Раздвоенное копыто.
Часть II.
Глаза III. Убийство.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Раздвоенное копыто. Часть II. Глаза III. Убийство. (старая орфография)

Глаза III.-- Убийство.

Убийство! страшно это слово, даже когда оно произносится в самых обыкновенных обстоятельствах обыденной жизни, но еще более оно ужасно, когда раздается среди ночи, во мраке, окутывающем сонный дом, поражает слух спящих, заставляет кровь стынуть в жилах на-половину проснувшихся людей.

Подобный крик поразил обитателей дома в улице Сиббер, в три часа ночи, зимою, среди совершенной темноты. Мистрисс Раубер услыхала этот крик из своей спальни в первом этаже. Он смутно проник - не в виде слова, но в виде звука, исполненного страха и ужаса, и в комнатку перед кухней, в которой спала хозяйка, мистрисс Эвит. Наконец, Дерроль, который повидимому спал в эту ночь более крепким сном, чем обе дамы, выбежал из своей комнаты, чтобы спросить, что значит этот ужасный крик.

Все они сошлись на площадке первого этажа и увидели Джэка Шико, стоящого на пороге жениной комнаты, со свечей в руке, колебавшееся пламя которой образовывало среди окружающого мрака бледно-желтое пятно света; при этом слабом освещении мертвенно-бледное лицо Джэка Шико казалось лицом привидения.

- Что случилось?-- спросил Дерроль у обеих женщин.

- Жену мою убили. Боже мой, это ужасно! Взгляните, взгляните.

Шико указывал дрожащей рукою на тонкую, алую струйку, которая по серому ковру добралась до самого порога комнаты. Дрожа от страха, люди заглянули в спальню, а он держал свечу так, что свет от нея падал на кровать, отворачивая, при этом, свое бледное лицо. На одеяле виднелись безобразные пятна, страшная фигура лежала скорчившись среди смятых простынь, длинная развившаяся коса обвивалась, подобно змее, вокруг застывшого трупа.

- Убита, и в моем доме!-- вскрикнула мистрисс Эвит, безсознательно повторяя слова лэди Макбет, произнесенные при подобном же случае.-- Никогда мне больше не отдать в наймы моего первого этажа. Я совсем разорюсь. Схватите его, держите крепче,-- с внезапно пробудившейся энергией, крикнула она.-- Наверное муж убил ее. Вы часто ссорились, вы знаете, что это правда.

Нападение это поразило Джэка Шико. Он обратил к говорившей свое мертвенно-бледное лицо, в глазах его отразился ужас.

- Я убил ее!-- воскликнул он,-- Я никогда не поднял на нее руки во всю мою жизнь, хотя она много раз вызывала меня на это. Я вошел в дом три минуты тому назад. Я бы ничего и не узнал, потому что когда возвращаюсь поздно, то сплю в маленькой комнатке, но я это увидал (он указал на алую струйку, которая теперь добралась уже до площадки лестницы); я и нашел ее лежащей здесь, как вы ее видите.

- Кому-нибудь следует пойти за полисменом,-- предложил Дерроль.

- Я пойду,-- сказал Шико.

Он один из всех присутствующих, по своему костюму, мог выйти из дому, и прежде, чем кому-нибудь пришло в голову оспаривать его право на это, он исчез.

Дерроль и обе женщины прождали у дверей роковой комнаты с четверть часа, но ни полисмен не явился, ни Джэк Шико не возвратился.

- Я начинаю думать, что он дал тягу,-- сказал Дерроль.-- Это что-то подозрительно.

- Не говорила я вам, что он это сделал!-- вскрикнула хозяйка.-- Я знаю, что он возненавидел ее, я видела это по глазам его; и она мне тоже говорила, и плакала, бедняжка, когда бывало выпьет лишний стаканчик. А вы его выпустили, трус вы этакой.

- Моя добрая мистрисс Эвить, вы начинаете браниться. Я не затем живу на свете, чтобы арестовывать заподозренных преступников. Я не сыщик.

- Но я-то несчастная женщина!-- кричала оскорбленная квартирная хозяйка.-- Кто теперь займет у меня квартиру, желала бы я знать? Про дом этот начнут говорить, что в нем бродят привидения. Да вот, даже мистрисс Раубер, которая жила у меня около пяти лет, и та захочет переехать.

- Я перепугалась,-- согласилась трагическая актриса,-- и не думаю, чтобы я могла решиться снова лечь в постель. Боюсь, что мне придется искать другое помещение.

- Видите,-- захныкала мистрисс Эвить,-- не говорила я вам, что я в конец разорюсь?

Дерроль прошел в комнату, выходившую окнами на улицу, и, стоя у окна, сторожил полисмена.

Один из этих хранителей общественного спокойствия, вскоре появился на тротуаре; вид его был так безмятежен; точно он принадлежал к числу обитателей Аркадии. Дерроль крикнул ему:-- Зайдите сюда, здесь произошло убийство.

