Белинда.
Период I.
Глава IX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Белинда. Период I. Глава IX. (старая орфография)

IX.

Мисс Уатсон добилась наконец своего. Ей удалось устроить пикник в Везенштейне. Конечно, это не значило, что она привала на себя все издержки этого пикника; нет, в этом отношении она не проявила никакой особенной, неприличной щедрости; но она взяла на себя разослать приглашения, нанять экипаж и пр. А так как такое полномочие давало ей право проникать не только в гостиную своих знакомых (это право она давно присвоила себе невозбранно), но и в самые интимные покои, то знакомые всегда с нетерпением ожидали конца всего этого предприятия.

Справедливость требует сказать, что многие знакомые мисс Уатсон совсем отказались от пикника. Давнишние дрезденские "резиденты" между англичанами, все те, частными делами которых она занималась в продолжение всей зимы, интересуясь как велик их счет у мясника, сколько жалованья платят они своей прислуге, нет ли в семье умалишенных и банкротов или вообще иных мало почетных членов,-- все отвечали на её приглашение энергическим и единодушным: "нет". Не менее энергичен был отказ профессора Форта. Никакие самые прямые вопросы о характере и средоточии его недугов, никакия убедительные заверения, кто все это одни его фантазии, и что для того, чтобы вылечиться ему стоит только хорошенько промяться,-- не могли победить его упорства. Но за всеми этими исключениями набралось еще довольно значительное число приезжих, которые были еще склонны считать мисс Уатсон приятной особой (эта склонность очень скоро у всех проходила), знающей свет и его обычаи (мнение, которое в самом непродолжительном времени возбуждало в них негодующее удивление),-- девушек, жаждущих развлечений, с какой бы стороны таковые ни представились, и красивых здоровых германских воинов, всегда готовых сражаться, пить пиво и ухаживать за барышнями. К этим последним следует, конечно, присоединить и Райверса,-- Райверса, который до сих пор уходил через задния двери, выскакивал в окна и убегал как заяц, едва лишь его зоркие глаза завидят вдали клетчатое белое с черным платье!

В назначенный день он первый явился на место сборища, то-есть в Lüttichan-Strasse, задолго до назначенного часа. Во всю предшествовавшую ночь он не сомкнул глаз. И вот теперь ему приходится дожидаться на улице появления своей богини. Но именно сколько минут или часов проходит (во время которых разные, нисколько для него неинтересные личности разсаживаются по экипажам) - он был бы не в состоянии сказать, пока, наконец, она не появляется на лестнице) в одном из тех восхитительных, воздушных летних платьев, мнимой простотой которых мужчины невинно восхищаются, между тем как отцы и мужья ахают, когда им приходится платить за них. По правде сказать, это её лучшее платье, слишком нарядное для предстоящей экскурсии, и Сара благоразумно припрятала соответствующее ему в своем гардеробе для более приличного случая. Но для Белинды настоящий случай кажется самым подходящим для того, чтобы быт нарядно одетой. Она садится в коляску, и его первым движением броситься вслед за нею. Но он успевает во-время опомниться.

Дело в том, что её спутница, молодая девушка англичанка опередила ее, и выходить так, что если улан, четвертый партнер в экипаже, не сядет раньше его, то в результате окажется, что не он, Райверс, а улан будет сидеть напротив Белинды во время предстоящого длинного пути. Спохватившись тотчас же, он отдергивает ногу, которую-было уже занес на подножку, и, поспешно отступив назад, просит улана садиться. Но этот невинный воин, приписывая движение Райверса простой вежливости, улыбаясь отказывается и просит его садиться прежде, на что Райверс отвечает новым и еще более энергичным отказом. Но так как в деле, вежливых церемоний, поклонов и формальных любезностей англичанину всегда суждено быть разбитым, то настоящее пререкание оканчивается тем, что Райверс безнадежно лишен того поста, за которым так страстно гнался, и бледный, разстроенный и несчастный забивается в угол напротив цветущей мисс, которая все видела, поняла и жестоко обижена его усилиями отделаться от её соседства.

