Джерард.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
ГЛАВА VI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Джерард. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГЛАВА VI. (старая орфография)

VI.

После гостепріимного пріема, оказанного ему в Розовом Павильоне, Джермин счел себя в праве безпрепятственно являться туда, когда ему вздумается, и всегда вносил с собой веселье. Он катался на лодке вместе с Эстер и Джерардом, обсуждал с ними прочитанные ими книги, старые и новые, так как, повидимому, читал все, что привлекало вниманіе публики, а помнил прочитанное как редкій читатель.

Джерард несомненно был веселее в его обществе, и с интересом слушал его рассказы о посетителях Пеитти - пловучого дома живописца Матти Мюллера, который принимал в нем общество более чем смешанное. К счастію, Пеитти стоял на якоре в десяти милях слишком разстоянія, и обычные гости живописца не отдалялись дальше, чем на милю от своего пловучого жилища.

Вся мечтательная серьезность, отмечавшая длинный tête-à-tête Джерарда и Эстер, улетучивалась в присутствіи Юстина Джермина, как туман разсеевается под лучами солнца. Величайшіе вопросы жизни и времени трактовались Джермином как величайшіе пустяки за чайным столом. Невозможно было сохранят серьезность в обществе человека, для которого жизнь была шуткой, а сибаритская роскошь - высшее блого на земле.

- Если я представляю себе будущій свет, то не иначе как в виде планеты, на которой царствует вечное лето; таким местом, где нет дурных поваров, а у птиц небесных нет ног,-- говорил он с веселым смехом, когда Эстер отстаивала надежду человека на будущую жизнь.

Между тем и м-р Гильстон был уже два раза в Розовом Павильоне в эти ясные дни начала октября месяца, но каждый раз оказывалось, что м-р и м-с Ганли катаются на лодке.

Джерард с презрительным смехом бросил карточки ректора на стол, когда ему подали их вторично.

- Что за навязчивый народ эти пасторы!-- вскричал он.-- Этот человек приходит второй раз в теченіе десяти дней, вместо того, чтобы обидеться на то, что я не отдал ему визита. Хочет верно вытянуть из меня деньги на свои школы или благотворительные клубы. Что-ж! жизнь пастора - невеселая жизнь, как я знаю это по домашнему опыту, и я вознагражу его настойчивость чеком на значительную сумму.

Эстер сначала вспыхнула, затем побледнела при виде карточек ректора.

- Он, может быть, приходил вовсе не за деньгами,-- пролепетала она.

- Не за деньгами! душа моя, он пастор! Пастор, который не тянется за чужим кошельком,-- черный лебедь, которого я не ожидаю встретить на вдевшей реке.

- Он, может быть, хочет тебя видеть.

- В таком случае его желаніе останется невыполненным. Я не желаю впускать свет в наш рай, отпертый клерикальным ключом.

- Тебе нечего опасаться вторженія к нам света,-- сказала Эстер с первой ноткой горечи в голосе, какую он от нея услышал.-- Свет знает, что в нашей жизни есть неправильность, и держится от нас поодаль.

- Я слышу голос моей поэтической Эстер, но слова, произнесенные ею,-- слова филистера,-- сказал Джерард развязно, оставляя ее.

Она стояла, глядя на карточки ректора, валявшіяся на том месте, куда их небрежно бросил Джерард. Она чувствовала, что разсердила человека, которого любила больше, чем весь остальной мір, вместе взятый. О, глупая, глупая! стоит ли заботиться о том, что думает или говорит о ней этот пустой и эгоистичный свет!..

ій раз, и на этот раз захватил хозяина дома в сенях.

- Здравствуйте, м-р Гильстон!-- сказал Джерард, снимая шляпу.-- Пожалуйста войдите в мою берлогу. Мне совестно, что вы в третій раз безпокоитесь навещать меня. Я собирался послать вам чек.

- Я не просил у вас денег, м-р Ганли,-- отвечал ректор серьезно, садясь в указанное кресло и оглядывая комнату проницательным взором человека, шестьдесят-шесть лет наблюдающого свет и людей.

