Раздвоенное копыто.
Часть III.
Глава II. Он обороняется.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Раздвоенное копыто. Часть III. Глава II. Он обороняется. (старая орфография)

Глава II.-- Он обороняется.

Викарию подали письмо в ту самую минуту, как он садился за обед в кругу своего семейства. Викарий по воскресеньям обедал в пять часов, предоставляя себе час на обед и пятьдесят минут на послеобеденный сон, прежде тем выходил мне дому, отправляясь на вечернюю службу, начинавшуюся в семь часов. Среди его паствы были люди, утверждавшие, что тон вечерней проповеди викария в значительной степени зависит от того, доволен-ли он своим обедом или нет. Если он хорошо пообедал, он снисходительно относился к человеческой природе и человеческим слабостям и выказывать кротость, превышавшую кротость Иеремии Тэйлора. Если-же обеде его был неудачен, то самый суровый кальвинизм казался ему недостаточно строгим.

- Из замка, сэр,-- объявила горничная.-- Ждут ответа.

- Ну, зачем люди приносят мне письма в ту самую минуту, как я сажусь за стол?-- капризно воскликнул викарий.-- От Тревертона. О чем может он писать?

Эдуард Клер поднял голову, на лице его выразилось живое участие.

- Желает видеть меня ныньче вечером после службы по особенно важному делу,-- сказал викарий.

- Скажите слуге мистера Трейертона: да, Сусанна. Мой усерднейший поклон, и я буду к вам ранее девяти часове.

Эдуард недоумевал. Неужели Джон Тревертон собирался воззвать к милосердию викария,-- переманить этого доброго, сговорчивого человека на свою сторону, убедить его взглянуть сквозь пальцы на обман, жертвой которого стали душеприкащики, подписавшиеся под завещанием Джаспера? Эдуард был не высокого мнения о мудрости отца своего и о силе его характера. Викарий до слабости любил Лору.

- Ненавижу я выходить вечером в такую погоду,-- заметил мистер Клер,-- но полагаю, что Тревертон имеет сообщить мне нечто важное, иначе он бы едвали стал приглашать меня рискнуть схватить бронхит.

Том Сампсон, возседавший у своего уютного камелька и вознаграждавший себя за воскресную скуку чашкой крепкого чаю и целым блюдом поджаренного хлеба с маслом, также получил из замка письмо, в котором его просили прибыть туда между восемью и девятью часами вечера.

"Мне очень жаль безпокоить вас в воскресенье, но это дело не терпящее отлагательства",-- писал Джон Тревертон.

- Сроду не слыхивала!-- воскликнула Элиза Сампсон, когда брат её вслух прочел коротенькое письмо. Элиза постоянно уверяла, что она сроду не слыхивала. Эта отрывочная фраза была её любимым выражением удивления.

Затем, мисс Сампсон принялась соображать: чтобы это было за дело, которое требует присутствия брата её в замке. Люди, живущие в такой уединенной деревне, как Газльгёрст, очень рады, если им есть над чем призадуматься в зимний воскресный вечер.

Ровно в половине девятого мистер Сампсон явился в замок и был введен в библиотеку. Комната эта редко бывала занята, так как мистер и мистрисс Тревертон все свои любимые книги держали в другом месте. Здесь-же, на этих массивных дубовых полках, не видно было литературного произведения, которому-бы не было по крайней мере, ста лет. То было хранилище для гениальных творений мертвецов. Путешествия от Марко-Поло до капитана Бука, историческия сочинения от Геродота до мистрисс Екатерины Маколей, стихотворения от Чаусера до Мильтона, все эти книги были скромно переплетены в темно-коричневую кожу; многолетняя пыль густым слоем покрывала их верхние края. То была длинная, узкая комната, с тремя большими окнами, занавешенными выцветшим красным сукном. Она имела внушительный вид, напоминавший судебную залу в этот воскресный вечер, тускло освещенная двумя лампами, стоявшими на среднем столе и образовавшими световой фокус посреди комнаты, тогда как углы её оставались во мраке. Яркий огонь пылал в широком старинном камине, имевшем форму корзинки, и Том Сампсон уселся подле него в ожидании появления хозяина. Триммер сказал ему, что мистер Тревертон вскоре к нему пожалует.

Вскоречерез полчаса, так как часы пробили девять, а мистер Сампсон все еще ждал. Не чувствуя желания углубиться в изучение литературы прошлых времен, он позволил огню усыпить себя, и преспокойно спал, когда дверь отворилась и Триммер доложил: мистер Клер.

Том Сампсон вскочил на ноги, протер глаза, вообразив в первую минуту, что он уснул у камина в своем кабинете, и что Элиза пришла звать его ужинать: ужин был также в числе утешений, в которых мистер Сампсон нуждался, чтобы скрасить скуку воскресного досуга.

Викарий удивился, увидав мистера Сампсона; мистер Сампсон одинаково удивился, увидав викария. Они сообщили друг другу о том, как они были вызваны.

- Должно быть, что-нибудь важное,-- сказал мистер Клер.

- Должно быть, что-нибудь по имению, иначе едва ли бы мы оба ему понадобились,-- заметил Сампсон.

Джон Тревертон и жена его вошли в комнату вместе. Оба были очень бледны; но на лице Лоры выражалось сильное горе, которого не заметно было на лице её мужа. Уверенный в своей жене он готов был встретить несчастие, в каком бы виде оно ни предстало.

- Мистер Клер, мистер Сампсон, я послал за вами как за душеприкащиками по завещанию моего двоюродного брата Джаспера,-- начал он, извинившись сначала перед стряпчим, что так долго заставил его ждать, и усадил Лору в кресло у камина.

- Вы неверно выразились,-- заметил Сампсон.-- Права ваши, в качестве душеприкащиков по завещанию Джаспера Тревертона, существовали только до дня вашей свадьбы. Мы лишь хранители дарственной записи, составленной в пользу мисс Малькольм шестнадцать лет тому назад, а также дарственной записи, составленной вами, после свадьбы, в пользу вашей жены.

- Я послал за вами, чтобы сказать вам, что обманул вас и эту леди,-- твердым голосом отвечал Джон Тревертон. Он собирался продолжать это обвинение против самого себя, когда дверь отворилась, и Триммер доложил о приходе мистера Эдуарда Клера.

Молодой человек вошел в комнату скорыми шагами и окинул всех присутствующих быстрым, ехидным взглядом. Он удивился, увидав Лору, еще более удивился присутствию Тома Сампсона. Он ожидал застать отца своего и Тревертона наедине.

Джон Тревертон взглянул на незванного посетителя с нескрываемым раздражением.

- Вот поистине неожиданное удовольствие,-- промолвил он,-- но может быть, если я скажу вам, что ваш отец и мистер Сампсон сошлись здесь для обсуждения одного дела, представляющого некоторую важность как для меня, так и для них, в качестве охранителей интересов жены моей, то вы будете так добры, что займетесь чем-нибудь в гостиной, пока мы не кончим нашего разговора.

- Я пришел, чтобы говорить с мистрисс Тревертон. Я имею сообщить ей нечто, что она должна выслушать и выслушать немедленно,-- сказал Эдуард.-- Случай открыл мне тайну, касающуюся до нея и до её благосостояния; и явился сюда, чтобы сообщить эту тайну ей, и сначала ей одной. Её делом будет действовать на основании сообщенных мною сведений; моим - предоставить все на её усмотрение.

- Если тайна ваша касается меня, она должна также касаться и моего мужа,-- сказала Лора, вставая и становясь рядом с Джоном Тревертоном. Все, что касается моего счастия, касается тем самым и его. Можете говорить, Эдуард. Пожалуй, ваша воображаемая тайна вовсе не тайна.

- Что вы хотите сказать?-- пробормотал Эдуард, пораженный её спокойным взором и решительным тоном.

- Не пришли ли вы сказать мне, что мой муж, Джон Тревертон, в течение короткого периода своей жизни был известен под именем Шико?

- Да, что и многое другое,-- отвечал Эдуард, глубоко уязвленный тем, что его, повидимому, предупредили.

- Вы, может быть, желаете сказать мне, что он был заподозрен в совершении убийства?

- А, между тем, я верю в его невинность, и также убеждена в ней, как в том, что я сама - не убийца, и еслиб доказательства против него были вдвое сильнее, то и тогда вера моя в него не поколебалась бы,-- сказала Лора, с гордостью в осанке стоя перед обвинителем.

- А теперь, мистер Клер, так как вы видите, что ваша тайна не есть тайна, и что жене моей известно все, что вы можете сообщить ей относительно меня...

- Жене вашей,-- усмехнулся Эдуард.-- Да, отчего же не назвать ее этим именем!

- Она - жена моя, настолько крепко связанная со мною, насколько могли связать ее закон и церковь.

- Другая жена ваша была жива, когда вы женились на ней; разве вы вновь обвенчались после смерти вашей первой жены?

- Мы обвенчались вновь. Жена моя была моей женою лишь по имени до тех пор, пока я не стал свободным человеком и мог признать ее своею перед Богом и людьми.

- В таком случае, ваш первый брак, был преднамеренным преступлением, и преднамеренным обманом,-- воскликнул Эдуард,-- преступлением потому, что вы стали двоеженцем, за что закон страны может покарать вас, даже и теперь обманом, потому что вы, в силу этого брака, как-бы выполняли условия, поставленные вам в завещании вашего двоюродного брата, тогда как вы в действительности выполнят их не могли.

- Позвольте, мистер Эдуард Клер,-- воскликнул Том Сампсон, который, тем временем, благодаря своей быстрой сообразительности, отлично понял самую вопроса,-- вы предполагаете гораздо больше, чем в силах доказать. Вы слишком торопитесь с своими заключениями. Какие доказательства имеете вы на то, что первый брак моего клиента был брак законный? Чем вы докажете, что он когда-либо был женат на m-lle Шико? Нам известно, как небрежно заключаются подобные браки вх слоях общества, в которым принадлежала она.

- Почему я знаю, что он был на ней женат?-- повторил Эдуард - Да на основании его собственного сознания.

- Мой клиент ни в чем не сознается,-- с достоинством заметил Сампсон.

- Он создается во всем, когда говорит вам, что вторично обвенчался с мисс Малькольм вреде смерти m-lle Шико. Еслиб он признавал, что его первый брак с мисс Малькольм действителен, решительно не к чему было повторят обряд.

- Он мог погрешить из излишней осторожности,-- заметил Сампсон.

- Джон Тревертон,-- проговорил викарий, глаза которого обращалась то на одного, то на другого из говоривших, причем обстоятельства дела, мало-по-малу, становились для него все яснее и яснее,-- это ужасно. Почему сын мой является в качестве вашего обвинителя? Что все это значит?

- Это значит, что я совершил тяжкий проступок,-- спокойно отвечал Тревертон,-- и готов загладить его, насколько это в моей власти. Но я не могу обсуждать этот вопрос в присутствии вашего сына. Он вошел в эту комнату в качестве моего явного врага. С вами, с Сампсоном, как с душеприкащиками моего двоюродного брата, я готов говорить с полной откровенностию, как уже говорил с женою, но вашему сыну я исповедываться не обязан. Я не признаю за ним права вмешиваться в мои дела.

- Нет, Эдуард, право, все это до тебя не касается,-- промолвил викарий.

- Не касается?-- с горечью воскликнул его сын.-- Еслиб не сделанное мною открытие, еслиб не присутствие Джорджа Джерарда сегодня в церкви, то неужели вы думаете, что этот добродетельный джентльмен сознался бы во всем жене своей или вам с Сампсоном? Сегодня его признал доктор, лечивший его первую жену, человек, которому известна его история за последние годы, под именем Шико. Очутившись лицом к лицу с неизбежным изобличением, мистер Тревертон очень умно уступил давлению обстоятельств и во всем сознался. Еслиб Джерард никогда не появлялся в Газльгёрсие, этот достопочтенный джентльмен продолжал бы вести ту же жизнь до скончания веков, нетревожимый никакими угрызениями совести.

Викарий с удивлением посмотрел на сына.

Честная-ли любовь к истине и справедливости, или зуд ненависти и зависти так сильно волнуют юношу? спрашивал он себя. Добрый, податливый викарий, преисполненный милосердия ко всему свету, за исключением плохой кухарки, не мог сразу допустить себя до дурного мнения о сыне. С другой стороны, ему не верилось, чтобы Джон Тревертос был злейшим из грешников. А между тем, этот самый Джон Тревертон обвинялся родным сыном викария в непростительном обмане и подозревался в самом тяжком преступлении.

- Если вы прикажете сыну вашему удалиться, то мы можем обсудить это дело безпристрастно,-- заметил Джон.-- Но пока он здесь, уста мои запечатаны.

- Я знаю, что вы враг моего мужа,-- с холодным презрением отвечала Лора,-- и это все, что я знаю или желаю знать о вас.

- Вы жестоки в старому другу, Лора,-- заметил викарий, когда Эдуард вышел из комнаты.

- А разве он не жестоко поступил с моим мужем?-- с подавленным рыданием отвечала Лора.

- Теперь, постараемся взглянуть этому делу прямо в глаза,-- сказал мистер Сампсон, спокойно усаживаясь к столу и вынимая свою записную книжку.-- Согласно с вашим показанием, мистер Тревертон, жена ваша была жива, когда вы в первый раз венчались с мисс Малькольм 31-го декабря третьяго года. Второй ваш брак до нас не касается - разве настолько, насколько он охраняет честь этой дамы. Этот второй брак не имеет значения в имущественном отношения. Мне очень прискорбно, но я должен сказать вам, что если ваш брак с французской танцовщицей был действительным браком, то вы имеете такое же право жить в этом доме или владеть хотя бы одним акром земля Джаспера Тревертона, как и последний мужик в Газльгёрсте.

- Я готов завтра же отказаться от всего, чем владею. Пусть устроивают больницу. Я признаю себя обманщиком. Как ни постыден кажется мне этот поступок теперь, когда я хладнокровно обсуждаю его, он почти не представлялся мне подлогом, когда впервые пришел мне на ум. Я видел средство закрепить поместье за приемной дочерью моего двоюродного брата. Я знал, что задушевным желанием его было, чтобы она владела им. Когда я венчался с Лорой Малькольм в Газльгёрстской церкви, я питал лишь самую слабую надежду когда-нибудь действительно стать её мужем. Когда я составил дарственную запись, которая должна была обезпечить ей полное пользование поместьем, я не имел никакой надежды когда-нибудь вместе с нею владеть им. Клянусь честью мужчины и джентльмена,-- ради этого дорогого мне существа поступил я таким образом, не имея вовсе в виду моего личного счастия или обогащения.

Рука Лоры оставалась в его руке все время, пока он говорил. Её крепкое пожатие при заключительных словах его речи сказало ему, что ему верят.

- Если вы все эти факты объявите во всеобщее сведение, то вы и себя, и жену свою обречете на нищету,-- заметил Сампсон.

- Нет, мы не будем в совершенной бедности.-- воскликнула Лора.-- Нам останется мой доход. Он не составляет и полных трехсот фунтов в год, но мы, может быть, как-нибудь ухитримся прожить на это; не правда ли, Джон?

- Я могу жить на мрачном чердаке, питаться коркой хлеба в день и быть довольным своей судьбою, если ты будешь со мной,-- тихим голосом отвечал ей муж. Мистер Клер расхаживал по комнате, стараясь подавить свое волнение. Вся эта истории была слишком ужасна: он с трудом мог поверить в действительность столь чудовищного факта. Этот Джон Тревертон оказался негодяем, поместье должно целиком идти на устройство больницы. Бедная Лора должна покинуть свое роскошное жилище. Приход понесет тяжкую потерю. Все это грустно, несносно, и вообще сопряжено с большими затруднениями. Викарий, к тому же, питал к Джону Тревертону искреннюю симпатию.

- Что имеете вы сказать относительно убийства этого бедного создания,-- первой жены вашей?-- воскликнул он, подходя к камину, у которого стояли Тревертон и Лора.

- Только то, что я столько же знаю, кто убил ее, сколько и вы,-- отвечал Джон Тревертон.-- Я сделал глупость, может быть, поступил как трус, когда в ту ночь вышел из дому, с твердой решимостью никогда более туда не возвращаться; но еслиб вы могли знать, как невыносима была для меня моя прежняя жизнь, вы едва ли бы стали удивляться тому, что я воспользовался первым удобным случаем, чтоб покончить с этой жизнью.

- Нам следует смотреть на вопрос с деловой точки зрения,-- заметил мистер Сампсон.-- Мы ни с чем не станем торопиться. Вам никогда не поздно будет отказаться от поместья, мистер Тревертон, и признать себя виновным в двоеженстве. Но прежде, чем вы решитесь на такой шаг, вам не мешает несколько подробнее ознакомиться с фактами. Вы женились на m-lle Шико в Париже?

- Да, 18-го мая, 68-го года. Брак наш был заключен в мэрии, другого обряда не было.

- Под каким именем женились вы?

- Конечно, под своим. Лишь впоследствии стал я известен под именем жены моей.

- Многим ли личностям в Париже были вы известны под вашим собственным именем?

- Весьма немногим. Я писал в газетах под псевдонимом; рисунки свои в то время все подписывал: Джэк. Вообще, я был известен под именем Джэка, а после свадьбы стал Джэком Шико.

- Очень немногое, кроме того, что она прибыла в Париж в Орэ, в Бретани, почти за пять лет до женитьбы моей на ней; что она жила добропорядочно, хотя ее окружало много дурных примеров.

- Но о жизни её в Бретани вы ничего не знали?

- Я знал только то, что она мне рассказала. Она была дочерью рыбака, родилась и выросла в крайней бедности. Ей наскучило суровое однообразие её жизни, она прибыла в Париж одна, причем большую часть пути сделала пешком, думая составить себе карьеру. Орэ от Парижа - на разстоянии целого дня езды по железной дороге. Ей пришлось употребить почти месяц на то, чтобы пройти это разстояние.

- Это все, что вам известно?

- Решительно все.

- Так вы не можете знать, что она была свободна и могла вступать в брак, а потому не можете знать, были ли вы женаты на ней законным браком?-- с торжеством воскликнул Том Сампсон. Его собственные интересы, также как и интересы его клиента, были поставлены на карту, и он твердо решился энергически отстаивать их. Его должность управителя приносила ему добрых пятьсот фунтов в год. Если поместье перейдет в другия руки и будет употреблено на устройство и содержание больницы, то он, по всем вероятностям, лишится своего места управляющого и собирателя поземельной подати. Какой-нибудь услужливый комитет вытеснит его. Его роль душеприкащика ничего не принесет ему, кроме забот и хлопот.

- Это - оригинальный взгляд на вопрос,-- задумчиво сказал Тревертон.

- Это единственный правильный взгляд. Что за радость человеку торопиться доказывать всем и каждому, что он виновен в преступлении? Почем вы знаете, что m-mlle Шико не оставила в Орэ мужа. Может быть, из желания уйти от его дурного обращения и явилась она в Париж. Это был отчаянный шаг для молодой женщины,-- путешествовать целый месяц по незнакомой местности, притом одной и пешком.

- Она так была молода,-- заметил Тревертон.

- Не настолько молода, чтобы не могла глупо выйти замуж.

- Что бы вы посоветовали мне делать?

- Это я скажу вам завтра, пообдумавши дело на досуге. Покамест могу сказать вам, чего-б я вам посоветовал не делать.

- А именно?

- Не отказывайтесь от вашего поместья, пока вы сами не убедитесь и мы, в качестве охранителей интересов жены вашей, не убедимся окончательно, что вы не имеете права владеть им. Мистер Клер, я должен просить вас, как моего сотоварища по хранению дарственной записи, составленной в пользу мистрисс Тревертон её мужем, после свадьбы, умолчать о всех фактах, ставших нам известными ныньче вечером, и потребовать также от вашего сына, чтобы он свои сведения хранил про себя.

- Сын мой не может иметь никакой побудительной причины вредить мистеру и мистрисс Тревертон,-- сказал викарий.

- Разумеется, нет,-- возразил Сампсон,-- а между тем, в его обращении мне показалось нечто в роде мести.

- Полагаю, что он был движим лишь своим расположением к Лоре,-- отвечал викарий.-- Он горячо отнесся к делу, так как почел ее глубоко оскорбленной. Я сам того же мнения и вовсе не удивляюсь негодованию моего сына. Что касается до юридической стороны дела, предоставляю вам, мистер Сампсон, судить о ней и обработывать ее сколько возможно лучшим образом в интересах вашего клиента. Но разсматривая дело со стороны нравственной, я бы не выполнил своего долга, как служитель алтаря, еслиб не заявил, что мистер Тревертон совершил грех, искупить который может лишь глубокое и честное раскаяние. Больше я теперь ничего не скажу. Доброй ночи, Тревертон. Доброй ночи, Лора.-- Он обнял и поцеловал ее с отеческой нежностью.

- Мужайтесь, бедняжка моя,-- тихим голосом проговорил он.-- Ради вас, желаю вашему мужу выйти из всех его затруднений. Не отправитесь ли со мною в викариат потолковать с Селией о вашем горе? Это, быть может, облегчит вас.

Дорогой мистер Клер, ради меня, постарайтесь не думать дурно о моем муже. Я знаю, что он согрешил, но искушение было немалое. Он не мог видеть всего значения совершаемого им проступка. Скажите мне, что вы не подозреваете его в том, в чем он был заподозрен; что вы не находитесь под влиянием жестоких слов Эдуарда. Вы не думаете, чтоб он убил свою жену?

