Джерард.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ГЛАВА IV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Джерард. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГЛАВА IV. (старая орфография)

IV.

Крыши и колокольни большого города, башни и торговые склады вырезывались черными силуэтами на шафрановом небе, когда Джерард Гиллерсдон повернулся лицом к западу свежим и спокойным ранним утром. Он пил и говорил достаточно, чтобы возбудить себя и поднять свой дух так, как еслибы жизнь для него обновилась и все тревоги и заботы разсеялись. Ничто так не разгоняет дневные треволненія, как ночная оргія. К несчастію, действіе её преходящее, и память вступает в свои права.

В это утро Джерард шел по пустынным улицам таким легким шагом, как будто бы жизнь его ничем не была омрачена. В этом настроеніи он относился и к Джермину с симпатіей, как к человеку необыкновенно умному и даровитому,-- человеку, так или иначе остановившему его на краю пропасти, куда он готов был упасть.

- "Быть или не быть?" - бормотал он, замедляя шаг:-- "быть или не быть?" Я был глуп, когда думал, что выбор для меня неизбежен. Фауст подносил кубок с ядом к губам, когда воскресные колокола задержали его руку. И после взрыва небесной радости, после восторженного хора: "Христос воскресе", явился дьявол с своей суетной мірской философіей и дарами богатства и власти. Хотел бы я знать, вліяніе неба или ада задержало мою руку?

Мысли его обратились в девушке за швейной машиной. Он не был расположен вникать в смысл виденія,-- было ли то одно из явленій гипнотизма, или же шарлатанскій фокус, произведенный механическими способами. То было знакомое ему лицо; лицо, виденное им когда-то, давно тому назад, он тщетно напрягал память: виденіе носилось в смутном тумане минувшого детства - мечтой, напоминавшей лето и солнечные дни, леса и воды, там далеко на западе, в ином и давно позабытом среди туманного, закопченного сажей города, міре.

Он прошел в темный и душный корридор меблированных комнат, отперев входную дверь ключом,-- привилегія, которою он не долго будет пользоваться, если только не удовлетворит требованій хозяина квартиры или не получит от него новой отсрочки. Но сегодня утром даже перспектива быть выгнанным на улицу не особенно смущала его. На худой конец он уедет в приход отца и схоронится в зеленых дубравах, среди знакомых односельчан. А если он окажется банкротом и его имя будет пропечатано в Газете, то как ни покажется это позорным ректору и его жене, а все же не он первый, не он и последній. Среди юных отпрысков благородных фамилій несостоятельность такая же обычная вещь, как и скарлатина, и даже почти такая же неизбежная, как корь.

Гостиная и прилегающая к ней спальня показались дряннее обыкновенного при ярком утреннем свете, после роскошных покоев Юстина Джермина. Мебель была недурна в свое время: бронзовая кровать, зеркальный платяной шкаф и туалет в спальной и ореховая мебель, обитая кретоном в гостиной, но все это обтрепалось и полиняло от употребленія, а хозяин, сам по уши в долгах, никогда не мог собраться со средствами подновить обстановку.

Гиллерсдон устал, но сон бежал его глаз, и он знал, что безполезно ложиться в постель, пока мозг работает с энергіей сорока лошадиных сил, а в висках бьет молотом невральгическая боль. Он бросился в кресло и закурил сигару, которую навязал ему Джермин при прощаніи, и лениво оглядел комнату.

На столе лежало несколько писем, с полдюжины,-- обычная, разумеется, исторія. Счеты и угрожающія письма от малоизвестных законоведов, призывающих его вниманіе на неуплаченные счета торговцев. Как ни привык он к таким посланіям, но вид их всегда был ему непріятен. Он не торопился распечатывать их.

Он докурил сначала сигару и тогда уже принялся за свою корреспонденцію.

Первое письмо было от шляпного фабриканта - почтительно-жалостливое. Второе - от солиситора в Блумбери, напоминавшее ему о неуплаченном трехлетнем счете парикмахеру; третье и четвертое - в таком же роде.

