Габриель Конрой.
LIII. Смерть Джека Гамлина

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Габриель Конрой. LIII. Смерть Джека Гамлина (старая орфография)

LIII.
Смерть Джека Гамлина.

После того как прелестное видение зажало уста Гамлину, он снова впал в бред. Очнувшись вторично, он увидел, что у его кровати сидит Олли, а Пит возле окна, с очками на носу, читает какую-то книгу. Видение исчезло.

-- Олли! - произнес Гамлин слабым голосом. - Сколько времени я такой, то-есть давно ли я болен?

-- Три дня, - ответила она, поняв в чем дело.

-- Не рассказывала ли ты мне несколько дней тому назад о своей сестре?

-- Да, она приехала! - сказала Олли коротко. - Она вернулась к нам! Давно пора!

Странно то, что небрежное отношение Олли к Грэс нравилось Гамлину; быть-может, это согласовалось с его мнением о последней, как о высшем существе, недоступном пониманию Олли.

-- Где она была все это время? - спросил он, бегло взглянув на Олли блуждавшими глазами.

-- Бог ведает! Она говорит, что жила на юге в каком-то семействе; вероятно, в испанском, потому что она уж черезчур кокетничает и жеманничает.

-- Была она здесь, в этой комнате?

-- Конечно, была. Когда я поехала с Гэбриелем к его жене, то она заняла его место. Вы были в то время в бреду. Я предполагаю, что она сидела здесь с удовольствием, потому что разсчитывала увидеть здесь своего милого... этого Ашлея, или что, то же, Пойнсета.

Такое загадочное выражение появилось на его лице, и руки его сжали её руку так крепко, что она поспешила рассказать ему все, что знала о Грэс и о всепоглощающей её страсти к Артуру.

-- Она и сюда-то приехала только для него. Она чуть не лишила брата жизни своею присягою, уверяя, что делает это для спасения фамильного имени. Как будто ему-бы было легче, если б его повесили под настоящим именем! И она вдобавок обвиняет его в том, что он хотел украсть её имя в пользу Юлии. Очень все это мило, не правда ли? И никто не видел ее целых семь лет. Даже этот Пойнсет. Она бранит меня за то, что я высказываю свое мнение о нем. Извиняет его, говоря, что сама скрывалась от него. Отказывается видеть Юлию, которая лежит больная в Морисвилле со своим новорожденным...

-- Но ведь она тогда убежала за помощью для тебя и для брата, - сказал Гамлин, желая заставить ее высказаться.

-- Да? вы так думаете? Неужели она не могла доверить это дело своему милому дружку, чтобы он один шел за помощью? Или она боялась, что он не вернется? Она покинула и меня, и Гэба ради него... И она еще смеет говорить, что Гэб обезчестил свою фамилию, женившись на Юлии! Как будто она сама не обезчестила нас всех!

-- Перестань! - крикнул вдруг Гамлин злобно. - Разве ты не видишь, что ты-сводишь меня с ума?

Он замолк, видя, как сильно сконфузилась и опечалилась Олли.

-- Ну, не сердись! - добавил он мягче. - Я сегодня чувствую себя скверно. Пришли ко мне доктора Дюшена, если найдешь его. Стой! поцелуй меня и спокойной ночи. Можешь теперь итти!

Будучи уверена, что с Гамлином произошла важная перемена, она тотчас же отыскала доктора. Должно-быть, она поразила его своим встревоженным видом, потому что доктор, немного спустя, опасливо вошел к больному.

-- Можно мне отсюда уехать?

Доктор наклонился над ним. После быстрого осмотра он, должно-быть, прочел на лице Гамлина нечто особенное, незаметное для других.

-- Вы можете ехать хоть сейчас же, но только ваша жизнь подвергнется большой опасности! - ответил он.

-- Рискну! - сказал Гамлин. - Я играл в отчаянную игру в последние шесть месяцев, и теперь уж поздно бастовать... Прикажите Питу снарядить меня в путь!

-- Куда вы хотите ехать? - спросил доктор спокойно, все еще наблюдая его.

-- Куда глаза глядят! - бухнул Гамлин, но сознавая, что следует объяснить цель путешествия, когда едешь не один, добавил. - В миссионерство святого Антония.

-- Хорошо! - ответил Дюшен серьезно.

Нельзя определить, вследствие чего силы Гамлина начали подкрепляться с этой минуты: вследствие-ли лекарств, или твердой воли и желания жить.

Приготовление к поездке окончились скоро, и через два часа он был снаряжен в путь.

-- Я не желаю, чтобы около меня хныкали, - сказал он: - я покидаю сцену, но это не мешает игре: она может продолжаться и без меня.

Тем не менее Гэбриель цеплялся до последняго мгновения за дверцы кареты, увозившей Гамлина.

-- Я поехал бы следом за вами в таратайке, Гамлин, но мне нельзя оставить жену, у которой родился такой крошечный малютка... она очень больна... вы не можете понять, не будучи отцом, этой любви к детям... Я думал, что вы останетесь довольны тем, что я взял на-поруки Перкинса; ведь, он не убил же Рамиреца, который сам лишил себя жизни, как оказалось на суде. Удивляюсь вашему здоровому виду, Гамлин, и радуюсь, что Олли едет с вами. Грэс тоже поехала бы, но ей следует быть по-осторожнее с чужими, так как она уж семь лет обручена с Пойнсетом, который был моим защитником.. Она и то уж ссорилась с ним, но это дело обычное между влюбленными. Вы, конечно, не осудите их.

