Раздвоенное копыто.
Часть I.
Глава III. Таинственный посетитель.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Раздвоенное копыто. Часть I. Глава III. Таинственный посетитель. (старая орфография)

Глава III.-- Таинственный посетитель.

На следующий день погода была прекрасная, и мистер Сампсон с гостем тотчас после ранняго завтрака сели в догкарт и отправились на осмотр. Они проехали значительное пространство между утренним завтраком и обедом, и Джон Тревертон имел удовольствие обозреть обширные поля, имеющия, по всем вероятиям, стать его собственностью; но фермы, лежащия от Газльгёрста на разстоянии прогулки, не составляли и трети всех владений Джаспера Тревертона. Мистер Сампсон сообщил своему спутнику, что все имение приносит около одинадцати тысяч фунтов в год валового доходу, и что, кроме того, с денег, помещенных в банке, получается до трех тысяч фунтов ежегодно. Старик начал свою карьеру только с шестью тысячами фунтов в год, но часть его владения граничила с землей города Бичамптона, и когда пахотная земля пошла под постройки, это увеличило её стоимость раз в семь. Жил он скромно, ежегодно округлял свои владения, выгодно помещал свои капиталы, и состояние его, наконец, достигло настоящей цифры. Подобное богатство представлялось Джону Тревертону волшебным сном. Мистер Сампсон говорил о нем так, как будто оно уже, окончательно и безповоротно, находилось в руках его спутника. Его здравый, юридический ум не в состоянии был и вообразить возможности каких-либо сентиментальных возражений со стороны лэди или джентльмена против выполнения условия, долженствовавшого утвердить за ними обоими владение этим чудным поместьем. Понятно, что мистер Тревертон, в урочное время, сделает мисс Малькольм формальное предложение, и она его примет. Дикое идиотство, какое сказалось бы в отказе, со стороны джентльмена или лэди, сообразоваться с таким легким условием, едва ли не заходит за пределы человеческого безумия.

Разсматривая вопрос с этой точки зрения, мистер Сампсон был поражен мрачным и унылым видом своего товарища; эта унылость казалась ему вполне противоестественной для человека, в его условиях. В глазах Джона Тревертона, когда он глядел на обширные, пустынные поля, на которые указывал ему стряпчий, загоралась искра восторга, но, через минуту, лицо его снова становилось мрачным, и он выслушивал описания своего будущого имения с разсеянным видом, совершенно непонятным для Томаса Сампсона. Стряпчий рискнул сказать ему это, когда они, уже в сумерки, возвращались домой.

- Видите ли, дорогой Сампсон, не всякий человек чашку до рту доносит,-- ответил Джон Тревертон своим обычным, небрежным тоном, казавшимся большинству его знакомых особенно симпатичным.-- Я должен сознаться, что условия, при которых имение это мне завещано, меня сильно озадачили, крепко разочаровали. Мой двоюродный брат Джаспер писал мне, что его смерть сделает из меня богатого человека. Вместо этого у меня впереди целый год ожидания, причем осуществление всех моих надежд на обладание этим состоянием находится в полной и совершенной зависимости от фантазий и капризов молодой девушки.

- Надеюсь, вы ни минуты не думали, что мисс Малькольм откажет вам?

Тревертон так долго не отвечал на этот вопрос, что стряпчий вскоре повторил его несколько громче, вообразив, что первого его вопроса Тревертон не слыхал.

- Думаю ли я, что она откажет мне?-- разсеянно повторил мистер Тревертон.-- Право, не знаю. Женщины склонны к романическим взглядам на денежные вопросы. У нея, кроме того, есть чем жить. Это она мне высказала вчера вечером, она может тоже предпочесть выдти за кого-нибудь другого. Самые выражения этого завещания как-бы разсчитаны на то, чтобы вооружить против меня гордую независимую девушку.

