Салли Доус.
Глава I

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Салли Доус. Глава I (старая орфография)

ГЛАВА I.

Двухчасовой курьерский поезд из Редлэндса в Форествилл, в штате Георгии, огибал в течение двух часов мирную реку, подражая её ленивой медлительности. Вдобавок, не в пример реке, он часто останавливался - иногда у определенных станций и деревень, а иной раз и попросту при появлении местных жителей в соломенных шляпах и полотняных одеждах; при чем, после дружелюбной беседы с кондуктором и машинистом, человека либо брали с собой, либо освобождали от имевшагося у него свертка, письма или корзины, не исключая даже словесных поручений. Путь пролегал частью болотистыми, никогда не прочищавшимися лесами, частью разрушенными или пришедшими в упадок поселками и деревнями, оставшимися в том же виде со времени междоусобной войны, после которой минуло уже три года. Следы военной оккупации сохранились и по сю пору: там и сям виднелись обугленные железнодорожные мосты, а по линии одного знаменательного перехода еще сохранились кое-где рельсы, сорванные с полотна, раскаленные на кострах и загнутые вокруг древесных стволов. Эти памятники поражения, повидимому, не возбуждали ни чувства мстительности, ни желания их уничтожить; еще не разсеялась вялая апатия, воцарившаяся следом за днями судорог и истерических страстей; даже немногия усовершенствования отмечались томной медлительностью выздоровления. Всюду бросалась в глаза безпомощность расы, до сих пор опиравшейся на варварския условия или политическия преимущества, - расы, не особенно сильной в изобретательности и внезапно поставленной лицом к лицу с необходимостью личного труда. Глаза, со злобой смотревшие на север каких-нибудь три года назад, теперь просительно обращались к нему за руководством и помощью. Они жадно всматривались в лица энергичных и преуспевающих соседей - своих вчерашних врагов - когда встречались с ними на верандах южных гостиниц и палубах южных пароходов. Даже и теперь стоящая в лесу группа зорко наблюдала за окнами остановившагося поезда, за которыми виднелись два лица совершенно различного типа, но, тем не менее, одинаково чуждых стране по платью, чертам лица и наречию.

Два негра медленно нагружали тендер паровоза дровами с нагроможденной у полотна поленницы. Густой коричневый дым смолистого дерева наполнял поезд едким ароматом. Старший из двух северных пассажиров, с угловатым лицом, выдававшим уроженца Новой Англии, нетерпеливо взглянул на часы.

-- Ну, видал ли кто-либо таких безтолковых ротозеев! Почему мы не могли забрать достаточно дров для остальных десяти миль на последней станции? и почему, скажите, пожалуйста, мы не можем подвигаться скорее?

Младший пассажир, спокойное, благородное лицо которого указывало на привычку к сдержанности, слегка улыбнулся в ответ.

-- Если вам действительно желательно знать, и в виду того, что нам осталось всего десять миль пути - извольте, я покажу вам почему. Ступайте со мной.

Он вышел на площадку вагона, соскочил на землю и многозначительно указал своему спутнику на рельсы. Тот вздрогнул. Металл тонкими полосками отслаивался от рельсов, толщина которых местами уже уменьшилась на четверть дюйма, между тем как в других местах выступающие края были оторваны и висели железными обрывками, так что колеса буквально опирались на одну только узкую среднюю полосу. Представлялось чудом, что поезд мог еще при таких условиях удерживаться на рельсах

-- Теперь вы знаете, почему мы не делаем более пяти миль в час, и благодарите Бога за эту медленность - спокойно заметил молодой пассажир.

-- Но ведь это возмутительно! преступно! - заволновался тот.

-- Не при такой скорости, - возразил его собеседник. - Преступление заключалось бы именно в быстрой езде. А теперь вам понятно, почему всякий прогресс иного рода подвигается столь медленно в этом штате, все основы которого одинаково проржавели и истлели. Здесь нельзя итти на всех парах, как мы это делаем на Севере.

