Раздвоенное копыто.
Часть I.
Глава XIV. Скажи мне слово.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Раздвоенное копыто. Часть I. Глава XIV. Скажи мне слово. (старая орфография)

Глава XIV.-- Скажи мне слово.

Мистер Смолендо находился в апогее своей славы. По выражению его друзей и последователей он ковал деньги. Он был человек, за которым стоило ухаживать, которого следовало почитать; человек, для которого ужины с шампанским или обеды в Ричмонде ровно ничего не значили; человек, которому было легче дать взаймы банковый билет в пять фунтов, чем большинству бывает одолжить пол-кроны. Льстецы окружали его, короткие знакомые не разставались с ним, с трогательной настойчивостью напоминая ему, что они знали его двадцать лет тому назад, когда у него не было и пенса, точно будто знакомство с его минувшими несчастьями составляло заслугу, давало им особенные на него права. Нравственное равновесие человека, не с таким могучим умом, наверное поколебалось бы от всей этой лести. Мистер Смолендо был человек словно высеченный из гранита и ценил лесть окружающих - по достоинству. Когда люди бывали с ним особенно вежливы, он знал, что им от него что-нибудь нужно.

- Содержатель лондонского театра - человек, которого надуть не легко,-- говаривал он:-- он видит человеческую природу с худшей её стороны.

Рождество наступило и миновало, с нового года прошло уже шесть недель, а благосостояние мистера Смолендо держалось на прежней высоте. Театр каждый вечер бывал переполнен. Каждую субботу давались утренния представления. На кресла и ложи записывались за месяц вперед.

- Шико - маленький золотой рудник,-- говорили приближенные мистера Смолендо.

Да, весь успех приписывали Шико. Мистер Смолендо поставил большую феерию, в которой Шико была главным действующим лицом. Она в ней появлялась в различных костюмах, одинаково оригинальных, дорогих и смелых. Она изображала рыбную торговку в коротенькой атласной юбочке, пунцовых чулках и высоком чепце из роскошнейших брюссельских кружев; изображала баядерку, дебардера, лесную нимфу, одалиску. Танцовала она теперь хуже, чем до катастрофы, но была красивее, чем когда-либо, и чуть-чуть безстыднее прежнего. Она изучила английский язык настолько, что могла заучивать маленькия роли в таких пьесах, которые не ограничивались одними танцами, а акцент её придавал её речи особую прелесть и своеобразность. Она пела комическия песенки с большим шиком, чем музыкальностью, и бывала награждаема единодушными рукоплесканиями. Критики говорили ей, что она поднялась на высшую, против прежнего, ступень в драматическом искусстве. Шико говорила себе, что она величайшая женщина в Лондоне, как и самая красивая. Она жила в кружке, которому служила центром. Окружность составляла - цепь обожателей. За пределами этого кружка для нея свет кончался.

Нечто подобное говорила она своему соседу, мистеру Деролю, в один серый февральский день после обеда, когда он зашел к ней попросить стаканчик водки, долженствовавший предупредить один из тех припадков, о которых он так часто толковал. Она всегда особенно дружески обращалась с жильцом второго этажа; весь дом так называл этого джентльмэна. Он льстил ей, забавлял ее, исполнял её поручения, иногда составлял ей компанию, когда она бывала в слишком печальном настроении, чтобы пить в одиночку.

- Дорогая моя, не следует вам жить в такой трущобе, как эта, право, не следует,-- с покровительственным видом говорил Дероль.

- Знаю, что не следует,-- возразила Шико.-- В Париже нет ни одной актрисы, которая бы не назвала меня глупой совой. Чорт возьми, я жертвую собой чести мужа, который смеется надо мной, сам где-то забавляется, а меня оставляет одну, предоставляя мне право скучать и томиться. Это свыше сил моих. Посмотрите, Дероль, вы, может быть, думаете, что я хвастаюсь, когда говорю вам, что один из самых богатых людей в Лондоне по уши влюблен в меня. Посмотрите, вот его письма. Прочтите их, вы увидите, чего я отказалась.

Она открыла рабочий ящик, стоявший на столе, и вытащила, из-под безпорядочной груды катушек, тесемок, пуговиц и проч, штук шесть писем, которые перебросила Деролю через стол.

- Неужели вы оставляете ваши любовные письма там, где муж ваш так легко мог бы найдти их?-- с удивлением спросил Дероль.