- Но она же знает, что отказав вам, она лишить вас поместья, и пойдет наперекор желаниям своего друга и благодетеля. Навряд ли она будет так неблагодарна. Поверьте, она сочтет своей обязанностью принять ваше предложение. К тому же, это вовсе не неприятная обязанность - выдти за человека, имеющого четырнадцать тысяч фунтов в год. Клянусь честью, мистер Тревертон, вы должны быть очень плохого о себе мнения, если воображаете, что Лора Малькольм может отказать вам.

Джон Тревертон на это замечание ничего не ответил, и пребывал в молчании до самого конца прогулки. Он несколько оживился за обедом, и старался быть как можно любезнее с хозяином и хозяйкой. Мисс Сампсон подумала, что он самый приятный молодой человек, какого она когда-либо встречала, особенно когда он согласился, после обеда, засесть с ней за шахматы, и от полнейшей апатии и разсеянности позволил ей выиграть три игры под-ряд.

- Как вы находите мисс Малькольм, мистер Тревертон?-- спросила она, несколько времени спустя, уже разливая чай.

- Ты не должна предлагать мистеру Тревертону вопросов по этому предмету, Элива,-- сказал ей брат, смеясь.

- Почему?

- По причине, которую я обсуждать не волен.

- В самом деле!-- процедила мисс Сампсон, внезапно сжав свои тоненькия губы.-- Я не имела понятия, то-есть я думала, что Лора Малькольм почти незнакома с мистером Тревертоном.

- Вы были совершенно правы в вашем предположении, мисс Сампсон,-- отвечал Джон Тревертон,-- я не вижу никакой причины налагать свое veto на этот предмет. Я нахожу мисс Малькольм очень красивой, манеры её замечательно грациозными и исполненными достоинства,-- вот и все, что я теперь могу о ней сказать, так как мы, по вашему справедливому замечанию, едва друг с другом знакомы. Насколько я могу судить, она мне показалась горячо привязанной к моему двоюродному брату Джасперу.

Элиза Сампсон презрительно покачала головой.

- Она имела основание любить его,-- проговорила она.-- Вам, конечно, известно, что она была совершенно нищая, когда он привез ее к себе домой, и, кроме того, семья её, кажется, не отличалась добропорядочностью.

- Мне кажется, что вы ошибаетесь, мисс Сампсон,-- довольно горячо ответил Джон Тревертон:-- мой двоюродный брать Джаспер говорил мне, что они со Стефеном Малькольмом были друзья и товарищи по университету. Может быть, он и умер в бедности, но я ничего не слыхал такого, что бы давало повод думать, что он уклонился с прямой дороги.

- Неужели?-- промолвила мисс Сампсон,-- конечно, вам лучше знать; все, что двоюродный брат ваш говорил вам - несомненно справедливо. Сказать по правде, мне мисс Малькольм никогда не нравилась. В ней есть какая-то сдержанность, которой я никогда не могла переварить. Я знаю, что мужчинам она очень нравится, но не думаю, чтобы у нея когда-либо было много женщин-друзей. А что может быть для молодой девушки важнее друга-женщины?-- сентенциозно заключила барышня.

- А! так мужчинам она очень нравится,-- повторил Тревертон: - значить ей уже представлялись случаи выйдти замуж?

- Об этом мне ничего не известно, но человека влюбленного в нее по уши я знаю.

- С вашей стороны не будет нескромностью назвать этого джентльмена.

- О, нет. Могу вас уверить, что я самолично открыла эту тайну: мисс Малькольм никогда не удостоивала говорить до мной о своих делах. Это - Эдуардо Клер, сын викария; я частенько видала их вместе. Он вечно, бывало, найдет предлог завернуть в замок: то ему нужно потолковать с мистером Тревертоном о старинных книгах, то о документе Археологического общества, и т. д., но всякому было ясно, что он единственно ради мисс Малькольм проводит там так много времени.

- Бог ведает. Довольно трудно добраться до её мыслей, на чей бы то ни было счет. Я раз предложила ей этот вопрос, но она холодно и гордо, как всегда, увернулась от него, сказав, что любит мистера Клера, как друга, и прочее в том же роде.

На лице Томаса Сампсона, за все время этого разговора, проглядывало смущение.

- Вы не должны слушать глупых сплетен сестры моей, мистер Тревертон,-- проговорил он:-- вообще везде трудно помешать женщине заниматься сплетнями, но в такой трущобе, как наш Газльгёрсть, им, кажется, больше и делать-то нечего"

Джон Тревертон принимал такое живое участие в этом разговоре, на какое сам не считал себя способным, по отношению к Лоре Малькольм. Что ему до нея? почему он ощущает такую ревнивую досаду на этого неведомого Эдуарда Клера? Разве все, самые глубокия его чувства, не враждебны ей? Разве она не стала особенно неприятной ему с тех пор, как он ознакомился с содержанием духовного завещания своего родственника?

- У этого человека что-то на душе, Элиза,-- сказал мистер Сампсон, стоя на ковре у камина и задумчиво греясь, когда гость его удалился на покой.-- Помяни мое слово, Элиза, у Джона Тревертона что-то есть на душе.

- Что тебя заставляет это думать, Том?

- Да помилуй, он ни мало не радуется состоянию, которое унаследовал, или унаследует через год. А не в человеческой природе, чтобы джентльмен, получающий четырнадцать тысяч фунтов в год, которых никогда не ожидал, принял это благополучие так равнодушно, как принимает он.

- Как через год, что ты хочешь сказать, Том? Разве поместье теперь не ему принадлежит?

- Нет, Элиза, в том-то и штука.-- И мистер Сампсон сообщил сестре содержание духовной Джаспера Тревертона, предупредив ее, чтобы она отнюдь никому не сообщала все то, что узнала по этому предмету, под страхом его вечного неудовольствия.

На следующий день Тонас Сампсон был слишком занят, чтобы посвятить себя своему гостю; а потому Джон Тревертон отправился на длинную прогулку, с картой поместья, принадлежавшого к тревертонскому замку, в кармане. Он обогнул многое множество полей и лугов, стоя у калиток, ведших в садики ферм, любовался уютными домиками, обширными овинами и громадными копнами сена, ленивыми быками, коровами и овцами, уходившими по-колено в соломенную подстилку, и спрашивал себя: неужели он когда-нибудь будет владеть всем этим?

Он зашел далеко, и возвращался домой в сумерки, тихими шагами и с задумчивым видом. В разстоянии какой-нибудь мили от Газльгёрста он оставил узенькую дорожку, окаймленную с обеих сторон изгородями, по которой шел до сих пор, и вышел на луг, пересекаемый тропинкой для пешеходов, по направлению к деревне. Несколько впереди его виднелась женская фигура, в трауре. Манера держать голову показалась ему знакомой; он поспешил вслед за дамой, и вскоре шел рядом с Лорой Малькольм.

- Вы выходите довольно поздно, мисс Малькольм,-- заметил он, не зная хорошенько что сказать.

- В это время года сумерки наступают так быстро. Я навещала одно семейство в Торлее, мили за полторы отсюда.

- Вы часто, я полагаю, навещаете бедных?

- Да, я издавна привыкла проводить два или три дня в неделю среди них. Они прекрасно меня знают и понимают; и, хотя многие и жалуются на бедных, я всегда находила в них и благодарность и привязанность.

Джон Тревертон задумчиво смотрел на нее. На щеках её, в этот вечер, горел яркий румянец, темные глаза её сверкали таким блеском, какого он никогда еще в них не видал. Он прошел рядом с нею всю дорогу до Газльгёрста, разговаривая сначала о деревенских жителях, которых она теперь навещала, а потом о её приемном отце, потерю коего она, повидимому, чувствовала так глубоко. Обращение её в этот вечер отличалось откровенностью и естественностью, и когда Джон Тревертон разстался с нею у ворот замка, в душе его уже засело убеждение, что она столь же очаровательна, сколь прекрасна.

