Раздвоенное копыто.
Часть II.
Глава XIV. Эдуард Клар предпринимает путешествие.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Раздвоенное копыто. Часть II. Глава XIV. Эдуард Клар предпринимает путешествие. (старая орфография)

Глава XIV.-- Эдуард Клар предпринимает путешествие.

Сидеть у очага человека, пить его вино, стрелять его фазанов, ездить на его лошадях, считалось бы в поселении дикарей несовместимым с смертельной ненавистью ж этому самому человеку. Дикарь ненавидит только врага своего и навязчивого чужестранца. Стэнли говорит, что если ему удавалось подойти к дикарям на достаточно близкое разстояние, чтобы завязат с ними переговоры, то он и спутники его были уже в безопасности. Затруднение заключалось в том, что их встречали тучей стрел прежде, чем они могли приблизиться настолько, чтобы начать разговор. Раз, что благородный африканец убеждался в добрых намерениях изследователя, он уже более не жаждал крови белого человека. Его дикость, по большей части, означала самозащиту.

Обычаи цивилизованного мира не похожи на обычаи жителей пустыни. Существуют люди, чью враждебность не победить добротой, люди, которые возьмут с человека все, что могут, и будут до конца искреннейшем образом ненавидеть его. Эдуард Клер обладал этим постоянством в ненависти. Джон Тревертон не причинил ему прямого вреда, так вам любовь поэта к Лоре никогда не бмла достаточно сильна, чтобы взять верх над осторожностью. Он-желал получить Лору и Газльгёрстский замок, а не Лору с её скромным доходом в двести-пятьдесят фунтов в год. Он сердился на судьбу и на Джаспера Тревертона за завещание, поставившее богатство Лоры в зависимость от её брака с наследником; он ненавидел Джона Тревертона за счастие, выпавшее ему на долю. Ненависть эта в уме его скрывалась под личиной благородства. То не была низкая зависть в чужому благоденствию, то не был даже ревнивый гнев на соперника, говорил себе Эдуард. Нет, рыцарское стремление защищать некогда любимую им женщину, великодушное желание послужить ей побуждало его сорвать маску с лица этого лицемера. Если человек этот действительно был, как полагал Эдуард, мужем танцовщицы Заиры Шико, то брак его с Лорой не был браком, и условия, поставленные духовным завещанием, выполнены не были. Поместье, обладание которым могло быть обезпечено только посредством законного брака в течение года, следовавшого за смертью Джаспера Тревертона, было получено путем смелого обмана.

Неужели поступок этот оставить безнаказанным? Неужели дозволит Лоре, любовь которой негодяй этот так заслужил, продолжать слепо доверяться ему, до тех пор, пока случай не обнаружить его безчестия и её позора? Нес, Эдуард верил, что его прямая обязанность бросить свет на эту тайну, и твердо решился употребить все усилия для выполнения своей задачи.

Эготь Дерроль, очевидно, креатура Джона Тревертона. Его отрицание всякого сходства между двумя молодыми людьми, по мнению Эдуарда, ровно никакого значения не имело. В окрестностях улицы Сиббер должно было быть не мало людей, способных признать отсутствующого Шико, еслиб только их поставить лицом к лицу с ним.

- Удивляюсь, что вы и мистриссь Тревертон не снимались после свадьбы,-- проговорил Эдуард в одно прекрасное после-обеда на Рождестве, когда Джон Тревертон настолько поправился, что мог присоединиться в маленькому обществу в книжной комнате, и они все четверо, мистер и мистрисс Тревертон, Селия и Эдуард сидели у камина.

Он только-что разсматривал, при свете пламени, альбом с фотографическими карточками, а потому вопрос его показался довольно естественным.

- Кстати, Джэк, я положительно требую, чтобы ты снялся,-- весело заметила Лора.-- Лэди Баркер на днях настоятельно просила у меня наших карточек. У нея, по её словам, прекрасная коллекция.

- Около полутораста самых близких друзей,-- возразил Джон Тремертон,-- умильно улыбающихся по всем правилам искусства и делающих вид, что не замечают железной распорки, охватывающей их затылок. Нет, Лора, не позволю я солнцу изобразить все мои морщины с тою целью, чтобы я мог присоединиться к улыбающимся физиономиям в альбоме лэди Баркер, этом якоре спасения для людей слабоумных после скучного обеда.

