Джерард.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ГЛАВА VII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Джерард. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГЛАВА VII. (старая орфография)

VII.

Джерард вернулся в Лондон; но как ни хотелось ему ехать туда, а он с сожаленіем простился с матерью и направил стопы в столицу. Его краткій визит домой был промежутком отдыха в жизни, которая была в последнее время само безпокойство. Ему думалось, что peau de chagrin вряд-ли съузилась на волосок в эти часы спокойной привязанности, мирной беседы и размышленій без волненія и тревоги.

Вернуться назад к м-с Чампіон и её кружку было то же, что вернуться на край вулкана. Жажда тратить деньги овладела им. Он хотел сделать что-нибудь с теми деньгами, располагать какими никогда не смел бы и мечтать.

Он прямо проехал с Ватерлооской станціи в Линкольнс-Инн и просмотрел список своего имущества вместе с м-ром Кранберри, маленьким, сухеньким старичком, которому чужда была торжественность и елейность его младшого партнера, м-ра Крафтона.

Можно было вперед сказать, что в то время, как м-р Крафтон жил в красивой "вилле" в Сурбитоне, ростил персики и гордился своими конюшнями и садом, м-р Кранберри довольствовался мрачным жилищем в одном из скверов Бломсберри и ограничивал свою гордость несколькими картинами голландской школы, простой, но порядочной кухаркой и погребом с портвейном и старым ост-индским хересом.

От этого джентльмена Джерард Гиллерсдон узнал, вместе с различными подробностями, главный факт, а именно: что его капитал превосходит два милліона фунтов стерлингов и дает четыре с половиной процента, а ежегодный доход равняется девяноста тысячам фунтов стерлингов.

Он побледнел при одном названіи такой суммы. Этого было слишком много; и такое богатство, свалившееся на голову с такой же неожиданностью и внезапностью, как землетрясеніе или апоплексическій удар, казалось почти зловещим. Размер капиталов подавлял его, но он тем не менее вовсе не испытывал желанія сократить их путем благотворительности на широкую ногу.

Он не испытывал ни малейшого желанія наделить лондонских нищих жилищами или столовыми.

- Дайте мне немедленно несколько тысяч!-- сказал он.-- Откройте мне кредит в банке Мильфорд! Дайте мне почувствовать, что я богат.

- Непременно,-- отвечал м-р Бранберри, и затем объяснил, что необходимы некоторые предварительные формальности, которые он выполнит немедленно, если его кліент согласен заняться этим делом теперь же.

Оба отправились в банк. Бранберри открыл кредит своему кліенту, внеся собственный чек на пять тысяч фунтов, и клерк; но дал м-ру Гиллерсдону книжку с чеками.

Первым его делом, вернувшись к себе на квартиру, было написать чек на тысячу фунтов, на имя достопочтенного ректора Эдуарда Гиллерсдона и запечатать его в конверт вместе с коротенькой запиской к матери:

"Попросите ректора купить Лиліане другого пони взамен бедного Тини Тим, который стал слишком часто уже спотыкаться,-- писал он,-- и попросите его распорядиться остальной суммой, как ему будет угодно. Я пришлю вам подарок ко дню нашего рожденія, на будущей неделе. Увы! Я пропустил этот день в прошлом году и даже не прислал вам поздравительной карточки".

Было слишком поздно, чтобы искать уже сегодня себе новое помещеніе, а потому он отправился к м-с Чампіон, но та уехала на станцію Чаринг-Кросс встречать мужа по возвращеніи его с континента, а потому он отправился к Роджеру Лapoзy, так как его всегда можно было застать дома в это время.

- Я слышал, что вы разбогатели,-- сказал Лароз.-- Вы хотели скрыть это, но эти вещи всегда узнаются.

- Кто сказал вам?

- Никто. Это носится в воздухе. Кажется мне, что я прочитал об этом entre-filet в "Hesperus". Там всегда такіе entre-filet. Поздравляю вас. Вам много досталось денег?

- Да, довольно-таки. Пріятелям всегда можно занять у меня пять фунтов, когда им понадобится.

- Благодарю, милый Джерард. Я это приму к сведенію. А что же вы теперь намерены делать? Неужели вы в самом деле будете по прежнему водиться с нами и не перемените кружок знакомых?

- Кружок моих знакомых всегда казался мне наипріятнейшим, но только я намерен обставить себя более комфортабельно. Посоветуйте мне, Лароз, как архитектор и человек со вкусом: нанять мне квартиру в Альбани или купить себе дом с садом?