А между тем, когда он повернулся спиной к высоким железным воротам и направился к жилищу мистера Сампсона, из груди его вырвался короткий, нетерпеливый вздох; только ценою усилия удалось ему сохранить некоторое подобие веселости в течении целого длинного вечера, в обществе брата и сестры Сампсон и толстенького, краснощекого фермера, пригашенного к обеду, с тем чтобы потом составить дружескую пульку. Весь следующий день Джон Тревертон провел в догкарте с мистером Сампсоном, осматривая новые фермы, и составлял себе уже более ясное понятие, чем прежде, о размерах и свойствах той части Тревертонского поместья, какая лежала от Газльгёрста на разстоянии прогулки в экипаже. Он объявил своему хозяину, что вынужден возвратиться в город утром завтрашняго дня с ранним поездом. После обеда мистеру Сампсону пришлось удалиться к себе в кабинет, чтобы с часов поработать над каким-то важным документом, а потому Джон Тревертон, не ценивший особенно высоко удовольствие, доставляемое продолжительной беседой с глазу на глаз с прекрасной Элизой, надел шляпу и вышел из дому, чтобы выкурить сигару на улице.

Его увлекла мечта, или другое чувство, которого он сам не мог бы определить, по направлению к замку; может быть, ему просто показалось, что узенькая дорожка, вдоль высокой садовой стены, к которой обращен боковой фас дома, славное местечко, где приятно выкурить сигару отдаваясь размышлениям. Он расхаживал несколько времени, взад и вперед, по этой уединенной дорожке,-- раза два или три доходил до железных ворот, и не замечая разстилавшагося перед ним сада, похожого на парк, смотрел на фасад дома; сквозь плотно-притворенные ставни не проникал ни единый луч света.

- Желал бы я знать, был-ли бы я счастлив,-- задал он себе вопрос,-- если бы стал владельцем этого дома, имея прекрасную жену и значительное состояние? Было время, когда я воображал, что могу существовать только в водовороте лондонской жизни, но, может быть, я бы сделался, пожалуй, недурным сельским жителем, если бы только был счастлив. Возвращаясь на свою дорожку после одной из этих остановок перед железными воротами, Джон Тревертон, к удивлению своему, заметил, что он уже не один на этой дорожке. Высокий мужчина, завернутый в широкое пальто, с закрытой складками шерстяного шарфа нижней частью лица, медленно прохаживался взад и вперед, перед узенькой деревянной дверью, проделанной в садовой стене. При неверном свете невозможно было разсмотреть наружность этого человека, тем более, что лицо его было закрыто полями шляпы и складками шарфа; Джон Тревертон подозрительно поглядел на него, идя мимо калитки, и прошел дальше, до самого конца дорожки. Когда он повернул назад, то с удивлением заметил, что калитка отворена, и незнакомец стойт на пороге, разговаривая с кем-то, находящимся в саду. Джон быстро подался назад, желая, сколько можно, разсмотреть того, с кем незнакомец говорит; и, приблизясь к садовой двери, услыхал голос, ему очень хорошо знакомый, голос Лоры Малькольм.

- Нам решительно нечего опасаться, что нам помешают,-- говорила она,-- и я предпочитаю беседовать с вами в саду.

Незнакомец, казалось, колебался, пробормотал что-то на счет "слуг", и наконец вошел в сад, дверь которого немедленно за ним затворилась.

