Белинда.
Период I.
Глава II.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Броутон Р., год: 1883
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Белинда. Период I. Глава II. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

II.

Ночь протекла с тех пор, как униженные и оскорбленные профессорския фиалки были выброшены на мостовую. Теперь уже утро, и у окна спальной в Lüttichau Strasse сидит Белинда, распахнув его настеж (к великому удивлению германской Dienstmädchen, для которой воздух душной комнаты, пропитанный вчерашними сосисками и пивом, так же мил, как и для всей её нации), и солнце греет её волосы, а прохладный ветер освежает лицо. Она пристально глядит на грушевое дерево в маленьком садике, разбитом под окнами, которое с неделю тому назад начало цвести и теперь все побелело под бременем своих белоснежных цветов. Однако, сомнительно, чтобы она его видела.

- Неужели?-- спрашивает она себя почти со страхом,-- тем страхом, который рождается от большого счастья,-- неужели?

Легкий шум заставляет ее повернуть голову, и она видит, как большая белая дверь отворяется и пропускает её сестру.

- Ты одна?-- спрашивает последняя, осторожно заглядывая в дверь.

- Разумеется, одна,-- отвечает Белинда сердито.-- Я не имею привычки принимать гостей в спальной.

Это не особенно любезный ответ, но Сара не обращает на него внимания и влетает в комнату, веселая, как птичка, свежая и красивая, как весенний цветок.

- Должно быть я пришла некстати,-- смеется она и придвигает стул к коленям сестры,-- но так как я в большой беде, то и не могу долее ждать. Я пришла, моя дорогая, просить милости у тебя.

- Если так, то можешь уйти,-- отвечает Белинда с суровой решительностью,-- потому что объявляю раз навсегда, что отказываю тебе.

- Как! даже не выслушав, о чем я хочу тебя просить?

- Неужели ты думаешь, что я не знаю в чем дело?-- строго вопрошает Белинда.-- Я уж столько раз слышала это от тебя. Я уверена, что ты хочешь, чтобы я сказала профессору Форту, что ты водишь его за нос.

- Ты грубо выражаешься,-- спокойно замечает Сара,-- но я слыхала и худшее.

- Ну так знай, что я безусловно и напрямки отказываюсь от этой роли,-- твердо отвечает Белинда.-- Во-первых, к чему ты обручилась с ним?

- К чему, в самом деле?-- перебивает та, подняв руки и глаза к небу.-- Вот спроси поди!

- А между тем,-- продолжала Белинда, глядя на сестру с суровым удивлением,-- в письме, которым ты извещала меня о вашей помолвке, ты говорила, что не знаешь, чем заслужила такое счастие.

- Нет, нет, я этого не писала!-- закричала Сара, покраснев от искренняго стыда и закрывая лицо руками.-- Не говори этого; это неправда! Я писала это не про него, а про кого-то другого!

- Кого-то другого!-- повторяет Белинда, презрительно морща свой красивый нос.-- Как это мило и похвально! Кого-то другого!

- Быть может это и непохвально,-- безстыдно отвечает Сара, хотя от укоризненных слов сестры у нея даже шея покрывается краской,-- но за то весело.

- Ты знаешь,-- продолжает Белинда сурово,-- что я дала клятву не вмешиваться больше в твои дела, после той тягостной сцены с бедным Маннерсом, который ползал на коленях за мной по комнате и рыдая хватал меня за платье.

- Он вечно рыдал!-- восклицает жестокосердая Сара.-- Я видела, как он плакал в три ручья!

- Шестерым! Ну полно, ты преувеличиваешь!

- Повторяю, шестерым! И думаю, что я кого-нибудь пропустила. Не хочу говорить это седьмому!

- Седьмому?!

- Если ты утверждаешь, что я преувеличиваю, то я готова пересчитать по пальцам. Во-первых,-- она отделила один из своих длинных, белых пальцев,-- во-первых, Маннерсь...

- Мы уже его считали.

- Во-вторых,-- она отделила другой палец,-- полковник Грин. Бедный человек! он тоже проливал слезы!

- Тем стыднее для него!-- слышится дерзкий ответ.

- В третьих, молодой пастор, которого ты подцепила на морском берегу, и имени которого я никак не припомню.

- И я тоже!-- кричит Сара с оживлением.-- Не правда ли, как странно! Как бишь его звали. Кажется его фамилия начиналась с Б?

- В четвертых,-- продолжает безпощадно перечислять по пальцам Белинда,-- лорд Блёчер, который был так глуп, что я долго не могла втолковать ему в чем дело.