іобрести дом на южной стороне Гайд-Парка, дом с садом, обнесенным стеной. Таких уже немного теперь остается, и ваш будет стоить баснословно дорого. Это уже само собой разумеется. Вы должны пригласить академика расписать свои стены. Президент на это не согласится, но вы должны непременно залучить академика.

- Благодарю; у меня свои собственные понятія об отделке и меблировке.

- И вы не желаете академика? Удивительный молодой человек! Но как бы то ни было, а сад всего важнее,-- сад, в котором вы можете принимать гостей, задавать завтраки или обедать tête-à-tête с избранными друзьями. В Лондове первое дело с точки зренія шика - это собственный сад. Садитесь и тотчас же пишите письмо агентам по продаже и покупке домов, гг. Барлей и Меннет. Да, эта фирма - самая подходящая. Объясните им подробно, что вам требуется.

Письмо было написано под диктовку Лароза: требуется дом таких-то и таких-то размеров, между Найт-Бридж и Альберт-Голл; большія конюшни, но не слишком близко от дому; сад, величиной по меньшей мере в один акр безусловно необходим.

Ответ гг. Барлей и Меннет пришел на другое утро в одиннадцать часов. Они с удовольствіем извещали, что по счастливой случайности, а именно: внезапной смерти одного кліента и отъезда его вдовы на континент, они располагают точь-в-точь таким домом и садом, какіе требуются м-ру Гиллерсдону.

Такіе дома очень редки,-- гг. Б. и М. просят м-ра Г. принять это во вниманіе; они так же драгоценны и редки в своем роде, как кохинур или брилліант Питта. Цена ему - тридцать тысяч фунтов, очень умеренная при существующих обстоятельствах; срок аренды семьдесят три года с четвертью. Ежегодная земельная рента двести-пятьдесят фунтов. Аукціонеры приложили карточку с видом дома, и Гиллерсдон немедленно отправился посмотреть, соответствует ли дом их описанію.

Очутившись на Пиккадилли, он подумал, что попросит Эдиту Чампіон съездить вместе с ним поглядеть дом. Такое вниманіе ей, без сомненія, понравится; его глухо упрекала совесть за некоторые невниманія к ней, хотя он и ездил к ней накануне. Без сомненія, при прежних условіях он бы вернулся к ней опять вечером, вместо того, чтобы блуждать из театра в концертный зал, а из концертного зала в послеполуночный клуб вместе с Роджером и Ларозом.

У дверей м-с Чампіон стояло два экипажа: викторія и двухконный кабріолет: необычное обстоятельство в виду ранняго часа.

Джерарду пришло в голову, что экипажи похожи на докторскіе, и ему вдруг стало страшно.

Неужели что-нибудь случилось? Неужели женщина, которую он видел во всем блеске здоровья и красоты так еще недавно, внезапно заболела?

Он спросил слугу, явившагося на его звонок:-- Не больна ли м-с Чампіон?

- Нет, сэр, не м-с Чампіон,-- отвечал слуга торопливо,-- но м-р Чампіон заболел и при нем теперь два доктора. Не желаете ли пройти в гостиную, сэр? Милэди в библіотеке вместе с докторами, но вероятно пожелает вас видеть.

- Да, я подожду. Я надеюсь, что м-р Чампіон не серьезно болен?

- Нет, сэр, только общее недомоганье. Он уже давно жалуется на нездоровье. М-р Чамаіон в летах, сэр, как вам известно,-- прибавил буфетчик, пользуясь привилегіей доверенного слуги.

В летах? Да, Джекс Чампіон несомненно был уже немолод, но до сих пор Джерарду никогда не приходило в голову, что он может умереть и Эдита станет свободна.

Этого человека как будто охраняло богатство, и болезнь или смерть, казалось, так же мало могли его постичь, как и мешок с деньгами.

Джерарда провели в гостиную с тропическими растеніями и цветами, раскиданными по столам, в мягком полусвете. В комнатах м-с Чампіон никогда не бывало очень светло и лучи солнца пропускались лишь сквозь шторы и занавеси.

Джерард пробыл в гостиной минут двадцать и уже начинал терять терпеніе, когда портьера раздвинулась и Эдна Чампіон вошла в комнату в белом кисейном платье и с таким же белым лицом.

Она медленно подходила к нему, когда он шел ей на встречу,-- глядя на него с странной серьезностью.

- Как вы бледны!-- сказал он.-- Я был поражен, услышав о нездоровье м-ра Чампіона. Надеюсь, что нет ничего серьезного?

и как мало я была ему за то благодарна!-- продолжала она с неподдельным чувством.-- Меня берет раскаяніе, когда я подумаю о своей замужней жизни.

