Белинда.
Период I.
Глава III.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Броутон Р., год: 1883
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Белинда. Период I. Глава III. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

III.

Оне однако отправляются в Морицбург, когда полдневное солнце уже высоко стоит в небе и проливает теплый свет на землю, и отправляются красивые, веселые, и на всей своей воле. Конечно, их бабушка, крепкая и здоровая старуха, прекрасно могла бы сопровождать их, но ей шестьдесят-пять лет отроду, она не разсчитывает встретить на прогулке поклонника и совершенно равнодушна в красотам германских замков, а потому благоразумно остается дома.

- Если вы не можете вести себя как прилично благовоспитанным девушкам без того, чтобы я не следовала за вами по пятам, то я могу сказать одно только: что мне вас очень жаль, мои милые.

Вот фраза, которою она постоянно напутствует их и успокоивает свою совесть.

Результат оказывается, однако, не хуже того, какой мог бы получиться от более пространных нотаций: девушки, сознавая, что отпущены, так сказать, на честное слово, ведут себя вполне благопристойно; по крайней мере, Белинда всегда так ведет себя, а Сара - очень часто.

Оне быстро и ловко усаживаются в коляску, бросая тревожные взгляды на дом, стоящий на противуположной стороне улицы и мимо которого им нужно проезжать.

- Сара,-- внушительно говорит Белинда, безсознательно понижая голос,-- если ты услышишь, что открывается окно, смотри не поворачивай головы: она способна спрыгнуть к нам в коляску с балкона и потребовать, чтобы мы непременно везли ее с собой.

- Если она заберется сегодня в нашу коляску, то только по моему трупу,-- твердо отвечает Сара.

И коляска едет дальше.

Старательно закрываясь зонтиками и задергивая дыхание проезжают оне мимо опасного дома. Опасения оказываются напрасными. В доме ничто не шелохнется.

Сестры не разговаривают друг с другом. Белинда про себя твердит один и тот же припев: "его там не будет! да я совсем и не жду его".

Она говорит это в суеверной надежде, что умилостивит капризную судьбу, уверив ее, что не разсчитывает на то, чтобы она исполнила её желание. Но сильно бьющийся пульс и ярко рдеющия щеки говорят иное. Иное говорят и щебечущия птицы на деревьях, и шелковистая трава на лужайках, и раскрывающиеся бутоны цветов. Они все твердят одно:

- "Он будет там! он будет там"!

Оне выехали уже за город и лениво греются на солнышке, откинувшись на подушки коляски, как вдруг Белинда пробуждается от своих мечтаний испуганными восклицаниями Сары, торопливо следующими одно за другим:

- Белинда! она тут! с твоей стороны! скорее! скорее закройся зонтиком! может быть она нас не увидит!

С быстротой молнии Белинда повинуется. В полном невнимании к положению солнца зонтик её склоняется на другую сторону.

Но тщетны все усилия! Бывают такие зоркие глаза, что видят не только сквозь зонтик, но даже кажется и сквозь толстые каменные стены.

Кучер сдерживает лошадей, и Сара, сердито приказывающая ему ехать скорее, убеждается, что для этого ему нужно было бы переехать через плотную, пожилую женщину, которая, стоя посреди дороги с поднятыми руками, размахивает зонтиком, крича во все свое здоровое горло:

- Этой, кучер!

- Безполезно!-- говорит девушка с унылым отчаянием, откидываясь назад в коляску.--

В одну минуту дама, о которой идет речь, просовывает в коляску красное, потное лицо с седоватой гриввой волос, и туловище, облеченное в клетчатое белое с черным платье.

- Я боялась, что вы меня не увидите!-- говорит она, с жаром пожимая им руки.-- Как поживаете? Куда это вы едете? Я нарочно остановила вас, чтобы узнать куда вы едете? В Морицбург? ах как весело! я бы желала тоже поехать в Морицбург!