Экипаж трогается с места; вот они выезжают из города, и вступают в сельский мир, который в настоящее время представляет собою один сплошной букет. Глаз всюду натыкается на цветы; воздух напоен их ароматом. Природа ликует и как бы приглашает разделить её ликование. Но Райверс не в силах этого сделать. Промолчав как пень первые две мили, он теперь вдруг принялся болтать à tort et à travers. Он говорит глупости, которые удивляют его самого. Настаивает на том, чтобы мисс, сидящая напротив его, позволила ему застегнуть ей перчатки; но он долго возится с пуговицами - и уж, разумеется, не вследствие того, чтобы ему это было приятно - и все-таки не успевает застегнуть их. Перчатки слишком малы, а руки слишком толсты, и вся история кончается тем, что он, наконец, так больно щиплет руку своей vis-à-vis, что та с сердцем ее отдергивает.

Затем болтливость у него опять сменяется лихорадочной молчаливостью, такой же на вид безпричинной, как и прежняя словоохотливость. Как может его богиня так спокойно и весело относиться к злополучному недоразумению, разделившему их? Как смеет она слушать с такой безмятежной улыбкой тевтонские комплименты своего vis-à-vis? А он-то с какой стати так ухаживает за ней? Что он хочет этим сказать? разве она глуха, скажите на милость, что он наклоняется так близко к её лицу? Не следует ли ему намекнуть, что английския леди не привыкли к таким манерам? к счастию он воздерживается от исполнения этого дикого намерения. А тем временем ничего не подозревающий улан, веселый, развязный, довольный самим собой, своим положением и своим штатским платьем - роскошь, которую так редко могут позволить себе накрахмаленные немецкие офицеры - болтает ломаным английским языком, безпрестанно прибегая к родному немецкому, который Райверс, не смотря на свои двенадцать уроков, очень плохо понимает и не может поэтому быть уверен, это он не объясняется в любви его богине. Он почти радуется, замечая как дурно сшито штатское платье улана и как он проигрывает в нем, сравнительно с тем, каким щеголем казался вчера в своем блестящем мундире.

А Белинда? В начале её разочарование било почти так же сильно как и его; но мало по малу, при мысли, что раз приехавши в Везенштейн, находящийся в двух часах пути, ничто, кроме его собственного желания, не помешает ему не отходить от нея, она кротко и мирно подчиняется неизбежному. Женщины лучше умеют мириться с своим положением, нежели мужчины. Да и что бы было с ними, еслибы оне этого не умели!

Однако она радуется, когда они доезжают, наконец, до Везенштейна. Быть может, она не была бы так спокойна, еслибы знала разумный и гуманный план Райверса, благодаря которому он сравнительно спокойно просидел последния три мили пути; а именно: броситься на улана при первой же его попытке высадить Белинду из коляски.

Но к счастию дли всего общества, безсознательный виновник всей этой кутерьмы приписывает британской грубости вообще безцеремонность, с какой Райверс оттирает его плечом от дверцы экипажа, и охотно уступает привилегию, не особенно дли него интересную, безпрепятственно завладеть тремя пальцами Белинды. Они приехали последними, а потому пользуются тем преимуществом, что все приготовления в завтраку уже окончены, и стол накрыт под липовыми деревьями.

Над коттеджами, потонувшими в сирени, и веселенькой гостинницей возвышается старый, белый замок на массивной скале.

Между гостинницей и садом, где накрыт стол, протекает небольшая речевка, воды которой бурны и мутны от дождя, шедшого ночью. На миниатюрном, но хорошеньком деревянном мостике, перекинутом через речку, стоит Сара и занимается тем, что бросает в воду кусочки дерева, обломки сиреневых веток, словом, все, что только может плыть в краснобурых волнах, и затем бежит без оглядки на другой берег, чтобы видеть как их, крутя, уносит вода. Это приятное времяпрепровождение разделяют с ней два плотных гусара и один конногвардеец. Сара в отличнейшем расположении духа и уже рассказала их про профессора и про то, как она рада, что избавилась от него.