- Нет, дорогая,-- решительно отвечал викарий.-- Прежде всего он - Тревертон, и происходить из семьи, которую я люблю и уважаю; новом я в течение шести месяцев был с ним в дружеских отношениях, и не думаю, чтобы я был такой глупец, чтобы мог так долго оставаться на короткой ноге с убийцей и не распознать его. Нет, дорогая, я думаю, что ваш муж был слаб и грешен; но я не думаю - я никогда не допущу - чтобы он был хладнокровным убийцей.

- Да благословит вас Бог за эти слова,-- сказала Лора, когда викарий отошел от нея.

- Если мистрисс Тревертон согласится лечь и немного отдохнуть после всех этих волнений, я буду очень рад потолковать еще с вами, прежде чем отправиться домой,-- сказал Сампсон, когда дверь затворилась за мистером Клером.

Лора согласилась исполнить его просьбу. Она обратила в нему свое бледное, истомленное лицо, дышавшее доверием и любовью, когда он проводил ее до конца лестницы.

Он возвратился к Тому Сампсону, который что-то царапал в своей записной книжке, причем находился в мрачном настроении духа.

- Ну, Сампсон, мы одни. Что имеете вы сказать мне?

- Очень многое. В отличное положение вы себя поставили. Почему не доверились вы мне с самого начала? Что пользы человеку иметь поверенного, если он все дела свои держит в секрете?

- Этого вопроса мы теперь обсуждать не станем,-- скакал Джон Тревертон.-- Мне нужен ваш совет для будущого, а не ваша сетования над прошлым. Как бы вы советовали мне поступить?

Позвольте. Отсюда до Экзетера немногим больше тридцати миль. На хорошей лошади вы бы могли попасть в Экзетер.

- Несомненно. Но, что бы я выиграл, поступивши таким образом?

- Вы были бы далеко прежде, чем бы вас могли арестовать по подозрению в убийстве первой жены вашей.

- Кому арестовать меня?

- Эдуард Клер замышляет недоброе. Я в этом убежден. Если он еще не дал знать полиции, так будьте уверены, что он сделает его безотлагательно.

повторять ее. Если мне суждено быть арестованным, судимым за убийство, я всему покорюсь. Может быть, это лучшее, что могло бы со мной случиться, так как на суде могла бы выясниться истина.

- Чтож, может быть, вы и правы. Бегство послужило бы к вашему обвинению. Но я советую вам переплыть канал, не теряя и часу времени. Для вас крайне важно ознакомиться с прошлым первой жены вашей. Еслиб вам удалось открыть, что она была замужней женщиной, когда покинула Орэ, что муж её был жив, когда вы на ней женились...

- Почему вы все играете на этой струне?-- с нетерпением спросил Тревертон.

- Потому, что одна эта струна может спасти ваше поместье.

- Я ни на что подобное не надеюсь.

- Я ничего не имею против этого. Утопающий хватается за соломенку. Отчего мне не ухватиться за эту соломенку скорей, чем за другую?

- В таком случае, мы отправимся завтра с первым поездом. Отсюда мы выедем совершенно открыто. Можете говорить публике, что едете в Париж по делам; но если молодой Клер пошлет полицию в погоню за вами, я думаю, что поимка наша покажется ей делом не легким.

- Да, я поеду в Орэ,-- сказал Джон Тревертон, задумчиво глядя в огонь.-- В прошлом жены моей может заключаться ключ к разгадке её ужасной смерти. Месть должна была быть побудительной причиной этого убийства. Кого могла она так глубоко оскорбить, чтобы ничем, кроме её жизни, нельзя было утолить его бешенства?

- Кого, кроме покинутого мужа или любовника?-- настаивал Сампсон.

- Муж или любовник мог быть далеко, пожалуй за морем, ничего нет мудреного, что он - моряк. Орэ - порт, не так ли?

- Да.

Было условлено, что они выедут в Экзетер с семи-часовым поездом из Бичамптона, попадут на курьерский поезд, отходящий из Экзетера в Соутгэмтон, отсюда переправятся в Сен-Мало на пароходе, отплывающем, в понедельник вечером. От Сен-Мало до Орэ - всего несколько часов езды. Они могут добраться туда почти также скоро как добрались бы до Парижа.