Джерард.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
ГЛАВА III.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Джерард. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГЛАВА III. (старая орфография)

III.

Между Ридингом и Оксфордом есть прибрежная деревенька, которую модный свет еще не успел заметить. Она лежит вне района больших речных карнавалов, и увеселительные пловучіе домики редко показываются у её берегов, поросших ивняком.

Там есть старинная церковь с четыреугольной башней и живописное кладбище, раскидывающееся на том месте, где река загибается и расширяется в бухту.

Приходскій дом гнездится около церкви, а приходскій сад граничит с кладбищем; низкая каменная стена, отделяющая жилище живых от обители мертвецов, вся увита розами. Это кладбище - одно из красивейших в Англіи, так как ректор любил его и непрерывно украшал в продолженіе тридцатипятилетняго своего служенія в этом приходе, и нигде нельзя найти таких чудных роз и такой красивой вероники, как в этом тихом уголку на берегу реки.

Земля кругом принадлежит владельцу старинного рода, который так богат, что может не портить своего поместья разными промышленными затеями. Короче сказать, Лоукомб все еще представляет образец прежней мирной и пасторальной деревни.

На берегу Темзы, минутах в двадцати ходьбы от церкви Лоукомб, находится старомодный коттедж, скромных размеров, но окруженный таким чудесным садом, что владелец дворца может позавидовать владельцу такого восхитительного, сельского убежища.

Здесь, когда розы были в полном цвету, молодая чета, прошлое которой было совершенно неизвестно обитателям Лоукомба, поселилась с скромной обстановкой, состоявшей из одного лакея, двух горничных и садовника.

Жители деревни не особенно интересовались пришельцами, которые аккуратно платили по счетам; но немногіе прихожане Лоукомба, принадлежавшіе в привилегированному классу, очень ломали голову над молодой четой, которая явилась без рекомендательных писем, и Бог весть, могла или нет считаться пріятным пріобретеніем для соседей.

Тот факт, что м-р Ганли, как говорили, купил дом, в котором жил, и сорок десятин луга, принадлежавшія к дому,-- давал ему некоторый вес в приходе и только усложнял вопрос о том, следует ему сделать визит или нет.

- Никто, кажется, и не слыхивал про этих Ганли,-- говорила мисс Малькольм, старая девица, шотландка, гордившаяся своим родом и своей добродетелью, м-с Донован, вдове ирландке, полной той спеси, какая составляет свойство скорее золотого мешка, нежели голубой крови.-- Еслибы этот человек был хорошей фамиліи, конечно кто-нибудь из нас о нем слышал бы раньше. Лэди Изабелла, которая так много выезжает в свет во время лондонского сезона, очень удивляется тому, что никогда не встречала в обществе этого м-ра Ганли.

- Старый Банд потребовал безумную цену за Розовый Павильон и землю, принадлежащую к нему,-- отвечала м-с Донован:-- значит, у этого человека есть деньги.

- Нажил их торговлей, должно быть,-- заметила мисс Малькольм, между тем как вдова ирландка, муж которой разбогател благодаря сапожной фабрике, покраснела от гнева.

Непріятно, что среди аристократического dolce far niente, в котором она доживала свой век, ей напоминают, что имя Донован отпечатано на милліонах сапог Старого и Нового Света и продолжает печататься теперешним владельцем фирмы.

В конце концов, после долгих обсужденій, решено было за чайным столом, за которым собралась вся élite прихода, за исключеніем ректора, что пока м-р Мушат из Мушат-Корта не сделает визита новым обитателям Розового Павильона, никто к ним не поедет. Что хорошо для Мушата, предки которого восходили без всякого перерыва в царствованію Эдуарда Исповедника, то должно быть хорошо и для остального прихода.

Но в то время как сельское вече обсуждало их общественное положеніе,-- как жилось этой молодой чете? скучала ли она без посетителей? жаждала ли новых лиц и ожидала ли с нервным нетерпеніем появленія соседей?-- Она не безпокоилась ни мало.

- Я не знал, что значит счастье, пока не полюбил тебя, Эстер,-- говорил молодой человек, которого Лоукомб величал: "этот м-р Ганли!"

- И я счастлива потому, что ты счастлив,-- кротко отвечала Эстер.-- И ты не будешь больше уверять, что тебе осталось прожить только год или два,-- не правда ли, Джерард? Это пустяки... и ты выдумал это только затем, чтобы пугнуть меня, не правда ли?

Он не мог сказать ей, что это была суровая, горькая правда, и что он нисколько не преувеличивал докторского рокового приговора. Умоляющіе глаза Эстер просили успокоить и обнадежить ее.

- Я думаю, что доктора часто ошибаются, потому что не придают достаточного значенія вліянію ума на тело,-- отвечал он.-- Я был так несчастен, когда ходил к д-ру Соуту, что неудивительно, если он не счел меня жильцом на белом свете.

- А теперь ты счастлив, Джерард, по настоящему, действительно счастлив, не на один день только?

- Не на один день, но навсегда, пока ты со мной, милая жена.

Он часто называл ее этим именем, не догадываясь, что каждый раз, как он произносил это названіе, на которое она не имела права, она ощущала странную внезапную боль в сердце. Она не мучила его жалобами на принесенную жертву и никогда не упрекала за предательство, благодаря которому он завладел ею. Великодушная, преданная и самоотверженная, она отдала ему свое сердце, как отдала бы жизнь, и тщательно скрывала от него свои слезы и свое раскаяніе.

Сделать его счастливым - стало единственной целью её жизни.

Насчет судьбы отца она все еще не совсем успокоилась, хотя питала надежду, что он жив. Сыщик проследил человека, по описанію походившого на Николая Давенпорта, до Ливерпуля, где он сел на корабль, отплывшій в Мельбурн два дня спустя после того как Давенпорт исчез из Чельси. Билет был взят на имя Данверса, и пассажир назвал себя духовным лицом, принадлежащим к англиканской церкви.

Эстер тем охотнее верила, что этот человек мог быть её отцом, так как отец её часто толковал о том, что хорошо было бы вернуться в Австралію и снова попытать там счастія. "От того, что раз не удалось, не значит, чтобы неудача повторилась",-- говорил он ей.

- Но откуда достал он деньги на билет?-- дивилась Эстер;-- у него совсем не осталось знакомых, у которых он мог бы занят.

И тогда Джерард, на коленях, в безмолвіи ночи, со слезами и поцелуями и увереніем в своем раскаяніи, сознался в своем преступленіи.

- Это была невыразимая низость,-- говорил он:-- я сам понимаю это, но твой отец стоял между нами. Я готов был на убійство, чтобы завладеть тобой.

ійством,-- уныло прошептала она.

- Я признался в своей вине, и ты теперь возненавидишь меня. Какой я глупец, что сказал это тебе!

- Возненавидеть тебя, Джерард? Нет; я не могу тебя ненавидеть. Неужели, ты думаешь, я была бы здесь, еслибы тебя не любила...

"Еслибы только это могло продлиться!" - думал Джерард, но Эстер, менее опытная, а потому более доверчивая, мечтала, что теперь жизни Джерарда не грозит опасность.

Она с нежной заботой наблюдала за его лицом и с радостью замечала, как глубокія морщины, синева под глазами с каждым днем изглаживались и мутный взгляд прояснялся. Кто знает, так ли это было в действительности, или ей мерещилось только то, чего так страстно желала её душа.

Джерард неоднократно уверял ее, что счастіе спасает ему жизнь, что все прежніе недуга и упадок сил прошли, и что д-р Соут скажет совсем иное, когда вновь увидит своего паціента.

