Раздвоенное копыто.
Часть II.
Глава IV. Стоимость брильянтов.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Раздвоенное копыто. Часть II. Глава IV. Стоимость брильянтов. (старая орфография)

Глава IV.-- Стоимость брильянтов.

Следствие началось на другой же день, в двенадцать часов. Слух об убийстве уже успел распространиться на значительное разстояние от места происшествия, и в течение целого утра толпа зевак окружала дом в улице Сиббер, к величайшему неудовольствию мистрисс Эвит. Газетные репортеры ворвались в ней в дом вопреки её протесту, и так как она неохотно отвечала на их разспросы, то они завладели мистером Дерролем, который с величайшей готовностью и разговаривал, и пил со всяким вновь прибывшим.

Джордж Джерард зашел в дом в улице Сиббер между девятью и десятью часами утра. Слух об убийстве дошел до него на пути от улицы Blackfriars, где он жил в настоящее время в качестве помощника у одного доктора, имевшого огромную практику, до госпиталя, в котором он и по сие время слушал клиническия лекции. Ему рассказали о событии с значительными преувеличениями; он явился в полном убеждении, что здесь произошло убийство и самоубийство, и что муж лежит бездыханный возле жены, которую принес в жертву своей ревнивой злобе.

Не без затруднений получил он дозволение войти в комнату, где лежала покойница. Полиция поручила сиделке из рабочого дома охранять эту комнату, и Джерарду пришлось подкрепить свои аргументы пол-кроной, которая ему самому была далеко не лишней; наконец, совесть этой дамы успокоилась, и она вручила ему ключ от комнаты.

Он вошел вместе с сиделкой и пробыл около четверти часа, занятый самым тщательным исследованием раны. Это была замечательная рана. Шико не была зарезана, она была заколота. Ей, очевидно, был нанесен сильнейший удар каким-то острым, узким орудием, его всадили ей в горло, и оно проникло, несколько отклонившись в сторону, до самых легких.

Что же это было за орудие? Кинжал? но если так, то какого рода кинжал? Джордж Джерард никогда не видывал кинжала с таким тонким леввеем, чтобы им можно было нанести столь узкую рану как та, сквозь которую медленно просачивалась кровь. Алая струи, оставившая след на одеяле и на полу, наверное хлынула изо рта покойницы; это было не что иное как легочное кровотечение.

Прежде чем ей нанесена была роковая рана, происходила борьба. На полной, белой кисти ей руки виднелся синяк, свидетельствовавший, что рука разъяренного человека сжала, как в тисках, эту прелестную ручку; на правом плече, с которого спустилась широкая рубашка, видны были следы сильных пальцев. Сиделка указала Джерарду на эти синяки.

- Красноречивы, не правда ли?-- сказала она.

- Еслибы только нам понять их повернее, ответил со вздохом Джерард.

- Точно будто она, бедняжка, боролась, защищая свою жизнь,-- проговорила сиделка.

Джерард не сделал более никакого замечания; он стоял у кровати, глядя на все окружающее задумчивым, пытливым взором, как-бы желая умолить самые стены рассказать ему тайну того преступления, свидетелями которого оне были несколько часов тому назад.

- Полиция здесь была и ничего не открыла?-- вопросительно проговорил он.

- Если она что и открыла, так бережет это про себя,-- ответила сиделка,-- не думаю, чтобы открытия-то были важные.

- Входили сюда полицейские?-- спросил Джерард, указывая на отворенную дверь маленькой внутренней комнаты, настоящей норки, в которой Джэк Шико занимался Живописью в те дни, когда питал надежду заработывать себе средства к жизни при помощи этого искусства. Здесь он, за последнее время, рисовал на дереве, здесь же и спал на жалкой, узенькой кушетке.

- Да, входили,-- возразила сиделка,-- но я уверена, что они там ничего особенного не нашли.