- Моя милая Эдита,-- отвечал он, беря ее за руку: - право же вы к себе несправедливы. Вы ничего не сделали такого, чего бы вам следовало стыдиться.

- Я всегда старалась так думать, стоя на коленях в церкви,-- сказала она.-- Я убеждала себя, что ни в чем не виновата. И действительно, в сравненіи с жизнью других женщин мне знакомых, моя жизнь казалась безупречной. Но теперь я знаю, что я была дурная жена.

- Помилуйте, Эдита, вы никогда не преступали своих обязанностей. Нет позора в нашей дружбе. Естественно, что вы и я, будучи оба молодыми и когда-то влюбленными друг в друга людьми, находили удовольствіе в обществе один другого. М-р Чампіон видал нас вместе и никогда ничего дурного не подозревал.

- Нет; он совсем неспособен в ревности или подозрительности. Быть может, потому, что в сущности никогда не любил меня по настоящему; но он всегда был добр и снисходителен, готов исполнить мой малейшій каприз. И теперь я чувствую, что была холодна и неблагодарно равнодушна к его чувствам и наклонностям и жила как эгоистка.

- Милая Эдита, уверяю вас, что ваши угрызенія совести напрасны. Вы были превосходной женой м-ру Чампіону... Ведь он не из сантиментальных людей, и романическая привязанность могла бы ему только наскучить. Но неужели же дело так серьезно? Неужели ваш муж опасно болен?

- Он безнадежен. Он может еще прожить год, много два. Он знает, что здоровье его плохо, и посоветовался с доктором в Брюсселе, и тот только разстроил его своими дурными предсказаніями. Он вернулся домой очень встревоженный и прошлым вечером послал за своим домашним врачом, и пригласил для консультаціи на сегодняшнее утро одного спеціалиста. Оба доктора сказали мне то, чего не посмели сказать мужу. Они утешали его, бедняжку, но мне они сказали правду. Он не проживет долее двух лет. Все, что их наука может сделать, все, что целебные источники и горный воздух, и строгій режим, и заботливый уход могут дать - это продлить его жизнь на год или два. Ему всего только пятьдесят-девять лет, Джерард, и он много потрудился, чтобы пріобрести богатство. Ему тяжело умирать так рано.

- Умирать всегда тяжело,-- ответил Джерард неопределенно.-- Я никогда не думал, чтобы м-р Чампіон мог умереть, не прожив до глубокой смерти.

- И я тоже,-- сказала Эдита:-- Богу известно, что я никогда не разсчитывала на его старость.

Наступило молчаніе и они в смущеніи просидели некоторое время,-- она с бледными щеками, орошенными слезами и сложенными на коленях руками, оба - чувствуя, как затруднительно их положеніе.

- Известіе о вашем богатстве действительно оказалось верным?-- спросила она после долгой паузы.

- Да, верно. Я сам начинаю верить. Я пріехал сегодня поутру просить вас помочь мне выбрать себе дом.

- Вы покупаете дом!-- вскричала она.-- Это значит, вы собираетесь жениться!

- Нисколько. Почему же холостому человеку не жить в собственном доме?

- О, я боюсь, я боюсь!-- прошептала она.-- Я знаю, все женщины станут за вами бегать. Я знаю, до чего оне могут дойти в погоне за богатым женихом. Джерард, мне кажется, вы всегда любили меня... немножко, все эти годы?

іона, я слепо обожал вас... так же, как и тогда, когда вы изменили мне.

- О, Джерард, я не изменяла вам. Меня заставили выйти замуж за м-ра Чампіона. Вы не можете вообразить, какое давленіе оказывают на молодую девушку, когда она младшая в семье... Отец и мать читают нотаціи, дядюшки, тетушки им поддакивают, кузены и сестры вторят. Это - та нескончаемая капля воды, которая долбит камень. Они говорили мне, что я испорчу вам жизнь так же, как и себе. Они рисовали мне такія страшные картины нашего будущого... дрянные меблированные комнаты... изгнанія, может быть, рабочій дом... или хуже того... даже самоубійство. Я вспомнила про картину "Путь погибели", где изображен несчастный муж на чердаке, приготовляющійся застрелиться. Джерард, я представила себе вас в виде этого разорившагося и обнищавшого человека, приготовляющимся в самоубійству...

Джерард хитро улыбнулся, вспомнив, как всего лишь несколько дней тому назад задумывал и даже решил произвести это последнее действіе трагедіи неудачника.