- Он велел мне быть счастливым, и я нашел свое счастіе,-- говорил он, целуя худенькія ручки, так много поработавшія на своем веку, а теперь часто праздно лежавшія в его руках.

Сам Джерард думал, что еслибы он провел теперь линію на жизненной хартіи, висевшей за занавеской в Гиллерсдонь-гаузе, то эта линія была бы смелее и ровнее, а перо - тверже и устойчивее.

В эти счастливые шесть недель он совсем отрезал себя от прошлой жизни и от того счастливого бурного света, в котором холостой тридцатилетній мужчина, с двумя милліонами капитала, играет такую важную роль.

Люди его круга удивлялись, почему он не заведет конный завод или колоссальных размеров яхту; но прелести ипподрома и яхт-клуба не имели в его глазах ровно никакой цены.

Мужская часть общества решила в конце концов, что он - ничтожное существо, которому чужды все главные стремленія англійского честолюбія. Эстетик, дилеттант, человек годной только на то, чтобы председательствовать за обеденным столом или проигрывать от времени до времени сотню-другую фунтов в экарте или в пикет.

Джерард устроился так, чтобы все письма адресовались в почтовую контору Ридинга, и два раза в неделю посылал необходимые ответы из Ридинга в управляющему домом, чтобы тот отправил их по почте из Лондона.

Даже его собственные слуги не знали более подробного адреса, чем Ридинг, который отстоял на семь миль от Розового Павильона.

Он отвечал только на те письма, которые безусловно требовали ответа, и эти ответы были коротки и безцветны. Он сосредоточивал все свои мысли на Эстер и на мирной, счастливой жизни, которую он вел с нею; ему несносно было отрываться от нея для скучных, пошлых пріятельских или деловых отношеній.

Писать некоторые письма было для него чистейшей мукой. Это те письма, которые он писал каждую неделю женщине, на которой обязался жениться по истеченіи её годичного траура.

іе этой обязанности могло повести к катастрофе. Натура её, как он говорил самому себе, принадлежала к категоріи драматических, и ее опасно было оскорбить. Он не мог забыть того момента в Гертфорд-стрите, когда при одной мысли об его непостоянстве она пришла в такую ярость, что побледнела как полотно, и только два красных пятнышка, подобно румянцу чахоточных, зажглись на её щеках от гнева. Он мог сомневаться - и сомневался в том, любил ли он ее когда-нибудь; но не мог сомневаться в том, что она любила его той женской любовью, которая "страшна, хотя и пріятна".

Нет, он должен был пребывать в фальшивом положеніи, пока не найдет какого-нибудь способа выпутаться из сетей, в какія он попал "на заре дней своих". В настоящее время, в зените своей любви в Эстер, он не мог представить себе такого стеченія обстоятельств, какія заставили бы его изменить ей.

Таким образом раз в неделю он должен был писать это лживое письмо - лживое потому, что он не смел писать его холодным тоном, чтобы отсутствующая богиня не заметила перемены температуры и не вернулась обратно на родину узнать причину такого охлажденія.

"Какія милые письма получаю я от вас в последнее время!-- писала Эдита Чампіон:-- к сожаленію только слишком редко. Я и не подозревала, чтобы вы способны были писать так красноречиво. Помните, как вы, бывало, отделывались от меня несколькими торопливыми строками. Я тронута до глубины души при мысли, что разлука теснее сближает нас, усиливает нашу взаимную симпатію. Я пол-ночи провела читая Шелли - солнце, в самом деле, позлащало уже вершины гор, когда я закрыла книгу - после вашего последняго письма, в котором вы сообщили мне, что перечитывали его недавно. Вы правы. Мы слишком мало его читали. Броунинг поглощает нас силой своего анализа, своим даром выворачивать наизнанку женщин и мужчин и разсекать всякій умственный фазис, переживаемый ими. Он вполне подходит к эпохе, в которой мы живем - эпохе - на мой взгляд - задаванія вопросов, на которые нет ответа. Пишите чаще, дорогой. Ваши очаровательные письма грешат только одним - что они слишком редки".