Но легкомысленная Сара продолжает припоминать фамилию своего поклонника.

- Я почти уверена, что она начиналась на Л!-- задумчиво говорит она.

- В пятых, м-р Брабатон.

- Ты считала его раньше!

- Нет, не считала.

- Я уверена, что считала.

- А я уверена, что нет; но для большей верности готова начать с изнова. Во-первых, бедный Маннерс...

- Стой!-- громко кричит Сара, затыкая уши,-- согласна, что их было шесть, шестнадцать, шестьдесят, сколько угодно, только брось ты пожалуйста свою нестерпимую арифметику!

Белинда готовилась пустить в ход пальцы другой руки, но при этой уступке опустила обе руки на колени и перестала считать. Наступило молчание.

- Не могу постичь, чем ты руководствовалась в настоящем случае,-- сказала наконец Белинда, обращаясь к сестре,-- уж, конечно, тут не могло быть ни выгоды, ни удовольствия.

- Разумеется, нет,-- отвечала Сара,-- глубоко вздыхая и качая головой,-- всякий, кто только на него взглянет, скажет, что у меня не могло быть таких мотивов.

- Нет! она льстила моему тщеславию!-- вступается Сара с оживлением, доказывающим, что она не желает, чтобы в конец унижали её последнюю жертву; - ты можешь быть и невысокого о нем мнения, но уверяю тебя, что в Оксфорде его считают светилом науки. В доме, где я встретилась с ним, его носили на руках: он написал, говорят, книгу о дигамме!

- А что такое дигамма?-- спрашивает коротко Белинда, нисколько не трогаясь такой эрудицией.

- Как? ты не знаешь, что такое дигамма?-- кричит Сара, поднимая брови, с видом оскорбленного удивления, и продолжает с хохотом: - если хочешь знать правду, то и я этого не знаю!

- Но ты не можешь, полагаю, всю жизнь интересоваться одной дигаммой?-- спрашивает угрюмо Белинда, не заражаясь веселостью сестры.

- И не желаю пробовать!-- хохочет та.

- В таком случае я все-таки ничего не понимаю.

- Ну, если хочешь, то, конечно, дело не в одной только дигамме,-- отвечает неохотно Сара,-- хотя сколько я могла заметить, его и есть его cheval de bataille; но его вообще считали гением. Ты бы поглядела, как они все пресмыкались у его ног - какие у него, заметила ты, ножищи!-- и ловили каждое его слово. Там была одна барышня, так та ухаживала за ним, как Бог знает что; грела для него пальто и подавала калоши!

- Что-ж из этого?

- Ну, знаешь,-- нетерпеливо отвечала Сара, досадуя на такое непонимание,-- надо быть не женщиной, чтобы видеть все это и не вмешаться. Я тоже пустилась вслед за другими. Я тоже стала греть его пальто и подавать ему калоши! Уф! какого они были объема! Я удобно могла бы поместиться вся в одной из них!

- Прекрасно!

- Прекрасно, как не так! Я совсем не нахожу этого прекрасным! Я нахожу это скверным.

- На этот раз имею счастие быть с тобой согласной.

- Ну вот, как я уже говорила, я пустилась вслед за другими. И одержала победу, тяжкую победу! Ты понимаешь, что из этого вытекает, как говорится в книжках.

- Не понимаю, что из этого вытекает; понимаю только одно, что не хочу больше играть во всем этом никакой роли.

- Нет? а между тем,-- вкрадчиво замечает Сара,-- если ты с ними объясняешься, то выходит гораздо лучше.

- Лучше или хуже, а я больше не стану с ними объясняться.

- Когда ты объясняешься с ними, это их не так обижает! Мне кажется, право, что им это бывает даже приятно.

Нет ответа. Безмолвие прерывается только свистом отъезжающого паровоза.

- К чему же во всяком случае было тащить его за собою сюда?-- спрашивает, наконец, Белинда, не трогаясь, как гранитная скала, умильными взглядами и словами сестры.

- Боюсь, что ничем не могу оправдать этого,-- отвечает Сара виноватым голосом и снова повесив нос,-- но, говоря правду - что я всегда стараюсь делать - времена были такия скучные; под руками никого другого не было, и я подумала, что он может быть полезен и занимателен.

Наступила новая пауза. Небольшой порыв ветра в окно осыпал дождем белых лепестков колени Белинды.

- Еслибы дело было наоборот,-- начинает Сара, становясь на колени перед старшей сестрой и складывая руки с умоляющим видом,-- еслибы ты была в затруднительном положении...