- Неужели вы никогда не снимались?-- спросил Эдуард.

- Я этого не говорю. Надар делал мои фотографическия карточка, много лет тому назад, когда я был молод и легкомыслен.

- О, Джек, как бы мне хотелось иметь портрет твой, снятый много лет тому назад,-- воскликнула Лора.-- Куда девались все эти карточки?

- Аллах ведает,-- небрежно отвечал Джон;-- роздал их Тому, Дику, Гарри, разбросал на все четыре стороны. У меня не сохранилось ни одной.

- Nadar,-- задумчиво повторил Эдуард,-- вы говорите о парижском фотографе?

- Да.

- Вы хорошо знаете Париж?

- Каждый англичанин, проведший там две недели, знает его столько же, столько я,-- отвечал Джон Тревертон.-- Я найду дорогу от Луара до Пале-Рейяля, и знаю два-три ресторана, в которых человек может получить отличный обед, если пожелает заплатить за него на вес золота.

Разговор о фотографических карточках прекратился.

На другой день Эдуард Клер выехал из Газльгёрста в Лондон. Он объявил родителям, что едет не надолго, но что ему хочется повидать режиссера, предложившого ему написать историческую драму белыми стихами.

- Его поразил драматический отрывок, написанный мною для одного из журналов,-- сказал Эдуард,-- и он забрал себе в голову, что я могу написать пьесу, не уступающую лучшим пьесам нашего репертуара.

- Поезжай, повидайся с ним, Тед,-- с восторгом воскиликнула Селия.-- Прелестно было бы, еслиб ты написал пьесу. Мы бы все поехали в город, чтобы присутствовать на первом представлении.

- Да разумеется вы,-- вскричала Селия.-- Это была бы уж чистая безделица; еслиб Эдуард явился миру в качестве драматического писателя имеющого успех, он был бы уже на дороге к фортуне, и все мы могли бы себе позволять некоторую расточительность. Но кто твой режиссер, Тед, какие авторы будут играть в твоей пьесе?-- осведомилась Селия, жаждавшая подробностей.

- Я ничего говорить не стану, пока пьеса моя не будет написана и принята,-- отвечал Эдуард,-- все дело, покамест, еще в облаках.

Селия испустила короткий, нетерпеливый вздох; множество литературных планов её брата начиналось и кончалось в облаках.

- Я, вероятно, должна буду смотреть её твоей комнатой во время твоего отсутствия,-- вскоре проговорила она,-- и стирать пыль с твоих книг и бумаг?

- Я буду очень рад, если ты убережешь их от рук вновь приобретенного матушкой сокровища, в лице новой горничной,-- отвечал Эдуард.

Прежде, чем ему могли предложить новые вопросы, омнибус из гостинницы Георга, имевший доставить его иа станцию в Бичамптон, остановился у ворот викариата; Эдуард уселся и покатил в обществе двух полновесных фермеров и румяной девушки, ехавшей на место и державшей в руках букет зимних цветов, картонку и зонтик.

Как свеж и приятен был воздух в это ясное декабрьское утро, почти последнее в году! Как живописны были извивающаяся дорога, раскинувшаяся на далекое пространство долина и видневшаяся вдали горная цепь.

Глаза Эдуарда Клера окидывали знакомый ландшафт и на замечали вовсе его спокойной красоты. Ум ею был поглощен предстоявшим ему делом. Сердце было полно злобы. Кто мучил злейший враг человеческого спокойствия - зависть. Мысль о благополучии Джона Тревертона преследовала его. Он не мог идти своей дорогой и забыт, что сосед это счастливее его самого. Нслиб судьба улыбнулась его поэтическим усилиям, еслиб неожиданный и поразительный успех вознес его до седьмого неба литературной славы и, в то же время, наполнил карманы его деньгами, он, может быть, и простил бы Джона Тревертона; но при раздражавшем его сознании неудачи, гневные чувства его непрестанно усиливались.

Он очутился за лондонских улицах при самом наступлении сумерек, после неприятного путешествия. Он взял свой дорожный мешок в руку и отправился пешком отыскивать квартиру; средства его были скудны, так как он не решился просит у отца денег со времени возвращения своего в викариат. Считалось делом решенным, что он будет жить на всем готовом в Газльгёрсте, а муза его позаботится об удовлетворении прочих его потребностей.

Он не отправился в ту улицу, в которой жил прежде, узкую, скучную улицу, между Гольборном и Британским Музеем. Он направился в более населенный квартал, заканчивающийся с одной стороны Лейстер-сквэром, с другой - Saint-Martin's Lane, и прошел прямо в улицу Сиббер. Он решился взять комнату в этой непривлекательной местностию если в ней окажется свободным приличное помещение.

Прежде, чем искать в другом месте этого помещения, он пошел взглянуть за дом, которому убийство Шико доставило такую страшную известность. Внешний вид его показался ему приличнее, чем когда он в последний раз видел его через несколько дней после убийства. Новый, решетчатый ставень из проволоки закрывал нижнюю часть окна гостиной; новые, красные занавески грациозно свешивались над верхними стеклами. Само окно казалось чище, смотрело веселее, чем в то время, когда величавая мистрисс Раубер занимала комнаты первого атажа. На дверях виднелась новая медная дощечка с надписью: "Мастер Джерард, доктор".

Эдуард Клер смотрел на эту блестящую медную дощечку взглядом, выражавшим разочарование. Он заключил вполне естественно, что весь дом перевел во владение доктора мистера Джерарда, и что мистрисс Эвит бродить по лондонской пустыне, где ее труднее будет отыскать, чем бедную Агарь с её сыном среди песков великой пустыни. Покуда он стоял и раздумывал об очевидной перемене, происшедшей к постановке вопроса, взгляд его остановился за окне, сквозь стекла которого виднелся свет. Особа, занимавшая подвальный этаж, не заставила окна решетчатым ставнем, обыкновенно скрывавшим её домашнюю жизнь от взоров толпы, и Эдуард усмотрел, сидящую у очага и наслаждающейся неразорительным удовольствием, какое доставляет сон, ту самую мистрисс Эвит, которую он почитал затерявшейся в столичном лабиринте. Сомнения быть не могло: те же локоны спиралью, то же лицо с кислым, как уксус, выражением. То была та самая женщина, с которой он разговаривал с полчаса в одно холодное мартовское утро, когда осматривал место происшествия, под предлогом искания квартиры.

Он поднялся по лесенке, ведшей к дверям. Колокольчиков было два, на одном было написано: Доктор; на другом: Дом. Эдуард позвонил в последний; в ответ на его звонок, через несколько времени, появилась хозяйка с сердитым и заспанным лицом.

При виде мистера Клера, державшого в руке дорожный мешок, она почуяла жильца и повеселела.

- Можно-ли нанять у вас приличную спальню, во втором этаже?-- спросил он, так как он, хотя вовсе не верил во влияние мира духов, предпочел бы провести декабрьскую ночь на мосту, чем лечь спать в той комнате, в которой la Chicot была убита.

- У меня пустой первый этаж,-- сказала мистрисс Эвит,-- прекрасные комнаты, заново оклеенные и выкрашенные.

- Я предпочитаю подняться повыше,-- отвечал Эдуард.-- У вас был жилец по имени Дерроль. Что с ним сталось?

- Уехал за-границу, путешествовать будет,-- возразила хозяйка.-- Я полагаю, что он получил наследство. Он отправился в путь настоящим джентльменом, все с иголочки, начиная с чемодана и кончая дорожным одеялом.

- Могу я получит его комнаты на несколько ночей? Я в городе не надолго, но не хотел бы жить в гостиннице.

мы ссориться не станем.

- Комнаты чистые, надеюсь?-- рискнул спросить Эдуард.

- Чистые!-- воскликнула мистрисс Эввть, поднимая брови и окидывая его взглядом, выражавшим негодование оскорбленной невинности.-- Никто из живших у меня когда-либо не задал бы этого вопроса. Чистые, у меня в доме никогда не бывало грязи.

- Я бы желал видеть спальню,-- сказал Эдуард.-- До гостиной мне нет никакого дела. Я целый день буду вне дома.

- Если вы обождете, пока я принесу свечку, я покажу им обе комнаты,-- ответила хозяйка.-- Вы, я думаю, сейчас-же переедете?

- Да. Я только-что приехал из деревни; другой клади, кроме этого мешка, у меня нет. Я могу заплатить вам за комнаты вперед, если желаете?

- Денежки-то уж ныньче больно кстати, когда цены на припасы так поднялись,-- с вкрадчивым видом заметила мистрисс Эвит.-- Хотя я ни минуты бы сомневаться не могла в молодом господине с вашей наружностью.

- Деньги на стол - лучшая рекомендация,-- сказал Эдуард.-- Я в Лондоне чужой человек, меня никто не знает. Вот вам соверен. Я думаю, что этим мы и покончим наши счеты, если я проживу в ваших комнатах только неделю?

- Будет безделица за чистку сапог.

- А, ну хорошо.

- И пол-кроны за огонь в кухне.

- Извините, на это я не поддамся. Вы, конечно, не ожидаете, чтобы я здесь обедал. Если вы мне утром принесете чашку чаю, мне больше ничего не надо, а на том же огне, на каком кипит ваш котелок, вскипит и мой.

- Ну, так безделицу за услуги.

- Я ничего не обещаю. Если мне будет покойно, я не забуду вас при разставании.

- Очень хорошо, сэр,-- вздохнула хозяйка.-- Я полагаю, что оно на то же и придет, но я всегда считаю, что для обеих сторон лучше все разъяснить.

Она исчезла в мраке узкого коридора, темные стены которого были тускло освещены старомодной масляной лампой, и возвратилась через минуту или две с сальной свечкой в большом жестяном подсвечнике. С этим светильником пошла она впереди мистера Клера по лестнице, которой неровные ступеньки и тяжелые перила свидетельствовали о её древности.

На площадке первого этажа мистрисс Эвит остановилась чтобы перевести дух, и Эдуард почувствовал, что по телу его пробежала ледяная дрожь ужаса, когда он остановился против двери спальной.

- В этой комнате была убита та бедная женщина?-- спросил он.

- Да, сэр,-- с унылым вздохом возразила мистрисс Эвит,-- в этой комнате, не хочу вас обманывать. Но ее так славно отделали, что никому из прежде ее видавших не узнать ее. Мой хозяин показал большую щедрость: "все, что могут сделать краска и обои, чтобы примирить с вами ваших жильцов, мистрис Эвит, будет сделано", сказал он. "вы были хорошей жилицей, всегда минута в минуту вносили плату за квартиру и мне было-бы очень прискорбно, если-бы вы пострадали". Войдите, сэр, посмотрите комнату, вы увидите, что в той части Лондона не найти более веселой спальни.

Мистрисс Эвит, не без гордости, широко растворила дверь и вошла в комнату, высоко приподняв подсвечник.

- Совсем новая кровать,-- сказала она,-- от Мапльса, у которого все коронованные лица закупают мебель. Нет ни коврика, ничего на кровати, ни подушки, ни тюфяка, ничего, ничего, что было в комнате когда... когда то, о чем вы говорили, произошло.

Мистрисс Эвит почему-то уверовала, что яркие цвета должны быть хорошим средством для заклннания тени бедной Заиры. Окно и кровать были задрапированы дешевым ситцом всех цветов радуги. Столь-же яркий коврик закрывал источенные червями старые половицы, на которые тщетно потрачено было значительное количество мыла, песку и соды с целью вывести темные следы того страшного ручья, который протекал от кровати до порога. Туалет был драпировав белой кисеей и розовым коленкором. На каминной доске красовались две вазы из богемского хрусталя и позолоченные часы. Безобразнейшия, немецкия, раскрашенные литографии украшали стены.

- Это та маленькая комната, в которой муж работал?-- осведомился Эдуард, указывая на дверь.

- Да, но она не отдается вместе с гостиной. Ее нанял мистер Джерард для своих книг. Вот любит-то книги человек. От них не знаешь куда деваться.

- Кто такой мистер Джерард? Ах да, это доктор, живущий внизу. Как давно он живет у вас?

- Он переехал почти через месяц после смерти бедной m-me Шико. "Я намерен начать самостоятельно практиковать, мистрисс Эвит", сказал он. "Вы живете в густо-населенной местности, и я думаю, что мне бы здесь порядочно жилось, если-б вы отдали мне дешево ваш нижний этаж. Я был-бы постоянным жильцом, а потому должны-же вы это принять в соображение". Я постараюсь уступить вам что могу, сказала я, но моя квартирная плата высока, и я никогда еще не вноскла её часом позже, чем бы следовало, и вперед намерена поступать точно также. Что-ж, сэр, я отдала ему комнаты очень дешево, принимая во внимание их настоящую цену, но я была в таком унынии, что у меня сил не хватило торговался. Эта неблагодарная змея, мистрисс Раубер, женщина, за которой я ухаживала, повернула мне спину, когда меня постигло горе, и наняла комнаты над мастерской сапожника, в которых один запах кожи может отравить порядочную женщину.

- Что-же, удалось мистеру Джерарду приобрести практику?-- спросил Эдуард.

- Пациенты-то у него есть,-- отвечала хозяйка,-- да большею частью безплатные; принимает он от восьми до девяти часов каждое утро. Он очень солидно себя держит, привычки его самые скромные, а расходы до того умеренны, что он может прожить на то, с чем другой умер бы с голоду. Он, кроме того, удивительно искусный молодой человек; он гораздо скорей, чем тот знаменитый доктор, спас m-me Шико, после несчастного случая, бывшого с нею.

- Право!-- сказал Эдуард, вдруг заинтересовавшийся разговором;-- так мистер Джерард знал супругов Шико?

- Знал их! я думаю что он их знал, бедный молодой человек! Он день и ночь, в течение нескольких месяцев, ухаживал за m-me Шико; не будь его, я думаю, что она бы умерла. Никогда не бывало такого усердного доктора, и все из преданности, он не взял ни единого пенса за все свое лечение.

- Необыкновенный молодой человек,--заметил Эдуард.

Она поднялись во второй этаж, и мистрису Клеру были показаны апартаменты, с которыми мистер Дерроль разстался на веки. Меблировка была самая жалкая, но комнаты смотрели довольно чистенькими, гораздо чище, чем казались, когда мистер Дерроль их занимал. Эдуард бросил свой дорожный мешок на пол и объявил, что доволен помещением.

- Не уложите меня спать на сырые простыни,-- сказал он, причем мистрисс Эвит в ужасе подняла руки к небу, и чуть не заплакала, протестуя против столь жестокого обвинения.

- В целом Лондоне нет женщины, которая бы тщательнее меня проветривала белье,-- воскликнула она.-- Я слишком заботлива, много хороших наволок сожгла я, желая скорей высушить их этим способом; но я одна на этом теряю и на это не смотрю.

- Мисс, надо пойти пообедать, сказал Эдуард,-- а потом я думаю, что заверну в театр. Вы, вероятно, можете дать мне ключ.

- Вы получите тот самый ключ, который имел мистер Дерроль,-- любезно возразила мистрисс Эвит, словно предоставляя ему особое преимущество.

- Мне дела нет до того, чей он ключ, лишь бы дверь отворял,-- отвечал поэт; затем он положил ключ в карман и вошел обедать в дешевый французский ресторан, а оттуда в театр. Он приехал в Лондон с особой целью, но намеревался извлечь из своего путешествия возможно больше удовольствия.

С той минуты, как Эдуард Клер узнал, что Джордж Джерард лечил m-me Шико, он ощутил сильное желание познакомитъся с мистером Джерардом. Вот человек, который может помочь ему в предстоящем ему деле. Вот человек, который должен коротко знать мужа танцовщицы и может узнать Джэка Шико в лице настоящого Газльгёрстекого сквайра. Знакомство с этим человеком имело для Эдуарда Клера большую цену. Раз придя к положительному заключению на этот счет, мистер Клер, не теряя времени, поспешил воспользоваться благоприятно для него сложившимися обстоятельствами. Он посетил мистера Джерарда в первое же утро после своего приезда в город. Было только половина девятого, когда он подошел к дверям докторской квартиры, так велико было его желание обезпечить себе свидание до отбытия мистера Джерарда из дому.

Он застал Джорджа Джерарда за его скромным ранним завтраком, состоявшим из кофе и хлеба с маслом; перед ним лежала раскрытая книга. Глаза Эдуарда заметили аккуратность, с какой был одет доктор, заметили также, что сюртук его ношен до последней возможности, сколько-нибудь совместимой с добропорядочностью. Еще месяц, и доктор окажется с продранными локтями. Он заметил также толстые ломти хлеба с маслом, сомнительного вида кофе, с запахом, намекавшим на присутствие в нем посторонних веществ. Очевидно, то был человек, которому не легко давалась борьба с жизнью. С таким человеком, должно быть, легко иметь дело.

Джордж Джерард с приятной улыбкой поднялся на встречу гостю.

- Мистрисс Эвит сказала мне, что вы желали меня видеть,-- проговорил он, указывая рукою на стул, стоявший у несколько жалкого огня.

Научное приспособление из огнеупорных кирпичей было прилажено к обширному старому камину, после переезда мистриссь Рауберь, и он теперь вмещал minimum

- Да, мистер Джерард, я очень желаю с полчаса побеседовать с вами.

Комната очень изменилась с того времени, как мистриссь Рауберь занимала ее. Тогда она казалась типом вульгарной гостиной. Теперь она смотрела комнатой ученого. Джордж Джерард имел возможность тратить очень мало денег на убранство своих комнат, но он покрыл стены полками из елового дерева, а полки наполнил книгами, такими книгами, какие настоящий библиофил собирает по всем улицам и переулкам Лондона. В окне он поставил солидный, старомодный письменный стол, у камина - два покойных кресла, а каминную доску украсил часами и двумя бронзовыми статуэтками, приобретенными почти задаром; получалось общее впечатление комнаты, которую джентльмен мог занять, не краснея. Эдуард Клер видел все это, не без сильного чувства зависти. Он видел в этой способности выносить подобное существование ручательство в возможности, для молодого врача, подняться на крутую гору известности.

- Такого рода люди и успевают в жизни,-- подумал он.-- Но такой упорной выносливости нельзя ожидать от человека поэтического темперамента.

- Желаете вы говорить со мной как с доктором?-- спросил Джерард.

- Нет, то, что я имею сказать вам, очень верно, но не относится к вашей специальности и не касается лично меня. Вы знали супругов Шико?

- Да, так что же? Вы также знали их? Я никогда не видал вас здесь во время её болезни. Вы, может быт, знали их в Париже?

- Нет, я никогда не видал m-me Шико вне сцены. Но я глубоко заинтересован в отыскании её убийцы: не ради собственно ее, но в интересах личности, мною уважаемой. Видели вы Джэка Шико со времени убийства?

- Нет, еслиб я видел его - Джордж... Джерард вдруг оборвал свою речь.

- Еслиб вы его видели, вы бы его выдали полиции, в качестве убийцы жены. Вы это хотели сказать?

открыто лишь несколько часов спустя.

- Несомненно, излишняя осторожность. Если вы пристальнее взглянете на вопрос, то увидите, что он был вынужден поднять тревогу. Не сделай он этого, уйди и оставь свою мертвую жену, было бы очевидно, что он, и он один, есть её убийца. Подняв всех, он, по крайней мере, мог показаться невинным, как бы впоследствии ни опровергало того его бегство.

- Это глубокая тайна,-- сказал Джерард.

- Тайна только для тех, кто не хочет принять естественного объяснения загадки. Человек имел жену пьяницу. Признанная вещь, полагаю, что m-me Шико была пьяница?

- Да, бедняжка. Он мог предоставить ей убить себя посредством водки. Ему бы недолго пришлось ждать.

что получение им в наследство обширного поместья было связало с его браком с другой женщиной, что он уже, с целью обезпечить себе владение этим имением, заключил преступный брак с этой другой женщиной, причем она, бедняжка, во всей этой истории была невинна как ангел. Допустите, что я все это могу доказать, что бы вы тогда сказали о Джэке Шико?

- Я бы наверное сказал, что это дело его рук. Докажите мне только, что он имел достаточно сильную причину к совершению этого преступления; и на основании собственных наблюдений знаю, что жена ему надоела, и и признаю, что очевидность указывает на него как на убийцу.

- Как вы думаете, достаточно ли имеющихся теперь на лицо доказательств для предания его суду?

- Сомневаюсь. Бегство его сильно свидетельствует против него; затем, существует факт, что на дне его ящика с красками лежал кинжал, по форме своей соответствующий ране на шее жертва. Кинжал этот нашел я; теперь он в руках полиции; на нем темная пятна, какие кровь оставляет на стали, и что до меня, то я не сомневаюсь, что этим самым кинжалом была убита la Chicot. Но эти два пункта исчерпывают все доказательства против мужа. Они достаточно вески, чтобы на основании их составить предположение о его виновности, но я сомневаюсь в том, достаточно ли они сильны, чтобы на основании их можно было повесить его.

- Пусть так. Я не хочу его вешать. Но я хочу спасти женщину, мною некогда нежно любимую и которая до сих пор дороже для меня всех других женщин в мире, от брака, могущого кончиться её несчастием и безвременной смертью. Какая участь должна постигнуть такого человека, каков этот Шико, если он, как мы с вами полагаем, виновен? Либо раскаяние доведет его до сумасшествия, либо он будет переходить от преступления к преступлению, все ниже и ниже опускаясь в общественном мнении. Дайте мне только сорвать маску с его лица, разлучить его на веки с его невинной женою, и я этим удовольствуюсь. Чтобы достичь этого, мне нужна ваша помощь. Джэк Шико исчез из виду у всех знавших его. Человек, носивший это имя, теперь землевладелец, всеми уважаемый и, на вид, вполне добропорядочный. Хватит ли у вас самоотвержения на то, чтобы потерять дня два и проехать триста мал, с целью помочь мне доказать тождественность недавняго авантюриста с настоящим владельцем замка? Путешествие ваше не будет вам стоить ни гроша.

- Чтобы это исполнить, я должен рассказать вам длинную историю,-- отвечал Эдуард.

А затем, не упоминая имен собственных, он рассказал историю завещания Джаспера Тревертона и брака Лоры Малькольм. Факты, в том виде, в каком он их передавал, выставляли Джона Тревертона негодяем-интриганом, способных совершить самое мрачное преступление в видах своей личной пользы.

- Должен сознаться, что все против него,-- сказал Джерард, когда Клер окончил свое повествование.

- Но в этой истории есть одно затруднение. Вы говорите, что Шико, с целью обезпечить себе владение состоянием, женился на молодой особе в январе месяце перед смертью m-me Шико. Теперь, если он окончательно решился отделаться от своей законной жены, каким-бы то ни было способом, почему он от нея не отделался до вступления своего в новый брак, а после? Преступление было бы то же самое, разоблачение его не представляло бы большей опасности. Убийство, совершенное после второго брака, было анахронизмом.

не узнала Джека Шико в лице деревенского сквайра. Он мог думать, что откупится от m-me Шико. Может быть, он тогда лишь остановился на мысли об убийстве, когда убедился, что ему не обмануть её любви или её ревности. Никто, а тем менее человек, прошлое которого не может быть ему поставлено в укор, не падет сразу в пучину преступности.

- Чтож,-- вздохнул Джерард, после непродолжительного молчания,-- я поеду с вами, посмотрю на этого человека. Я принимал большое участие в судьбе этого бедного создания. Я бы сделал многое, чтобы спасти ее от последствий её собственного безумия, еслиб только это было возможно. Да, я поеду с вами, мне бы хотелось знать, чем вся эта история кончится.

Между молодыми людьми было условлено, что они поедут вместе в Девоншир на первых днях нового года, так как Эдуард Клер разсчитывал пробыть в Лондоне только неделю. Джерард имел сопровождать Клера в роли его друга и остановиться в викариате в качестве его гостя.