В этой пріемной коттэджа, превращенного в кабинет, ничто не говорило о разнузданных привычках или неряшливости праздного гуляки и лентяя. Много книг, много цветов и безукоризненнейшая чистота отличали комнату.

- Вы не просили, нет, нет,-- развязно проговорил Джерард:-- но я знаю, что в сельских приходах всегда бывает много бедных, и каждый состоятельный прихожанин обязан внести свою лепту. Зима подходит, хотя мысль о ней и может вылететь из головы, благодаря чудной осени. Вы, конечно, уже заботитесь о снабженіи своих бедных топливом и теплым платьем. Позвольте мне написать вам чек.

Он раскрыл шкаф, вынул книжку с чеками и опустил перо в чернильницу.

- Нет, м-р Ганли,-- отвечал ректор решительно: - я не возьму от вас денег; я пришел поговорить с вами о более ценном предмете, нежели деньги.

- О моей душе, быть может?-- произнес Джерард, ожесточаясь.-- Я сразу должен объявить вам, м-р Гильстон, что не верую в христіанское откровеніе да и вообще во всякія трансцендентальности.

- Вы дарвинист, полагаю?

- Нет; я ровно ничего! Я не думаю ни о прошлом, ни о будущем. Я хочу как можно лучше воспользоваться своей настоящей жизнью, пока она моя. Богу известно, что она коротка и для тех, кто дольше всех живет на свете... и смерть для меня не пріятнее от того, что я знаю, что весь мір ожидает одна и та же катастрофа.

- Вы боитесь смерти?-- спросил ректор.

- Кто же ее не боится? Созерцайте смерть в какой угодно форме,-- она всегда отвратительна. Быстрая смерть, медленное разрушеніе! кто скажет, что ужаснее? Но позвольте, м-р Гильстон, вы пришли сюда ведь не затем, чтобы толковать о метафизике. Позвольте же, прошу вас, написать чек для ваших школ, больниц, или что вам угодно.

- Опять говорю вам, м-р Ганли, что не возьму ваших денег.

- Почему же нет?

- Я не возьму денег на милостыню от человека, который живет во грехе.

- О! так вы вот с чем пришли, сэр!-- вскричал Джерард, вскакивая с места.-- Вы врываетесь в мой дом, чтобы оскорблять меня!

- Нет, м-р Ганли. Я здесь в надежде помочь вам переменить вашу жизнь.

- По какому праву вы предполагаете, что моя жизнь нуждается в перемене.

- Скажем: хотя бы по проницательности старика, который прожил достаточно, чтобы узнать кое-что о человеческой природе. Двое молодых людей с большими средствами не живут так, как вы и м-с Ганли, без какой-нибудь основательной причины для уединенія; и в вашем деле, я полагаю, причина та, что эта лэди - не ваша законная жена. Если так, то позвольте мне, пока ваши отношенія к этой молодой особе еще никому неизвестны, повенчать вас с нею тихо, скромно, без всяких свидетелей, кроме моего служителя и сестры, старой девушки. Оба съумеют сохранить вашу тайну.

- Мой дорогой м-р Гильстон, вы очень обязательны, но, право же, меня смешит ваша naïveté. Неужели вы забыли - предположив, что я не связав законным браком с лэди, которую зову женой,-- что существует сколько угодно регистраторов в Англіи, которые бы поженили нас так же тихо, как и вы, и не считали бы это за одолженіе?

іи регистраторских контор, где каждый грум в графстве может жениться на дочери своего господина без дальнейших церемоній; но я полагаю, что м-с Ганли предпочла бы стать с вами перед алтарем и быть обвенчанной по обряду церкви.

- Я не думаю, чтобы м-с Ганли особенно верила в этот обряд. Она довольна тем, что знает, что я ее люблю от всего сердца и счастлив её любовью.

- И вы допускаете ее принести вам в жертву свою добродетель и доброе имя, оставляя за собой право бросить ее, когда она вам надоест?

- Вы не вправе говорить со мной в этом тоне.

- Нет, м-р Ганли, вправе - вправе как старик и как пастырь прихода, вправе от глубокого состраданія, какое мне внушает невинная девушка, ставшая вашей жертвой. Я говорил с нею, и каждое слово, сказанное ею, убеждало меня, что она не может быть счастлива в грехе. Она не такого рода женщина, чтобы с готовностью пойти на такую жизнь... соблазнявшій ее человек должен был пустить в ход необыкновенные средства...

- Удержите свой язык, сэр!-- закричал Джерард гневно.-- Как смеете вы вмешиваться в жизнь мужчины и женщины, которые, как вы видите, живут в любви и согласіи? кто просит вас об этом? Никто от вас ничего не требует: ни вашей дружбы, ни вашего знакомства. Мы хотим одного, чтобы нас оставили в покое. Моя жена - жена моя по сердцу и хозяйка моего дома, жена, которую я никогда не брошу - довольна своим положеніем, и ни вы, и никто другой не вправе вступаться за нее. Ваше пасторство не облекает вас привилегіями в глазах человека, для которого всякія верованія - одно суеверіе.

- Я слыхал, что люди, отвергающіе старые верованія, признают гуманность своею религіей,-- сказал ректор:-- но гуманности мало в вашем безпечном отношеніи к самопожертвованію этой молодой лэди, которая, повторяю, создана для лучшей доли, чем быть... незаконной женой.

- Вы говорили с ней?-- спросил вдруг Джерард:-- когда и где?

- Я встретил ее на кладбище как-то, и мы побеседовали.

- Понимаю; вы успели растревожить ее насчет вопроса, который, я думал, мы с нею вполне уладили,-- отвечал сердито Джерард.-- Что же, она просила вас поговорить со мной? вы явились но её порученію?

- Нет. Она слишком самоотверженна. Вы не похожи на дурного человека, м-р Ганди, и ваше поведеніе для меня загадка. Вы богаты, независимы. Почему вы отказываетесь узаконить связь, которая, как вы сами сознаетесь, дает вам счастіе? Есть для этого какое-нибудь препятствіе? Вы уже женаты?

- У меня нет другой жены, кроме Эстер.

- Но должна же быть причина...

- Да, причина есть... но так как я не верю в силу исповеди, то извините меня, м-р Гильстон,-- я отказываюсь объяснить ее вам, чужому человеку, которого симпатіи или любопытства я не вызывал.

- Довольно, м-р Ганди. Мне очень жаль эту несчастную молодую особу, так как очевидно, что вы вполне равнодушны к её общественному положенію и угрызеніям совести. Если вы перемените свое намереніе и решитесь поступить как честный человек, то я всегда в ваших услугам. Но до тех пор не переступлю больше через ваш порог.

- Прекрасно; но вспомните, ректор, что вы переступили через мой порог без приглашенія, а потому не можете ожидать, чтобы я испугался вашей угрозы превратить со мной знакомство, которого я вовсе не искал.

Он сердился на вмешательство этого чужого человека в его жизнь, сердился на Эстер за то, что она выдала его тайну.

Она вернулась из сада тотчас же вслед за тем, как ушел ректор, взволнованная и бледная, потому что видела ректора у ворот.

Впервые Джерард встретил ее с нахмуренным лбом и в угрюмом молчаніи.

- Ректор был у тебя?-- робко спросила она, садясь в свой обычный уголок у окна, где стояла её рабочая корзинка и маленькій столик с книгами.

- Да, ректор был здесь... твой давнишній, как кажется, знакомый.

- Не очень давнишній, Джерард. Я только раз в жизни говорила с ним.

- Только раз - и уже успела нажаловаться ему!

- Джерард, какія ты говоришь жестокія вещи! Я ничего ему не говорила, ничего... Он догадался, что у нас не все в порядке, что я веду жизнь, которая по его понятіям греховна... О, Джерард, не будь жесток со мной! Я никогда не безпокоила тебя раскаяніем в своей слабости, но когда этот добрый старик заговорил со мной так мягко, так кротко...

- Ты разыграла плачущую Магдалину... допустила старого фарисея и ханжу унизить себя его покровительством... послала его требовать от меня узаконенія нашего союза? Узаконенія! как будто закон может удержать любовь!

- Я не посылала его к тебе. Я просила его не вмешиваться.

- Ты могла бы, по крайней мере, сообщить мне о своем разговоре с этим человеком и подготовить меня в его проповеди.

- Я не могла говорить с тобой об этом, Джерард. Есть вещи, о которых не говорится.

Она нагнула голову низко над работой, чтобы скрыть слезы, потому что инстинктивно чувствовала, как слезы в эту минуту будут ему ненавистны. Во все время, какое она прожила с ним, она скрывала слезы и грусть про себя. С ним она всегда была как солнечный луч.

Он нетерпеливо прошелся по комнате и остановило веред ней.

- Эстер, я тебе надоел, и тебе надоела наша жизнь здесь?-- спросил он.

- Надоел! Джерард, ты знаешь, что ты все для меня. Я отказалась от всех других радостей в здешнем и будущем міре. Я ни о чем не думаю, ни на кого не надеюсь, кроме тебя.

- Еслибы я был волен жениться на тебе, вмешательство пастора вовсе бы не требовалось; но я не свободен. Я связан по рукам и ногам и пока не могу освободиться.

- Не говори об этом, Джерард. Я нечего от тебя не прошу. М-р Гильстон счел своей обязанностью поговорить с тобой,-- вот и все.

іе тронуло его. Он сел рядом с нею, взял работу из её дрожащих рук и привлек ее к сердцу.

- Ты слишком хороша для меня, Эстер!-- сказал он.-- Будем счастливы, дорогая, вопреки всяким условностям, будем счастливы, как Шелли с его Мери были счастливы в начале своего союза, пока закон не наложил своей печати на их любовь. Со временем церковь и государство узаконят наш союз... но связь не станет от того крепче.

Он не забыл того, что ректор сказал о ней. Да, она была из того матеріала, из которого создаются жены. Она не такого рода женщина, чтобы легко примириться с униженіем. А затем он говорил себе, что в их союзе нет униженія, что он глупец, обращая вниманіе на мненіе света или подчиняясь вліянію узких взглядов деревенского пастора.

* * *

После этого дня ни слова не было больше произнесено Джерардом или Эстер о посещеніи ректора.

Он больше не приходил в Розовый Павильон, и никто другой из жителей прихода не являлся с визитом. Быть может, невольный взгляд смущенія, появлявшійся у м-ра Гильстона, когда при нем заговаривали про м-ра и м-с Ганли, утверждал его прихожан в мысли, что дело неладно.

ія соображенія и догадки: выражалось мненіе, что люди, не желающіе знаться с соседями, должны быть дурные люди,-- но ректор на все это обыкновенно молчал.

Он заговаривал о чем-нибудь другом и даже как будто не слышал толков про Ганли.

В душе он жалел бедную, хорошенькую девушку, будущее которой рисовалось ему в мрачных красках.

Эстер после её разговора с ректором никак не могла больше вернуться к прежнему состоянію духа. Невыразимая горечь поднималась в её душе при воспоминаніи о том часе, когда она очутилась лицом к лицу с верным последователем Евангелія и увидела, как он смотрит на её положеніе.

Жгучее, раскаяніе грызло её сердце. Она с едким сожаленіем вспоминала о том времени, когда была бедна и трудилась с утра до ночи, о долгих часах, проведенных за швейной машиной, о прогулках по пустынным улицам, о всех хозяйственных заботах, какія выпадали на её долю, о стараніях как можно рачительнее распорядиться, своими скудными средствами и доставить маленькія удобства отцу.

Она молча несла свой крест. Тот, для кого она принесла в жертву религію и доброе имя, не видел её слез и не слышал жалоб на тягостное положеніе в Розовом Павильоне.

Наступили октябрьскіе дни; гармонія красных, золотых и желтых тонов, от которых осенняя зелень кажется еще красивее, чем летняя, постепенно сменилась скучным, однообразным серым, зимним оттенком. Дни стали короче и на реке часто бывало холодно.

Эстер тщательно оберегала Джерарда от речного тумана, после того как он сообщил ей опасенія д-ра Соута насчет его легких. Таким образом вечера показались бы обоим нестерпимо длинными, еслибы оба не привыкли в чтенію, так как для любителей чтенія всегда будет не хватать времени, чтобы прочитать все то, что написано и интересно.

Просматривать каталоги книжных магазинов, читать объявленія о новых книгах в Athenaeom и выписывать все, которые привлекали в себе вниманіе, было неисчерпаемым источником развлеченія для Джерарда Гиллерсдона, и в эти долгіе, мирные вечера в нем проснулись прежнія честолюбивые мечты. Он напишет роман, напишет повествовательную поэму, сюжет которой уже долгіе годы таится в его мозгу, и которая будет отличаться глубиной Броунинга и тонкостью Теннисона, вместе с пылом, остроуміем и шиком Оуэна Мередита и всей страстностью Суинбёрна,-- поэму, которая - если удастся - отметит собой новую эру в поэзіи.

іяся мечты, а Эстер любила его слушать. Таким образом зимніе вечера проходили незаметно, и Эстер, видя его счастливым, чувствовала, что жертва её принесена была не даром, и снова толковала себе, что её собственные чувства не идут в счет там, где дело касается его счастья.

В одно ясное октябрьское утро Джерард отправился к Лондон повидаться с д-ром Соутом, и тот сообщил ему утешительные вести.

- Вы вели довольную и спокойную жизнь,-- сказал он ему,-- и результат оказался лучше, чем я даже надеялся. Ваше сердце поправилось, легкія укрепились. Мы не можем вставить вам новое сердце, но мы можем заставить старое работать гораздо долее, чем я считал это возможным в последній раз как вас видел. Откровенно говоря, вы были тогда очень плохи.

Джерард услышал это решеніе с восторгом. Ему жизнь не только не надоела, но он с жадностью цеплялся за нее. Он не боялся старости. Это время жизни, которое молодым людям представляется каким-то фантастическим пугалом, его нисколько не страшило. Он мог без тревоги думать о долгих годах роскошного покоя в изящном дворце, выстроенном им себе, и который он с каждым годом будет наполнять новыми сокровищами.

Он представлял себе, как он сидит окруженный книгами, статуями, картинами, всякими произведеніями искусства, седовласый, седобородый, мудрый от познанія жизни; к нему будут приходить молодые люди, как приходили к Протагору, чтобы услышать золотые словеса философских поученій. Судьба дала ему золото, и на него он купит себе долгую жизнь. Он думал о Самуэле Роджерсе, Стирлинге Максвеле,-- о тех немногих людях, которые выпили чашу жизни до дна, но не нашли в ней горечи. Ему представлялась возможность такой же совершенной жизни, как и их жизнь, лишь бы только продлить ее. Последнее стало в нем всепоглощающим желаніем...

ія с д-ром Соутом, счастливее, чем был в последнее время. Он чувствовал, что к нему как бы вернулась его молодость, что тень угрозы сошла с его пути. Он более чем когда-либо любил Эстер и, сообщив ей мненіе доктора, поцелуями стер слезы радости с её глаз.

* * *

В Девоншире, однако, тревожились насчет его. М-р и м-с Гиллерсдон вернулись после водяного курса леченія и очаровательной поездки по южной Франціи. Они теперь снова поселились в ректорском доме, где Лиліана занималась приготовленіями к предстоящему замужству.

"Мама очень огорчена, узнав, что ты не пріедешь к нам на Рождество,-- писала Лиліана.-- Ей хочется поблагодарить тебя за все удовольствія, какія твои деньги доставили ей и папа, и сообщить тебе, как удобно и роскошно путешествовали мы, благодаря твоей щедрости. С своей стороны мне надо пропасть пересказать тебе, и я буду несчастна, пока не увижусь с тобой. Мы провели три дня в городе, где папа ездил в клубы повидаться с старыми знакомыми и пообедать в обществе крупных клерикальных париков, а мама и я бегали в это время по магазинам.

любят тайны вообще, не правда ли?

"Твоя идеальная экономка уехала в Брайтон; буфетчик отправился проветриться в парк. Выездной лакей не мог сообщить твоего адреса, но снисходительно объявил, что письма, адресованные на твое имя, будут тебе доставлены; итак, я живу в надежде, что ты получишь это письмо где-нибудь на море или на суше, в горах Шотландіи или на норвежских озерах

"Я очень безпокоюсь о несчастной девушке, судьбой которой ты так же интересовался или почти так же, как и я. Я говорю об Эстер Давенпорт. Не найдя тебя, я поехала в Чельси, в надежде увидеть Эстер. Я хотела пригласить ее к нам завтракать и затем отправиться вместе в картинную галерею, чтобы немножко развлечь ее. Но я нашла её квартиру пустой, а хозяйка очень горевала о том, что её нет. Она раз утром, в половине августа, вышла из дому, расплатившись с долгами и захватив немного вещей в сак-вояж, послала маленького сына хозяйки за кэбом и уехала неизвестно куда. Отец её таинственно исчез за несколько дней перед тем, и хозяйка думает, что бедная Эстер от этого помешалась. Она была очень взволнована, когда уезжала, совсем сама на себя непохожа. Она не оставила адреса, но две недели спустя хозяйка получила от нея несколько строк, в которых она просила отослать письма, которые могут придти на её имя, в Г., в почтовую контору, в Ридинг. Двое носильщиков в то же время явились с приказаніем от нея, уложили её книги, платье её отца и все их вещи в два ящика и адресовали их на юго-западную станцію, Ридинг, до востребованія. Ничего больше с тех пор не слышно ни об Эстер, ни об её отце. Хозяйка плакала, говоря о них, и очевидно она думает, что с ними случилась беда. Мне очень хочется написать Эстер и адресовать письмо в почтовую контору Ридинг, но что я ей скажу? Все это так таинственно,-- сначала исчезновеніе старика, затем её внезапное бегство. Ведь это похоже на бегство, не правда ли?

"Джэк так обрадовался, увидя нас по возвращеніи. Он много работал все лето, совсем не отдыхал и никуда не уезжал, но теперь он пріедет в Гельмсли на осень, и мы все будем счастливы. Только тебя недостает для нашего полного счастья".

Джерард разорвал это письмо тотчас же, как прочитал, зная, что оно разстроило бы Эстер. Она редко говорила о Лиліане, и в голосе её звучало глубокое сожаленіе об утрате дружбы, которая была ей очень дорога.

іе, самоотверженная любовь к нему и готовность все принести ему в жертву. Он помнил, какое было у нея лицо, бледное и застывшее, как у мертвеца, когда кэб подъехал к дверям станціи, у которых он ее дожидался. Они разстались всего лишь за несколько часов перед тем, при первых лучах утренней зари. Теперь они съехались, чтобы никогда больше не разставаться, как сказал ей Джерард, сидя рядом с ней в вагоне.

Письмо Лиліаны оживило воспоминаніе об этом утре во всех его подробностях, а вместе с тем оживилась и нежность Джерарда к Эстер. Какая она кроткая и какое в ней отсутствіе эгоизма; даже в отчаяніи от своего паденія, она старалась не мучить его своим раскаяніем.

Джерард стал серьезно думать о том, чтобы освободиться от обещанія, данного Эдите Чампіон,-- обещанія, данного еще при жизни её мужа, когда она ему сказала: "Помните, это клятва!" Он подумывал о том, чтобы признаться ей в новых своих обязательствах, обратиться к великодушію Эдиты и просить ее вернуть ему его слово. Он подумывал об этом, но так как время терпит, то он и не торопился. Если явится новое обязательство - если родится у него ребенок - в таком случае он сочтет своим долгом освободиться от прежнего обязательства, во что бы то ни стало.

Юстин Джермин часто появлялся в эти короткіе осенніе дни, всегда веселый, всегда с целым коробом сплетен, в которых все действующія лица выставлялись в невыгодном для них свете и доставляли пищу для насмешек. Каким шутовским представлялся здешній свет с его точки зренія, и непонятно было, чтобы кто-нибудь относился к нему серьезно. Эстер ненавидела его насмешливый тон, но рада была, что Джерарда развлекали посещенія и болтовня Джермина. Еслибы он не пріезжал, Джерард, может быть, чаще ездил бы в Лондон. Так что в некотором роде она должна была быть благодарной Джермину.

Матти Мюллер, живописец-пейзажист, для которого Темза представляла золотой рудник, все еще жил в своем пловучем домике, не взирая на осенніе туманы, которые были полезнее для искусства, чем для здоровья. Он строил себе коттэдж и мастерскую на берегу реки, доставляя себе восхитительное занятіе следить за постройкой. Джермин кочевал между Лондоном и пловучим домом Матти Мюллера и был всегда бодр и посвящен в столичные новости, между тем как живописец, по его увереніям, вел растительную жизнь, переходя от мольберта в коттэджу, медленно воздвигавшемуся на лугу.

іе дни. Эстер провела все утро на реке вместе с Джерардом, соблазненным теплотой солнечного дня. Они пробыли на реке до сумерек и, причалив к берегу, нашли Джермина медленно прохаживавшимся в ожиданіи их возвращенія.

- Я сам пригласил себя к вам обедать,-- сказал он Эстер, помогая ей выйти из лодки.-- Я уже целый век не надоедал вам своим присутствіем, по крайней мере целую неделю, и привез с собой короб новостей,-- обратился он к Джерарду:-- но новости эти не для дамских ушей,-- кивнул он головой в сторону Эстер:-- а потому я задержу вас на полчаса в курительной комнате.

- Ваши получасы в курительной длятся гораздо дольше,-- заметила Эстер.

- Это доказывает, что я умею заинтересовать Джерарда. Вы должны были бы быть очень мне благодарны, м-с Ганли. Он умер бы со скуки в этом очаровательном убежище, еслибы я не доставлял ему подробного и верного отчета обо всем, что говорится и делается дурного в Лондоне.

- Я забыл даже смысл слова "скука" с тех пор, как поселился в Розовом Павильоне,-- отвечал Джерард:-- а потому можете понизить свои претензіи в этом направленіи. Когда листья опадут, а Темза станет слишком пасмурной, мы отправимся в Ривьеру.

- Сомневаюсь, чтобы мы побывали в Монте-Карло.

- О, непременно побываете. Вы, может быть, не поселитесь там, но будете наведываться. Ведь Монте-Карло не даром зовется магнитной скалой. Он будет притягивать вас, как та скала в арабской сказке, помните, притягивала Синдбада-мореходца. Вы окажетесь безсильным перед обаяніем одного из прелестнейших местечек на земном шаре. Я так же уверен, что встречу вас там, как была уверена тень Цезаря в том, что встретится с Брутом при Филиппи.

Обед прошел весело. Освещенный лампой, стол был убран осенними листьями и ягодами различных и гармонически подобранных цветов, которые Эстер набрала поутру в лесу, во время прогулки.

Вечер был так тих и тепел, что оба молодых человека курили сигары, прохаживаясь по песчаной дорожке, перед окнами освещенной гостиной, где сидела Эстер у камина, где горели сосновые дрова, дававшія много света, но без особенного жара. Около нея лежала её работа и книги; девическая фигура в белом платье в этой светлой и уютной комнате представляла граціозное зрелище мирного домашняго очага, вовсе не похожее на те виденія цыганской и безпутной жизни, какія мерещились старым девам Лоукомба, когда оне толковали про обитателей Розового Павильона.

Ночь была еще лучше дня, небо покрыто звездами, а в десяти часам полная луна медленно вышла из-за лесистого холма на противоположном берегу.

- Натурально. Неужели вы думаете, что я с ней разстанусь?

- Я только думаю, что всему на свете бывает конец. Ваш медовый месяц долго длился.

- Мы еще не надоели друг другу.