-- Поезжай! - бешено крикнул Гамлинекучеру. - Какого чорта ты ждешь?!

Он в сильном изнеможении опустился на подушки, между тем как Гэбриеля обдало облаком пыли из-под быстро отъехавшей кареты.

Чем дальше Гамлин уезжал от Одноконного Стана, тем больше закреплялись его силы, так что он прибыл в Сан-Антонио с прежнею самоуверенностью и отвагою. Эта перемена возбуждала надежды во всех окружающих, исключая доктора.

Он тотчас освидетельствовал больного и сказал на ухо Питу:

-- Он пробудет в таком возбужденном состоянии около трех дней. Я сейчас еду обратно и возвращусь сюда через три дня, если не получу от вас телеграммы.

Весело простившись с пациентом, он отправился предварительно к патеру Фелипе.

-- Я привез сюда больного, в очень критическом положении, - сказал он - Гостиница неудобна для него. Нет ли здесь семейства, где бы его приняли по вашей просьбе? Он будет в тягость не больше одной недели: он или поправится, или умрет. Правда, он даже не протестант и ни во что не верит, по ведь вы умеете обходиться также и с язычниками, патер Фелипе.

-- Это очень печальный случай, но я постараюсь исполнить вашу просьбу, - ответил иезуит задумчиво.

На следующий день Гамлин поместился в доме сеньоры Сепульвида, бывшей в отсутствии. Явившись домой, она изумилась, потом разсердилась; но в конце-концов осталась очень довольною, узнав в Гамлине таинственного незнакомца, которого видела однажды под окнами ранчо Св. Троицы. Джэк был еще красив, несмотря на болезнь, и носил на себе печать долгих страданий, всегда симпатичную женщинам.

Она стала заботиться о Гамлине, как нельзя усерднее. В один прекрасный вечер она лукаво спросила его:

-- Если не ошибаюсь, я видела вас прежде в Св. Троице в доме доньи Долорес?

Гамлин был слишком ревностный поклонник прекрасного пола, чтобы думать о другой женщине, кроме той, с которою говорил. Он небрежно кивнул головою в ответ.

Это убедило донью Сепульвида в том, что он тогда приезжал в ранчо только ради нея, и что теперешний его приезд к ней давно задуман им. Болезнь же тут только предлог.

-- Вы знаете, конечно, что бедная Долорес погибла страшною смертью, - произнесла она с соболезнованием.

-- Когда?

-- Во время землетрясения, 8-го числа.

Гамлин сообразил, что он видел Грэс 10-го, и кивнул головою.

-- Да, печальный конец!... А может-быть, это и к лучшему; она безнадежно любила своего адвоката... знаменитого Пойнсета!... Для нея было легче умереть, чем знать, что он только хитрил... Вы верите в предопределение, мистер Гамлин?

-- Вы хотите сказать - в случайности?

-- Я имею причину верить в предопределение, - продолжала донья Мария. - Бедняжка Долорес была дружна со мною... Но некоторые позволяли себе сплетничать, будто его внимание было обращено исключительно на меня.

Она лукаво опустила голову и исподлобья взглянула на Гамлина.

-- Пит! - позвал Гамлин слабым голосом.

-- Я здесь, масса Джек!

-- Не пора ли мне принять лекарство?

Вернувшись, доктор Дюшен спросил пациента:

-- Вы ничего не имеете против того, чтобы пригласить на консилиум доктора Мэкинтоша - замечательно хорошого человека?

Мистер Мэкинтош был вызван в тот же день телеграммой. Три часа говорили доктора на непонятном языке. А когда доктор Макинтош удалился, то Дюшен сел к кровати больного.

-- Джек, вы все приготовили, что следует?

-- Все, сэр!

-- Джек, вы сегодня осчастливили старого Пита.

Джек вопросительно взглянул на доктора.

-- Вы уверили его, что веруете одинаково с ним, - продолжал доктор серьезно.

Лицо Гамлина озарилось легкою улыбкою.

-- Он все читал мне проповеди - ну, я и подумал: мне ведь ничего не стоит успокоить его, - сказал он. - Доктор, этот старик был привязан ко мне - жил только для меня, а мне больше нечем отблагодарить его. Не равная игра.

-- Значит, вы сами убеждены, что скоро умрете? - спросил доктор серьезно.

-- Уверен безусловно.

-- Вам больше нечего сказать?

-- Нет.

Настала мучительная тишина; слышался только стук маятника.

Раздался хохот одного из товарищей Джека в соседней комнате, пришедшого его навестить и угощавшагося между тем ликером.

Через минуту он снова заговорил с усилием:

-- Доктор!

-- Что, Джек?

-- Не говорите Питу, что... я... обманул... его.

Настала тишина.

Дюшен, подождав немного, тихо взял белые прозрачные руки Гамлина, скрестил их на его груди и отворил дверь в соседнюю комнату, откуда на него взглянули две-три личности.

-- Пит! - сказал он серьезно. - Мне нужен только Пит, а больше никто.

Старый негр шатаясь вошел и, увидев бледное лицо своего господина, истерично зарыдал и кинулся на колени позле кровати. Доктор Дюшен печально взглянул на оба лица - белое и черное, лежавшия рядом на подушке. Оба были орошены слезами. Потом негр встал, поднял глаза к потолку, как будто видел голубое небо, (а может быть, он и в самом деле его видел) и сказал: