Белинда.
Период II.
Глава IX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Белинда. Период II. Глава IX. (старая орфография)

IX.

Ей самой показалось это так на первый взгляд; но вот, при более внимательном осмотре, ей припоминается другое письмо, о котором, по-правде сказать, она никогда не забывала, и почерк которого, хотя и твердый, имел странное сходство с настоящим.

Она все глядит на письмо: неизъяснимый страх сжимает ей сердце и не дает распечатать письма. Уголь в камине трещит. Профессор перевертывает страницу своего письма. Он читает уже третье письмо, а она еще не принималась и за первое.

- Я надеюсь, что вести из дому хорошия?-- вежливо спрашивает он.

- Я... я надеюсь,-- отвечает она, колеблясь.-- Я еще не знаю.

Она должна однако справиться с этим нелепым смущением. По всей вероятности, наверное даже, она игрушка галлюцинации, случайного сходства. Нет сомнения, что сходство это ограничивается одним адресом. Стоит только распечатать письмо, и все эти глупые бредни разсеятся. Она разрывает конверт и с трепетом глядит на подпись.

Нет, это не галлюцинация, это не случайное сходство! Она не ошиблась; письмо подписано: Давид Райверс! В первую минуту ею овладевает сумасшедшая радость, которая однако немедленно сменяется такою жгучею болью, что у нея темнеет в глазах.

Итак, он ей написал наконец! Что может он ей сказать теперь? Поздравить с замужеством? Он мог бы избавить ее от этого! Она не станет читать его письма, она сожжет его, не читая.

Но, нет! она прочтет его, только не на глазах мужа.

Она бросает на мужа отчаянный взгляд, затем вскакивает с места и бежит в спальную. Пусть он зовет ее! он, кажется, и позвал ее, но она не отвечает. Она взбегает по сырой лестнице в спальную и запирается в ней на ключ. Профессор, смиловавшись, разрешил затопить и в ней камин. Но он так дымил, что огонь пришлось погасить. В комнате ужасно, убийственно, нестерпимо холодно, но она этого не чувствует. Может ли быть холодно человеку, у которого в сердце точно раскаленное железо.

В одну минуту она зажгла газ и свечи. Для того, чтобы прочитать свой смертный приговор, необходимо, ярко осветить комнату. Теперь она безумно торопится прочитать письмо, которое пять минут тому назад собиралась сжечь непрочитанным.

Она читает это стоя, и вот что оно гласит:

Десятое января! да это как раз тот день, когда была её свадьба! Значит, он пишет ей не затем, чтобы поздравить с замужеством; он не мог еще знать о нем, когда писал!

"Слава Богу! я могу наконец написать вам, хотя думаю, что письмо мое будет безтолково, так как я обезумел от радости. Вы поняли конечно - вы всегда всё понимали - что удерживало меня вдали от вас. Конечно, вы слышали, как и все, о банкротстве, предшествовавшем смерти моего бедного отца и вызвавшем его кончину. Что бы вы ни слышали, не считайте его виновным. Я так плох на счет писем, что лучше разскажу вам все при личном свидании. Но не хочу, чтобы вы заблуждались даже одну лишнюю минуту, если я могу этому помешать. Он разорился вследствие внезапного и совершенно неожиданного повышения цен на железо, как раз после того, как он взялся по контракту доставить огромное число тонн железных рельсов в Америку по дешевой цене. Такая беда могла случиться с каждым проницательным и осторожным человеком. Вы знаете, чем он был для меня; я часто вспоминал, как я вам надоедал своими рассказами об отце. Вы можете себе представить, каково мне было вернуться домой! Если бы было время задумываться над своим положением, то я бы, вероятно, съума сошел. С счастию мне некогда было. Если бы я потерял присутствие духа, что было бы с матушкой и моими братьями и сестрами? Тогда же после похорон мы узнали, что разорены в конец, и что нам нечем жить. А между тем у матушки было на руках трое маленьких мальчиков, которых необходимо воспитывать. Мне ничего не оставалось, как отказаться от личного счастия. Мы наняли маленький домик в грязном переулке в МильнъТорпе - я в нем пишу вам это письмо, но в настоящую минуту он кажется мне дворцем. Мне посчастливилось получить место приказчика в торговом доме одного из бывших товарищей моего отца, но я вскоре переменил его на другое на железном заводе. Мы с трудом справлялись; матушка выбивалась из сил, и сестры тоже работали сколько могли. Много раз я собирался писать вам. Если бы вы ответили мне на записку, которую я нацарапал вам, уезжая из Дрездена, то я думаю, что написал бы вам: но вы не ответили; конечно, вы были правы. Целых полтора года я работал, как вол, не давая себе отдыха. Так как я не готовился к этому делу, то мне было труднее, чем моим товарищам. Я жил изо дня в день, не решаясь заглядывать в будущее, как вдруг на днях мы получили письмо от стряпчого одного дальняго родственника, которого мы очень мало знали, и тем менее разсчитывали на его помощь. В этом письме, нас извещали, что родственник наш умер и оставил нам по завещанию 30.000 ф. стерлингов. Этой суммы конечно, достаточно чтобы обезпечить матушку и младших братьев и сестер, и я могу теперь работать на себя. Решите сами: буду ли я также работать и на вас. Изумительно я после этого, что я не в силах писать толково? Могу ли я приехать к вам? И когда именно? Не заставляйте меня долго ждать ответа, потому что я, пожалуй, приеду без позволения. Милая! милая! милая! Может быть, я не имею право называть вас так, но не сердитесь, я нечаянно написал это и не могу решиться вычеркнуть такое хорошее слово! После полутора лет, другой подумал бы, что его забыли, но вы не из тех, которые забывают. Милая! неужели вы забыли Везенштейн!

Белинда одним духом прочитала письмо, не останавливаясь до самой подписи. Письмо дочитано, а она все еще не может отвести от него глаз. На одну секунду настоящее умерло дл нея; она живет только прошлым. Забыла ли она Везентейн? Она весело улыбается. Такая улыбка ни разу не появлялась на её лице после того дня, который она провела в Везенштейне. "Милая! милая! милая!". Она считает по пальцам. Он три раза назвал ее милой. Он говорит, что это хорошее слово. Он прав; его весело читать.

Легкий шум выводит ее из забывчивости. То профессор мешает уголья в камине внизу в гостиной. Сквозь тонкий пол можно явственно разслышать это. Но если бы то была труба архангела, возвещающая о кончине мира, она не могла бы сильнее поразить ее. В глазах у нея темнеет, и голова идет кругом. Да! вот хорошее письмо, и ни одна женщина не могла бы пожелать более искренняго и нежного письма от любимого человека. Одна беда только: оно опоздало на три дня. Оно пришло совсем не кстати теперь, когда, чтобы прочитать его, ей приходится хорониться от избранного ею самой супруга!

- Да!-- я сама избрала его!-- говорит она, и это-то всего и забавнее! Она громко смеется.

- Уж не схожу ли я с ума?-- спрашивает Белинда себя.

Она бросается к окну и открывает его. Она задыхается даже в этой ледяной атмосфере. Ураган стих в настоящую минуту. Все кругом покрыто снегом и озарено бледной луной. Она с дрожью отстраняется от резкого уличного воздуха, острого как бритва, и закрывает окно, садится к столу, берет письмо и снова медленно читает от первого слова до последняго. Глаза её сухи, и слез не видно на щеках. Говорят, что гроза менее опасна, когда начинается дождь, и худшее в человеческом горе изжито, когда появляются слезы. Но горе Белинды далеко еще от этого спасительного периода. Чего бы она не дала за несколько слезинок или за обморок, который бы хоть на время избавил ее от острой, внутренней боли! И в том и в другом утешении ей отказано! Если бы он написал свое письмо только одним днем раньше! если бы она послушалась страстной мольбы Сары отложить свадьбу только на один месяц! Если бы, если бы! Мало ли сколько таких если бы, которые могли бы открыть для нея рай.

- Я сама выбрала свою долю!-- горько повторяет она, снова чувствуя страшное желание громко расхохотаться над мрачной иронией этих слов. Доля, выбранная ею, заставляет ее сидеть теперь одинокой в этом сыром и холодном погребе, с раскаленной стрелой в сердце, и не сметь даже громко застонать, чтобы не быть услышанной внизу,-- тогда как могло бы быть...

Но она не смеет вызывать в воображении противуположной картины. Она чувствует, что это прямой путь к умопомешательству. Глаза её диво блуждают по открытому письму, и как на зло, останавливаются на самых нежных фразах.

- "Я обезумел от радости!" "Удивительно ли после этого, что я не в состоянии писать толково?"

Пока она глядит на эти слова, написанные с такой чистой, радостной верой, но которые теперь кажутся ей горькой и жестокой насмешкой,-- судорожное, сухое рыдание потрясает ее всю с головы до ног. Жалость, которую она до сих пор чувствовала только к самой себе, обращается теперь и на него. "Обезумел от радости", а до каких пор? До тех, пока не возьмет в руки газеты и не прочтет в ней, что десятого января Джемс Форт профессор этрусских древностей в оксфордском университете обвенчался в такой-то церкви, в такой-то улице, с Белиндой, старшей дочерью покойного Джона Чорчиля, сквайра, из Чорчиль-Парка в Ломшире.-- "Он не поверит этому! Он подумает, что кто-нибудь в шутку напечатал это. Он никому не поверит, кроме её самой. А в каких словах сообщит она ему это?" Снова рыдание потрясает ее; но она подавляет его, и несколько секунд сидит неподвижно, задумавшись. Затем, очевидно, ей приходит в голову какая-то мысль, потому что она встает и, взяв в руки свечу, смотрится в зеркало. С минуту она разглядывает свое лицо. Слава Богу! лицо её не обезображено слезами; а единственный человек, имеющий право наблюдать за ней, не настолько прозорлив, чтобы уследить за изменением выражения на её лице.

Она, повидимому, довольна результатом своего осмотра, потому что идет к двери, отпирает ее и, забыв притворить, спускается вниз по лестнице и входит в гостиную.

М-р Форт сидит все в той же позе, в какой она его оставила, с тою только разницей, что дочитав свои письма, он получил возможность завернуться вместе с руками в свои одежды. Только лицо его, сморщенное и еще сильнее постаревшее от холода и раздражения, остается наружи.

- Где вы были?-- что вы делали все это время?-- сердито спрашивает он.

- Я была в своей комнате.-- Она боялась, чтобы голос не выдал ее и не заставил его оглянуться на нее. Но нет!-- он не отводит глаз от камина.

- Я надеюсь, что на верху камин хорошо топится. Если в нем такая же решетка, как и в этом, то за ним надо постоянно смотреть.

- Я... я... Кажется, что он совсем не топится,-- отвечает Белинда неуверенно.

До этой минуты ей не приходило в голову, в какой мере физическое страдание от холода усиливает её нравственную муку.

- Не топится?-- камин не топится?

В одну секунду он хватается за колокольчик и изо всей мочи звонит. Но так как служанка, по обыкновению, не спешит явиться на зов, то между мужем и женой происходит следующий разговор.

- Вы верно заклеивали окна? Если же нет,-- то я, право, не постигаю, что могло побудить вас просидеть добрый час времени в такой температуре?

- Я... я не заклеила их. Если хотите, то я их заклею.

- Да,-- извините. Я сейчас затворю ее.

- Что вы там делаете?-- почему вы не сидите здесь?

- Я... я ищу "Daily-News".

- "Daily-News"! Зачем вам "Daily-News"? Неужели вы уже забыли, что подсунули ее под дверь, вместе с остальными газетами, хотя и без всякого толку,-- неблагодарно доканчивает он.

- Я не брала "Daily-News", я отложила ее.

Белинда не объясняет почему именно.

Она открывает комод, в котором супруг её намеревался прятать свиное сало, и из которого она не в силах была изгнать банки с вареньями и пикулями. Она совсем забыла про эти банки, и теперь оне являются последней каплей, переполняющей её чашу, хотя может показаться странным, чтобы такой пустяк мог повлиять на такое крупное горе. Впоследствии ей даже представлялось, что вся беда произошла от этих несчастных банок. Зачем ей нужна "Daily-News"?! Отчаянная решимость овладевает ею. Она скажет ему - зачем.

- Я хочу вырезать из этой газеты объявление о нашей свадьбе, чтобы послать его...

Она умолкает. Имя остановилось у нея в горле. Она не может произнести его.

- Моей матушке?-- доканчивает профессор за нее.-- Я уже послал его.

Белинда разражается таким же безумным смехом, как и на верху, когда ей показалось, что она сходит с ума.

- Нет,-- не вашей матушке; но... одному знакомому.

Она нашла газету. Рабочий ящик, в котором лежат её ножницы, стоит на столе возле её супруга.

Белинда спокойно берет их и осторожно вырезывает объявление из газеты. Рука должна быть тверда, а объявление - вырезано аккуратно; ничто не должно выдавать её волнения; пусть тот, кто получит объявление, не догадывается, что эти острые ножницы резали вместе с бумагой и её собственное сердце.

- Не понимаю, к чему вам понадобилось непременно сегодня вечером заниматься этим!-- сердито замечает её супруг, как-то делают и многие другие, лучшие, чем он, люди, когда срывают досаду, вызываемую мешкотностью служанки, на первом, кто подвернется им под руку.-- Сегодняшняя почта давно ушла. По всей вероятности все линии повалены снегом.

- Я знаю, знаю,-- резко перебивает она;-- но мне хочется сделать это сегодня, потому что завтра я... я могла бы позабыть..

Белинда ускользает в свою комнату незаметно, воспользовавшись появлением служанки, которая с большой неохотой оказывает им требуемые от нея услуги, так как не разсчитывает на вознаграждение: профессор тотчас же по приезде отнял у нея всякую надежду на этот счет. Итак, Белинда опять очутилась наедине в своей комнате, но она знает, что не долго пробудет в ней одна, так как в ней вскоре появится служанка, чтобы затопить погасший камин. Она должна поэтому торопиться с своим делом. Открыв пюпитр, она вынимает из него лист почтовой бумаги и конверт; надписывает адрес на конверте, а на листе - крупным, четким почерком пишет: "От Белинды Форт". Все это заняло не более минуты времени: тяжелых шагов служанки еще не слыхать; к счастию, она по своему обыкновению не торопится. Белинда старательно складывает бумагу, вкладывает в нее объявление, кладет то и другое в конверт и запечатывает. Слава Богу, кончено! и теперь ей смертельно хочется ныньче же отправить конверт на почту. Он, конечно, не пойдет сегодня из Фолькстона, но по крайней мере с её стороны дело будет сделано. Ей нестерпима мысль, что он пролежит тут всю ночь, и что завтра по утру она увидать его снова - каково это думать, что "завтра" непременно наступит!-- Но кому может она доверить его?-- служанке? эта строптивая особа ни до что не согласится выдти на улицу в такую погоду и, право, ни у кого не хватит духу упрекать ее до это. Разсыльному мальчишке, который чистит сапоги и служит на посылках? Он наверное сунет его в карман, да там и позабудет. Почему ей не снести его самой? Почтовый ящик находится всего лишь в каких-нибудь двадцати саженях разстояния от их двери. Сказано - сделано!

профессор, хотя и не совсем еще глух, но далеко не обладает острым слухом, редко выпадающим вам на долю, когда мы перевалим за сорок лет. Служанка тоже не попалась ей, как она того боялась, навстречу. Выходная дверь не заперта и легко отворяется, слишком легко, так как едва она затворила ее за собой, как она снова раскрылась, точно десять тысяч титанов толкали ее сзади. После долгих стараний, употребив в дело всю силу, какая у нея есть, удается ей наконец затворить дверь, при чем она захлопывается с таким шумом, что от него содрогается весь дом.

И снова Белинда громко смеется. Луны опять как не бывало; тучи снова заволокли небо и море.

тяжело. Белинда с трудом переводит дух. Она приостанавливается, чтобы не потерять равновесия и не быть унесенной ветром. Затем смело двигается вперед, одиноким борцом с расходившимися стихиями. Время от времени она поворачивается спиной к снежному вихрю, чтобы перевести дух. Но она ни на минуту не сожалеет о том, что вышла за улицу. Она не чувствует ни страха, ни вражды к разнузданным стихиям. В душе у нея свирепствует такая же буря. Ей даже приятно бороться с нею. Это как будто облегчает бремя, которое давит ей грудь, отгоняет безумие, которое казалось так близко. Тем не менее однако эти двадцать саженей стоят двадцати миль.

Наконец она добралась до почтового ящика, нашла в нем отверстие и опустила в него конверт, старательно припрятанный под пальто, чтобы сохранить его в целости и сохранности. Да! теперь он пойдет своей дорогой!-- пойдет и так же не вернется назад как и день, прожитой в Везенштейнском лесу,-- как и друг, закопанный в могилу, и на гроб которого мы бросили последнюю горсть земли. Но ей некогда об этом раздумывать. Новый и сильнейший порыв ветра заставляет ее ухватиться до столб, на котором прибит почтовый ящик, и в ту минуту, как она выпускает его из рук, вихрь подхватывает ее и несет к морю.

Одну страшную минуту ей кажется, что ветер низвергнет ее с утесов в мрачную бездну, из которой, сквозь завывания бури, доносится до нея ропот разъяренных волн. В эту краткую, но страшную минуту, она убеждается, что жизнь, которая представлялась ей постылой, все еще для нея дорога.

Служанка сначала не узнает ее, до того она занесена снегом, но Белинда не обращает внимания на её удивленные восклицания. Быть может, она настолько оглушена бурей, что даже и не слышит их.

В полу-безсознательном состоянии поднимается она по лестнице в спальную. Газ все так же ярко горит в ней, как и в тот момент, как она уходила из нея; служанка, наконец, растопила камин.

Ее приводит в чувство голос, кричащий с низу:

- Белинда! Белинда!

Голос кричит громче и настоятельнее:

- Белинда! Белинда!

Но ведь это голос человека, который всю жизнь будет звать ее Белиндой, и разве не сама она дала ему право звать ее Белиндой, приказывать Белинде, бранит Белинду и... хуже всего... ласкать Белинду? к чему же безсмысленно, безцельно возмущаться? Она поспешно отряхает снег с платья, переменяет мокрые башмаки, приглаживает сырые волосы, и приличная и степенная, сходят вниз,-- приличная и степенная по внешности, для тех, кто не видит её внутренняго волнения и безумного блеска в глазах.

Она находят своего супруга в той же позе. Ей кажется, что он был бы для нея менее неприятен, еслибы он переменил хоть сколько-нибудь свое положение. Но нет! он так же закутан и согбен над камином.

Она не отвечает, потому что все еще не может справиться с собой.

- Где вы были? что вы делали?

- Я уходила из дому.

- Из дому? вы должно быть с ума сошли?

- А можно спросить,-- продолжает он саркастически,-- что именно побудило вас выбрать такую прекрасную погоду для прогулки?

- Я ходила опустить письмо в ящик.

- Гм!

Она села на прежнее место, напротив него. Северо-восточный ветер разрумянил её обыкновенно бледные щеки.

вы

И говоря это, она берет книгу, и не дожидаясь позволения, начинает читать.

Переход от ледяного уличного воздуха в теплой комнатной температуре производит странное ощущение в её голове. Голова кружится, но Белинда не обращает на это внимания и читает. Буквы прыгают у нея перед глазами, но она все читает и читает. Смысл прочитанного, совершенно ускользает от нея, но она читает дальше:

"Еслибы можно было доказать, что какой-нибудь из сложных организмов не прошел через ряд многочисленных и постепенных изменений (через сколько лет могу я надеяться умереть?), то моя теория оказалась бы вполне несостоятельной. Но я не знаю такого случая. Нет сомнения, что существуют организмы (может ли человек страдать больше, чем я страдаю?), промежуточные ступени которых нам неизвестны..."

- Пожалуйста повторите последнюю фразу, я ее не понял, вы так спутанно ее прочитали.

Но вместо того, чтобы исполнить требование профессора, Белинда роняет книгу из рук и сама вслед за ней валится на пол. Её желание исполнилось: она упала в обморок.