти часов утра судебная зала и все коридоры здания, подновленного после землетрясения, были полны народом. Все толковали о том, что прибыли некоторые из важнейших сановников Сакраменто, чтобы присутствовать при разбирательстве дела; что подсудимого будет защищать известный адвокат, который получил за это гонорар - по словам некоторых в 50.000. а по словам других в 100.000 долларов; что знаменитый полковник Старботль из Сискиу будет вместе с окружным атторнеем поддерживать обвинение, и что между двумя, адвокатами произойдет сперва война на словах, а потом и дуэль. Ожидалось раскрытие грешков некоторых высокопоставленных лиц. Одним словом, все ждали чего-то необыкновенного.

В десять часов Гэбриель вошел в залу в сопровождении своего защитника. За ними следом явился полковник Старботль. Судья Вутнойнтер, явившийся немного спустя, очень церемонно поклонился Артуру, а полковнику - очень дружески.

Спокойный критикующий взгляд молодого адвоката смущал судью; хотя Артур был слишком умен, чтобы рисоваться или задавать тон, но тем не менее судья чувствовал небольшое смущение и не следовал на этот раз обыкновению - разстегивать мундир во время заседания.

Присяжные сейчас же прозвали Артура "его высоконосием" за то, что он был одет по-столичному и имел изящные манеры.

По словам Старботля он еще никогда не находился в подобном замечательном и деликатном положении.

-- Положение, - не колеблюсь сказать и даже готов принять на себя ответственность за это выражение, - имеет глубочайшее политическое значение. Сознаю, что этому мнению можно противоречить... и оно даже может вызвать наладки со стороны некоторых лиц, но я все таки не беру своих слов обратно, потому что нахожусь перед господами присяжными, на лицах которых читаю правосудие, смешанное и перемешанное с рыцарским чувством.

В это торжественное мгновение, когда почтенный полковник старался выпутаться из риторического лабиринта, из среды публики раздался гробовой голос и словами: "и с водкой из Одноконного Стана!" вывел полковника из затруднения. Судья снисходительно улыбнулся, но предложил шерифу возстановить порядок.

Шериф исполнил приказание, громко крикнув над головами присяжных: "Джон Витт может убираться, если не желает прикусить свой болтливый язык!"

Полковник спокойно продолжал;

-- Я понимаю доверие господина защитника к таким присяжным. Имею повод думать, что он попытается мотивировать это убийство некоторыми правилами чести, которые должны быть защищаемы каждым джентльменом. Пожелает доказать, что преступление было совершено при защите священных прав семейства и брака. Но я говорю, что он ошибается; мотив обвиняемого был самого низкого сорта: тут был замешан чисто денежный интерес. Могу доказать, что обвиняемый вполне лишился уважения всех правдиво мыслящих людей - как за прежния свои деяния, так и вследствие своего последняго поступка. Я могу доказать это, зная неосторожность его жены. Он через это лишился всякого права на снисхождение. Постараюсь представить вам, господа, безыскусственную, грубую сущность преступления, которую нельзя прикрыть плащом великодушия. Это преступление точно так же было бы совершено китайцем или негром. Прошу не перетолковывать моих слов в дурную сторону в присутствии красавиц.

Полковник грациозно махнул платочком по направлению, где сидели беснующаяся Салли и толстая Мануэла; обе оне приписали себе лично любезность полковника и обменялись между собой враждебными взглядами.

-- В присутствии всемогущого прекрасного пола, я не смею отзываться небрежно относительно влияния женщины на мужчину. Но я могу доказать, что эта страсть к женщине, превращающая в рай не только роскошные палаты, но и бедную хижину, никогда не касалась расчетливой души Гэбриеля Конроя. Взгляните на него, господа, и скажите по совести, как люди опытные: способен ли он пожертвовать собою для женщины?

Глаза всех обратились на Гэбриеля, который действительно не имел вовсе сходства ни с Адонисом, ни с страстным Отелло. Его серьезное, печальное лицо, на котором до сих пор выражалась мольба о пощаде, покрылось, при прямом указании на него обвинителем, яркою краскою стыда. Он медленно вытащил гребенку и очень неловко начал ею приглаживать свои густые кудри, желая этим выказать свою невозмутимость.

-- Да, милостивый государь, - продолжал полковник строго: - вы можете сколько угодно причесывать ваши волосы, но вы не переделаете сложившагося о вас мнения.

