Белинда.
Период III.
Глава V.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Белинда. Период III. Глава V. (старая орфография)

V.

Мисс Capa Чорчиль придерживалась правила, что следует всегда и везде заботиться о личных удобствах, насколько только возможно. И в настоящем случае она осталась верна своему правилу. В тени, у садовой ограды, где всего прохладнее, был растянут на земле меховой ковер, снятый с пола в гостиной; подушки беззаконно утащены с дивана в гостиной и положены на жесткий садовый стул. Не понадеясь, видно,-- и совершенно напрасно,-- на свою неистощимую способность к болтовне, она натащила всяких книг, какие только нашла. У ног её собачка поочередно то спит, то пытается ловить мух, большею частью безуспешно, и только щелкает зубами. На солнце неподалеку стоит золоченая клетка с попугаем, так что если все другие рессурсы изменят ей, то она может разговаривать с попугаем. Но кроме собак, у ног её распростерся и Райверс, и щекотал за ухом собачонки цветком. Вот какая аркадская картина открылась главам миссис Форт, когда она ушла из кабинета мужа в сад. Райверс сидит спиной к ней! Он настолько мало интересуется её приходом, что даже не сел так, чтобы видеть ее, когда она выйдет из дому! Она, конечно, не может знать, что только за минуту перед тем по приказанию Сары и чтобы избежать её проницательных глаз, он пересел. Как им, повидимому, прохладно и весело; право жаль разстроивать их беседу! В сущности, она лучше сделала бы, если бы докончила корректуру мужа. В то время как она подходит к ним неслышными шагами по мягкому дерну, так что они не сразу догадались об её присутствии, новый взрыв смеха неприятно поражает её слух.

- Вам кажется очень весело?-- сухо произносит она.

Сара не выражает удивления - да и странно было бы выражать его - потому что пришла сестра. С комфортом заинув голову на спинку стула, она продолжает смеяться, но Белинда не может долее негодовать на веселость Райверса. Выражение его лица, в то время как он вскакивает на ноги и поворачивается к ней, никак нельзя назвать веселым; каким однако пугалом должна она быть, чтобы произвести такую в нем перемену.

- Вам кажется очень весело?-- повторяет она.

Она сознает, что тон её сух, что щеки покраснели от досады, а в глазах светится неудовольствие, которого она не в силах победить. Чем заслужил он такое обращение? Оно окончательно лишает его слова.

- Можно мне узнать, чему вы смеялись?-- настаивает она, стараясь, хотя все еще неуспешно, быть ласковее и приветливее. Может быть, и меня это позабавит?

- О! совершенные пустяки! я сам не знаю чему смеялся,-- объясняет он с сконфуженным и несчастным видом.-- Мисс Чорчиль говорила мне, что Понч был однажды обручен с попугаем, но так как тот прокусил ему хвост, то свадьба не состоялась!

Пошлость анекдота и чувство глубокого унижения, которое слышится в тоне, с каким он это рассказывает, так мало вяжутся друг с другом, что Сара снова разражается смехом. Но ни один мускул на лице Белинды не двигается.

- Какая глупая шутка!-- замечает она, пожимая плечами.

- Он не нашел ее глупой!-- возражает Сара, вставая с места и инстинктивно приготовляясь в обороне, хотя она и не переставала смеяться:-- м-р Райверс может, пожалуй, уверять теперь, что она вовсе не смешна; но она все-таки разсмешила его!

Белинда садится, но лицо её все еще мрачно. В душе она говорит себе, что в праве быть недовольной. Разве не удивительно, что он может смеяться от такой пошлой шутки?-- да и вообще как может он смеяться - когда трагедия их взаимной жизни впервые всецело представилась его глазам! В настоящую минуту он, конечно, не весел, но от этого ей не легче. Итак, она для него пугало, которое мешает ему веселиться. Ах! как времена переменились! Если бы она ушла теперь от них, нет сомнения, что они снова принялись бы хохотать. В настоящую минуту они присмирели оба - его несомненно. С неловким усилием пытается она вернуть себе хорошее расположение духа.

- Я боюсь, что утратила всякую способность к юмору,-- говорить она принужденно;-- это должно быть воздух Оксфорда так действует. Понч, неужели и ты утратишь здесь весь свой юмор?

Она взяла маленькую собачку к себе на колени и прижалась горячим лицом к её мордочке.

- Он что-то потерял, поглядите,-- говорит Райверс, ободренный её мягким тоном и пытаясь поближе придвинуться к ней с немым вопросом в глазах.

Говоря это, он дотрогивается рукой до медальона, который висит обыкновенно на шее у Понча, причем последний постоянно старается сорвать его. Из медальона валится прядь волос.