Он вскрыл пятое письмо, на конверте которого стоял штемпель "Линкольн-Инн-Фильдс", и которое плотностью бумаги и жирным почерком адреса говорило о респектабельности и значительности солиситора. Но, конечно, песня была та же, только сыграна на лучшем инструменте...

Нет, чорт возьми, песня была совсем иная.

"190, Линкольн-Инн-Фильдсь, W. С. Іюля 17, 188...

"Сэр, если вы тот самый м-р Джерард Гиллерсдон, который в 1879 г. спас старого джентльмена от надвигавшагося паровоза на станціи Ницца, то мы имеем честь уведомить вас, что наш покойный кліент, м-р Мильфорд, банкир в Лондоне, Марсели и Ницце, завещал вам все свое имущество. Наш кліент был несколько эксцентричного нрава человек, но мы не имеем основанія сомневаться в его правоспособности при составленіи завещанія и не опасаемся, чтобы кто-либо стал его оспаривать, так как у м-ра Мильфорда не было близких родственников.

"Мы будем рады вас видеть у себя, или у вас, когда вам будет угодно.

"С истинным почтеніем и пр. и пр.

ій смех Джермина.

- Подвох!-- закричал он:-- ясный подвох оракула, гипнотиста или как там его звать! И жестокая шутка - поманить водой умирающого от жажды путника; изощрять свою фантазію над погибающим человеком! Ну, да меня не так легко поймать. Хрыч, которого я спас в Ницце, не был богатым банкиром; это какой-то нищій, проигравшій последній грош в Монте-Карло.

Он поглядел на часы. Половина шестого. Много времени должно еще пройти, прежде чем ему можно будет убедиться в существованіи или несуществованіи Крафтона и Кранберри и в достоверности письма, лежавшого у него на столе там, где он его швырнул,-- весьма почтенное по внешности письмо, если только внешность что-нибудь значить.

"Не трудно ему было достать от клерка бланк фирмы",-- думал он,-- "Хотя это рискованная вещь для клерка, если только его не прогнал уже хозяин. Но как мог он знать?" - размышлял Гиллерсдон. "Я рассказал ему после полуночи о моем приключеніи в Ницце, а это письмо было отдано на почту в десять часов вечера"...

Но возможно, что Джермин слышал про эту исторію от Динльберта Ватсона, пріятеля Гиллерсдона, бывшого свидетелем того, как окончилось это приключеніе и как старик требовал своего зонтика. У Ватсона было обширное знакомство в городе, и он мог встретиться с Джермином, который был знаменитостью дня и всюду бывал.

Джерард бросился одетый на кровать и частью тревожно дремал, частью просыпался и лежал с полуоткрытыми глазами до половины девятого, когда вошел его слуга Додд, принес ему чашку чая и приготовил ванну. В половине десятого он был уже одет и, выйдя на улицу, кликнул извозчика, который и доставил его в Линкольн-Инн Фильдс, прежде чем пробило десять часов.

Контору, очевидно, только-что открыли - и весьма внушительную, по внешности, контору. Пожилой клерк провел м-ра Гиллерсдона в красивую пріемную, где разрезанные журналы и газеты были систематически разложены на массивном столе из красного дерева. Никто из принципалов еще не пріезжал из своих квартир в Вест-Энде.

Нетерпеніе Джерарда не могло больше сдерживаться в границах,

- Известно ли вам что-нибудь об этом письме?-- спросил он клерка, показывая ему распечатанное посланіе.

- Еще бы, сэр, когда я сам его писал,-- отвечал седой клерк.

- Ради шутки, должно быть, чтобы угодить весельчаку моему пріятелю?-- сказал, кисло улыбаясь, Гиллерсдон.

- Гг. Крафтон и Кранберри не позволяют себе подобных шуток, сэр,-- отвечал клерк с достоинством.-- Я написать это письмо под диктовку м-ра Крафтона, и если вы тот самый м-р Гиллерсдон, о котором идет речь, то письмо это должно было бы доставить вам удовольствіе.

- Оно и доставило бы мне удовольствіе, еслибы я мог отнестись к нему серьезно.

- Как вы можете подозревать шутку в таком важном деле со стороны такой известной и почтенной фирмы?