И так как за этим прозрачным намеком не последовало никакого приглашения, то прибавляет:

- Мне кажется, у вас так просторно в коляске, что вы могли бы уделить мне в ней местечко.

- Мы были бы очень рады,-- с подозрительной поспешностью замечает Белинда,-- но я боюсь...

- Ах, мне все-равно где сидеть; я могу отлично поместиться и на передней скамейке. Еслибы вы так же много путешествовали как я, то и вам было бы все равно.

- Еслибы Белинда путешествовала так же много, как вы,-- саркастически замечает Сара,-- то я уверена, что единственным желанием её было бы сидеть дома во весь остаток жизни. Мы очень рады были бы взять вас с собой, но так как мы уже условились встретиться с некоторыми знакомыми...

- С знакомыми? с какими знакомыми?-- повторяет та назойливо. Одного, я думаю, что знаю: это г-профессор Форт, неправда ли? (с многозначительной улыбкой). Я видела, как он вышел сегодня из дому; и догадывалась, что он отправляется на какую-нибудь экскурсию, только не знала куда именно. Я осведомилась об этом на его квартире, но служанка то же этого не знала. И Райверс, молодой Райверс? неправда ли, вы с ним ожидаете встретиться. А propos, из каких он Райверсов? я хотела бы знать из каких он Райверсов; я знаю стольких Райверсов.

- Я непременно спрошу его об этом,-- отвечает Сара, серьезно.-- Я так прямо и скажу ему:-- из каких вы Райверсов? Au revoir! Кучер, ступай.

- Куда вы отправитесь завтра? Не хотите ли ехать в Везенштейн? Мне бы хотелось, чтобы вы все приехали в Везенштейн! Потеснившись, мы могли бы все усесться в одной коляске. Что вы скажете о том, чтобы забраться на целый день в Везенштейн? или еще лучше в Тарандт?..

Но коляска безжалостно уезжает, и последния слова теряются в пустом пространстве.

Сара посылает рукой иронический поцелуй фигуре обиженной приятельницы, постепенно исчезающей из виду.

Теперь оне уже у цели своего путешествия. Оне проезжают, мимо гостинницы "Au bon Marché". Белинда закрывает глаза. Если он здесь, то должен показаться теперь же. Если его нет, то она не узнает этого до самой последней минуты. Она закрывает глаза; но минуту спустя саркастическое восклицание Сары:-- Боже мой! Боже мой!-- заставляет ее их открыть, и она видит, что ей удалось обезоружить судьбу, что он здесь и что, судя по его взгляду, он тоже закрывал глаза и боялся, что не увидит их.

- Как вы поживаете?-- весело говорит Сара, подавая ему руку;-- у меня есть к вам поручение от мисс Уатсон; она желает знать, из каких вы Райверсов; я так боялась позабыть об этом, что решила лучше сразу объявить вам это; подумайте хорошенько об этом, советую вам, прежде нежели встретитесь с нею!.. Ба! да он не слышит ни одного слова из того, что я ему говорю!

Четверть часа спустя они все сидят на сосновых некрашеных стульях, вокруг соснового некрашеного стола, под простым навесом, играющим роль беседки, и вежливая, хотя и деревенского вида, служанка, подает им бифштексы. Но двое из компании не чувствуют никакого аппетита. И сомнительно даже, чтобы кто-нибудь, за исключением Сары, рад был собственно завтраку. Профессор сомневается в удобоваримости поданной в завтраку ветчины и находит неосторожным завтракать в начале мая на открытом воздухе при резком ветре. Он даже предлагал позавтракать в небольшой приемной гостинницы, насквозь пропитанной запахом пива и табаку. Но его невеста решительно объявила, что если он вздумает завтракать в комнате, то должен обойтись без их компании, и он вынужден был подчиниться, мрачно и молчаливо протестуя тем, что надел, одно сверх другого, два теплых пальто, которые он, как уверяла впоследствии мисс Уатсон, запасливо захватил с собой. Но хотя ветер и силен, но не резок. Он игриво качает высокие олеандры в кадках и скворешницы, прицепленные к деревьям, которые скворцы очевидно находят хорошей заменой гнезд, так как из отверстия скворешниц весело выглядывают шустрые и умные головки этих птиц.