- Как, Понч? ты носишь в медальоне волосы?-- спрашивает молодой человек, нервно смеясь;-- чьи это волосы? Надеюсь, твоей подруги?

- Они вечно вываливаются из медальона,-- перебивает Сара с притворной досадой в голосе;-- дело в том,-- объясняет она, лениво усаживаясь и оглядываясь вокруг,-- что у многих есть страсть дарить мне свои волосы - право не знаю, зачем;-- а так как я не могу носить все эти волосы сама, то Понч так добр, что носит их за меня! Ты ведь много уже волос переносил, Понч, не правда ли?

Говоря это, она подзывает к себе собачку и углубляется в осмотр медальона.

- Это немецкие или английские волосы, как вы думаете?-- спрашивает Райверс Белинду почти шопотом.

Лицо его улыбается, когда он задает ей этот вопрос, во эта улыбка уже не сердит ее. В одну минуту в воображении её встает толпа саксонских гусар и улан; теплый ветер доносит аромат цветов. Старинный замок высится на фоне немецкого неба! Она не в состоянии отвечать ему, но все же эти несколько слов вернули им прежнюю близость.

- Да! чьи бы это были волосы?-- размышляет Сара, вертя прядь к руках;-- какая у меня скверная память! Белинда, не знаешь ли ты? чьи это волосы? О! это из тех времен, когда вы бывали у вас,-- обращается она к Раиверсу; они похоже на ваши, (и она спокойно прикладывает прядь к его волосам).-- Вы не дарили мне пряди своих волос?

- Прядь моих волос!-- восклицает он, и, падая на колени перед Сарой с преувеличенной игривостью, продолжает:-- если и не дарил раньше, то готов подарить теперь. Сделайте одолжение, режьте где и сколько вам угодно,-- и он теребит рукой свои густые кудри. Миссис Форт, могу я взять ваши ножницы?

Миссис Форт низко наклонила голову над рабочим ящиком и как будто не слышала его. Прикрытые спасительным хранилищем иголок и ниток, руки её трясутся. Разве стал бы он в Дрездене предлагать Саре отрезать прядь своих волос даже в шутку? Да, в те времена он обыкновенно и не слушал того, что она ему говорила!

К счастью для Белинды в этот момент ее зачем-то зовут в дом, и она остается там в продолжение десяти минут - и в эти десять минут успевает справиться с собой. И кстати! потому что зрелище, которое открылось её глазам было не таково, чтобы способствовать её успокоению. Сара оставила свою ленивую позу и, выпрямившись на стуле, держала в своих руках руку Райверса. Правда, еслибы кто поближе вгляделся в них, то увидел бы, что лицо её выражает вовсе не нежность влюбленной женщины, а только любопытство и крайнее удивление.

- Я бы стыдилась такой руки,-- объявляет она с обычной откровенностью;-- ваша рука похожа на руку чернорабочого.

- Но ведь я чернорабочий,-- смело отвечает он.

И вдруг видит Белинду и отнимает руку.

- Право, это в своем роде курьезная вещь,-- продолжает Сара довольным юном:-- ваша рука так же жестка и мозолиста как у землепашца; покажите ее Белинде.

Он глядит на нее смущенно и нерешительно. Белинда села на прежнее место и опять взяла в руки рабочий ящик.

- Покажите,-- говорит она с напускным спокойствием, и он протягивает ей руку, ладонью вверх.

У него по прежнему красивая, сильная рука, но она носит несомненные следы грубой, тяжкой работы. Что может быть особенно трогательного в руке рабочого человека? черный труд составляет достояние девяти десятых человеческого рода; а между тем, глядя на эту руку, она с большим трудом удерживает слезы.

- Ведь вы знаете,-- говорит он,-- я сообщал вам, что не мог вынести сидячей и замкнутой конторской жизни!

- Мы знаем?-- кричит Сара, навострив уши.-- Вы сообщали нам? Что вы хотите этим сказать? Ведь мы вас ни разу не видели.

Райверсь молчит, побледнев. Он совсем позабыл о присутствии третьяго лица. Белинда тоже не может выручить его из затруднительного положения.

- Я хочу сказать,-- бормочет Райверсь,-- я думал, что я намеревался сообщить вам это; я ведь работал как простой работник на железном заводе у пудлинговой печи.

- Пудлинговой печи!-- кричит Сара, которой нравится это слово,-- что это за штука такая - пудлинговая печь?

- Это такая печь, в которой железо выделывается из чугуна, и я имел честь и удовольствие,-- прибавляет он с застенчивым смехом,-- бить его кузнечным молотом, пока оно не становилось мягким.

Белинда выронила из рук работу, которую взяла-было для виду.

- Гм!-- продолжает распрашивать Сара с тем же интересом,-- не мудрено, что ваши руки пострадали. А что, это очень тяжелая работа?

- И вы работали целый день?

- Нас сменяли через каждые шесть или восемь часов. Долее невозможно выдержать, вследствие жары. Жара всего тяжелее в этой работе.

Он умолкает на минуту и разсеянно гладит своей обезображенной рукой по курчавой спине одной из собачек.

- Да! жар всего губительнее действует. Обыкновенно на этой работе люди не долго выживают. Жар убивает их.

Он говорит это совершенно просто, не ожидая и даже не желая вызвать сострадания. Он как будто находит вполне естественным, чтобы джентльмен, окончивший Итон и Оксфорд, работал у пудлинговой печи.

Итак, вот как он провел те двадцать месяцев, в продолжение которых она все прислушивалась к стуку почтальона в дверь! Чтож? все-таки его доля была легче!

Наступает молчание, прерываемое наконец Сарой, тонкое ухо которой уловило звук шагов.

- Ого!-- кричит она с оживлением,-- вот идет мой небольшой отряд, и как на беду я позабыла их имена. Белинда! поскорее! выручай меня!-- скажи, как их зовут?

Белинда поднимает опущенные глаза и видит трех юных джентльменов, которых служанка предоставила их собственной участи, и, с тем презрением к студентам-первокурсникам, какое присуще оксфордским жителям, не удостоив доложить о них.

Они очевидно трусят и подталкивают друг друга.

Ясно, что дом профессора Форт не особенно гостеприимное убежище для студентов первокурсников. Чувство безразсудной радости шевелится в душе Райверса при этой мысли.

- Должно быть, ты им в самом деле очень понравилась, что они решились придти в мой дом!-- говорит Саре миссис Форт с сухой усмешкой.

- Как они трусят, бедняжки! точь в точь как и вы, бывало, обращается она к Райверсу.

И не дожидаясь, какое действие произведут на него а слова, она встает с места и медленно идет на-встречу гостим.

- Я не удивляюсь, что они трусят,-- говорит Сара Райверсу вполголоса. Разве не похоже, что она готовится спросить их, что им угодно? Если я не поспешу на выручку, то и теперь легко может случиться, что они обратятся в бегство.

Но на этот раз Сара ошиблась. Они вовсе не имеют желании обратиться в бегство. Нельзя даже сказать, кого они восторженнее хвалят на обратном пути домой с вечерней сигарою в зубах: мисс Чорчиль, или её более строгую сестру. Но, правду сказать, Белинда сегодня не кажется строгой.

"К чему буду я с ними резка?-- грустно говорит она самой себе;-- я уже достаточно людей оттолкнула от себя своей резкостью".

И вот она очень любезно обращается с ними, слишком любезно, как начинает казаться Райверсу, у которого сердце сжимается ревностью, когда он видит, что она наливает из чай своими прекрасными ручками и дарит их своей небесной улыбкой, от которой все лицо её освещается, а глаза сияют. Но он не настолько догадлив или не настолько тщеславен, чтобы сообразить, что его присутствие - хотя он сидит, повидимому, забытый и обойденный - зажгло эту улыбку на её лице и в глазах.

Сара тоже очень любезна, но гости несколько обижены тем, что она перепутала их имена.

После чаю все отправляются играть в "tennis" и веселый звук молодых голосов, и смех нарушают аркадскую тишину и священную неприкосновенность, доселе отличавшия "tennis-ground" профессора Форта. На нем может поместиться всего только одна партия играющих, и Белинда, как любезная хозяйка, уступает место своим прирученным и счастливым юношам, несмотря на их убеждения и просьбы. Вряд ли стоит ломать голову над тем: охотно или неохотно принесла она эту маленькую жертву.

- А вы играете?-- небрежно спрашивает Сара Райверса, махая у него под самым носом лопаточкой.-- Нет? Ах! вы предпочитаете молот лопатке,-- прибавляет она с дерзкой улыбкой.

Хотя ни Беллерсь, ни Стенли никак не могли понять смысла этой шутки, однако оба смеются, и, по всей вероятности, Райверс разсердился бы на них, еслибы слышал их смех. Но как самая шутка, так и её успех, не замечены им. И слух, и зрение его парализованы тревожным опасением: - Разсердилась она на него за то, что он отказался от участия в игре или нет? Следовало ему согласиться играть или нет? Может, быть ему следует теперь уйти? И неужели, прощаясь с ним, она не пригласит его бывать у нея в доме?