Гиллерсдон вздохнул нетерпеливо и провел рукой по лбу с смущеніем. Как мог он быть уверен, что вся эта сцена в конторе солиситора, письмо в его руке, разговор с пожилым клерком - не результат гипнотического состоянія, виденіе такое же нереальное, как и девушка за швейной машиной, которую он своими глазами видел прошлой ночью? Он стоял нерешительный, недоверчивый, молчаливый, между тем как клерк дожидался почтительно его приказаній.

Наружная дверь растворилась, пока он так стоял, и послышались размеренные шаги в сенях.

- Вот м-р Крафтон,-- сказал клерк.-- Он может убедить вас, что это не шутка, сэр.

Вошел м-р Крафтон, высокій, широкоплечій, внушительного вида и безукоризненно одетый для роли светского человека, привычного к обществу, но достойного полного доверія семейного поверенного.

- М-р Гиллерсдон, сэр,-- сказал клерк.-- Он полагает, что письмо, полученное им от нашей фирмы - простая шутка.

- Я почти не удивляюсь вашей недоверчивости, м-р Гиллерсдон,-- сказал солиситор вкрадчивым и медовым голосом, разсчитанным на то, чтобы успокоить недоверчивого кліента.-- Такое письмо могло захватить вас врасплох. Это ведь роман действительной жизни, не правда ли? Молодой человек совершает доблестный поступок и забывает о нем... а через несколько лет в одно прекрасное утро просыпается и узнает, что он... богат!-- заключил м-р Крафтон вдруг, как бы сдержавшись, чтобы не употребить более сильное выраженіе.-- Прошу вас пожаловать в мой кабинет. Принесите копію с завещанія, Коксфильд.

Клерк удалился, а м-р Крафтон ввел посетителя покой таких же внушительных размеров, как и его собственная особа.

ія похожа на роман. Но не в первый раз в исторіи завещаній большое состояніе оставляется постороннему лицу в награду за какую-нибудь услугу, в свое время оставшуюся как бы неоцененной. Наш покойный кліент, м-р Мильфорд, был курьезный человек. Я побьюсь об заклад, что он не дал себе труда выразить вам свою благодарность, когда вы рискнули жизнію, чтобы спасти его.

- Единственный труд, какой он себе дал - это неистово кричать, чтобы ему отдали его зонтик.

- Как это похоже на него, милейшій старичок! Это был оригинал, сэр, настоящій оригинал. Вы бы не дали двадцати шиллингов за платье, которое было на нем в тот день, уверяю вас... и с зонтиком в придачу.

- Если бы платье и зонтик очутились в моей квартире, я бы дал десять шиллингов за то, чтобы их убрали.

- Именно!-- вскричал юрист с веселым смехом.-- Весьма замечательный человек. Я сомневаюсь, чтобы он платил своему портному десять шиллингов в год... и хотя бы даже пять. А между тем он был филантроп большой руки, а притом делал добро так, чтобы левая рука не ведала, что творит правая. Но вернемся к главному вопросу. Можете ли вы доказать свою личность, что вы - именно тот самый Джерард Гиллерсдон, имя которого наш покойный кліент записал со слов м-ра Джильберта Ватсона на станціи Ницца?

- Очень легко, я полагаю. Во-первых, я сомневаюсь, чтобы был другой Джерард Гилдерсдон, так как имя Джерард поступило в наш дом со стороны матери и не существовало в фамиліи Гиллерсдонов до моего крещенія. Во-вторых, мой пріятель Ватсон находится теперь в Лондоне и охотно засвидетельствует, что я - тот самый человек, имя которого записал ваш кліент, когда я ушел со станціи. В-третьих, не трудно будет, еслибы понадобились дальнейшія доказательства, установить факт, что я проживал в гостиннице Мон-Флёри в Канне в эту эпоху, и что я ездил в Ниццу в первый день карнавала.

- Я не думаю, чтобы встретились какія-нибудь затрудненія в засвидетельствованіи личности,-- отвечал м-р Крафтон елейно.-- Ваш теперешній адрес тот же, что м-р Ватсон дал нашему оплакиваемому кліенту, и кроме того сообщил, что вы - сын ректора прихода Гемсли в Девоне, обстоятельство, без сомненія, проверенное м-ром Мильфордом. Вот копія с завещанія. Вам желательно, быть может, прослушать его?-- спросил м-р Крафтон в то время, как клерк вошел и положил документ перед ним.

- Очень охотно.

М-р Крафтон читал ясным, отчетливым голосом и с большим благоговеніем. Завещаніе составлено было всего шесть месяцев тому назад в Ницце. Оно начиналось длинным перечнем даров старым слугам, клеркам в трех банкирских домах в Лондоне, Марсели и Ницце, многочисленных пожертвованій на благотворительные дела, даров м-ру Крафтону и его партнеру, м-ру Кранберри.

Гиллерсдон сидел, вытаращив глаза и слушая, как раздавались таким образом тысячи и десятки тысяч фунтов стерлингов. Детской больнице в Грет-Ормонд-Стрите десять тысяч; пять тысяч госпиталю св. Георга; по тысяче каждому из десяти сиротских пріютов; пять тысяч госпиталю для выздоравливающих; три тысячи пріюту для слепых. Неужели останется что-нибудь и для него, после таких щедрых пожертвованій?

Место, касающееся его в завещаніи, было, наконец, прочитано и оказалось коротко и ясно:

"В заключеніе завещаю все мое имущество движимое и недвижимое Джерарду Гиллерсдону, младшему сыну достопочтенного Эдуарда Гиллерсдона, ректора Гемслейского прихода в Девоне, в благодарность за великодушіе и мужество, с каким он спас мою жизнь, рискуя своей собственной, на железнодорожной станціи этого города, 14 февраля 1879 г., и назначаю Джемса Крафтона, солиситора, 190, Линкольн-Инн-Фильдс, единственным душеприкащиком этого моего завещанія".

- Это щедрая награда за поступок, которому я не придавал никакого значенія,-- сказал Гиллерсдон, бледный как смерть от подавленного волненія.-- Я видел молодого человека в Newton-Abbaye, который сделал почти то же самое для собаки, которая бежала по рельсам, запуганная криками сторожей. Этот молодой человек бросился на рельсы и схватил собаку перед самой машиной... чью-то чужую собаку, не его собственную даже. А я... потому что из простой гуманности спас старика от смерти - да, смерть была неминучая, я знаю, я и сам подвергался опасности - но все же ведь это была инстинктивная гуманность - а получаю за это богатство... потому что ведь это, полагаю, богатство?

- Да, м-р Гиллерсдон, и очень значительное богатство... свыше двух милліонов, заключающееся в землях, домах, консолидированных бумагах, железнодорожных акціях и иных, не считая доли в барышах фирмы Мильфорд-братья, банкиры в Лондоне, Марсели и Ницце.

Гиллерсдон не выдержал, услышав это. Он отвернулся от зрителей, принципала и клерка, и изо всей силы старался подавить истерическія слезы, пополам с истерическим смехом.

- Это через-чур нелепо!-- проговорил он, когда несколько успокоился.-- Вчера я был в полном отчаяніи. Да правда ли это?-- жалостно спросил он.-- Вы не дурачите меня?.. вы живые люди, вы оба, не тени? Это не сон?

Он изо всей мочи хлопнул рукой по столу так, что ушиб ее.

- Вот это несомненная действительность!-- пробормотал он.

Солиситор и клерк с сомненіем поглядели друг на друга. Они боялись, что их весть оказалась слишком внезапной и свела с ума их нового кліента.

- Дайте мне взаймы денег!-- сказал вдруг Гиллерсдон.-- Слушайте, м-р Крафтон, дайте мне чек на кругленькую сумму, и когда я получу по этому чеку деньги, я поверю в завещаніе м-ра Мильфорда и в то, что вы меня не вышучиваете. Я по уши в долгах, и для меня будет совсем новым ощущеніем расплатиться с самыми назойливыми кредиторами.

іент договорил.

- Сколько вам угодно?-- спросил он.

- Сколько? Пятьсот фунтов вас не стеснит?