Полковник принялся описывать Рамиреца самыми поэтическими красками. Это был житель юга, страстный, легко увлекающийся красотою, легко поддающийся - "как и мы все" слабости сердца. Он не мог дальше продолжать описание, так как пред ним находятся две особы, к которым убитый питал самые святые чувства. Их присутствие для него убедительнее всяких слов.

-- Да, и вот этот человек, - продолжал полковник после небольшой паузы: - представитель одной из старейших испанских фамилий - фамилий, напоминавших нам дни Сида и Дон-Жуана - этот человек пал жертвою измены миссис Конрой и глупой трусости Гэбриеля Конроя, жертвою чар женщины и скрытого ножа мужчины!

Полковник старался затем доказать, как миссис Конрой, будучи г-жей Деварж, присвоила себе права и имя сестры обвиняемого и прибегла к помощи великодушного и легко увлекавшагося Рамиреца, чтобы он подтвердил её мнимые права на некоторое недвижимое имущество, принадлежавшее обвиняемому, или, вернее, - отнятое им хитростью у настоящей сестры.

Полковник не видит надобности объяснять мотивы её замужества с Гэбриелем: гг. присяжные сами поняли его.

свидетеля. Жена нашла покорное орудие в муже. А как было совершено убийство? Открыто ли и в присутствии ли посторонних? Вызывал ли Гэбриель Рамиреца на поле чести, как оскорбленный муж? - Нет, нет, господа! Взгляните на убийцу и сравните его гигантский рост с стройною, изящною фигурою жертвы - и вы получите понятие о чудовищности преступления!

После этого предисловия полковник перешел к фактам, которые он излагал, находя лучшим не слишком обращать внимание на их правдивость.

А затем уж, - после того как слепой засвидетельствовал виденное им, а хромой рассказал, как он бегал и прыгал при этом - обвинение было окончено, и обвинитель уже предвкушал будущее свое торжество.

Он доказывал, что убитый умер от удара ножом; что Гэбриель имел перед тем с ним ссору и был на горе незадолго до убийства; что он ушел из Одноконного Стана и что жена его скрылась и что прежняя жизнь его свидетельствовала против него.

Многое из этого было опровергнуто допросом других. Хирург, свидетельствовавший труп, показал, что убитый мог умереть в ту же ночь от чахотки. Свидетель, уверявший, что видел, как Гэбриель толкал пред собою убитого, не мог дать в этом присяги; а обман миссис Конрой тоже не мог быть доказан фактически. Тем не менее в публике усиленно держали пари за полковника против Пойнсета.

Он объявил, что вовсе не находит разбираемое дело выходящим из ряда, как полагает полковник Старботль.

-- Это, напротив, очень обыкновенный случай, - говорил он, - принимая во внимание калифорнские нравы. Я готов признать за моим ученым собратом одну особенность, состоящую в том, что он ведет обвинение вместо того, чтобы стоять на моей стороне. Я поэтому смотрю с снисхождением на неправильное обвинение, вполне естественное со стороны человека впечатлительного, поставленного в ложное положение. Я готов выручить его из этой неприятности, доказать, что мотив преступления был - самозащита. Чтобы не тратить времени, я сейчас вызову обвиняемого на свидетельское место. Гэбриель Конрой!

Публика заволновалась.

Гэбриель встал и медленно вступил на свидетельскую трибуну. Он покраснел, сделавшись предметом всеобщого внимания. Но лишь только он взглянул на Артура, то сейчас же успокоился.

-- Как ваше имя и фамилия? - спросил Артур.

-- Вы, конечно, хотите знать мое настоящее имя и настоящую фамилию? - спросил Гэбриель.

-- Ну, да, разумеется, - ответил Артур довольно нетерпеливо.

Полковник Старботль навострил уши и поднял голову. На него блеснули глаза Гэбриеля, которые затем поднялись к потолку.

Все вздрогнули и затем, будто, окаменели.

Артур и Масквелл оба вскочили и в один голос спросили: "Что-о?"

-- Джонни Думбльдей, - повторил Гэбриель уверенно, - так меня в действительности зовут. Я часто - он доверчиво обратился к судье, - я часто говорил, что меня зовут Гэбриелем Конроем, - но это неправда. Женщина, на которой я женился, была Грэс Конрой... А ложь этого старого безбожного лгуна - он указал пальцами на полковника - превосходит всякую меру! Грэс Конрой, а никто другая, стала моею женою! Господин судья и господа присяжные, я один здесь обманщик и самозванец и больше никто. Примите это к сведению! Самозванец и преступник здесь я один и больше никто.