этого, то они больше не увидятся.

Что до нея касается, то давнишнее счастливое настроение снова возвращается в ней. Какой мягкий, ласкающий воздух! Как чудесно распевает эта простенькая на видь птичка! и каким очаровательным убежищем стал этот небольшой, простенький дачный садик!

Он стоит перед нею, ожидая знака, который позволит ему пасть к её ногам. Но она не была бы женщина, еслибы не продержала его по крайней мере три минуты в этой нерешительности.

Наконец Белинда спрашивает его без всяких предисловий:

- И вы все еще за этим делом?

С полчаса уже прошло с тех пор как об этом говорили и много других предметов служило темой для разговора, но он сразу понимает о чем она его спрашивает.

- Нет,-- отвечает он со вздохом облегчения (так как очевидно, что она не желает отделаться от него, иначе не стала бы возобновлять прерванной беседы) и садится на оставленный Сарою стул.-- Меня повысили в должности.

Он умолкает и ждет, не скажет ли она чего в ответ и не поздравит ли его с повышением. Но она продолжает шить с лихорадочной поспешностью.

- Мне пришло в голову, что человеческия руки в этом случае можно заменить машиной,-- продолжает он - торопясь как человек, который не уверен, что не надоедает своему слушателю, и вследствие этого... этого моего изобретения, принятого нашей фирмой, я был сделан помощником мастера.

Он так решительно умолк, что она вынуждена сделать какое-нибудь замечание.

- И в свое время вы сделаетесь товарищем и женитесь на дочери своего хозяина,-- говорит она с преувеличенной развязностью.

Кровь бросается ему в лицо. Он ожидал от нея больше доброты. Такая шутка совсем ей не пристала, хотя он и не склонен вообще критиковать ее. Наступает молчание. Солнечные лучи уже не так вертикальны, и собаки просыпаются. Понч ошибочно воображает при этом, что он обязан гоняться за мячами на "tennis-ground" и за свою любезность получает самые нелюбезные толчки от разгорячившихся игроков.

- Чтож дальше?-- говорить Белинда, с нервной сухостью в голосе:-- продолжайте.

- Другие изобретали машины этого рода,-- вяло повествует он, так как её шутка лишила его всякой бодрости:-- но оне или совсем негодились, или были невполне удачны; если моя окажется удачней, наша фирма возьмет патент и даст мне небольшую долю в деле.

- Что я говорила!-- кричит она, смеясь, почти визгливо,-- ведите, что мое предсказание уже на половину исполнилось.

Он опять вспыхнул, но не удостоивает отвечать. Если она способна продолжать такую недостойную шутку, то пускай наслаждается ею одна.

- Очевидно, что нет худа без добра,-- говорит он, стараясь подделаться под её насмешливый тон.-- Оказывается, повидимому, что у меня есть способность к механике. Для меня совершенная новость, что я способен к чему-нибудь такому, что может принести деньги; еслибы... еслибы жизнь моя шла гладко, то я мог бы умереть, не подозревая, в чем заключается мой талант, а ведь это было бы очень жалко, неправда ли?

И он смеется. Шутливость, оскорбившая его, давно уже покинула Белинду, и она не находит даже, что сказать ему на этот раз. Несчастные руки её (даже руки могут иметь печальный вид) безсильно сложены на коленях, а большие, и отуманенные глаза видят призраки! Исчезли и маленький садик, и игроки на "tennis-ground". Она видит перед собою его будущую жиинь как на ладони; жизнь эта станет все полнее и полнее; деятельная работа и в результате её благосостояние мало-по-малу валечать нанесенную ею рану. И чем скорее это будет, тем лучше для него.

Но для нея? Ею овладевает безумное желание разбередить эту рану, не давать ей закрыться, никогда, никогда. Но разве это возможно? Она закроется и от нея останется, самое большее, неприметный рубец. Он уже любит свое дело. Как иначе относится он к своему труду, чем она к своей постылой работе. Чувство обиды и оскорбления снова закипает в её сердце. Он никогда так не страдал, как она; пища не была для него горька, как полынь, и слезы не служили ему отравленным питьем.

- Ясно, что вы любимец фортуны,-- говорит она жестким голосом; - поздравляю вас.

В его голосе слышится такая боль, что хотя до сих пор она тщательно избегала его взгляда, но теперь невольно с раскаянием взглядывает на него.

При виде печально подергивающихся губ милого лица, он на минуту теряет голову.

- Если бы кто нибудь другой сказал это, мне было бы все равно; но от вас больно выслушивать такия вещи.