- А говорят еще, что женщины догадливы!-- думал Джерард, разрывая это письмо.

іе их успело уже возбудить негодованіе их соседей.

Во-первых, они не взяли на себя труд привлечь симпатію людей, среди которых очутились внезапно, "точно с неба свалились", по выраженію веселого шутника викарія соседняго прихода. Они не привезли с собой рекомендательных писем. Они не объясняли - кто они и зачем явились. Они внедрились в отборный и безупречный кружок людей, не представив никаких доказательств своей порядочности.

- А между тем они, конечно, ожидают, что порядочные люди явятся к ним с визитом,-- говорила лэди Изабелла Глендовер, дражайшая половина отставного ост-индского генерала, который являлся на "garden-parties" в передвижном кресле, а жена и дочери его приняли на себя тон авторитета во всех общественных вопросах, основываясь на ранге милэди, графской дочери.-- М-р Мушат собирался сделать им визит. Я встретила его на прошлой неделе верхон на его жалкой кляче, по дороге в Розовый Павильон, и едва успела остановить его.-- "Неужели вы хотите скомпрометтировать нас визитом к этим людям, когда мы ровно ничего о них не знаем!" - сказала я ему.

- Глупый старик увидел эту молодую женщину намедни на реке и так восхитился её хорошеньким личиком, что захотел поближе поглядеть на него,-- заметила Кара Глендовер, которая была молода и ветренна.-- Он все уши прожужжал мне, твердя про её чудный цвет лица и простенькое ситцевое платье. Старики так глупы.

- Я думаю, лэди Изабелла, чем меньше мы будем разсуждать об этих молодых людях, тем лучше,-- произнесла мисс Малькольм с грозной многозначительностью.-- Они очевидно не такого сорта люди, с какими вам желательно было бы познакомить своих дочерей. Молодой человек, такой богатый, как он, не может не иметь круга знакомых, а между тем я ручаюсь вам, что, за исключеніем торговцев, ни одна душа не заглянула в Розовый Павильон в теченіе целых шести недель.

сколько есть знаков в зодіаке. Самые известные женщины в Лондоне - это те, что носят ситцевые платья и не красят лица.

- М-р и м-с Ганли пробыли уже шесть недель в Лоукомбе и ни разу не были в церкви. Это их характеризует,-- сказала м-с Донован. За её роскошным чайным столом и происходил весь этот разговор.

Ректор услышал конец его.

- Мне следует пойти и попытаться убедить их посещать церковь,-- сказал он мягким, добрым голосом.-- Было бы слишком поспешно решать, что они не порядочные люди, потому что не ходят в церковь. В наше время половина молодых людей - агностики или дарвинисты, а большинство молодых женщин подражают молодым мужчинам так же ревностно в идеях, как в воротничках и галстуках. Я так стар, что должен снисходительно относиться к заблужденіям молодежи. Поедет Мушат к ним или нет, а я побываю у них и погляжу, что это за люди.

ія сельского ехидства, вследствіе чего он слыл вообще за оригинала и человека не совсем пригодного для лона англиканской церкви. Пожилой вдовец, живущій с мягкосердечной старой девушкой-сестрой, бездетный, безответственный, немного слабый в своих понятіях о нравственности,-- он жалел падших деревенских девушек и изо всех сил старался предохранить их от дальнейшей погибели и вернуть на путь истины. Он ревностно поощрял женскую эмиграцію, и почти с каждой почтой приходили к нему из Нового Света безграмотные письма с выраженіем благодарности и нежной памяти. Такого человека - élite Лоукомба считала более пригодным пастырем для лондонского Ист-Энда. В небольшом поселке безусловно почтенных людей он был не на своем месте. Он был слишком хорош для своих соседей, а соседи были слишком для него хороши.