Эдита Чампіон встала в волненіи и безпокойно заходила по комнате. Вдруг она остановилась перед Джерардом, который взял шляпу и трость, собираясь уходить.

- Повторите мне еще раз, что вы не намереваетесь жениться... пока...-- сказала она с лихорадочным жаром.

- И я вам не надоела? я все еще для вас так же дорога, как и несколько лет тому назад, когда мы были помолвлены?

- Вы были и остались всем, что есть для меня самого дорогого в свете,-- нежно сказал он.

- Если так, то обещайте мне одно, Джерард. Если это правда... если я действительно ваша единственная любовь, то вам не трудно будет обещать...

Она запнулась и, подойдя ближе, положила дрожащую руку ему на плечо и взглянула на него заплаканными глазами.

- Что вы ни на ком не женитесь... что вы подождете... пока я буду свободна. О, Джерард! не считайте меня жестокой от того, что я разсчитываю на неизбежное. Я намерена исполнить свой долг относительно мужа; я намерена быть лучшей женой, чем была до сих пор, не такой эгоисткой менее преданной светским удовольствіям, роскоши и выездам; буду больше заботиться о нем и об его комфорте. Но конец должен наступить скоро. Доктора сказали мне, что я должна к этому приготовиться. Он может умереть скоропостижно... может еще протянуть два года. Но я не буду еще старой через два года,-- прибавила она, улыбаясь сквозь слезы,-- и надеюсь, что не очень подурнею. Обещаете мне?

- Охотно, Эдита, еслибы даже пришлось ждать десять лет вместо двух.

- Обещаетесь?

- Да, обещаюсь.

- Как честный человек, я женюсь на вас и ни на ком ином. Довольны ли вы?

- Да, да!-- истерически вскричала она.-- Я довольна. Ничто иное не могло бы меня успокоить. Я мучилась с той минуты, как услышала о том, что вы разбогатели. Я возненавидела бедного старика, благодарности которого вы обязаны милліонами. Но теперь я могу быть спокойна; я слепо верю вашей чести и могу теперь посвятить себя уходу за мужем, не тревожась насчет будущого. Мы не будем теперь видеться так часто, как прежде, может быть. Я буду меньше выезжать; жизнь моя будет не так пуста; но вы останетесь по прежнему Fami de la maison, не правда ли? Я буду видеть вас чаще, чем кого бы то ни было?

- Вы будете меня видеть так часто, как того пожелаете, вы или м-р Чампіон. Но скажите мне, что с ним. Сердце у него не в порядке, да?

- О, это сложная болезнь. Слабое сердце, переутомленный мозг, расположеніе к подагре и другія осложненія. Вы знаете, какой он сильный, дюжій на вид человек. Ну вот он в роде крепости, которая давно уже минирована и может каждую минуту рухнуть. Доктора говорили много такого, чего я не понимаю, но главный факт слишком ясен. Он - осужденный человек.

- И половины не сказали того, что мне. Его неследует тревожить. Главная беда произошла от переутомленія, от наследственного напряженія сил в погоне за богатством... И пока он тратил жизнь на пріобретеніе денег, я так безразсудно мотала их! Меня грызет совесть, когда я подумаю, что тратила не деньги, но жизнь моего мужа.

- Дорогая Эдита, это его métier; его единственное удовольствіе и желаніе - наживать деньги, а что касается вашего мотовства, то оно было ему по вкусу. Менее великолепная и дорогая жена ему бы не понравилась.

- Да, это правда. Он постоянно поощрял меня тратить деньги. Но все же это грустно. Он не знал, что деньги - это его плоть и кровь. Он по капле расточал ее.

- Мы все тратим жизнь, когда живем, Эдита,-- ответил мрачно Джерард.-- Все сильные страсти поедают нас. Мы не можем сильно чувствовать и жить долго. Вы знаете повесть Бальзака: "La peau de chagrin?"

- Не более как аллегорія, Эдита. Мы все живем, как жил Рафаэль де Валентен, хотя у нас и нет талисмана, который бы отмечал убыль лет. Прощайте. Вы съездите со мной и поможете в выборе дома, не правда ли?

- Да, через несколько дней. Когда я оправлюсь от сегодняшняго удара.

Он вышел на улицу, залитую солнцем, в волненіи, но отнюдь не несчастный.

Для него был облегченіем выход из сомнительного и далеко не отрадного положенія, какое он до сих пор занимал относительно Эдиты.

данного обещанія. Но он не жалел о нем. Оно только скрепило узы, давно уже наложенные им на самого себя. Эта женщина все еще была, для него самой дорогой из всех женщин, и он охотно связал себя с нею.