Второй пассажир пожал плечами. Оба взобрались обратно на площадку, и поезд медленно двинулся в путь. Разногласие в мнениях случалось у них не впервые, несмотря на то, что их объединяла общая миссия. Первый из них, Сирус Дреммонд, занимал пост вице-председателя в большом северном земельном и мукомольном обществе, приобревшем большие участки земли в Георгии. Второй, полковник Кортлэнд, служил в том же обществе инспектором и инженером. Взгляды Дреммонда сильно были окрашены расовыми предразсудками и самодовольным незнанием истинных условий и ограничений населения, с которым ему приходилось иметь дело; между тем, как более молодой его сослуживец, доблестно сражавшийся все время войны с Югом, сохранил к прежним своим противникам уважение солдата, основанное на внимательном и добросовестном изучении их национального характера. Хотя теперь он более и не служил в армии, однако тот факт, что он смолоду блестяще кончил университет, заслужил ему предпочтение в данном назначении; знание же страны и населения делало из него ценного советника. И так или иначе, местные жители, несомненно, предпочитали солдата, с которым когда-то сходились в бою, неизвестному раньше капиталисту.

Поезд медленно катился по лесам, так медленно, что ароматный смолистый дым паровоза продолжал виснуть у окон вагонов. Мало-по-малу просеки становились обширнее; показалась колоннада плантаторского дома, сохранившого гордый и пышный вид, несмотря на то, что изгородь была местами проломана, а ворота болтались на единственной петле.

Дреммонд презрительно фыркнул при виде уличающих доказательств небрежности и нерадения. - Допустим даже, что они разорены, все же можно было потратить несколько центов на гвозди и доски, чтобы соблюсти приличия и не выставлять своей бедности напоказ перед соседями, - заметил он.

-- Но именно в этом вы их не понимаете, Дреммонд, - с улыбкой возразил Кортлэнд. - Им вовсе не приходится соблюдать приличий перед соседями, продолжающими знать их как "сквайра" такого-то, "полковника" такого-то, или "судью", - как владельцев обширных, хотя и запущенных поместий. Они не стыдятся бедности, которая не что иное, как случайность.

-- Но они стыдятся работы, и это уже преднамеренность, - перебил Дреммонд. - Им стыдно самим чинить свои заборы, а рабов уже нет.

-- Если на то пошло, сильно сомневаюсь, чтобы кто-либо из них даже сумел вбить гвоздь, - с прежним добродушием продолжал Кортлэнд, - но тому виной система, более старая, чем они сами, и сохраненная основателями республики. Мы не можем дать им опыт новых условий в один день, и - говоря короче, Дреммонд, боюсь, что для наших целей, а также для их пользы, нам следует помочь им пока остаться такими, какими они были до сих пор.

-- Быть-может, - саркастически заметил Дреммонд, - вы также желали бы возстановить рабовладельчество?

-- Нет, этого бы я не желал. Но я желал бы возстановить хозяина. И не только ради его выгоды, но ради свободы и ради нас самих. Я буду говорить просто: с тех пор, как я взял на себя настоящия свои обязанности, я убедился из личного опыта, что негр - еще меньше, чем его хозяин, способен справляться с новыми условиями. Он привык к своему традиционному понукателю, и сомневаюсь, чтобы он стал добросовестно работать на кого-либо другого, - в особенности на людей, которые его не понимают. Не поймите меня превратно: я вовсе не предлагаю возвратиться к бичу, или к этому варварскому учреждению - безответственному надсмотрщику; к купле и продаже, к разделению семей, или вообще к какому-либо иному их старых беззаконий; но я предлагаю сделать старого хозяина нашим надсмотрщиком, и ответственным перед нами. Он не дурак, и понял уже, что выгоднее платить жалованье своим прежним невольникам и иметь власть увольнять их, как всякий иной работодатель, вместо того, чтобы расходоваться на содержание ленивых и неспособных, как это было при старой системе насильственного труда и пожизненного рабства. Старое чувство рабовладельчества исчезло перед естественным здравым смыслом и эгоизмом. Я убежден, что путем использования старого хозяина и новой свободы мы добьемся лучшей обработки земли, нежели скупанием владений, у старых владельцев: этим мы только пустим по-миру целый новый класс праздных, неудовлетворенных людей, которые пойдут вередить старые политическия язвы, создавать новые течения, а быть-может, еще противопоставят нам опасную оппозицию.