Как бы то ни было, с опасностью для пищеварения в частности и для здоровья вообще, или нет, но завтрак окончен, и профессор Форт просматривает поданный счет сквозь очки.

- Шесть марок, шестьдесят пфеннигов!-- говорит он, провозглашая итог таким тоном, который доказывает, что он вовсе им недоволен,-- одна марка шестьдесят-пять пфеннигов на человека. Это очень дорого по моему! должно быт цены на все удвоились после войны в Германии "Viermal Bifstek!" - читает он вслух,-- довольно было бы и двух, так как у всех оказался такой плохой аппетит. "Zweimal Kartoffeln"...

Но он принужден остановиться, потому что Сара вырывает счет у него из рук.

- Бога ради, пощадите нас,-- кричит она.-- Может ли что-нибудь быть ужаснее, как перебирать то, что раз уже съедено. По моему это все-равно как еслибы начать съизнова завтракать. А я в настоящую минуту предпочла бы лучше умереть!

- Ради самого неба остановимся на минуту у этой водокачалки,-- шепчет Райверс, на ухо Белинде.-- Собственно говоря, глядеть не на что, в жизнь свою не видел более безобразной водокачалки, но таким образом мы отстанем от них я оставим их вдвоем!

- Уверены ли вы, что им хочется остаться вдвоем?-- спрашивает Белинда, бросая многозначительный взгляд на Сару, которая безпрестанно оглядывается назад и пользуется всеми возможными предлогами, чтобы замедлить свои шаги, так что если ей желателен tête-à-tête с женихом, то она отлично скрывает это желание.

- Я вовсе в этом не уверен,-- отвечает молодой человек с сухим смехом.-- Я уверен только в том, что мне этого хочется.

- Как вы думаете, судя по её спине, любезно она говорит с ним или нет?-- продолжает торопливо и нервно Белинда,-- по спине можно иногда заключить о многом. Я боюсь, судя по тому, как она часто оглядывается, что ей скучно с ним.

- Быть может, когда они останутся вдвоем, ей станет весело,-- отвечает Райверс.

- Сомневаюсь.

Они дошли до замка с его широкой террасой. Белинда облокачивается на старинную каменную баллюстраду, источенную временем и непогодой. Глава её устремлены на высеченные из камня фигуры, тоже пострадавшия от времени: жирных купидонов, невозможных животных и гирлянд из каменных лилий и роз.

Белинда глядит на купидонов, Райверс глядит на нее с тем восторженным самозабвением, с каким способен глядеть на свою первую любовь физически и нравственно здоровый двадцатидвухлетний молодой человек. Для него в настоящую минуту ничего не существует, кроме белой, плотной щечки, хорошенького, презрительного носика, которому Сара приписывает все любовные неудачи Белинды, стройной, красивой фигуры, по сравнению с которой все остальные женщины кажутся неуклюжими. Для него все, что не Белинда: солнце, звезды, луна, замок, профессор Форт, бифштексы - все это неинтересные и лишния подробности во вселенной.

- В сущности,-- произносит он с дрожью в своем молодом, звучном голосе,-- мне было бы все равно как обращается со мной женщина, которую я люблю, при посторонних, лишь бы наедине со мной она была бы такой, как мне хочется.

- В самом деле?-- возражает Белинда - внезапно покраснев от этих слов, в которых ей чудится намек на её собственную резкость, и, сердясь на себя за то, что покраснела, прибавляет с холодным, неприятным смехом.-- Я отвечу вам на это вместе с поэтом:

"Perhaps it was right to dissemble your love.

But why need you kick me down stairs? *)

*) Быть может, я и в самом деле не похож на вашу любовь, но за это еще не стоит меня спускать с лестницы.