Джерард вошел в пыльную норку. Там стоял старый мольберт с недоконченной картиной, которая полузавешена была рваной ситцевой занавеской. Джерард откинул занавеску и взглянул на картину. Работа была грубоватая, но в целом картина дышала некоторой, хотя и мелодраматической, силой. Сюжет был заимствован из поэмы Альфреда де-Мюссе. Венецианский nobile, притаившись, среди ночи, в тени, падавшей от двери дома, с кинжалом в руке, ожидал своего врага, чтобы убить его. Кроме этой картины в комнате был стол, весь закапанный чернилами, покрытый бумагами, перьями, карандашами, на нем стояла оловянная чернильница, с продавленным боком, и пустой ящик из-под сигар, лежала пачка нумеров того издания, сотрудником которого был Шико и несколько разрозненных экземпляров других юмористических изданий. На старинном подоконнике - этим домам в улице Сиббер лет двести - стоял большой деревянный ящик с красками, пустыми трубочками, кистями, двумя палитрами, старым ножом, каким счищают с палитры засохшия краски, тряпками, губками. На самом дне ящика, запрятанный под тряпками и прочим хламом, лежал длинный кинжал, с тонким лезвеем, итальянской работы, с серебряной рукояткой великолепнейшей резьбы, почерневшей от времени, такой именно кинжал, какой художник мог выбрать для своего арсенала. Джерард взглянул на картину и тотчас убедился, что этот самый кинжал изображен на ней.

Джордж Джерард взял кинжал в руки и с любопытством осмотрел его: длинное, тонкое, гибкое, острое лезвее; да, в сильной руке кинжал этот мог стать смертоносным оружием, им можно было нанести такую именно рану, как та, от которой умерла Шика. Он еще раз осмотрел лезвее и рукоятку, при помощи своего карманного микроскопа; оне оказалась окрашенными в темноватый цвет; может быть это и были свежие следы крови; но кинжал был тщательно вычищен, и ни на лезвее ни на рукоятке его кровавых пятен видно не было.

- Странно, что сыщики этого не заметили,-- сказал он себе, вкладывая кинжал обратно в ящик. Мистрис Эвит рассказала ему о непонятном исчезновения Джэка Шико, о том как он ушел за полицией и не возвратился. могло это значить, как не то, что он виновен? А теперь, в его ящике с красками, нашлось такое именно оружие, каким была заколота его жена.

- Мне известно, что она ему надоела, я знаю, что он желал, чтобы она умерла,-- раздумывал Джерард.-- Я прочел эту тайну на лице его шесть месяцев тлму назад.

- Но высказать ли мне мое мнение уголовному судье?-- спрашивал он себя.-- С какою целью? В конце-концов это не более как теория. А редкий уголовный судья станет дослушивать подобные гадательные соображения. Лучше напишу в одну из газет. И какая от того польза, еслиб я и доказал, что преступление совершено мужем? Куда бы этот несчастный ни пошел, он носит в самом себе совесть, которая послужит ему тягчайшим наказанием, чем келья осужденного. Еслиб его даже повесили, это не возвратило бы ее к жизни. Бедное, глупенькое, погибшее существо, единственная женщина, которую я когда-либо любил.

Следствие производилось в таверне на углу улицы Сиббер. Свидетелями были доктор, полицейский сержант, сыщик, помогавший ему при осмотре местности, Дерроль, мистрисс Эвит и мистрисс Раубер. Джэка Шико, самого важного свидетеля, никто не видал с той минуты, как он вышел из дому, под предлогом позвать полицию.

Это исчезновение мужа, после того как он поднял тревогу, разбудившую весь дом, каковой поступок был совершенно излишен и даже глуп, если предположить, что убийца он,-- исчезновение это озадачивало судью.

Он очень тщательно допрашивал мистриссь Эвит относительно привычек танцовщицы и её мужа.

- Вы говорите, что они часто ссорились,-- сказал он. Ссоры их была бурные?

- Она горячилась,-- он никогда. Она очень любила его, бедняжка, хотя была не такая женщина, чтобы уступить мужу или отдаться под его руководство. Она была сильнее привязана к бутылке, чем бы следовало, а он стирался ее от этого удержать, по крайней мере сначала, когда они только-что переехали в мой дом. Позже он, казалось, отступился от нея, предоставил ей идти своей дорогой.