- Тысячу, если хотите.

- Нет, пятисот довольно. Вы будете моими солиситорами, надеюсь, и устроите мои дела. Я так же невежествен насчет закона, как та овца, которой шкура служит вам пергаментом. Мне надо добиться утвержденія завещанія палатою. Я даже понятія не имею о том, как это делается.

- Это будет моя обязанность, как душеприкащика. Наша фирма все устроит для вас, если у вас нет фамильного поверенного, которого вы предпочтете нам.

- Не питаю ни малейшого предпочтенія к фамильному поверенному. Он не оказал мне ровно никаких услуг, чтобы заслужит мое предпочтеніе. Если вы были хороши для м-ра Мальфорда - моего благодетеля, то будете хороши и для меня. А теперь я пойду и получу деньги по чеку.

- Позвольте, мы пошлем кого-нибудь из конторщиков.

- Благодарю, не нужно. Мне пріятно самому получить деньги из банка. Какими бумажками я спрошу их? Сотню по десяти фунтов, остальные - по пятидесяти. Как я удивлю моего достойного хозяина! До свиданья. Пришлите за мной, когда понадобится моя подпись или иное что.

Он вышел на залитую солнцем улицу, где его дожидался извозчик, таким легким шагом, что не чувствовал мостовой под ногами. Он все еще не был уверен, что он не игрушка сновиденія или какого-нибудь фокуса, устроенного человеком с голубыми глазами и демоническим смелом.

Он поехал в Союзный банк, в Ченсери-Лэн, получил деньги по чеку, затем отправился в Вест-Энд к портному, шляпному фабриканту, парикмахеру и пр.,-- расплачиваться по счетам. У него осталось всего лишь полтораста фунтов, когда он вернулся к себе на квартиру, и из них он уплатил квартирному хозяину сто. Остающіеся пятьдесят положил в карман на мелкіе расходы. Ощущеніе расплаты с долгами было так ново, что он чувствовал себя до того легко, как еслибы он был соткан из воздуха.

Теперь он уверился в действительности факта. Он в самом деле богат. Фортуна повернулась к нему лицом. Что-то подумают теперь о нем родные? Он - милліонер, он, блудный сын, бывшій до сих пор только бременем для своего отца с матерью! Он не станет писать им. Он сам поедет в Девоншир на день или на два и разскажет им эту удивительную исторію.

И подумать,-- еслибы не вмешательство Юстина Джермина, он бы застрелил себя прошлой ночью и теперь лежал бы окоченелый и мертвый. Однако, нет, письмо было доставлено на его квартиру в десять часов вечера. Фортуна повернулась к нему лицом, и весть об этом дожидалась его на квартире именно тогда, когда он тратил время на пустяки у шарлатана оракула.

"И однако он, повидимому, уже знал об этом,-- думал Гиллерсдон.-- Он намекал о перемене обстоятельств к лучшему... он навел меня на разговор о старике в Ницце".

Ему вдруг захотелось увидеться с Джермином, рассказать ему, что случилось, поговорить о своей чудовищной удаче; поглядеть, какое впечатленіе произведет его известіе на оракула. Были и другіе люди, которых ему хотелось бы повидать, например Эдиту Чампіон, но оракула - больше всех. Он нанял кэб и велел везти себя в Гольборн.

Он понятія не имел о том, в какой части Гольборна находится вчерашній старый дом или в какой из пролегающих улиц. Он отпустил кэб у Варвик-Корта и пошел пешком, входил в разные старые ворота, существующія в окрестностях Гольборна, но никак не мог найти ворот и нежилых зданій, которые бы походили на те, в которые его провел ночью Джермин.

После двухчасовых безплодных поисков он отказался от своей затеи и поехал в Вест Энд, где надеялся достать адрес Джермина в Сенсоріуме, небольшом, избранном клубе, которого он был членом. Был тот час дня, когда пьют чай, и в библіотеке, и в прилегающей к ней курильной комнате собралось много народа, в том числе несколько пріятелей Гиллерсдона.

Он сел в небольшом кружке знакомых и приказал подать себе чай к столу, за которым его приняли с заметным радушіем,-- приняли люди, не знавшіе, что приветливы с милліонером.