Джон Тревертон почти окаменел от этого случая. Кто мог быть этот человек, которого мисс Малькольм принимает украдкой? Кто мог это быт как не тайный поклонив, какой-нибудь обожатель, о котором она знала, что он недостоин её, и которого посещения принимала таким постыдным образом. Открытие это чрезвычайно поразило Тревертона; но ничем иным он не умел объяснить себе случая, которого только-что был свидетелем. Он закурил новую сигару, решившись ждать на дорожке выхода этого человека. Прошло минуть двадцать, наконец дверь в садовой стене отворилась, незнакомец вышел и удалился быстрыми шагами; Джон следовал за ним на приличном разстоянии. Он вошел во двор гостинницы, находившейся не вдалеке от замка, где его ожидал гиг, в котором дремал человек, державший возжи в руках. Незнакомец легко вскочил в экипаж, взял возжи из рук слуги и быстро укатил, к великому разочарованию мистера Тревертона, который не разсмотрел даже лица его, и не имел никакой возможности проследить его дальше. Он, правда, вошел в маленькую гостинницу, потребовал себе содовой воды и водки, чтобы только иметь возможность спросить, кто этот господин, что сейчас уехал; но хозяин только и знал, что гиг остановился у его дверей с пол-часа тому назад и что лошади приказано было дать сена.

- Человек, остававшийся при лошади и экипаже, пришел сюда за стаканом водки для джентльмена,-- сказал он,-- но лица джентльмена я не видал. Джон Тревертон после этого возвратился к Сампсонам, чувствуя себя очень неловко. Он решил повидаться с мисс Малькольм на следующее утро, до своего отъезда из Газльгёрста, с тем чтобы узнать хоть что-нибудь о таинственном приеме незнакомца в широком пальто. Вследствие этого он изменил свои планы, и хотел ехать в Лондон с поездом, отходившим после полудня; в час он явился в замокь.

при их последней встрече на лугу. Затем они поговорили немного о посторонних предметах; она с полным самообладанием, он с очевидным смущением; наконец, после довольно неловкой паузы, он начал:

- Ах, да, кстати, мисс Малькольм, есть одно обстоятельство, о котором я считаю своим долгом поговорить с вами. Может быть, оно и не имеет той важности, какую я склонен придавать ему, но в таком уединенном деревенском доме, в каком вы живете, нельзя не быть слишком осторожным. Вчера вечером, довольно поздно, я пошел пройтись и выкурить сигару; мне пришлось проходить по узенькой дорожке, идущей вдоль вашего сада.

Он остановился на минуту. Лора Малькольм вздрогнула; ему показалось, что она стала бледнее, чем была прежде, чем он заговорил об этом деле, но глаза её смотрели на него с твердым, хотя и вопросительным выражением, не стараясь вовсе избегать его взгляда. Он продолжал:

- Я увидал мужчину высокого роста, очень закутанного в пальто и шарф, с совершенно закрытым лицом, расхаживающого взад и вперед, перед маленькой дверью в садовой стене. Пять минут спустя, к моему великому удивлению, дверь отворилась и незнакомец был впущен в сад. Таинственность, которой все это было облечено, не могла не внушить опасений каждому, кто только принимает участие в обитателях этого дома. Я, разумеется, заключил, что это одна из служанок, тайком впустила какого-нибудь своего поклонника.

Он не в силах был, говоря это, твердо встретить взгляд Лоры Малькольм,-- спокойное выражение в её глазах и теперь не изменилось. Джон Тревертон, а не она, замялся и опустил глаза.

- Какого-нибудь своего поклонника,-- повторила мисс Малькольм. Значит, вам известно, что незнакомца в сад впустила женщина?

- Да,-- отвечал он, сильно озадаченный её самообладанием. Я слышал женский голос. Когда неизвестный вышел, я дал себе труд последовать за ним, и открыл, что в здешних местах его никто не знает,-- факт, который, разумеется, делает всю эту историю еще более подозрительной. Я знаю, что грабежи обыкновенно совершаются при содействии кого-либо из прислуги; знаю, кроме того, что имущество, в этом доме находящееся, такого рода, что может привлечь на себя внимание разбойников по профессии; вот почему я счел своей обязанностью сообщить вам обо всем мною виденном.

- Вы очень добры, но, по счастью, я могу совершенно успокоить вас насчет серебра и других ценных предметов, в этом доме находящихся. Человек, которого вы видели вчера вечером, не разбойник, а в сад впустила его - я.

- Неужели?