- А неужели ви воображаете, что он дал-бы себе труд взглянуть на них?-- с досадой воскликнула она.-- Как-бы не так. Он сам давным-давно перестал обо мне думать, а потому никак не может себе представить, чтобы кто-нибудь другой мог в меня влюбиться. Налейте-ка себе коньяку, мистер Дероль, это единственное безвредное питье в вашем ужасном климате, да подбросьте углей в камин. Я промерзла до мозга костей.

Шико, желавшая подать собеседнику добрый пример, наполнила свой стаканчик и опорожнила его также спокойно, как если-б в нем, вместо водки, заключалась сахарная вода.

Дероль просмотрел письма, которые она передала ему. Во всех слышалась одна и та же песня, говорилось, что Шико красавица, и что писавший до безумия влюблен в нее. Ей предлагали экипаж, дом, дарственную запись.

- Что же вы ему отвечали?-- с любопытством спросил заинтересованный Дероль.

- Ничего. Я умею заставить ценить себя. Пусть его ждет ответа.

- Крепко должен быть человек задет, чтобы так писать,-- проговорил джентльмен.

и вертела в руках от нечего делать. Её густые волосы были свернуты в большой узел на затылке и, казалось, каждую минуту готовы были выскользнуть из-под гребня и упасть ей на спину. Редкая, чисто мраморная белизна её лица еще резче выдавалась от пунцового платья, густые волосы, цвета воронова врыла, оттеняли бледный лоб и большие блестящие глава.

- Так-ли он богат, как уверяет?-- спросила Шико, задумчиво раскачивая тяжелую пунцовую кисть и лениво глядя на огонь.

- Мне доподлинно известно,-- проговорил мистер Дероль, с видом оракула,-- что Иосиф Лемуель один из самых богатых людей в Лондоне.

- Для меня это не составляет большой разницы,-- задумчиво проговорила Шико.-- Я люблю деньги, но раз, что их у меня достаточно, чтобы купить, что захочу, мне больше ничего не нужно, и этот еврей с таким суровым видом мне не нравится.

- Сравните дом в Мэйфер с этой норой,-- настаивал Дероль.

- А где Мэйфер?

Дероль описал местность.

- Лабиринт скучных улиц,-- с пренебрежением проговорила Шико.-- Чем одна улица лучше другой? Я бы желала иметь дом в Елисейских полях, дом в саду, весь белый, в цветах, с большими, сверкающими на солнце, окнами и швейцарским коровником.

- Дом, похожий на игрушку,-- проговорил Дероль.-- Чтож, Лемуель может купить вам его также легко, как я бы купил вам пригоршню слив в сахаре. Скажите только слово.

- Этого слова я никогда не скажу,-- решительно воскликнула Шико.-- Я честная женщина и, кроме того, я слишком горда.

Дероль с недоумением спрашивал себя, что собственно, гордость-ли, добродетель или чистое упрямство заставляет Шико отвергать подобные блистательные предложения. Не легко ему было поверить в добродетель мужчины или женщины. Путь его не лежал через те дорожки, на которых росли и цвели добродетели, с пороками же он был коротко знаком. Со дня известного свидания с мужем Шико, когда он обещал ему отечески наблюдать за этой дамой, мистер Дероль совершенно втерся в доверие молодой женщины. Он был ей полезен и приятен. Хотя она и держала своего богатого поклонника на почтительном разстоянии, она любила говорить о нем. Оранжерейные цветы, которые он присылал ей, украшали её стол и казались до странности неуместными в заваленной всякою всячиной комнате, в которой вчерашняя пыль обыкновенно оставалась невыметенною до завтрашняго дня.

Однако, Шико не знала того - что мистер Дероль познакомился с её обожателем, и что Лемуель ему платит за его заступничество.

- Вы, повидимому, в лучшем положении, чем прежде, друг мой,-- сказала она ему однажды.-- Если я не ошибаюсь, это новый сюртук.

- Да,-- не краснея ответил светский человек.-- Я немного играл на бирже, и мне посчастливилось более обыкновенного. Дероль помешивал уголья в камине и налил себе третий стакан коньяку.

- Точно ликер,-- проговорил он, причмокивая губами.-- Грешно было бы разводить водой этакую прелесть. Кстати, когда вы ожидаете вашего мужа?

- Я никогда не ожидаю его,-- отвечала Шико.-- Он уезжает и возвращается когда ему угодно. Он точно вечный жид.

- Он, я полагаю, поехал в Париж по делам?

- По делам, или для удовольствия. Я не знаю и не желаю знать, для чего. Он заработывает себе средства и жизни. Его смешные картинки нравятся в Лондоне и в Париже. Посмотрите!