- Вы все знаете на свете, Вен,-- обратился он к одному из них:-- вы, конечно, знаете Джермина оракула?

- Очень хорошо. Я доставил его вчера в дом лэди Фридолин. Он обыкновенно не ездит на показ в частные дома или на гарден-парти, но поехал туда, по моей просьбе.

- Скажите мне, где он живет?

в том и в другом... но адрес, вульгарный адрес, как у вас или у меня! Pas si bète! Еслибы он выставил адрес, то это был бы Стикс или Орк.

- Дружище, я ужинал с ним на его квартире.

- Значить, вы знаете, где она?

- В том-то и дело, что нет. Джермин затащил меня к себе ужинать вчера вечером после оперы. Мы прошли пешком из Ковент-Гардена в его квартиру. Все время болтали, я я не заметил улиц, кроме Квин-Стрита и Линкольн-Инн-Фильдса, по которым мы проходили, и не знаю, где дом, в втором он живет.

Веселый смех был ответом на это признаніе.

- Если так, любезный друг, то вы, должно быть, были, на взводе, когда уходили из оперы. Надо удивляться, что вы благополучно выбрались из Боу Стрита.

- Поверьте, что я ничего не пил за обедом, кроме минеральной воды, и ровно ничего после обеда. Нет, вино не при чем в моем вчерашнем настроеніи. Мы с Джермином болтали, я был несколько в мечтательном настроеніи и дал себя вести, не глядя, куда меня ведут. Сознаюсь, что когда я вышел от него сегодня в четыре часа утра, то голова моя была не совсем свежа, и я совсем не заметил, как дошел до дому.

- Значит, Джермин приглашает к себе гостей?-- вскричал Роджер Лароз, эстетик-архитектор, щеголь и тунеядец, человек, который как будто соскочил с модной картинки:-- это интересно! Меня он никогда к себе не звал. Что, угощеніе было пріятного свойства? а вино было безупречное?

- Мало того: непреодолимое. Он дал мне мадеры, которая была похожа на распущенное золото, а шампанское его пахло дикой розой.

- Я думаю, что он вас гипнотизировал и ничего ровно не было, может быть только хлеб, сыр и портер,-- сказал Лароз.-- Куда вы отправляетесь и что вы делаете сегодня после полудня? Хотите, поедем смотреть polo match, или стрельбу голубей, и пообедаем за городом?

Восторг пронизал сердце Гиллерсдона при мысли, что вчера еще он вынужден был бы отказаться от предложенія Лароза под любым предлогом. Вчера уплатить полгинеи за вход на ипподром и рисковать заплатить за обед - было для него немыслимо. Сегодня он мог без всякого угрызенія совести тратить деньги.

- Я должен сделать визит нескольким лэди,-- отвечал он.-- Если вы дадите мне пару дамских билетов для входа на ипподром и один для меня, то я сойдусь с вами в обеду.

- Я знаком с этими лэди? М-с Чампіон в числе их?

- Да.

- Прелестно! это будет partie carrée. Мы пообедаем за лугу, прослушаем музыку и прокатимся по реке. Ну, торопитесь. Гиллерсдон. Несмотря на ваш вчерашній кутеж, у вас такой счастливый вид, точно вы получили наследство.

Джерард Гиллерсдон засмеялся несколько истерически и ушел из клуба. У него не хватало еще духа сказать кому нибудь о том, что с ним случилось. Слово "гипнотизм" испугало его, даже после очевидных доказательств привалившого ему счастія. Контора солиситора, банк, росписки в полученіи денег по счетам его поставщиков,-- ну, а вдруг все это результаты гипнотического транса! Он вынул из кармана пачку счетов с росписками. Нет, это все достоверно, и он не во сне это видит.

Он поехал в Гертфордскую улицу. М-с Чампіон была дома и одна. Карета дожидалась ее у подъезда, чтобы везти в парк. М-с Грешам снова была завербована на службу англиканских сирот и подавала чай и кэк шиллинговым посетителям второго дня базара в пользу Райдинг-Скуль, и должна была вернуться в шесть часов.