іон, которую свет назначает вам в жены тотчас по окончаніи её траура? Ведь для нея будет немножко обидно, если вы женитесь на другой женщине.

- Это дело её и мое... но не ваше.

- Прошу прощенія. В сущности ведь главная цель в жизни - это быть счастливым, и пока вы счастливы с той дамочкой... очень милая и пріятная особа...

- Ради Бога, удержите свой язык! Я знаю, вы желаете нам добра... но каждое ваше слово усиливает мое раздраженіе.

- Любезный Гиллерсдон, вы слишком чувствительны. Странно, что положеніе, которому повидимому вы обязаны своим счастіем, не может быть обсуждаемо даже с коротким пріятелем.

на идеях и великих умах, перешедших в неведомый мір. Такой разговор всегда увлекал Эстер, она забывала про угрызенія совести, про страх беды, вечно висевшей над нею. В туманном міре умозрительной философіи все личные и мучительные чувства сливались в один великій и таинственный вопрос: что мы такое, откуда пришли и куда идем? неужели наша индивидуальная жизнь, так мучительно обособленная сегодня, завтра сольется с общей безсознательной жизнью, созидающей коралловые рифы и возсоздающей землю, по которой мы ходим.

Такіе разговоры повергали ее всегда в глубокую меланхолію. Тем не менее она находила в них болезненное удовольствіе, как находят его люди в книгах, заставляющих их плавать.

Огонь в камине и жар от лампы так нагрели комнату, что когда Юстин Джермин ушел, Джерард раскрыл окно и впустил струю свежого ночного воздуха, вместе с лунный светом. Луна высоко стояла в эту минуту в небе, тріумфально шествуя среди ярких звезд, казавшихся её спутниками.

Эстер и Джерард остановились у открытого окна, созерцая небо и реку, довольные, что остались одни, хотя Джермин и не наскучил им, потому что умел интересно беседовать обо всех предметах.

Оба молчали и думали, с удовольствіем отдыхая от оживленного спора, длившагося часа два.

Слух у Эстер был тоньше. Она разслышала шаги по песку, слабые шаги человека, волочившого ноги, точно он смертельно устал.

- Это не его походка,-- сказала она:-- это идет кто-то старый и слабый.

В то время как она это произносила, из тени, царившей в саду и вокруг дома, выступила фигура, казавшаяся привиденіем при лунном свете, серебрившем её лицо и потасканное платье. То была фигура старика с растрепавшейся седой бородой и желтым, изможденным лицом. Согбенные плечи, медленные движенія указывали на крайнюю усталость. Человек этот направлялся к освещенному лампой окну нетвердыми шагами, опираясь на палку; он подходил ближе и ближе, пока не очутился лицом к лицу с Эстер и тогда с громким криком поднял палку и с торжеством указал на нее.

- Я знал это!-- истерически закричал он:-- я знал, что нашел тебя... наконец-то... нашел среди твоего позора... живущей в роскоши, тогда как твой старик-отец умирает с голода. Да, клянусь небом, я чуть не умер с голода... а ты предалась греху...

- Папаа, не вы можете осуждать меня! Вы бросили меня... Я всю жизнь отдала вам... и готова была служить вам до последняго издыханія... но вы бросили меня... бросили, не предупредив ни единым словом... Я осталась одна, сиротой, без отца...

Рыданія помешали ей говорить. Но он яростно оттолкнул ее от себя.

- Не дотрогивайся до меня!-- закричал он:-- я отрекаюсь от тебя... Я не хочу тебя знать...

И тут из уст её отца полились жестокія слова... Дочь в смертельной тоске и отчаяніи упала к его ногам, не без памяти, нет, но в жгучем сознаніи своего позора.

іи Джерарда!.. Чем будет отныне для нея жизнь, как не сплошным униженіем?!

Она закрыла руками лицо, склонившись к земле. В этот миг она успела только подумать: "я заслужила то имя, каким отец назвал меня!" - но тут она услышала бешеное восклицаніе Джерарда, удар, стон - и отец её повалился как сноп на дорожку, рядом около нея...