Остальная компания разсеялась в разных направлениях, все, кроме мисс Уатсонь, которая, повинуясь инстинкту, вложенному в нее Богом, в силу чего и крот роется в эехле, пчела собирает мед, а ласточка летает,-- суетится, бегает взад и вперед с вспотевшим, красным лицом, всюду суется, ко всем пристает. Она на днях весело прокатилась с какими-то приезжими и успела к их досаде и собственному удовольствию вытянуть из них признание, что у них есть сестра в доме умалишенных. Вследствие этого она в высшей степени довольна и рада, тех более, что все гости теперь в сборе и сидят за импровизированною трапезой.

Правда, что не успели они разсесться согласно своим вкусам и наклонностям, как уже хозяйка торопится пересадить кх по своему.

- Что это? трое мужчин рядом, а там две дамы! Нет, нет, так не годится! мы должны поправить это дело! М-р Райверс прошу вас помогите мне; идите сюда и сядьте между этими двумя дамами.

их стульев, а по другую её руку он успел посадить некрасивого и прожорливого юношу, который даже в нем не может возбудить ревности.

Хотя голос у мисс Уатсон таков, что только барабанный бой может покрыть его, но он прикидывается, что не слышит, даже тогда, когда она повторяет еще громче свое приглашение.

- Не лучше ли вам обратиться к кому-нибудь другому,-- является на выручку Сара;-- как странно, что он вас не слышит.

- Я должно быть недостаточно громко позвала его,-- отвечает та с безсознательной иронией.-- М-р Райверс!

- Обратитесь лучше в г. фон-Брейденбаху,-- убеждает Сара, когда и это третье воззвание остается втуне,-- указывая на своего поклонника гусара, который прозевал место около нея и теперь вертится за её стулом. Но и ему не хочется исполнять требование мисс Уакон, так как он только что отпустил остроту, над которой первый хохочет. Но Сара взглядом убеждает его послушаться; этот взгляд сулит ему вознаграждение впоследствии, и буря предотвращена.

- Это верно у него фамильное,-- поспешно отвечает мисс Уатсон.-- Вы знаете, в некоторых фамилиях это бывает. В некоторых фамилиях все члены бывают глухи от рождения. Все Чемпни из Нидер-Стона глухи. Я должна спросить фамильное ли это у него?

Мало по малу поднимается общий говор и смех. Почти все гости молоды; все они веселы; они были голодны, а теперь сыты; удивительно ли, что пустяк заставляет их покатываться от смеха.

находят не только правдоподобной, но и истинной - теряется в общем гвалте.

Сара на верху благополучия. Она учит разным фокусам окружающих её воинов, и наибольший эффект производит штука не хитрая, хотя и мало распространенная, принимая во внимание её крайнюю простоту, а именно: скрестив указательный и средний палец медленно проводить ими по переносице, причем начинает казаться, что нос разделен на две части глубокой впадиной. Вскоре нет ни одного человека за столом, который бы не водил себя по носу, радуясь, кто новому для него открытию, а кто и старому, но позабытому. Гусары, уланы, конногвардейцы наперерыв восклицают: "Famose!" "Kolossal!" и когда, наконец, все встают из-за стола, то оказывается, что Сара отбила у всех других девушек поклонников, так как они не могли устоять перед особой, которая к своим Veilchentragen и хорошенькому личику присоединяет такие разнообразные и интересные таланты.

оставлена невогорое время без внимания.

Наконец ей удается собрат все свое стадо и сдать его на попечение угрюмого и алчного Verwalter, который ведет их по бесконечной анфиладе пустых покоев, холодных и сырых даже в этот теплый майский день.