М-с Чампіон сидела в гостиной с опущенными шторами, в атмосфере тропических цветов, одетая в индійскую кисею, и все в её наружности и обстановке говорило о прохладе и отдыхе после духоты и толкотни, царствовавших на улице. Она с удивленіем взглянула на Гиллерсдона из-за книги, которую читала.

- Я думала, вы уже на пол-пути в Германію,-- сказала она, очевидно довольная его появленіем, как была бы довольна возвращеніем птицы в клетку:-- но, может быть, вы опоздали на поезд и поедете завтра?

- Нет, м-с Чампіон, я переменил намереніе и совсем не еду.

іальному разговору.-- Вы остались, чтобы доставить мне удовольствіе?

Он решил, что разскажет ей все. Во рту у него пересохло от этой мысли, но он не мог скрывать перемену в своей жизни от женщины, которая была и все еще, быть может, оставалась царицей его души.

- В первый раз в жизни,-- тихо начал он:-- или, лучше сказать, впервые с тех пор, как я вас встретил, не ваше желаніе было для меня законом. Но нечто произошло вчера... что изменило всю мою жизнь.

Его хриплый, прерывистый голос и пристальный взгляд испугали ее. Воображеніе разыгралось.

- Вы женитесь!-- вскричала она внезапно, вставая с низенького кресла, выпрямляясь как стрела и побледнев как смерть:-- Это всегда так кончается. Вы были верны мне в продолженіе нескольких лет, а теперь вам это надоело. Вы затеяли жеяиться. Хотели убежать в Германію и оттуда написать мне, но передумали и решились самолично сообщить мне о своей измене?

Взрыв страсти, побледневшее лицо и сверкающіе глаза были для него откровеніем. Он считал ее холодной как снег, а между тем все время играл с огнем.

В одну минуту он очутился около нея и, взяв её холодные, как лед руки, притянул к себе.

- Эдита, Эдита, как можете вы так дурно обо мне дума? Женюсь! разве вы не знаете, что для меня не существует другой женщины, кроме вас? Женюсь, так, вдруг, ни с того, ни с сего! разве и не отдал вам всю свою жизнь? Что мог я больше сделать?

- Вы не женитесь! О! слава Богу! Я все могу перенести, только не это.

- А между тем... а между тем вы держите меня на почтительном разстояніи!-- нежно сказал он, наклоняясь в её губам.

В одно мгновеніе она она снова превратилась в ледяную фигуру, хладнокровную, гордую и недоступную матрону.

- Я безразсудна, что приняла это так близко в сердцу,-- сказала она:-- в сущности, почему же вам и не жениться; я не вправе вам помешать. Но только я бы желала заблаговременно узнать о ваших планах, чтобы свыкнуться с этой идеей... Лошади давно уже дожидаются у дверей, а злосчастная Роза ждет, чтобы я высвободила ее из неволи. Хотите проехаться по парку?

- С удовольствіем; но я бы желал отобедать с вами и м-с Грешам за городом. Нельзя ли нам отправиться после прогулки в парке...

- Я нисколько не интересуюсь парком. Поедем прямо за город; но я в дезабилье; как вы думаете, надо мне переодеться, или можно ехать так?

Она встала перед ним в облаке кисеи, в легком и граціозном одеяніи, драпировавшем ее точно дымка тумана мифологическую нимфу у фонтана.

Она позвонила и пришла горничная с белой шляпой Генсборо и длинными шведскими перчатками. Послали за шалями и пальто, буфетчику объявили, что лэди дома не обедает, и отправились в ландо, где Джерард уселся на передней скамейке, напротив м-с Чампіон.

- Что же такое случилось, что может изменить вашу жизнь, если вы не женитесь?-- спросила она, когда они свернули в Пиккадилли.-- Вы меня мистифицируете. Надеюсь,-- ничего худого... никакой беды с вашими близкими?

- Нет, перемена решительно к лучшему. Чудак-старика, которому мне посчастливилось услужить, завещал мне все свое состояніе.

іе, удивившее его.

- Что же, вы теперь стали богатым человеком?-- спросила она, после некоторого молчанія.