-- Уж не хотите ли вы сказать, что эти окаянные негры оказали бы предпочтение своим прежним притеснителям?

-- При условии получения того же количества долларов - несомненно! И почему бы нет? Старые хозяева лучше понимают их, и в общем лучше обращаются с ними. Им известно, что наше сочувствие к ним не более как отвлеченное понятие, а вовсе не искреннее влечение. Мы доказываем это на каждом шагу. Однако мы приближаемся к Редлэндсу, и маиор Рид, я в том уверен, подтвердит мои впечатления. Он настаивает на том, чтобы мы остановились у него, хотя я боюсь, что бедному старику не по средствам угощать гостей. Но он будет очень оскорблен, если мы откажем ему.

-- Стало-быть, вы с ним приятели? - спросил Дреммонд.

Несколько минут спустя поезд подкатил к платформе Редлэндса. Не успели два путешественника выйти из вагона, как на плечо Кортлэнда опустилась чья-то рука, и толстая фигура в чернейшей и бесконечно блестящей альпаковой куртке, и белейшей и широчайшей панаме горячо приветствовала его.

вместо того, чтобы нанимать лошадь. Не очень-то у меня жирно насчет лошадей после войны - ха, ха, ха! То, что осталось после ремонтера, проглотил, должно-быть, ваш комиссар вместе с прочим живым инвентарем - так ведь, а? Он добродушно расхохотался, как если бы дело шло о чисто юмористических воспоминаниях, и снова похлопал Кортлэнда по спине.

-- Позвольте вас познакомить господа - мистер Дрёммонд, маиор Рид, - с улыбкой сказал Кортлэнд.

-- Были на войне, сэр?

-- Нет, я... - начал Дрёммонд, колеблясь, сам не зная почему и досадуя на собственное смущение.

-- Вице-председатель нашего общества м-р Дреммонд, - развязно вставил Кортлэнд, - занят был изысканием средств, чтобы снабжать нас "нервом войны".

-- Большинство из нас, сэр, участвовали в воине так или иначе, и если вы, джентльмены, окажете мне честь распить дружеский кубок в гостинице через дорогу, то я познакомлю вас с капитаном Прендергастом, который оставил одну ногу у Красивых Дубков.

Дреммонд хотел было отказаться, но уступил многозначительному пожатию локтя. Пришлось отправиться к безногому воину (оказавшемуся содержателем гостиницы и буфета), которому маиор Рид шутливо представил Кортлэнда, как того человека, "который добрых три часа молотил мою дивизию у Каменного Ручья!"

Усадьба маиора Рида находилась всего в нескольких минутах ходьбы по пыльному проселку; вскоре о ней возвестил лай нескольких гончих, и в то же время они увидели полуразрушенную изгородь и обвалившийся гипсовый фронтон. Последний поддерживали традиционные деревянные дорическия колонны южной усадьбы, смутно проглядывая сквозь густую листву каштанов. На веранде и около дома слонялись обычные вялые черные тени - бывшие невольники, оставшиеся служить на жалованьи. Все они неподвижно замерли, как ящерицы, при звуке незнакомых шагов, продолжая держать щетку, тряпку или иной предмет домашняго обихода, с помощью которого лениво совершали свое дело. На пороге кухни, соединявшейся галлереей с крылом дома, стояла кухарка, "тетка Марта", также созерцая пришедших с прижатой к груди сковородой, при чем рука с тряпкой как бы оцепенела в середине последней.

Дрёммонд втайне кипел при виде общей безпечности и безнадежной вялости, и улучшению его настроения мало способствовало появление м-с Рид, - кислой, разочарованной сорокалетней женщины, в маленьких темных глазах и красивых тонких губах которой еще виднелись остатки горечи и антагонизма типичной поборницы "прав юга". Не более приятны были и её две дочери, Октавия и Августа, с их ленивой едкостью, составлявшей как бы неразрывное целое с еще не снятым трауром. Оптимистическая любезность и добродушие маиора поражали еще больше вследствие контраста с кипарисоподобными членами его семьи и с их ядовитой подоплекой. Возможно, что в эту веселость входила чуточка южной неискренности.