Она бросила ему смятую кипу юмористических листков, английских и французских. Имя её мужа красовалось на всех, подписанное под самыми бойкими каррикатурами, под сценами из театральной жизни и из жизни богемы; все эти наброски дышали жизнью и юмором.

- Судя по этому, можно было бы предполагать, что он веселый собеседник,--сказала Шико,-- а между тем, он мрачнее всяких похорон.

- Он всю свою веселость тратит на свои произведения,-- промолвил Дероль.

За последнее время Джэк Шико превратился в неутомимого странника и проводил лишь весьма незначительную часть своего времени в квартире в улице Сибер. Между ним и его женою не было ничего общого и не бывало со времени выздоровления Шико. Они, по большей части, были вежливы друг с другом, но бывали минуты, когда язык жены развязывался, и дурной её характер обнаруживался также ясно, как ясно выдается на темном летнем небе перерезывающая его тонкая, огненная нить извилистой молнии. Муж всегда был вежлив.

- Ты меня слишком ненавидишь, чтобы разсердиться на меня,-- сказала она ему однажды в присутствии квартирной хозяйки: - ты боишься дать себе волю. Еслибы ты, хоть на одну минуту, перестал себя сдерживать, ты бы мог убить меня. Искушение было бы для тебя слишком сильно.

Однажды она заставила-таки его заговорить.

- Ты влюблен в другую женщину,-- кричала она,-- Я это знаю.

- Я видел женщину, не похожую на тебя,-- со вздохом ответил он.

- И ты влюблен в нее.

- За то, что она на тебя не похожа! Это, конечно, имеет свою прелесть.

- Ступай к ней, ступай к твоей...

Фраза заканчивалась грязным эпитетом - одним из ядовитейших цветков парижского argot.

- Путь слишком далекий,-- сказал он.-- Не легко из ада попасть в рай.

Джэк Шико однажды посетил театр принца Фредерика после возвращения жены своей на сцену. Он был на первом представлении феерии, принесшей мистеру Смолендо столько денег. Он сидел и смотрел с серьёзным, не изменявшим своего выражения лицом, тогда как окружавшие его зрители восторженно смеялись; а когда Шико пожелала узнать его мнение о представлении, он откровенно выразил свое полное отвращение.

- Неправда ли, мои костюмы великолепны?-- спросила она.

- Да. Но и бы предпочел поменьше великолепия и побольше приличия.

Остальным зрителям было легче угодить. Они не замечали такого неприличия в костюмах. Они, несомненно, видели то, за содержание чего заплатили деньги, и были довольны.

Никогда не была женщина свободнее, чем была Шико после своего чудодейственного выздоровления. Она ездила, куда хотела, пила сколько заблагоразсудится, тратила каждый грош своего значительного жалованья на свои удовольствия и никому ни в чем не давала отчета. Муж её был мужем только по имени. Она чаще видела Дероля, чем Джэка Шико.

с ней очень откровенно.

- Вы опять пили,-- говаривал он, пожимая ей руку.

- Я ничего не пила со вчерашняго вечера, а за ужином стакан шампанского выпила.

- Т.-е, бутылку; а сегодня утром полбутылки водки, чтобы уничтожить действие шампанского.

Она уже более не пыталась опровергать его обвинения.

- Мне,-- я спас вам жизнь, вы у меня за это в долгу. Но я не могу спасти вас, если вы твердо решились опиться до смерти. Водка для женщины с вашим темпераментом вернейший яд.

При этих словах Шико обливалась слезами. То было жалобное зрелище, поражавшее молодого медика в самое сердце. Он бы так любил ее, так старался бы спасти ее, еслиб это только было возможно. Он не знал, как она безсердечна, и приписывал все её заблуждения равнодушию мужа.

- Будь она моей женою, она бы могла быть совершенно другой женщиной,-- говорил он себе, не веря в природную развращенность такого, безусловно прекрасного создания, каким была Шико.

- Боюсь, что она бедняжка допьется до водяной,-- говорил он однажды приятелю, в клубе.-- Но надеюсь, что при мне она выдержит. От женщины этого типа трудно ожидать, чтобы её хватило более, чем на три сезона, и Шико еще должна продержаться с год или около того.

- А там в больницу?-- сказал его друг.

Мистер Смолендо пожал плечами.

- Я никогда не забочусь о дальнейшей карьере моих артистов,-- любезно и весело ответил он.