- Да, я стал богатым человеком.

- А именно?

іе превосходит два милліона.

- Два милліона франков?

- Два милліона фунтов стерлингов.

- Великій Боже! Помилуйте, Чампіон - нищій перед вами. Это просто нелепо.

- Да, оно как будто смешно выходит, согласен!-- отвечал Гиллерсдон, задетый за живое тем, как она приняла его известіе.-- Бедность была, так сказать, моим métier. Я рожден быть прихвостнем высшого света, участвовать в его удовольствіях во милости других людей, бывать в знатных домах из снисхожденія, жить в дрянных меблированных комнатах и находить наиболее горячій пріем в клубе.

іона!-- повторила Эдита.-- Я уверена, что у Джемса нет столько. Два милліона! вы теперь наверное женитесь.

- Неужели? неужели я обязан жениться теперь, когда могу пользоваться всеми удовольствіями холостой жизни?

- Вас заставят жениться, говорю вам,-- отвечала она нетерпеливо:-- вы не знаете женщин, у которых есть дочери невесты. Вы не знаете, что такое девушки... закоснелые светскія девушки, выезжающія в свет третью или четвертую зиму... и которым нужно найти богатого мужа. Вы даже представить себе не можете, как вас будут ловить. Все незамужнія девицы, и старые и молодые, будут у ваших ног.

- Из-за моих милліонов? Неужели женщины так корыстолюбивы?

- Оне вынуждены к этому,-- отвечала Эдита Чампіон.-- Мы живем в эпоху, когда бедность совершенно нестерпима. Человек должен быть богат или несчастен. Неужели, вы думаете, я пошла бы за м-ра Чампіона, несмотря на все уговоры моей семьи, еслибы у меня хватило мужества быть бедной с вами. Нет, быть высокорожденной - значит быть богатой. Кто по рожденію принадлежит к избранному обществу, тот будет мучеником без богатства. Я часто завидовала женщинам, родившимся в низшем кругу, которые сами ходят на рынок закупать провизію и носят бумажные перчатки.

іату. Но уверяю вас, дорогая м-с Чампіон, я не попадусь на удочку ловкой мамаши или предпріимчивой девицы. Я съумею воспользоваться богатством и независимостью.

Эдита вздохнула. Может ли милліонер ужиться с положеніем её раба? Может ли быть милліонер тем, чем он был до сих пор для нея? Станет ли он довольствоваться ухаживаніем за ней; будет ли всегда легок на помине, захочет ли следить за нею как тень; бывать там, где она бывает, подавать чай дамам в её пріемные дни, когда, случалось, он был единственным кавалером среди её гостей? Станет ли он привозить ей новые книги, французскія и немецкія, прочитывать их раньше, чтобы сообщать ей, стоють ли оне этого труда, сообщать ей все городскія сплетни? Целых три года он был для нея вторым я; доставлял пищу для её ума и развлекал её досуги. Но станет ли он теперь играть роль её сателлита, когда богатство дает ему силу самому стать планетой, с безчисленными женщинами и сателлитами, которые в свою очередь станут вращаться около него?

"Он женится,-- решила она про себя.-- Безполезно толковать об этом. Легко было держать его на привязи, когда он был беден и неинтересен как жених. Но теперь его заставят жениться. Это неизбежно".

- Мы едем обедать за город,-- объявила Эдита.

вас сегодня здоровый вид, м-р Гиллерсдон! а вчера вы казались совсем больны, с провалившимися щеками, бледный и замученный.

- Я думал, что должен уехать и разстаться с дорогими мне людьми,-- отвечал Джерард.

- А теперь вы не уезжаете?

іонера.

- Небо! неужели вы говорите правду, или только шутите?

- Надеюсь, что правду. По крайней мере, меня уверял самый серьезный на вид солиситор, что и могу располагать милліонами. И мне нельзя даже поблагодарить человека, который мне их предоставил, потому что его уже нет больше в живых!

- И подумать, что вы ни разу не посетили наш базар и ни одной пенни не подарили, среди своего благополучія, англиканским сиротам!-- воскликнула Роза.