"перестроенный" из всей семьи, - сказала мисс Октавия Кортлэнду с мрачной откровенностью, но с красивой гримаской унаследованных от матери хорошеньких губок. - У нас они тут не слишком в ходу. Однако советую вашему приятелю, м-ру Дреммонду, если он явился сюда по части политики, не слишком-то доверяться его "перестроению". Ему не долго и полинять. Кортлэнд поспешил заверить ее, что Дреммонд не только чужд всякой политики, но представляет собой попросту богатого северного капиталиста, ищущого помещения для своих капиталов. Тем не менее тон девицы оставался безнадежным.

-- Уж не собирается ли он уплатить нам за тех негров, которых вы у нас украли? - спросила юна с мрачной иронией.

-- Нет, - с улыбкой возразил Кортлэнд; - но что, если бы он намеревался платить этим неграм за то, чтобы они работали на вашего отца и на него?

-- Если папа намерен завязать с ним дела, если точно маиор Рид - южный джентльмен - согласен открыть лавочку, то он все же не так глуп, чтобы вообразить, что негры будут работать, если их не будут к тому принуждать. Видели мы уже такого рода затеи у Миранды Доус, за пять миль отсюда, и её негры половину времени околачиваются без дела у нас на усадьбе. Понастроила она им новых помещений, да вздумала кормить их вместе за большим столом, как это водится у безродных северян; уничтожила их хижины и огороды, - уверяла, что это помешает им слоняться без дела, да еще хотела убедить их работать в сверхурочное время и получать добавочную плату. А в результате вышло, что она и её племянница, да куча белых бедняков-ирландцев там и шотландцев - которых ей пришлось подбирать "вдоль по реке", исполняют все работы. А ведь её племянница Салли была чуть-что не унионисткой во время войны, превзошла все их там северные штуки и ухищрения, ими только и бредила: да только нет, ничего не поделаешь - дело не выгорело.

-- Но не в этом ли самом надо искать причины? Не зависит ли в большой мере её неудача от несочувствия соседей? Недовольство посеять не трудно, а негр до сих пор еще порабощен суеверием: пятнадцатая поправка разбила не все его узы.

-- Салли Доус! - вздрогнув, повторил Кортлэнд.

-- Да, Салли Доус из Пайнвплля.

-- Вы говорите, что она почти унионистка, но не было ли у нея родственников, или... или... знакомых... на вашей стороне? И не был ли кто из них убит в бою?

-- Все они, думается мне, были убиты, - смутно отвечала мисс Рид. - Была у нея кузина, Юлия Джефкорт, которую застрелили на кладбище вместе с её поклонником, а он, как говорят, был в то же время поклонником Салли; были еще Чет Брукс и Джойс Мастертон, - оба без ума от нея и оба убиты; да даже сам старый капитан Доус, и тот никак не мог оправиться после падения Ричмонда и спился до смерти. В те дни считалось вредным для здоровья быть близким человеком мисс Салли, или даже пытаться им сделаться.

с груди убитого и сохраненные им до сего дня; романтические и безполезные поиски прекрасного оригинала портрета в минувшие дни; наконец странный и роковой интерес к ней, выросший с тех пор в его душе - все это, он теперь чувствовал, замерло лишь временно под влиянием лихорадочной деятельности последняго полугодия; и все нахлынуло теперь на него с удвоенной силой. Настоящая его миссия и её практическия цели, добросовестное усердие к делу, осторожное умение и опыт, применяемые им до сих пор, - все отодвинулось, отошло на задний план, чтобы уступить место романтической, неестественной фантазии. Как это ни странно, но эта фантазия представлялась ему теперь единственной реальностью его жизни; все остальное было несвязным, безцельным сновидением.

-- Замужем? Да, замужем за фермой тетки. Думается мне, что это единственное, что она любит.

Кортлэнд поднял голову. К нему вернулась присущая ему бодрость.

-- Ну-с, я думаю, что после завтрака пойду представиться семейству Доус. Судя по тому, что вы говорите, ферма представляет собой достойное изучения явление. Полагаю, что ваш отец не откажется дать мне рекомендательное письмо к мисс Доус?