- Казался он привязанным к ней?

- По-моему - нет. Мне думалось, что любовь была только с её стороны.

- Он был человек буйного нрава?

- Нет, он относился во всему чрезвычайно спокойно. Я иногда думала, что в его характере есть какая-то фальшь. Я вспоминаю, как она мне раз сказала, после их ссоры:-- мистрисс Эвит, человек этот ненавидит меня слишком сильно, чтобы ударить меня. Еслиб он только дал себе волю, он бы убил меня. Эти слова её произвели на меня, в то время, такое впечатление.

- Позвольте, позвольте,-- прервал ее судья:-- не станем говорить о ваших впечатлениях; это не есть свидетельское показание.-- Но медленная речь мистрисс Эивт текла, не останавливаясь ни на минуту, подобно тихому ручейку, извивающемуся по долине.

- Я бы предпочла иметь мужем своим животное, которое бы колотило меня до синяков, сказала мне в другой раз бедняжечка,-- и потом раскаивалась в том,--чем хладнокровного джентльмена, который может до смерти уязвить меня одним словом.

- Мне нужны факты, а не уверения,--нетерпеливо проговорил судья.-- Случалось ли вам видеть, чтобы муж покойной позволял себе грубые выходки или оскорбления действием, по отношению в жене иди к кому-нибудь другому?

- Никогда не случалось.

- Неизвестно-ли вам, имела-ли госпожа Шико деньги или драгоценности?

- Полагаю, что не имела ни того ни другого. Она была женщина расточительная. Не по характеру ей было денежки копить.

Показание мистрисс Раубер только подтвердило показание мистрисс Эвит, как относительно времени, когда их разбудили, так и относительно поведения Джэка Шико. Обе женщины упомянули о страшном выражении его лица, и о радости; с какой он ухватился за мысль пойти за полисменом, мысль, поданную ему Дерролем.

Дерроль был последним опрошенным свидетелем.

Когда он поднялся с места, чтобы отвечать судье, он увидал знакомое ему лицо в толпе у дверей. То было лица биржевого маклера Иосифа Лемуэля, крепко изменившееся со времени последняго свидания с ним Дерроля. Рядом с мистерам Лемуелем стоял известный стряпчий по уголовным делам. Желчное лицо Дерроля, при виде этих двух лиц, выражавших напряженное внимание, приняло сероватый оттенок. Показание Дерроля не бросило нового света на занимавшую всех тайну. Он коротко знал мистера Шико и жену его,-- редкий день проходил без того, чтобы он не повидался с ними. Оба они были прекрасные люди, но друг к другу не подходили. Они не жили счастливо. Он полагал, что в душе Джэка Шико накопилось много горечи, словом, что нельзя было ожидать, чтобы они еще долгое время прожили мирно друг с другом. За последнее время мистер Шико очень часто отлучался из дому. Он возвращался поздно, избегал общества жены. Вообще, это было несчастное супружество: и муж, и жена возбуждали величайшее сострадание.

Вот и все. Судья отложил продолжение следствия на неделю, в надежде, что явятся новые свидетельския показания. Среди присутствовавших установилось убеждение, что муж покойной находится под очень сильных подозрением, и что если он вскоре не явится, то его придется розыскивать. Джордж Джерард следил за ходом следствия из переполненного народом угла комнаты, но не сказал ни слова о найденном им, в принадлежащем Джэку Шико ящике с красками, кинжал.

Шико похоронили два дня спустя; на кладбище собралась громадная толпа, желавшая видеть как иностранную танцовщицу опустят в её безвременную могилу. Мистер Смолендо, своими руками, положил на гроб венок из белых камелий. Дерроль стоял у могилы, прилично одетый в черную пару, взятую на прокат у торговца старым платьем, и "смотрел настоящим джентльменом", как впоследствии говорила мистрисс Эвит своим кумушкам. Мистрисс Эвит и мистрисс Раубер обе были на похоронах; можно сказать, что вся улица Сиббер на них присутствовала. Такой толпы не бывало со времени похорон кардинала Уайзмэна. Вся труппа театра принца Фредерика была на лицо, кроме многочисленных представителей лондонского театрального мира.