- Я никогда не бываю в затруднительном положении.

- Не вижу причины этим хвастаться!-- отрезывает Сара, вскакивая с колен.

- И я также,-- отвечает Белинда сухо.-- Я никогда не бываю в затруднительном положении, как ты это называешь, потому что мне никогда не представляется случая попасть в него; быть может, еслибы такой случай представился, то я бы и воспользовалась им; но ты хорошо знаешь (с легким вздохом), что я не нравлюсь мужчинам.

- Не правда ли как это странно?-- отвечает Сара, не пытаясь опровергать сестру, но глядя на нее с выражением сострадательного удивления.-- Не знаю чем это объяснить. Иногда мне кажется, что вся беда от твоего носа.

- От моего носа?-- повторяет торопливо Белинда, невольно ища глазами зеркала и ощупывая лицо руками,-- что такого особенно дурного в моем носе?

- Ничего особенно дурного, напротив того, я нахожу, что он слишком хорош. Но не могу представить себе, чтобы мужчина мог влюбиться в такой нос. Он слишком красив и велик, чтобы внушать что-либо кроме чувства уважения.

- Он вовсе не так велик!-- кричит поспешно Белинда, и вынимая платок из кармана, уголком его измериваеть свой нос.

- Вот,-- прибавляет она, показывая мерку сестре,-- видишь какой он.

- Тут дело не в мерке,-- важно замечает Сара,-- я видала носы побольше твоего, но которые далеко не были так внушительны. Это дело ощущений. Твой нос как будто выражает пренебрежение к мужчинам. Заметь мои слова,-- прибавляет она с хитрым взглядом,-- единственное, чего мужчины не выносят и не прощают, это - пренебрежения.

Белинда с горечью усмехается.

- Ясно значит, что ничто кроме ампутации не может сделать меня привлекательной, да и то я боюсь, что это ни к чему бы не повело; но я не понимаю к чему мы об этом толкуем.

- У меня был маленький план,-- говорит Сара, причем веселость её снова сменяется мрачностью при воспоминании об её личных заботах,-- но ты спугнула его.

- Что такое?

- Знаешь,-- медленно становясь на колени и принимая прежний вкрадчивый тон, говорит Сара,-- что мы сегодня едем в Морицбург, ты и я; само собой разумеется (с гримасой), что профессор Форт последует туда за нами, да и молодой Райверс, который, повидимому, составил, нельзя сказать, чтобы особенно непохвальную привычку следовать за нами по пятам.

- Ну?-- спрашивает Белинда, слегка отворачивая голову.

- Ну вот я думала - но ты не на столько любезна, чтобы содействовать таким планам - я думала, что хоть на этот раз ты согласишься заняться моим женихом и осторожно сообщить ему, что никто - я менее всех - не помешает ему вернуться обратно в Оксфорд.

- А ты в это самое время...-- спрашивает Белинда тихим, подавленным голосом, все еще отвернув лицо.

- А я в это самое время,-- весело отвечает Сара,-- воспользуюсь случаем убить одним ударом двух зайцев, то-есть, выражу мою благодарность за эту копну гардений и прогуляюсь под ручку...

Но этой фразе не суждено быть досказанной.

прохладной комнате, и ищет свежого воздуха.

Через минуту она заговорила, но и тогда её голос звучать дико.

- Я уже сказала тебе, что безусловно отказываюсь вмешиваться в твои затруднения. Я запрещаю тебе снова упоминать мне об этом предмете.

- Что-о-о-о?-- произносит, наконец, Сара протяжно, приходя в себя от удивления, возбужденного в ней поведением сестры.-- Запрещаю! какое гадкое слово! В сущности,-- задумчиво прибавляет она,-- я не удивляюсь, что мужчины тебя боятся. Я сама иногда боюсь тебя, а поэтому неудивительно, что они бегают от тебя.

- Сколько раз ты намерена повторять мне это?-- кричит Белинда, оборачиваясь к ней с внезапным гневом.-- Неужели ты думаешь, что мне приятно слышать, что я ничего не могу внушать, кроме страха и отвращения? Я это так же хорошо знаю, как и ты, но мне надоело это слышать.

- А между тем, ты могла бы внушать совсем иные чувства,-- замечает Сара тоном чисто артистического сожаления;-- какая жалость видеть, что такие богатые дары природы, которые, будь они у меня, прославили бы меня, у тебя пропадают задаром. Я предполагаю (со вздохом), что это повторение старой истории о людях с большим аппетитом, и которым нечего есть, и о тех, у которых пищи вдоволь, а аппетита совсем нет.

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница