Раздвоенное копыто.
Часть III.
Глава IV. Джордж Джерард в опасности.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Раздвоенное копыто. Часть III. Глава IV. Джордж Джерард в опасности. (старая орфография)

Глава IV.-- Джордж Джерард в опасности.

Хотя Джордж Джерард твердо решился выехать из Бичамптона в понедельник утром с первым поездом, хотя он начинал сомневаться в чистоте намерений Эдуарда Клера, и вообще чувствовал себя не совсем ловко в обществе этого молодого человека, тем не менее, когда понедельник настал и он увидал в окно темное небо и размытую дождем окрестность, то он уступил, легче чем то было в его характере, дружеским убеждениям мистрисс Клер и её дочери, ранехонько явившейся в столовую, с целью напоить отъезжающого гостя чаем.

- Вы право не должны отправляться в такое ужасное утро,-- с материнской лаской заметила жена викария.-- Я бы не позволила Эдуарду пуститься в дальний путь в такую погоду.

Джордж Джерард подумал о неудобствах, которыми изобилует вагон третьяго класса, о струях оледенелого воздуха, проникающих во все щели, о нашествии мокрых пассажиров на каждой станции, причем от них несет холодом, а покрытая грязью одежда их касается его колен, о зонтиках по углам, о лежащем на всех и на всем отпечатке нищеты; затем задумчивые глаза его окинули быстрым взглядом хорошенькую маленькую столовую, за мебель которой на аукционе едва ли бы выручили двадцать фунтов, но уютность которой просто цены не имела. Осмотрев комнату, он взглянул на занимавших ее, на Селию в её темном зимнем платье, из синей саржи, сидевшем безукоризненно и скрашенным воротничком и рукавчиками самоновейшого фасона.

- Что ты пристаешь к мистеру Джерарду, мама?-- спросила Селия, поднимая голову, склоненную над чайником.-- Разве ты не видишь, что у нас здесь такая ужасная тоска, и ему так хочется отсюда выбраться, что он готов пройдти через испытание, несравненно более тяжкое, чем путешествие в сырую погоду, лишь бы убежать.

- Желал бы я, чтобы вы знали, как слова ваши жестоки, мисс Клер,-- сказал Джерард, с серьёзной улыбкой глядя на нее с своего места у камина.

- Почему жестоки?

- Потому что вы, сами того не сознавая, ставите мне в укор мою бедность. Те восемь или десять пациентов, которых я должен навестить завтра утром, приносят мне отнюдь не более ста фунтов в год, а между тем, мне никак бы не следовало рисковать этим незначительным доходом.

- Как вы все это будете вспоминать, как над всем этим станете смеяться много лет спустя, когда будете ездить в своем экипаже из Sovile-row на станцию железной дороги, чтобы отправиться в Виндзорский замок, в силу полученного по телеграфу королевского приказания.

- Оставив в стороне королевския телеграммы и Виндзорский замок, между моим настоящим местом жительства и Sovile-row такое разстояние, что я сомневаюсь в возможности когда-либо осилить его,-- заметил Джерард,-- а покамест мои немногие платящие пациенты крайне для меня важны, и среди моих бедных больных есть несколько довольно критических случаев.

- Бедняжки, я уверена, что все они могут подождать,-- сказала Селия.-- Может быть им и полезно будет приостановить лечение на день или на два. Лекарства, даже и в лучших случаях, представляют такую сомнительную выгоду.

- У меня есть приятель, который присматривает за моими серьёзными больными,-- нерешительно проговорил Джерард.-- Еслиб я решился поступить по собственному желанию, я бы, конечно, остался.

- Так решайтесь,-- воскликнула Селия.-- Я всегда так поступаю. Мама, положите мистеру Джерарду ветчины с картофелем, пока я сбегаю к Петру и пошлю его в гостинницу Георга, сказать, что омнибусу незачем сюда заезжать.

- Боюсь, что я злоупотребляю вашим милым гостеприимством и причиняю вам большие хлопоты,-- сказал Джерард, когда Селия выскользнула из комнаты, чтобы отдать нужные приказания.

- Вы не причиняете нам никаких хлопот, и должны знать, что я очень счастлива видеть у себя друга моего сына.

При этих словах бледные щеки Джерарда слабо вспыхнули. Он чувствовал, что положение, занимаемое им в викариате, есть как-бы плод обмана. Все смотрели на него как на близкого друга Эдуарда Клера, а ему уже стало ясно, что Эдуард - человек, с которым ему никогда не подружиться. Но к матери и сестре Эдуарда Клера он питал гораздо более теплое чувство.

Он уселся за ранний завтрак с обеими дамами. Викарий завтракал позже, а одним из преимуществ Эдуарда, как будущого поэта, было предоставленное ему в настоящем право каждое утро лежать в постели до десяти часов. Никогда не бывало более веселого завтрака. Джерард, решившись остаться, всецело отдался удовольствию минуты. Селия разспрашивала его об его образе жизни, и вызвала его на живой рассказ о некоторых, наиболее любопытных, эпизодах его карьеры. Он редко принимал участие в буйных удовольствиях своих товарищей студентов, но все же участвовал в них настолько, что видел все, что есть своеобразного и интересного в лондонской жизни. Селия слушала, широко раскрыв глаза.

- Вот это я называю жизнью,-- воскликнула она.-- Какая разница с нашим прозябанием здесь. Я убеждена, что еслиб Гарвей весь свой век прожил в Газльгёрсте, он бы ни за что не открыл кровообращения. Я даже не верю, чтобы наша кровь обращалась.

- Еслиб вы только могли знать, как ваша деревенская тишина мила городскому жителю,-- сказал Джерард.

- Пусть городской житель попробует насладиться ею в течение месяца или шести недель,-- заметила Селия.-- К концу этого срока он порядком истомится; если он только не из числа людей, которые всегда счастливы, пока могут расхаживать с ружьем или удочкой и хоть что-нибудь убивать.

- Я бы не нуждался ни в ружье, ни в удочке,-- сказал Джерард.-- Я думаю, что мог-бы найдти полное счастие среди этих гор.

- Как, вдали от всех ваших больниц?

- Я говорю о праздничной стороне моей жизни. Я бы не мог постоянно жить вдали от больниц. Я должен следить за своей наукой.

- Врач никогда не перестает учиться. Медицина развивается. Нынешний новичок знает больше, чем знал опытный врач сто лет тому назад.

Так как мистер Джерард мог провести в викариате всего один день лишний, то Селия, с величайшим добродушием и любезностью, взяла на себя труд сделать этот день для него приятным. Брат её смотреть скучным, угрюмым, и на целый день заперся у себя в комнате, под предлогом окончательной отделки лирического стихотворения, набросанного им, в минуту вдохновения, для одного из журналов, так что гость всецело остался на руках Селии, на что она впоследствии жаловалась, хотя в данную минуту довольно весело снесла ниспосланное судьбою наказание.

Молодые люди провели утро в разговорах у камина в столовой, причем Селия делала вид, что усердно трудится над вышиванием накидки на кресло, тогда как Джерард расхаживал по комнате, смотрел в окно, вертелся на стуле, вообще вел себя так, как молодой человек, не принадлежащий к породе ручных кошек, должен вести себя, когда его запрут в четырех стенах, с глазу на глав с молодой женщиной. Несмотря на эту непоседливость, доктор, повидимому, был очень доволен своим, в праздности проведенным, утром. Он съумел найти множество предметов для разговора, толковал о людях, о различных местностях, о книгах, о жизни в отвлеченном смысле и, в заключение, о собственном детстве и юности. Он рассказал Селии гораздо больше, чем привык рассказывать знакомым.

Её голубые глаза выражали такое нежное сочувствие, хорошенькая, слегка отдувшаяся, нижняя губка была так мила, что ему захотелось довериться ей. Как физиономист, он готов был составить себе хорошее мнение о Селии, несмотря на её легкомыслие. Как молодой человек, готов был влюбиться в нее.

- Юность ваша должна была быть очень суровой,-- с состраданием заметила она, выслушав полугрустное, полуюмористическое описание его жизни в Абердинской коллегии.

- Да, по всем вероятностям и в зрелом возрасте мне суждено испытать ту же суровость судьбы,-- серьёзно отвечал он.-- Какже мне после этого осмелиться предложить женщине разделить жизнь, обещающую там мало радостного.

- Но разве не все великие люди вашей профессии начинали с того же?-- спросила Селия.-- Сер Астлей Купер, например, или тот бедняжка, что открыл различные функции нервов, руководящих нашими мыслями и движениями, хотя Аллаху известно, какую действительную пользу открытие его могло принести кому-либо.

- Я полагаю, что вы говорите о сэр Чарльзе Белле,-- подсказал Джерард, несколько возмущенный столь непочтительным отношением к гениальному человеку.

- Вероятно,-- сказала Селия.-- Он, кажется, написал целую книгу о руке. Желала бы я, чтоб он написал книгу о перчатках; понятия перчаточников об анатомии просто нелепы. Я еще не встречала перчаточника, который бы понимал строение моего большого пальца.

- Какое преимущество мой пол имеет над вашим в этом отношении,-- заметил Джерард.

- Как так?

- Мы можем вовсе не носить перчаток, разве когда танцуем или правим лошадьми.

- А,-- вздохнула Селия, с недоумением глядя на него.-- Вероятно, в больших городах, каковы Лондон и Манчестер, встречаются молодые люди, находящиеся в здравом уме и не носящие перчаток. Они бы не стали этого делать здесь, где все друг друга знают.

- Я думаю, что я купил пары две перчаток с тех пор, как стал взрослым человеком,-- сказал Джерард.

- А для танцовальних вечеров? тут вы как ухитряетесь?

- Очень просто. Я никогда не танцую.

- Как, неужели вам не надоест сидеть на месте? И вальс не вдохновляет вас?

- Я не имел случая в этом убедиться. Я ни разу не был на вечере с тех пор, как прибыл в Лондон.

- Боже милосердый! Почему не ездите вы на вечера?

- Я-бы мог привести на то пятьдесят причин, но может быть и одной достаточно. Меня никто не приглашает.

- Бедненький!-- воскликнула Селия. Ни один из рассказов его о рано начавшейся борьбе с жизнью не тронул ее так, как тронуло это. Вот верх несчастия.-- Как, вы проводите в Лондоне весь сезон, и никто не приглашает вас на танцовальные вечера?

- В той части Лондона, где я живу, сезона не существует. Там жизнь течет, круглый год, по тому же однообразному руслу; круглый год - бедность, тяжелая работа, долги, всяческия затруднения, болезни и горе.

- Слушая вас, сердце мое обливается кровью,-- сказала Селия:-- впрочем, это кажется физиологически невозможно, и я не должна говорить подобных нелепостей доктору; но вы положительно огорчаете меня.

свое дело, подвигаюсь вперед так быстро, как только мог надеяться. Я думаю, да, я право думаю, что рано или поздно составлю себе имя и состояние, если только проживу достаточно долго. Лишь когда я подумаю, сколько времени должно пройти, прежде чем я завоюю себе положение достаточно хорошее, чтоб жена могла разделить его, начинаю я чувствовать нетерпение.

Селия вдруг сосредоточила все свое внимание на вышивании темными тенями виноградного листка, и так низко наклонила голову над работой, что яркий румянец залил ей щеки, и ей не хотелось поднять глаз.

Вскоре она слегка кашлянула, и так как Джерард молча расхаживал по комнате, почувствовала, что должна хоть что-нибудь сказать.

- Мне думается, что молодая особа, с которой вы обручены, будет ждать, как бы долго ни пришлось,-- вымолвила Селия:-- или же, если она очень мужественна, не побоится разделить с вами борьбу с жизнью.

- Такой молодой особы не существует,-- отвечал Джерард.-- Я не обручен.

- Прошу вас извинить меня, я забыла, что вы не ездите на вечера.

- Разве вы думаете, что человек должен выбирать себе жену на бале?

- Не знаю. Подобные вещи случаются на балах, не правда ли?

- Может быть. Что до меня, я бы предпочел видеть мою будущую жену в её домашнем кружке, у отцовского очага.

- Штопающую чулки,-- подсказала Селия.-- Мне кажется, это настоящая проба женской добродетели. Женщине можно дозволить играть и петь, даже говорить на нескольких живых языках, но её главное достоинство заключается в её способности штопать чулки и приготовлять пуддингь. Сознайтесь, мистер Джерард, разве не таково издавна-установившееся понятие об идеальной женщине?

- Мне кажется, что штопанье чулок и приготовление пуддинга как-бы олицетворяют все домашния добродетели. Влюбленный, принимающий во внимание подобные подробности, может показаться скрягой, но счастие мужа отчасти зависит от уменья жены хозяйничать. Может ли тот дом быть раем, где кухарка меняется каждый месяц, а полисмен съедает всю холодную говядину?

Селия разсмеялась, а потом вздохнула. Она твердо решила, что если когда выйдет замуж, то муж её должен быть достаточно богат, чтобы стоять выше жалких соображений по части домашней экономии, неизбежных при ограниченном доходе. Он должен иметь возможность держать, по крайней мере, пони-чэз, и экипаж этот должен быть содержан в отменном порядке. Без мужской прислуги Селия может обойтись, но ей необходима изящная горничная. Она не мечтает о туалетах от Ворта, но не потерпит никаких ограничений по части воротничков и рукавчиков, и должна иметь возможность заказывать свои платья у лучшей модистки в Экзетере или Плимуте. И вдруг является молодой человек, который должен целые годы ждать возможности жениться, или же решиться увлечь за собой несчастную молодую девушку в унылое болото приличной бедности. Селия искренно жалела о нем. Из всех, когда-либо виданных ею мужчин, он казался ей самым мужественным, самым умным, самым энергичным - вообще лучшим. Если его нельзя было назвать красивым, то в чертах его оживленного лица было нечто, казавшееся Селии более привлекательным, чем совершенная правильность линий или великолепнейший цвет лица. Мистрисс Клер не показывалась целое утро, занятая мелкими домашними заботами, которым она придавала большую важность, тогда как Селия характеризовала их одним словом: возня. Хозяйка появилась ко второму завтраку, и занимала гостя разсуждениями о докучливости прислуги и разнообразных затруднениях, встречающихся в хозяйстве, до тех пор, пока Эдуард - почтивший семейный кружок своим присутствием и питавший свою истомленную душу холодным ростбифом и пикулями - безцеремонно не прервал речей матери и не завел с Джорджем Джерардом спора касательно относительных достоинств Броунинга и Суинбёрна.

Селия была поражена начитанностью молодого врача. Она ожидала найти в нем невежду почти по всем отраслям знания, исключая его специальности.

- Как умудряетесь вы находить время для легкого чтения?-- спросила она.

- Легкое чтение, единственное мое развлечение.

- Бываете же вы, от времени до времени, в театре?

- Охотно бываю, когда дают что-нибудь хорошее,-- отвечал Джерард, краснея при воспоминании о том времени, когда он ходил три раза в неделю любоваться цветущей красотой Шнко.

Он стыдился увлечения, казавшагося ему некогда столь же благородным, как поклонение, воздаваемое древними греками отвлеченной красоте.

К концу завтрака дождь перестал, и серое, зимнее небо, хотя и не согретое солнечными лучами, уже более не имело угрожающого вида.

- Не дурное время для прогулки, по полям,-- сказал Джерард, стоя у окна и глядя на видневшийся из него ландшафт.

- Не решитесь ли вы, мисс Клер, быть моим проводником?

Селия вопросительно взглянула на брата.

Селия, калоши, и показывай нам дорогу.

Селия убежала в восторге от представившагося случая. Прогулка по полям с разговорчивым молодым человеком была, по крайней мере, новинкой.

- Приготовь нам что-нибудь вкусное к обеду, мама милая,-- просила она.-- Это его последний вечер.

Тон просьбы внушил мистрисс Клер смутные опасения. Девушка навряд ли бы могла сказать больше, будь гость её обрученным женихом.

- Разумеется, голубушка. Все мы это знаем, но ты уж устрой не совсем понедельничный обед,-- настаивала Селия.

- Что касается до этого молодого человека, я не думаю, чтоб он замечал что он ест.

- Сохрани Бог, чтоб он походил на отца моего, и чтоб обед был самым важным событием в его дне!-- возразила Селия, тогда как мистрисс Клер кротко прошептала:

- Дорогая, у отца твоего очень странная натура. Иные вещи он может есть, других не может.

Затем Селия побежала одеваться, и облеклась в темно-серый плащ и кокетливую круглую шляпу.