Бедный мистер Смолендо был в глубочайшем отчаянии. Он, правда, отыскал талантливую даму, могущую занять место Шико в буффонаде; но публика не доверяла талантливой даме,-- которая, по летам могла-бы быть матерью Шико,-- и театр мистера Смолендо превратился в пустыню, наполненную незанятыми скамейками. Что в том, что его декорация, балет, оркестр; освещение были лучшими и самыми дорогими в целом Лондоне; публика бегала за Шико, и её несчастная судьба омрачила театральную залу; не легко было разсеять этот мрак. Другие театры вошли в моду, а ладья, заключавшая в себе фортуну мистера Смолендо, оказалась выброшенной на берег.

намеков насчет домохозяйки, называли свидетелей клятвопреступииками; но самые резкия свои обличения оне берегли для полиции.

Страшное убийство совершено в самом центре Лондона, среди мирно спавших людей, в доме, в котором почти каждая комната была занята; и убийцу выпустили, и ни один луч света еще не пронизал тьмы, окружавшей эту тайну. Муж жертвы, одного поведения которого более чем достаточно, чтобы произнести над ним приговор, негодяй этот бродит себе на свободе по лицу земли, подобно современному Каину, но без клейма на лбу, по которому могли бы его узнавать его сограждане. Может быт, в эту самую минуту он посещает наши таверны, обедает в наших ресторанах, заражает воздух наших театров или даже осмеливается переступить священный порог церкви! Где же полиция? Чем она занята, что до сих пор не розыскала этого негодяя? Агенты её должны узнать его с первого взгляда, даже и без Каинова клейма. Неужели не существует фотографических карточек чудовища, красивого, судя по описаниям, и несомненно, тщеславного? Целые вороха писем получались в редакции "Утренняго крикуна", причем каждый корреспондент предлагал свою особенную, оригинальную методу для поимки убийцы.

Как оно ни странно, но Джэк Шико, не смотря на свою красивую наружность, не гнался за тем, чтобы видеть свое изображение, сделанное солнцем. Как бы то ни было, никакого портрета его, ни большого, ни маленького, ни хорошого, ни плохого не оказалось в улице Сиббер, куда, естественно, обратилась за изображением его полиция. Мистер Дерроль, бывший во все продолжение следствия сговорчивым, не будучи навязчивым, описал им, на словах, своего недавняго сожителя; но никакое словесное описание никогда еще не вызывало в воображении слушателей живого человеческого образа, и сыщики удалились из улицы Сиббер, унося с собой представление о личности, настолько-же похожей на Джэка Шико, насколько Джэк Шико походил на китайского императора. За этим воображаемым Шико полиция усердно гонялась по всем худшим кварталам Лондона и часто воображала, что еще немного и она поймает его. Полицейские выслеживали его по трактирам, тавернам, ездили за ним на пароходах; по железным дорогам, и всегда убеждались, что это - не Джэк Шико.

Тяжело было людям, работавшим так добросовестно, выносить нападения "Утренняго крикуна"!

Несомненно, что показаний, накопившихся против отсутствующого мужа, было достаточно, чтобы свить веревку, на которой бы его повесить.

Письмо Джорджа Джерарда в "Times" с описанием кинжала, найденного в ящике с красками, обратило на себя внимание знаменитого доктора, вправлявшого сломанную ногу Шико, и этот джентльмен тотчас-же отправился в улицу Сиббер с целью произвести осмотр раны. Несколько позже он увидал кинжал, находившийся, вместе с прочими вещами отсутствующого, в руках полиции. Он на другой-же день написал в "Times" и подтвердил заявление Джерарда. Подобная рана могла быть нанесена таким именно кинжалом, и едва-ли каким-либо другим ножем или кинжалом из известных цивилизованному миру. Тонкое, гибкое лезвее было непохоже на леввее всех других кинжалов, когда-либо виденных доктором, а рана соответствовала форме лезвея.

