Белинда.
Период I.
Глава XIV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Белинда. Период I. Глава XIV. (старая орфография)

XIV.

- Как мне отблагодарить тебя за то, что ты расчистила мне путь?-- говорит Сара на другое утро, когда обе сестры сидели за завтраком.-- Я проснулась сегодня в таком смиренном, благодарном настроении. Я говорила себе: благодарение Богу и моей доброй сестре, я выпуталась из беды.

- А говорила ли ты себе, что это повторяется с тобою уже в семнадцатый раз?-- иронически спрашивает Белинда.

- Я говорила себе,-- продолжает Сара, прикидываясь глухой,-- что надену сегодня новое летнее платье и попрошу бабушку велеть подать шампанского за обедом, чтобы отпраздновать мое невинное торжество. Право, шутки в сторону, стоило обещать ему выдти за него замуж, чтобы иметь удовольствие нарушить свое обещание. Неужели ты этого не понимаешь?

- Я уже сто раз объясняла тебе, что согласилась бы скорее быть сожженной зa-живо, нежели стать его невестой,-- замечает Белинда.

Но этот щелчок, подобно многим другим предшествовавшим, проносится мимо над легкомысленной головой Сары и не нарушает её ясного самодовольства.

- Понч,-- говорит она, беря передния лапки обоих собачек в своя руки и серьезно глядя в их черные мордочки.-- Понч, я свободна! Слютти, я свободна! ступайте и сообщите об этом котам и попугаю!

Белинда опрокинулась на спинку стула. Она мучительно дивится про себя, почему письма так запаздывают.

- Я даже не нажила себе в нем врага,-- продолжает Сара, выпуская из рук собачьи лапки, и со вздохом облегчения опускаясь обратно на стул.

- Я думаю, что в душе он был так же рад отделаться от меня, как я от него. Он первый из всех их был рад, что я отказала ему!-- прибавляет она с легким оттенком досады в голосе.

- Еще бы! он был очень рад!-- говорит насмешливо Белинда.

- Скажи еще слово и я сейчас верну его назад,-- кричит Сара, подзадоренная этими словами.

Но Белинда не отвечает. Для нея Сара и её легкая любовь представляются чем-то далеким и незначительным. Её напряженное ухо уловило звук шагов. Конечно, это Томми несет завтрак, но быть может он несет ей также весть смерти или воскресения. Сегодня первый день, когда по её разсчетам она может получить письмо от Райверса.

- Еслибы ты слышала,-- продолжает Сара, розово улыбаясь самой себе, как мастерски я объясняла ему, что только моя неуверенность в том, что я достойна стать его женой, заставляет меня отказаться от этой чести к величайшему моему сожалению, то думаю,-- даже ты похвалила бы меня.

- Неужели?-- слышится разсеянный ответ.

- Он все проглотил,-- продолжает Сара, снова с серьезным лицом.-- Великий Боже! чего только они не в состоянии проглотить.

Звук шагов затих. То был даже и не Томми.

- Я немного поплакала,-- повествует далее Сара с скромным ретроспективным восхищением самой собой, которое разлито во, всей её особе, до самого розового батистового пеньюара включительно.-- Не спрашивай меня, как я это сделала, я сама не знаю и не берусь повторить это, еслибы представился новый скучай. Такия гениальные находки не повторяются.

Она умолкает, так как внимание её отвлекается приходом Густель, которая раскрывает дверь и в ней показывается фигура Томми, широко раскинувшого свои детския руки, с трудом обхватывающия поднос, на котором уставлены все принадлежности для завтрака и вместе с тем, лежит кипа писем и газет. Белинда теперь, когда наступил давно желанный момент, не шевелится; ей очень хочется, отдалить его.

Жестокий страх оковал её члены. Она готова сердиться на Сару за то, что та делает все, к чему она сама неспособна. Быстрым движением Сара захватывает, в руки всю фамильную корреспонденцию. Еще одна пауза, в продолжение которой надежда все еще живет. Затем она опять умирает. Голос Сары, говорит ей это, прежде нежели смысл слов проникает в её сознание.

- Боюсь, что нет ничего интересного для тебя,-- неохотно произносит она, перебирая письма. Сердце у Белинды, замирает, но вдруг снова оживает. Может быть, Сара не узнала его почерка. Вероятно, горе и волнение так исказили его, что он неузнаваем. Ведь это было с первой запиской. Она в свою очередь пересматривает все адреса на письмах. Увы! они все писаны рукой, обычных и знакомых им лиц. Она всю ночь уверяла себя, что не особенно разсчитывает на сегодняшний день; что сегодня только возможно ожидать письмо, но простая возможность еще не составляет вероятности; вернее, что письмо придет завтра или после завтра. И все-таки наступившее разочарование кажется ей убийственным и окончательным. Первым движением у ней является отбросить письма, но с тем самоуважением, которое отличает нас от дикарей и от животным; помня, что круглые глаза Томми устремлены на нее, она раскрывает одно из пасем и заслоняет им свое несчастное лицо, делая вид, что читает письмо. Но через секунду новое соображение заставляет ее отложить письмо и приняться за газеты.

Она раскрывает один из английских журналов "Standard", и с жадностью пробегает столбцы объявлений о смертях, рождениях и свадьбах. Она читает имена, мужественно борясь с мучительным головокружением; она не дает ему осилить себя; она сама прочтет то, что ей нужно.

"Аббат, Ахкерс, Ансон, Бекер, Калькот, Фрис, Форлей, Гарпер, Бей..." Господи! да когда же это она доберется до Р.? какой длинный список! Ах! вог наконец: Реби! Рашли, Решфорд... Господи! сколько умерло людей с фамилией на Р. Ах! вот и оно! Да! Головокружение проходит; она ясно видит буквы; ошибки быть не может. "24 числа сего месяца в Денвер-Голле, в Иоркшире, Джон Анльби Райверс T. Р., 54-х лет от роду"

В эту самую минуту, Томми, окончив свое дело, запирает за собою дверь. С секунду или две Белинда тупо глядит на это объявление, затем молча подает его сестре. Но Сара не глядит на него.

Лицо её схоронено в листах другой газеты, которую она не имела даже терпения разрезать.

- Я знала это,-- говорит она, наконец, слегка дрожащим и взволнованным голосом, но тем не менее с торжеством.-- Я знала, что беда случилась с его отцом; он умер; он лишил себя жизни; бедный Давид! не мудрено, что у него был такой странный вид. Вот здесь есть статья об этом.

- Лишил себя жизни!-- повторяет Белинда с трудом переводя дух, побелев как скатерть и глядя расширенными зрачками своих больших серых глаз в пространство, между тем, как образ её бедного, юного поклонника с его глубокой преданностью, восторженным поклонением отцу, над которым она иногда подтрунивала, хотя и не без зависти, встает в её памяти.

Сара схватила столовый нож и поспешно разрезывает газету: "С сожалением возвещаем о смерти, при особенно печальных обстоятельствах, м-ра Джона Анльби Райверса из Денвер-Голла, в Иоркшире, который за последния десять лет был представителем консервативных интересов местечка Денвер в парламенте. В ночь на 25-е число, покойный удалился в полном здравии в свою спальную, но на следующее утро его слуга, придя будить его в обычный час, нашел дверь комнаты запертой и не получил никакого ответа на свой неоднократный стук. Семья встревожилась, и в комнату покойного решено было проникнуть через окно, причем несчастный джентльмен найден на полу мертвым с перерезанным горлом. Медицинская помощь, призванная немедленно, оказалась безсильной, так как, по всей вероятности, смерть наступила уже за несколько часов перед тем".

Сара умолкает с трепетом ужаса, от которого бледнеют её розовые щеки.

- К чему это люди перерезывают себе горло,-- жалостливо говорит она,-- когда есть столько способов приличнее покончить с жизнью?

- Быть может он не сам убил себя,-- кричит Белинда, цепляясь за эту последнюю надежду.-- Кто знает? Быть может его зарезали?

- Подожди минутку,-- возражает Сара, останавливая ее жестом руки.

- Где, бишь, я остановилась? Ах! вот:-- "смерть наступила уже за несколько часов перед тем. Бритва лежала возле на полу. Предполагают, что умственное равстройство, бывшее следствием денежных затруднений, послужило ближайшей причиной этого безумного поступка".

Она умолкает, и несколько минут царствует безмолвие. Белинда закрыла руками глаза, перед которыми носится кровавый призрак.

Итак, вот что разлучило ее с ним. Вот зрелище, на которое он променял весеннюю, теплую прогулку в Grosse-Garten. Вот причина, которую она в жестокости своей считала измышленной, оторвавшая его от нея. Она содрогается от ужаса, и вместе с тем сердце её переполняется чувством горячого сострадания.

Что он будет делать? как он перенесет это? Оправится ли он от этого удара? Все мы задаем себе и другим эти безсмысленные вопросы всякий раз, как горе, более тяжкое чем обычные горести, постигает кого-нибудь из знакомых нам людей, хотя тысячекратный опыт должен был бы показать нам их безполезность. Но не смотря на искренность ужаса и сострадания, завладевших душою Белинды, она вместе с тем чувствует невыразимое облегчение и радость. Итак, все разъяснено теперь! Сомнения все разсеялись. По крайней мере в настоящую минуту ей так кажется. Она может теперь без содрогания вспоминать про сцену в Вемзентейнском лесу. Прошлое возвращено ей. Она может утешаться им до тех пор, пока он не вернется к ней и не даст ей настоящого и будущого.

- Денежные затруднения!-- произносить Сара, задумчиво.-- Мне это не нравится. Но все же,-- прибавляет она более веселым тоном,-- это лучше нежели наследственное безумие и семье. Бедный человек! он выбрал довольно малодушный способ выпутаться из затруднений!

- Двадцать-пятое число,-- говорит Белинда, опуская руки на колена и глядя широко-раскрытыми глазами в пространство; - в этот самый день мы ездили в Везенштейн!

- Вот еще несколько подробностей о нем,-- продолжает читать Сара.-- Ого! мы сейчас узнаем, на ком он был женат. "М-р Райверс родился первого мая, 18... (ах! десять, да десять - двадцать и еще десять тридцать, сорок... ему было значить ровно пятьдесят-четыре года) - и был старший сын м-ра Райверса из Денвер-Голла, по смерти которого поместье было продано, вследствие денежных затруднений (Гм! денежные затруднения, повидимому, хроническия в этой семье!) Оно было выкуплено пять лет спустя м-ром Райверсом, который нажил большое состояние в железной промышленности. Он женился третьяго июня, 18... на лэди Марион Ловель, третьей дочери покойного и сестре настоящого графа Иствуд (браво, Давид! я так и знала, что в жилах его течет не одно железо!), от которой у него родилось... (боюсь, что сдлишком много детей!) Он был просвещенным патроном земледелия и принадлежал к нескольким земледельческим обществам. Смерть его будет глубоко оплакиваться многими".

Сара кладет газету на стол.

- Вот и все.

- Все?-- повторяет Белинда, трепетным голосом,-- и этого довольно!.!

- Какое счастие для Давида, что все это случилось в его отсутствие!

- Он избежит величайшей из неприятностей - следствия полицейского и тому подобного!-- говорит Сара, ёжась от отвращения. Желала бы я знать, в какой день были похороны? Ты не можешь ждать, что он напишет раньше того. Я думаю, что теперь тебе уже нельзя разсчитывать за письмо до нашего отъезда.

- Разумеется, нет, разумеется, нет!-- торопливо замечает Белинда.-- Бедный мальчик! Я вовсе не претендую на то, чтобы он думал обо мне в настоящую минуту!

- Я думаю, что единственной приятной для него теперь думой может быть только дума о тебе,-- сухо возражает Сара. Я надеюсь, что денежные затруднения... и вдруг умолкает.

- Можешь себе представить? Вот и она! я слышу её голос. Она пришла сообщить нам об этом. Томми, Томми,-- бежит она опрометью в переднюю,-- нас нет дома, слышишь, кто бы ни пришел.

Но, по обыкновению, приказание опаздывает. Понч бросается на выручку с гневным лаем; Слютти мгновенно залезает под диван; следует отдать справедливость Томми, что он только чуть-чуть приотворил дверь; но мисс Уатсон немедленно расширила отверстие и пролезла в него и теперь громко вопит и размахивает газетой, изводя Сару.

- Слышали? Читали? О смерти отца молодого Райверса? об его самоубийстве? Я подумала, что быть может вы еще не знаете...