- Да. Это один мой родственник, желавший повидаться со мной, но не желавший явиться сюда оффициально и служить предметом толков и разговоров всех Газльгёрстских жителей. Он писал мне, что скоро будет проездом в наших местах, и желал со мной видеться бес свидетелей. Нет, серьёзно; ему вздумалось приехать сюда с наступлением ночи и уехать, как он полагал, незамеченным.

- Нисколько. С вашей стороны вполне естественно забояться о безопасности дома.

- Но вашей; надеюсь, вы поверите, что мысли мои более заняты вашей безопасностью, чем корыстолюбивыми опасениями за счет целости старинного серебра и картин. А теперь, так как я покидаю Газльгёрсть, мисс Малькольм, то могу-ли осведомиться о ваших планах на будущее?

- Они почти не заслуживают этого названия. Я намерена переехать из этого дома на квартиру, о которой говорила с вами на-днях - вот и все.

- Не думаете-ли вы, что вам покажется очень скучно жить одной? Не лучше-ли бы вам было приютиться в каком-нибудь пансионе, словом, где-нибудь где бы вы имели общество?

не лишена друзей.

- Я полагаю. У вас, конечно, множество друзей в Газльгёрсте.

- Нет, немного. Я не обладаю способностью составлять себе дружеския связи. На свете всего два или три человека, в чьей привязанности я уверена, они одни понимают меня.

- Надеюсь, что сердце ваше не вполне недоступно новым притязаниям. Есть вопрос, которого я, покамест, касаться не смею; было бы жестоко приступать к вам с ним в такое время, когда я знаю, что душа ваша полна тоскою по умершем; но когда настанет благоприятная минута, позвольте мне уповать, что дело мое не вполне безнадежно.-- Он говорил очень неуверенно, что казалось странным в таком опытном, светском человеке. Лора Малькольм смотрела на него все тем же твердым взглядом, каким встретила его взгляд, когда он говорил о ночной встрече накануне.

- Когда настанет благоприятная минута, вы найдете меня готовой повиноваться желаниям моего благодетеля,-- спокойно ответила она.-- Я не считаю, чтобы соблюдение условий, выраженных в его духовном завещании, могло доставить счастие кому-нибудь из нас; но я любила его слишком нежно, чту его память слишком искренно, чтобы воспротивиться осуществлению его планов.

Она печально покачала головой.

- Любовь очень редко развивается в наших с вами условиях, мистер Тревертон.

- Мы можем составить счастливое исключение из общого правила. Но я сказал, что не хочу говорить об этом сегодня. Я желаю только, чтобы вы поверили, что я не весь ушел в разсчеты, что мне легче будет лишиться этого состояния, чем заставить вас вступить в ненавистный для вас брак.

Мисс Малькольм ничего не отвечала на эту речь; и, поговорив еще несколько минут о посторонних предметах, Джон Тревертон простился с нею.

почему он посетил ее такам тайным, неблагородным образом? Еслиб мы были иначе поставлены, по отношению друг к другу, еслиб я любил ее, я бы настоял на более полном объяснении.

Он возвратился к Сампсонам, желая проститься со своими друзьями. Стряпчий был совсем готов, чтобы везти его на станцию, и заставил его обещать, что он опять прикатит в Газльгёрст, как только ему будет можно, и оснует в его доме свою главную квартиру, в эту, и во все прочия свои поездки.

- Много-таки вам еще придется объясняться в любви, считая от нынешняго дня и до конца года,-- не без юмора заметил мистер Сампсон.

Он был в очень хорошем расположении духа, так как в это самое утро дал мистеру Тревертону денег взаймы, на очень выгодных условиях, и принимал личное живое участие в любовных делах и женитьбе этого джентльмена.

Джон Тревертон возвратился в город почти в таком-же задумчивом настроении, в каком находился во время путешествия в Газльгёрст. Как он ни обдумывал свое житейское плавание, впереди ему виднелись опасные скалы, и он сомневался в своей способности избежать их.

якорь!