Авторы передовых статей, помещаемых в популярных газетах, ухватились за эту мысль. Они описывали всю сцену так живо, как если бы видели ее в каком-то магическом сне. Они распространялись о красоте жены, они чуть не плакали, говоря о её невоздержности. Мужа они рисовали самыми мрачными красками; в их описаниях он являлся человеком, отжиревшим на жениных заработках, жалким существом, ленивцем, пьяницей, так как не было никакого сомнения, что он своим примером научил красавицу пить. Яркими красками рисовали они сцену убийства, позднее возвращение мужа из логовищ порока, упреки жены, весьма естественный с её стороны взрыв ревности, обмен резких выражений. Муж, доведенный пьянством до чисто-животного состояния, взбешенный заслуженными им упреками жены, схватывает кинжал со стола, на который бросил его после получасовой работы, и погружает лезвее в грудь жены. Автор передовой статьи, казалось, все это видел, как на картине. Публика читала его измышления, и в течении трех недель, на всех перекрестках, на крышах омнибусов только и речи было, что о преступлении Джэка Шико и о тупости полиции, не умевшей розыскать его.

На другой день, после похорон Шико, между восемью и девятью часами вечера, какой-то пожилой человек посетил некоего мистера Моше, торговавшого брильянтами, хотя и в скромных размерах, и жившого в одной из улиц близ Брунсвикского сквера. Посетитель был очень прилично одет в длинное пальто; его седая борода так роскошно разрослась, что совсем скрывала нижнюю часть его лица.

Под его мягкой пуховой шляпой надета была черная бархатная шапочка, из-под которой не выглядывало ни признака волос, из чего можно было заключить, что назначение шапочки - скрывать обнаженный череп, которому она служит покрышкой. Из-под шапочки, низко надвинутой на самый лоб, выглядывали растрепанные, седые брови, нависшия над выпуклыми глазами. Мистер Моше вышел из столовой, откуда вырвался вслед за ним аппетитный запах рыбы, жареной в чистейшем оливковом масле, и сопровождал его подобно кадильному дыму; он нашел незнакомца, ожидавшого его в первой комнате, изображавшей на-половину гостиную, на-половину кабинет.

Торговец брильянтами знал толк и в людях; он с первого же взгляда понял, что посетитель его скорей принадлежит к соколиной, чем к голубиной породе.

"Желает надуть меня, если можно",-- сказал он себе.

- Чем могу служить?-- спросил он вслух, с елейной приветливостью.

с тем, деловым тоном.

- Я в уступки не верю. Я дам вам хорошую цену за хорошую вещь, если вы только честно нажили эти брильянты,-- возразил мистер Моше, окидывая его подозрительным взглядом.-- Я - не укрыватель краденых вещей. Если такова ваша цель, вы не туда попали.

- Еслиб я это думал, я бы сюда не пришел,-- сказал седобородый старик,-- Я желаю иметь дело с джентльменом. Я сам джентльмен, хотя и разорившийся. Пришел я к вам не по своему делу, а по делу приятеля, человека, которого вы по имени и репутации знаете также хорошо, как знаете принца Уэльского,-- человека, стоящого во главе одного из самых удачных торговых предприятий в Лондоне. Имени его я вам не назову. Я только сообщу вам факты. Друг мой должен по векселям, которым завтра истекает срок. Если они не будут оправданы, то на будущей неделе имя его попадет в газеты. Находясь в этом затруднительном положении, он пошел к жене своей и откровенно ей во всем признался. Она поступила, как должна поступить добрая женщина, обвила его шею руками, просила его не унывать, побежала за ящиком, в котором хранит свои драгоценности, и отдала ему свои брильянты.