Полисмен подошел в входной двери. Он понял слово "убийство" не в буквальном его смысле, а придал ему, так-сказать, местное значение, он думал, что произошла ссора, закончившаяся несколькими синяками и подбитым глазом. Ему и на ум не приходило, чтобы было совершено настоящее убийство, и чтобы мертвая женщина лежала в доме. Он отворил дверь и тихими шагами стал подниматься по лестнице, точно явился с церемонным визитом.

- Что случилось?-- коротко осведомился он, дойдя до первой площадки, и увидав обеих женщин, стоявших на ней. Мистрисс Эвит была укутана в ватерпруф, мистрисс Раубер завернута в старинного фасона пенуар, из желтой бумажной материи. Лица их выражали испуг, жидкие волосы были растрепаны.

Они втроем все рассказали полисмэну.

- Умерла она?-- спросил он.

- Войдите, посмотрите,-- сказала мистрисс Эвит,-- я и подойти-то в ней боюсь.

Полисмен вошел с фонарем в руке. Нечего было и спрашивать - умерла-ли она. Страшное лицо, покоившееся на подушке, стеклянные широко-раскрытые глаза, зияющая рана в полной белой шее, из которой вылился, повидимому, целый ручей крови и, обрызгав белое одеяло, образовал на полу, у кровати, темно-красную лужу,-- все это говорило красноречивее всяких слов.

- Она, должно быть, более часу как умерла,-- заметил полисмен, дотрогиваясь до холодной, как мрамор, руки.

Рука Шико была закинута за голову, как будто она пыталась ухватиться за сонетку, висевшую у нея за спиной. Другая рука была крепко, судорожно сжата.

- Будет следствие,-- сказал полисмен, осмотрев окно и выглянув в него, чтобы убедиться, легко ли влезть в комнату с улицы.

- Хорошо-бы было, еслибы кто-нибудь пошел за доктором. Я сам пойду. На углу соседней улицы живет доктор. Кто она, и как это все случилось?

Мистрисс Эвит, при помощи целого потока слов, рассказала ему все, что она знала, и все, что она подозревала. Преступление совершил муж Шико,-- она в этом уверена.

- Почему?-- спросил полисмен.

- Кому-же больше? Воров тут быть не могло. Вы сами видели, что окно было извнутри заперто на задвижку. У нея не было таких драгоценностей, которыми бы можно было соблазниться. Деньги её исчезали также быстро, как наживались, а главное: если не он совершил преступление, почему же он не вернулся?

Полисмен спросил, что она этим хочет сказать, и Дерроль рассказал ему об исчезновении мистера Шико.

- Я должен признать, что это подозрительно,-- так заключил свой рассказ жилец второго этажа.-- Я не хочу слова сказать против человека, к которому расположен, но это подозрительно. Он ушел, минут двадцать тому назад за полисменом, и до сей минуты не вернулся.

- И никогда не вернется,-- проговорила мистрисс Раубер, которая сидела на лестнице, дрожала от страха и боялась вернуться в себе в спальню.

- Знаете-ли вы, в котором часу муж поднял тревогу?-- спросил полисмен.

- Не более двадцати минут тому назад,

- У кого-нибудь из вас имеются часы?

Дерроль пожал плечами, мистрис Эвить пробормотала что-то о часах своего бедного мужа, которые в свое время были очень хороши, пока одна из стрелок не отломилась, и механизм не испортился. У мистрисс Раубер были каминные часы, и как она ни была перепугана, она все-же заметила - в котором часу разбудил ее этот ужасный крик. Было десять минут четвертого.

- А теперь четвертого сорок,-- сказал сержант, смотря на свои часы.-- Если преступление совершил муж, он должен был совершить его целым часом ранее, чем поднять тревогу; по крайней мере, таково мое мнение. Посмотрим, что скажет доктор. Пойду, приведу его. Вот что, добрые люди, если вам дорога ваша репутация, то пусть никто из вас не пытается ныньче ночью оставить этот дом. Показания ваши потребуются завтра утром на следствии, и чем скромнее вы себя будете держать, чем меньше станете болтать, тем для вас лучше.

- Я пойду, лягу,-- сказал Дерроль,-- так как не вижу, чем я могу быть полезен.

- Это самое лучшее, что вы можете сделать,-- одобрительно проговорил сержант; - и вам, сударыня,-- прибавил он, обращаясь в мистрисс Раубер,-- надо бы последовать примеру этого джентльмена.

Мистрисс Раубер сознавала, что ей в её комнате будут грезиться привидения, но не пожелала высказать своих опасений.

- Пойду вниз, разведу у себя огонь в камине, да выпью чего-нибудь тепленьвого,-- решила она: - я продрогла до мозга востей.

- А вам, мистрисс Эвит, всего лучше подождать здесь, пока я не вернусь с доктором,-- сказал полисмен.

чиркнула спичкой и зажгла свечу, а затем побежал отыскивать доктора.

- Огонь в камине тоже общество,-- соображала мистрис Раубер, вытаскивая уголь и бумагу со дна шкапа. Стакан горячей можжевеловой водки с водою тоже оказался не лишним, когда наконец закипел маленький котелок. Мистрис Раубер была женщина очень воздержная, но она дорожила своими маленькими прихотями, а вышеупомянутое питье принадлежало к их числу.