- Как вы думаете, он был в своем уме?-- перебивает та.-- Как вы думаете, нет-ли наследственного умопомешательства в их семье? Если есть, то оно, без сомнения, внесено в нее Ловелями; во всех этих старинных фамилиях развита золотуха в той или иной форме.

- Какое утешение для новых фамилий!-- иронически отвечает Сара. Прошу извинить, мы так заняты укладкой...

- Вас не удивило, когда вы узнали, что он был женат на одной из Ловель? Я не имела понятия, что он был женат на одной из Ловель. Ручаюсь головой, что он не получил за ней в приданое ни одного пенни. Они бедны, как Иов. Иствуд заложен и перезаложен.

- В самом деле? Ну вот теперь мы уже слышали все ваши новости,-- говорит Сара с решительным видом берясь за ручку двери. Понч сюда, иначе ты останешься за дверью.

Сара качает головой.

- Никак нельзя! Бабушка их еще не читала.

- Я бы с удовольствием дала бы вам свои, но только мне надо их снести к Фрерам и Гайгерстам. Они получают только "Times", а в "Times" всегда так мало бывает подробностей.

Угрюмое молчание служить ответом.

я поставлю себе в обязанность написать ему; а вы?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

- Она поставит себе в обязанность написать ему,-- говорила Сара с гримасой, возвращаясь минуту спустя в сестре, когда ловкий намек на то, что кто-нибудь другой может предупредить Гайгерстов и Фреров, освобождает ее от докучной посетительницы.-- Ужасная вещь потерять отца! но еще ужаснее выслушивать утешения от мисс Уатсон. Кстати,-- замечает она, переменяя тон,-- у Давида есть твой адрес - я хочу сказать твой лондонский адрес, ты ему сообщила его?

- Да.

о том, чтобы её ничтожное я встало между ним и его громадной потерей? Смеет ли она думать, что мысль о ней может занимать его ум, пока не положили его отца в его окровавленную могилу? Но к тому времени как они достигнуть Англии, пройдет еще четыре дня.

Миссис Чорчиль поставила условием, чтобы путешествие совершено было с разстановкой. Раз она будет в Англии, то разстояние между ним и ею сократится во всяком случае до одного дня почтового сообщения. В Лондоне почта приходит несколько раз в день. Там через каждые два часа почтальон стучится в двери, и по всей вероятности один из этих стуков принесет ей спасение. Мечты её разыгрываются до такой степени, что она начинает наконец думать так: "зачем ему писать? почему бы ему не прийти самому?" В ушах её как будто раздаются его шаги. Звук их будет мягче звучать на лондонской лестнице, устланной ковром, нежели здесь на голых каменных ступенях. Быть может, они будут менее легки; печаль сделает их тяжелее и медленнее. Он войдет в траурной одежде. Она никогда не видала его в черном и старается представить себе, какой у него будет вид. Он не будет улыбаться, конечно, но он протянет ей руки... так как Томми уйдет, доложив о нем".

На этом пункте она постоянно закрывает лицо руками, и яркая краска разливается по нем. Но хотя она мужественно старается быть благоразумной и не особенно предаваться мечтам и надеждам, тем не менее легкой походкой и с веселым лицом прохаживается по платформе дрезденской железно-дорожной станции в день и час, назначенный для их отъезда. Билеты уже взяты для них, для багажа и для Понча. Слютти так мала, что может не платить за себя и путешествовать в нарочно устроенном для нея домике, имеющем форму ручного саквояжа. Но вот миссис Чорчиль и Белинда уже уселись на свои места и разместили свой багаж. Сара замешкалась на ступеньке, так как вокруг нея теснится пол-немецкой армии. Она всех их просила приехать проводить ее, и все отвечали на её зов. Руки её полны больших букетов. Она сообщает свой адрес направо и налево. Очевидно, они все собираются переписываться с нею.

У Белинды нет букетов, и никто не справляется о том, куда она едет. Даже последний вид на прекрасный город заслоняется от её глаз Сарой, которая монополизировала в свою пользу окно и разсыпает воздушные поцелуи, крича: "Auf Wiedersehen!" до тех пор пока её темносиние, светлоголубые и зеленые поклонники не скрываются из виду. И при всем том старшая мисс Чорчиль возвращается на родину с легким сердцем, которое по временам даже радостно бьется в её груди.