Бедный мальчик совсем опешил; да и какой юный и пылкий поклонник не был бы сражен таким оборотом, приданным его нежному объяснению? А между, тем в глубине её души гнездится такая же нежность, как и у него, но только никто не может об этом догадаться.

В эту минуту в саду под ними показываются две медленно двигающияся фигуры.

- Вот и они,-- кричит Белинда, указывая на них и радуясь предлогу переменить разговор и вместе с тем прервать тягостное молчание, последовавшее за её выходкой.-- Неужели она взяла его под руку? Нет; то-то я и думала, что этого не может быт. Желала бы я знат, успела ли она ему сообщить, что не намерена выходить за него замуж.

- Разве она это собирается сообщить ему?-- спрашивает Райверс, внимание которого возбуждается сочувствием к чужой несчастной любви, и вытягивает шею, чтобы поглядеть на них; - бедный старый дурак!

Белинда кивает годовой.

- Да; я думаю, что это самое она намеревалась ему сказать, и если я не ошибаюсь, то его поведение за завтраком нанесло ему coup de grаce.

- Должно быть эта обязанность в конце-концев выпадет опять-таки мне,-- говорит Белинда со вздохом.

- Какая обязанность?-- мечтательно спрашивает Райверс.

Он совсем позабыл о профессоре Форте и занят мыслью: был ли когда на свете такой ротик, как у Белинды.

- Объявить профессору Форту, что ему не суждено быть моим зятем,-- отвечает она улыбаясь.

- Вы полагаете, что мисс Чорчиль оставит его с носом?-- разсеянно вопрошает её собеседник.

Профессор все еще представляется ему каким-то туманным пятном. Он занят теперь её подбородком. Ну видал ли кто когда такой прелестный, круглый подбородок?

- Да, полагаю; это вообще её манера.

- Вообще?-- повторяет, Райверс, просыпаясь под влиянием негодующого удивления.-- Разве это так часто повторялось?

- Я нечаянно обмолвилась,-- отвечает она, смеясь;-- это бывало уже раза два или три.

- А вы?

Смелый ветер растрепал ей волосы и завернул небольшую прядь их ей на щеку. Сколько лет своей жизни... десять? пятнадцать? двадцать?-- он отдал бы, чтобы ему позволили откинуть ее назад.

- А я? О! я осушаю глаза жертв и наставляю их, что свет не клином сошелся.

- А это осушает глаза ваших жертв?

- Им не приходится их осушать,-- поспешно отвечает она.-- Я не хочу этим сказать, что они слепы, но только таких людей не бывает... их вовсе нет на свете.

- Вы хотите, вероятно, сказать,-- говорит он, краснея, что я не имею права спрашивать вас об этом?

- Я хочу сказать только то, что сказала, ни более, ни менее; таких людей нет на свете.

Тон её холоден и резок, как у человека, желающого прекратить неприятный разговор. В сущности это происходит от страшной застенчивости; в особенности, когда ей приходится говорить о себе, да притом еще с ним; но слушателю это кажется холодным высокомерием, вызванным желанием осадить непрошенную фамильярность. Она сама с горечью сознает это.

- "Мудрено ли, что никто никогда не любил меня"?-- говорит она сама себе.

- Я оскорбил вас!-- кричит он в отчаянии.-- Ах! зачем я только сюда приехал! Мне сегодня совсем не везет! Вы дали профессору Форту высадить вас из коляски; вы позволили ему передать вам картофель...

Она невольно улыбается.

- Напротив того; он советовал мне не брать его, говоря, что он гнил...

- Вы позволили ему поднять ваш носовой платок.

Тут она улыбается еще веселее.

- Он, однако, не воспользовался позволением. Я думаю, что его колени недостаточно гибки для того, чтобы он захотел поднять платок даже своей невесте.

Говоря это, она безпечно закидывает за ухо выбившуюся прядь волос, но маленький завиток снова выбивается и щекочет её щеку.