- Позвольте взглянуть на эти брильянты,-- возразил мистер Моше

Незнакомец вынул из кармана небольшой сверток и развернул его. На листе обыкновенной ваты лежали брильянты, тридцать пять крупных, белых камней, из которых самый меньший был величиною с горошину.

- Что это, камни вынуты из оправы! воскликнул торговец.-- С чего это?

- Мой друг человек гордый. Он не желал, чтобы брильянты жены его были узнаны.

е что разломал его.

- Я полагаю, что это было ожерелье, отозвался посетитель.-- В прошлом году друг мой праздновал свою серебряную свадьбу, и в этот день подарил брильянты эти жене.

Комната была тускло освещена единственной свечей, которую служанка поставила на стол, когда впустили незнакомца.

Мистер Мошё зажег лампу, стоявшую на его конторке. При свете её он стал разсматривать камни. Не удовольствовавшись самым тщательным осмотром, он вынул из жилетного кармана маленькую пилочку и провел ею по поверхности одного из камней.

- Ваш друг - круглый дурак, если не мошенник,-- сказал мистер Моше

- Это ложь!-- через силу простонал он.

- С вашей стороны величайшая дерзость, сэр, приносить мне такую дрянь; надо быть ослом, чтобы надеяться надуть Вениамина Моше, человека торговавшого брильянтами в течении, без малого, тридцати лет. Камни эти - поддельные, правда, сделаны они очень искусно, и очень хорошого цвета. Взгляните сюда, сэр,-- видите ли вы след, который оставляет на поверхности их моя пилочка? Отче Аврааме, как дрожит этот человек! Неужели вас надули этими камнями, и вы заплатили за них деньги? Я не верю ни единому слову вашего рассказа о лондонском торговце и его серебряной свадьбе. Но неужели вы не знали, что камни эти фальшивые? Значит, я не имею права отдать вас под стражу за вашу попытку обманным образом выманить у меня деньги?

- Я думал, что они - настоящие; это также верно как то, что я живой человек,-- простонал незнакомец, дрожавший до такой степени, что на него страшно было смотреть.

- Да.

- Много?

- Все что имел. Все! Все!-- гневно повторял он.-- Я в конец разоренный человек. Ради Бога дайте мне пол-стакана водки, если не хотите, чтобы я упал мертвым у вас в доме.

Он был в таком плачевном состоянии, что мистер Мошё, хотя и предполагал, что перед ним мошенник, сжалился над ним. Он отворил дверь в столовую, и закричал жене:

Мистрисс Моше повиновалась.

- Джентльмен болен?-- ласково спросила она.

- Он чувствует маленькую слабость. Довольно, милая, можешь возвратиться к детям.

е, взяв камни в руки и изследуя их один за другим, при помощи пилочки и другого простейшого процесса, состоявшого в том, что он кончиком языка прикасался к ним и смотрел - по-прежнему ли они блестят, будучи влажны.-- Но между ними нет ни одного настоящого брильянта. Если вы дали денег под залог этих камней, то вас надули. Я не сомневаюсь в том, что они французской фабрикации. А вот что я могу для вас сделать: оставьте их у меня, я постараюсь разузнать, где они деланы и всю подноготную.

е и поспешно завертывая камни в вату.-- Не стоит, не к чему. Меня обманули, вот и все. Мне не поможет, если я узнаю, кто сделал эти камни, или где они куплены. Вы говорите, что они фальшивые, и если вы правы, я в конец разорен. Покойной ночи.

Он выпил тогда пол-стакана водки; под влиянием её дрожь, овладевшая им несколько минут тому назад, прекратилась. Он положил свой сверток в боковой карман, приосанился и тихими шагами вышел из комнаты и из дому. Мистер Моше

- Покажите эти камни хоть всем моим собратьям,-- сказал еврей,-- и вы убедитесь, что я прав. Покойной ночи.

- Покойной ночи,-- слабо раздалось в ответ.-- Незнакомец исчез в зимнем тумане, окутавшем улицу на подобие покрывала.

- Мошенник он или дурак?-- спрашивал себя мистер Моше.