"Очень мне это тяжело,-- говорила она себе, думая о страшном деле, какое совершилось этажом выше её:-- квартира для меня подходящая, привыкла я в ней, а между тем я думаю, что мне придется переехать. Мне все будет казаться, что здесь бродят привидения".

Она бросила взгляд через плечо, боясь, что увидит Шико во всей её ужасной красоте, с лицом, точно высеченным из мрамора, окровавленной шеей, стеклянными, остановившимися глазами.

- Придется переехать,-- размышляла мистрисс Раубер.

Мистрисс Эвит все это время оставалась одна в первом этаже. Она была странная женщина; для нея все ужасное не было лишено своей особенной, странной прелести. Она любила посещать дома, где были покойники, сидеть у камелька в обществе нескольких кумушек, пить чай с поджаренным хлебом и разспрашивать о подробностях последней болезни, или обсуждать церемониал похорон. Она обладала ужасным мужеством, имевшим своим источником привычку в смерти. Она взяла свечку и отправилась одна, без малейшого страха, поглядеть на Шико.

- Как крепко зажата эта рука,-- сказала она себе,-- нет-ли в ней чего, желала бы я знать.

Она разогнула окоченевшие пальцы и держа свечку, над можно ближе, наклонилась, чтобы осмотреть ладонь. В ладони этой мертвой руки она нашла небольшой пучок седых волос, который, казалось, был вырван с чьей-то головы.

для самых разнородных предметов.

- Как меня это перевернуло, говорила, она себе, осторожно пробираясь снова на площадку, подобрав юбки, чтобы и краем одежды своей не коснуться страшной лужи у кровати.

Выражение лица её было уже не это, с каким она вошла в комнату. В её тусклых серых глазах было что-то более осмысленное. Во всей её внешности, в её манере держать себя, проглядывал человек, ум которого отягощен ужасной тайной.

Явился, доктор, пожилой человек, живший, неподалеку и коротко знакомый с нравами и обычаями той сомнительной части общества, какая обитала в окрестностях, улицы Сиббер. По его мнению, Шико умерла три часа тому назад. Теперь было ровно четыре часа, а потому, убийство должно было быть совершено в час.

Полицейский сержант возвратился в сопровождении человека в статском платье, и они оба произвели самый тщательный осмотр местности, каковым осмотром доказало было, что должно быть очень трудно забраться в дом с задняго крыльца. Парадная дверь, в течение последних одиннадцати лет, на целую ночь задиралась на защёлку, "и ничего худого от итого не произошло", жалобным тоном заявила мистрисс Эвит. Она не думала, чтобы во всем Лондоне нашелся другой такой замок.

было не на что: кровать с пологом в роде палатки из полинялого ситца, ветхий умывальник, небольшой комод, с стоящим на нем зеркалом, да три разнокалиберные стула, купленные на скромных аукционах.

Осмотрев апартаменты мистера Дерроля и его скудный гардероб, они зашли к мистрисс Раубер и возбудили негодование этой талантливой женщины тем, что поотворяли все её ящики и шкапы, с любопытством в них заглядывали, причем перед ними обнаружились такия тайны театрального туалета, которые должны быть скрыты от взоров публики.

- Вы, я надеюсь, не предполагаете, чтобы я совершила преступление,-- протестовала мистрис Раубер самым величавым, трагическим тоном.

- Нет, сударыня, но мы обязаны исполнить свой долг,-- ответил полицейский.-- Это не более как формальность.

- Очень неприятная формальность,--сказала мистрис Раубер:-- если вы закапаете салом мои костюмы для роли лэди Макбет, я потребую, чтобы вы их привели в порядок.

- Что мне сделать, как прибрать ее?-- спросила мистрисс Эвит у доктора;-- я, за сто фунтов, до нея не дотронусь.

- Я вам пришлю сиделку из рабочого дома,-- сказал доктор после минутного раздумья.-- Их не скоро напугаешь.

Пол-часа спустя явилась сиделка из рабочого дома, высокая, худощавая женщина; она выполнила свою ужасную задачу с самым деловым видом, свидетельствовавшим о крепости её нервной системы и опытности в подобных делах.

К пяти часам утра все было кончено. Шико лежала с кротко сложенными на груди руками, под чистой, белой простыней. Некогда прелестные глава были навеки закрыты тяжелыми веками, роскошные волосы откинуты с классического лба.

все сделано как следует. Если у вас есть кипяток, сударыня, и вы мне дадите чашечку чаю, я буду вам за нее очень благодарна; не мешало бы прибавить в нее ложку вина или можжевеловой водки. Я всю ночь провозилась с одним буйным бедняком в оспенной палате.

- О, Господи,-- с испуганным лицом, вскрикнула мистрисс Эвит.

- У вас, конечно, оспа привита, сударыня,-- весело проговорила сиделка.-- Вы, я уверена, не принадлежите к этим радикалам, которые возстают против оспопрививания. А что касается до того, чтобы заразиться подобной болезнью, так заражаются одни жалкие, нервные люди. Я таких слабых людей никогда и не жалею, я слишком презираю их.