Он торопливо засовывает руки в карманы, чтобы не поддаться неудержимому, хотя и ни с чем несообразному желанию помочь ей справиться с непослушными волосами.

- Знаете ли,-- говорит он торопливо,-- как я мучился, когда вы подъезжали к гостиннице, как я страшно боялся, чтобы вы не сочли меня за нахала, за то, что я присоединился к вашей компании, чтобы вы не зарезали меня своими убийственными, ледяными взглядами.

- Моими убийственными ледяными взглядами?-- повторяет она с удивленным видом. Право, как это странно! желала бы я знать, как это я ухитряюсь так глядеть.

- Вы можете считать меня глупцом, если вам угодно,-- торопливо продолжает он,-- но даю вам честное слово, что в первую минуту я не посмел на вас взглянуть. Я закрыл глаза!

На это она хитро улыбается.

- Скажите ради самого неба, как это вы сделали, что я так ужасно боюсь вас,-- продолжает юноша с возрастающим волнением.-- Вы никогда не бываете грубы; вы не насмехаетесь; никогда не сердитесь, говорите всегда ровно, и однако...

- И однако,-- доканчивает она за него с горькой улыбкой,-- и однако вы меня трепещете! Я знаю, что все вы меня боитесь. С тех самых пор, как я выросла; нет, раньше того, право, кажется уже с четырнадцати-летняго возраста, я стала внушать страх... мне постоянно твердят, что меня боятся. Как это приятно слышать! Признайтесь, что вам говорили, что я страшная, прежде, нежели вы познакомились со мной?

В волнении, с каким она задает ему этот вопрос, она останавливается и прямо взглядывает ему в глаза, причем краска заливает ей щеку, а глаза повелительно сверкают.

Он не тотчас отвечает. Он с восторгом глядит на её разгоревшееся лицо, спрашивая себя: есть ли в свете другая женщина с таким очаровательным, нежным румянцем на белых, как лилии, щеках. Она настойчиво повторяет свой вопрос:

- Ведь говорили?

- Мне... мне говорили, что вы обрываете людей.

- И вы убедились, что это правда?-- спрашивает она тихим и как бы тревожным голосом.-- Разве я... разве я обрывала вас?-- прибавляет она с колебанием.

- О, да! сто раз.

- Я... обрывала вас?-- повторяет она с искренним удивлением.-- Каким образом? когда? где? Как же я это делаю?

Он не отвечает.

- Уж не кажется ли вам,-- спрашивает она, вспоминая обвинение Сары в презрительном обращении обидном для мужчин,-- что я презираю вас?

- Презираете? Да, да,-- восклицает он с напыщенной торжественностью,-- при вас чувствуешь себя таким маленьким, таким ничтожным. Но не в этом сила. Я был приготовлен к этому, я слыхал, что такова ваша манера.

Она мрачно смеется.-- Какая приятная манера!

- Бывают дни, когда я чувствую вас далеко, далеко от себя, не знаю от чего это происходит, но мне кажется иногда, что вы стоите высоко надо мной, как...

- Как что?

- Как какое-нибудь небесное явление.

- Небесное явление?-- повторяет она с досадой,-- короче сказать, ангел. Неужели мне всю жизнь суждено разыгрывать роль ангела или богини? Еслибы кто-нибудь знал, как мне надоело быть богиней! Право, я рада была бы еслибы меня назвали для разнообразия фурией или ведьмой!

Говоря это, она поворачивается к нему спиной и идет далее, и в разсеянности, забывая о десятигрошевом штрафе, грозящем всякому неосторожному смертному, покинувшему проторенную дорожку, сходит с нея на соседнюю лужайку и принимается рвать полевые цветы.

Послушно следуя за ней, он тоже рвет цветы, и вскоре его букет превосходит её по величине.

- Хотите взять их?-- застенчиво предлагает он, потому что её последнее обидчивое замечание лишило его последней капли мужества, или... или хотите, я понесу их за вас.