Прогулка по полям оказалась вполне удачной. Эдуард держался в стороне, и в мрачном молчании курил сигару, во остальные двое были также веселы, как двое школьников, украдкой вырвавшихся на свободу. Они карабкались по самым крутым тропинкам, бродили по горам и долам, чуть-чуть не завязли в болоте, и все время, в порыве неистощимой веселости, болтали и смеялись. Джордж Джерард с трудом узнавал себя, и был поражен удивлением, убедившись, что жизнь может быть так приятна. Зимний воздух был свеж и чист, ветер весело посвистывал над обширным полем, поросшим дерном и вереском. В самую минуту заката целый поток желтоватого света валил западный край низко-надвинувшагося неба; то была прощальная улыбка солнца, скрывавшагося в течение целого дня.

- Боже милосердый!-- воскликнула Селия,-- мы едва будем иметь время добежать до дому в обеду; если что раздражает отца - так это ждать обеда в течение пяти минут. Более пяти минут он никогда не ждет, а еслиб и попробовал, то я думаю, до наступления десятой, сошел бы с ума. Вам не следовало увлекать меня так далеко, мистер Джерард.

- Мне кажется, вы меня увлекли,-- полусерьёзно, полувесело заметил Джерард.-- Я никогда в жизни не чувствовал себя дальше от своего будничного я

Селии покраснела при этом обвинении, но ничего на него не возразила. Она повернулась и окинула взором пройденное ими пространство.

- Я нигде не вижу Эдуарда!-- воскликнула она.

- Знаете-ли, мне думается, что он покинул нас с час тому назад, заметил Джерард.

- Что за смешной человек! А теперь он вернется домой Бог знает за сколько времени до нас, и будет выставлять свою аккуратность перед отцом, конечно, не без выгоды для себя.

- Он брат,-- отвечала Селия,-- и в качестве такового способен на всё. Двигайтесь пожалуйста, мистер Джерард. Мы должны поскорей добежать домой.

- Не обопретесь-ли на мою руку?-- спросил Джерард.

- Расхаживать под ручку по полям! Это было бы слишком смешно,-- воскликнула Селия, быстрыми и легкими шагами поднимаясь на пригорок и снова спускаясь в долину.-- Торопитесь, мистер Джерард, а не то мы заблудимся в потьмах.

Джордж Джерард подумал, что славно было бы заблудиться в поле с Селией или, по крайней мере, проплутать с часок и тем продолжить их прогулку. По счастью, однакож, огоньки деревни, мерцавшие в долине, лежавшей у ног их, были им верным путеводителем, а Селия знала дорожку, по которой они шли, также хорошо, как знала отцовский сад. Единственная опасность заключалась в возможности попасть в болотистую часть луга, начинавшагося на краю поля, но даже и в этом отношении знакомство Селии с местностью спасло их от беды.

А между тем, удовольствия, им изведанные, были не из хитрых. Трое друзей Селии, единственный газльгёрстский жених и две сестры его, зашли провести вечерок, и гостиная викариата наполнилась молодыми голосами и молодым смехом. Селия и обе молодые девушки играли и пели, и хотя ни игра, ни пение не были выше средняго уровня девичьих талантов, голоса были мелодичны и свежи, а пальцы способны надлежащим образом исполнить вальс. Газльгёрстский жених мог участвовать в хоре, при исполнении песенок с припевом, и Джордж Джерард согласился попробовать басовую партию, причем оказался обладателем прекраснейшого баса, и вдобавок одаренным хорошим слухом. Они исполнили, между прочим, знаменитую песнь Бишопа: , причем сбились не более пятнадцати раз, и вообще ужасно веселились, пока викарий прочитывал свои две газеты от первой строчки до последней, а добрая мистрисс Клер мирно дремала под шерстяным шарфом, от времени до времени тыкая на-угад крючком из слоновой кости в вязание, в полном убеждении, что она усердно работает. Эдуард сидел в сторонке, читая "Paracelsus" Броунинга и едва-ли понимая хотя бы слово из прочитанного. Ум его был полон недоумения; самые мрачные мысли роились в нем.

Так шел вечер, пока появление подноса с тартинками и с чашей гретого бордо не дало понять пирующим, что время расходиться. Церковные часы пробили половину двенадцатого, когда Джордж Джерард вошел в себе в комнату.

- Завтра вечером я буду один в моей приемной в улице Сиббер,-- сказал он себе,-- и может быть никогда более не увижу Селии Клер. Пожалуй, так лучше. Что такой хорошенькой и легкомысленной девушке делать в моей суровой жизни?