- Благодарю вас, я сама понесу их,-- отвечает она, протягивая хорошенькую руку, без перчатки, за цветами. Они вознаградят меня за гардении, которых я лишилась по чистой случайности,-- прибавляет она с улыбкой. Знаете ли, что мне не позволили даже их понюхать? разве я не перенесла свою потерю, как герой?

- Поменяемтесь, хотите,-- прибавляет она с кротким взглядом.-- Хотите их взять или...-- передразнивая его испуганный тон...-- или хотите я понесу их за вас.

Он не отвечает; не в силах отвечать. Слезы навертываются у него на глазах. Он очень молод, любит впервые, и ему кажется, при виде протянутой белой ручки с букетом, что небо разверзлось для него.

Бывают дни, когда всем нам кажется, что небо разверзлось для нас, но по большей части уже на другой день оно снова закрывается.

- Где вы? куда вы запропастились? Мы искали вас все время,-- кричит голос Сары.-- А вы искали нас?-- очевидно,-- иронически смеется она, вы тоже искали нас. Ну как бы то ни было, а вам удалось, наконец, нас найти.

- Известно ли вам, что за то, что вы сошли с дорожки, вам придется заплатить десять грошей штрафу,-- кричит издали профессор, но никто его не слушает.

- Вы рвете цветы?-- спрашивает Сара,-- какие хорошенькие; нарвите мне.

Затем обращаясь к Райверсу, шутовски замечает:-- я не жадна; я удовольствуюсь тем жалким маленьким букетиком, который вы держите так крепко. Дайте мне его.

Но при этих словах к нему возвращается дар слова.

- Хотя бы я просила вас на коленях?-- повторяет она тоном глубочайшого недоверия.-- Послушайте однако, c'est trop fort! Стоит поймать вас на слове.

И говоря это, медленно падает на колени на примятую траву, и сложив руки как на молитве, глядит на него и детским, умильным голосом, с кокетливыми ужимками, силу которых она не раз уже испытывала, произносит: - прошу вас, дайте!

Но она могла бы с таким же успехом обращаться в одной из соседних высоких сосен. Он даже не отворачивается от нея, как бы боясь при взгляде на нее, смягчиться. Напротив того, он прямо смотрит ей в глаза и неумолимо выговаривает:

- Не дам, хотя бы вы простояли на коленях до скончания мира!

все еще содержит большое количество влаги!

Но и тут голос его остается гласом вопиющого в пустыне.

- Хотя бы я простояла на коленях до скончания мира?-- повторяет Сара, все еще не веря собственным ушам.

Затем благоразумно избирая единственный остающийся ей исход, замечает насколько возможно при таких обстоятельствах, спокойно:-- если так, то, конечно, я встану с колен тотчас же!

Говоря это, она встает, повидимому, ни мало не смутясь, и отряхает с платья травинки, приставшия к нему.

в голосе, происходящим от невнимания в его предъидущим замечаниям.

- Королевских медведей?-- повторяет Сара "sotto voce", с выразительным взглядом в сторону Райвсрсу;-- как вы думаете, есть у короля место в его зверинце еще для одного медведя? если есть, то я ему приведу своего! Да (возвышая голос и направляясь к своему жениху), конечно идем!

Но не пройдя двух шагов, одумалась, и вернувшись к сестре, решительно берет ее под руку.

И говоря это, торопливо тащит ее за собой, а Райверс, внутренно проклиная Сару, вынужден последовать за ней вместе с профессором.

* * *

В этот вечер, когда обе девушки возвращались домой в коляске, Сара первая прервала молчание, длившееся в продолжение нескольких миль.

- Белинда,-- объявила она внезапно,-- по всем человеческим и божеским законам тот будет твой! Гардении уже завяли и стали цвета старой кожи, и пахнут скорее дурно, нежели хорошо, но каковы оне ни есть, а я их возвращу тебе по принадлежности.

Но бедная Белинда рада получить свой букет даже и при таких условиях.

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница