Джерард.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
ГЛАВА VII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Джерард. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГЛАВА VII. (старая орфография)

VII.

Давенпорт не умер. Эстер, в первые минуты безпомощного ужаса, думала, что удар, свалившій с ног её отца, был смертельным; но это было не так.

Дрожащими руками развязывала она черную истрепанную тряпицу, которою было обвязано его горло, и слышала, как билось его сердце под разорванной фланелевой рубашкой. Она слышала прерывистое его дыханіе, доказывавшее, что он жив.

- Ступай за доктором!-- закричала она Джерарду.-- О! ради Бога! доктора... как можно скорее! Ты его не убил!

- Убил!? нисколько. Я только заставил замолчать его гнусный язык... Неблагодарный, старый негодяй! Мой удар вовсе не был силен; я хотел только, чтобы он замолчал, и успел в этом.

И Джерард презрительно засмеялся.

Он считал ничего нестоющей жизнь этого жалкого, ничтожного старика. Преклонные лета, бедность, запой - все это такія условія, при которых человеку и не стоит жить, а главное - дорожить жизнью!

И тем не менее, еслибы кто-нибудь положил конец такому жалкому существованію,-- его назвали бы убійцей и повесили бы!

Что теперь делать? посылать за доктором? Был уже второй час ночи, а ближайшій доктор находился в Лоукомбе, в одной миле разстоянія.

- Я пойду в коттедж садовника и постараюсь послать кого-нибудь... Не бойся, Эстер. Будь спокойна, пока я не возвращусь.

Джерард побежал в домик садовника, находившійся по ту сторону дороги, около большого огорода, где выращивалась целая пропасть овощей, которых никто не потреблял, и сеялось такое количество семян, что его достаточно было бы, чтобы засеять все пустопорожнія места в Беркшире.

Он ушел, а страх Эстер усилился в то время, как она опустилась на колени около безжизненной фигуры, прислушиваясь к затрудненному дыханію. В обмороке он, или с ним нечто в роде удара?

Ода поспешила в дом за водой и примочила ему виски, пыталась также пропустить ложку водки сквозь стиснутые зубы, но тщетно. Ей оставалось только наблюдать за лицом, казавшимся бегам при лунном свете и сильно постаревшим и изменившимся с прошлого августа. Эти несколько месяцев равнялись, очевидно, нескольким годам. Морщины стали глубже, но хуже, чем старость, положил свою печать закоренелый запой.

Джерард вернулся через четверть часа, показавшуюся ей целым веком.

- Доулинг отправился,-- сказал он:-- я дожидался, пока он не тронулся в путь. Туда идти почти час времени, да столько же назад. Это все твое глупое сопротивленіе тому, чтобы нам завести здесь конюшню и лошадей, поставило нас в затруднительное положеніе! Что, он все еще не пришел в себя?

Джерард остановился и глядел на фигуру, распростертую перед ним на дорожке. Дорожка перед верандой была узка, и по счастливой случайности Давенпорт упал головой на лужайку, где трава была густая и мягкая.

"Желал бы я знать, пригласил ли бы меня лоукомбскій ректор возвести этого человека в званіе моего тестя",-- подумал Джерард; но затем, движимый лучшими чувствами, он нагнулся, поднял отяжелевшую голову с земли и с помощью Эстер перенес безсознательную фигуру в гостиную, где и положил на диван; Эстер подложила подушку под взъерошенную седую голову и прикрыла плюшевым одеялом безжизненное тело.

- Нельзя ли что-нибудь еще сделать?-- спросила она жалобно.

- Не знаю. Я совсем не умею ходить за больными. Будь здесь Лиліана, она была бы очень полезна. Я боюсь, что у него удар.

- Ты не думаешь, что он умирает?-- с ужасом спросила Эстер.

Она стояла на коленях у дивана, держа в руках холодную и безжизненную руку отца.

- Не знаю. Ничего не знаю, кроме того, что паденіе не могло убить его.

- Еслибы это так, то ты был бы его убійцей,-- отвечала она, возмущенная его безчувственностью.

Нет, в нем не было жалости. Этот пьяница ворвался в их жизнь и внес ужас и волненіе в их мирный дом. Этому пьянице Эстер заплатила уже весь дочерній долг и ничем больше перед ним не обязана. Нет, в нем не было жалости, хотя он, молодой человек, поднял руку на слабого старика. Он так же мало жалел о том, что прибил его, как еслибы прибил бешеную скотину.

Он проклинал случай, приведшій в его жилище этого нежеланного гостя, который, быть может, сделает невозможным его счастливый союз с Эстер. Он знал её преувеличенные понятія о своем долге к этой пьяной скотине, знал, что она готова пожертвовать собой. Кто скажет, как она теперь поступит?

Узаконить их союз - как бы не так! Создать законную связь между собой и этим пьяным бездельником! Всю жизнь быть связанным с таким позорным тестем!

Он не мог оставаться в одной комнате с этим жалким отребьем человечества и, выйдя из дома, стал прохаживаться по дорожке в ожиданіи доктора, который не явился. Садовник вернулся через час, говоря, что доктора призвали на одну отдаленную ферму, где ожидался ребенок, и он вероятно останется там до тех пор, пока ребенок не родится. Ферма находилась в пати милях разстоянія от Лоукомба. Жена доктора могла только обещать, что муж немедленно по возвращенія домой отправится в Розовый Павильон.

Таким образом, во всю долгую октябрьскую ночь им ничего не оставалось, как терпеть и ждать. Воздух посвежел с наступленіем утра, и Джерард вернулся в гостиную, где Эстер растопила камин и где все еще горела лампа. Дыханіе старика стало спокойнее, и он, казалось, теперь крепко спал.

- Он поправится,-- сказал Джерард, глядя на незваного гостя.-- Пьяному море по колено.

- Джерард, Джерард, как ты жесток!

- Неужели ты еще ждешь от меня доброты? Я бы пожертвовал тысячами, чтобы вычеркнуть его из нашей жизни.

- Но это ты дал деньги, которые поставили его на такой путь.

- Я дал ему денег, чтобы избавиться от него. Я видел, что ты жертвуешь жизнью для призрачного долга. Я видел, что молодость твоя вянет и красота пропадает даром в нищете и заботе. Он один мешал моему счастію, и я устранил его. Мы были счастливы, Эстер. Из состраданія не говори мне, что тебе дороже это отребье человечества, нежели я.

- Он мне дорог, потому что он мой отец и нуждается в моей любви.

- Ах, это старая исторіи! Мы можем заботиться о нем и обезпечить за ним уход. Мы поместим его в богадельню, где за ним будут ходить и не дадут ему предаваться пьянству.

Эстер не обратила вниманія на эти слова. Она сидела, по прежнему держа в руках холодную руку отца, и, примачивая его лоб одеколоном, прислушивалась в его дыханію и поджидала доктора.

Утро, наконец, наступило, холодное и туманное, и вскоре затем появился м-р Мивор, врач, пользовавшійся доверіем всего околотка.

Его ввела в комнату заспанная горничная; он с удивленіем узнал, что в доме есть больной... посетитель, неожиданно прибывшій ночью, и для которого проветривали и приготовили спальную.

Эстер на разсвете поднялась наверх, разбудила слуг и велела растопить камин в запасной спальной, довольно красивой комнате, до сих пор остававшейся без употребленія и выходившей окнами на большую дорогу и огород.

М-р Мивор слышал различные толки о молодой чете в Розовом Павильоне, но, как осторожный врач и светскій человек, воздерживался от высказыванія своего мненія. Тем не менее и он интересовался этой общественной тайной; любопытство его значительно усилилось от того, что он увидел сегодня утром: два бледных лица,-- лицо мужчины сердитое и нахмуренное, лицо женщины заплаканное и встревоженное,-- а между ними жалкая, растрепанная фигура, с тем испитым видом, какой для опытного медицинского глаза сразу говорил о привычной невоздержности.

- Когда сделался этот припадок?-- спросил он, осмотрев больного.

- Во втором часу ночи.

- Он был здоров перед тем?

- Не знаю. Он пришел в дом... незваным гостем... и почти тут же свалился с ног. С тех пор не приходил в себя,-- отвечал решительно Джерард.

- И не было никакой причины для волненія... ссоры, какого-нибудь возбужденія?-- разспрашивал доктор, зорко глядя на говорившого.

іи, в каком он находился... не особенно трезвом.

- Вы думаете, он был пьян?

- Думаю.

М-р Мивор отложил дальнейшіе разспросы. Он вынул хорошенькій кожаный футляр, который всегда возил с собой, и, взяв какой-то порошок, собственноручно поднес его больному, не спуская с него глаз. Старик раскрыл на секунду свои глаза, но тотчас же закрыл их.

- Вам нужна опытная сиделка,-- сказал доктор,-- если этот человек должен остаться у вас в доме... Да, по правде сказать, и не безопасно было бы перевезти его раньше нескольких дней.

- Он останется здесь и я буду помогать ходить за ним,-- сказала Эстер, садясь на прежнее место у изголовья больного.-- Он мой отец!

- Вашь отец! Я не совсем понимаю,-- сказал доктор, довольно-таки удивись такому открытію: он уже заметил разорванную фланелевую рубашку, истрепанный, грязный воротник сюртука и общій нищенскій вид больного, представлявшій странный контраст с комнатой, где он находился.

Её отец! это жалкое человеческое отребье - отец красавицы м-с Ганли, про которую ходило так много слухов. Значит, зоилы были в сущности правы, и она происходила из подонков общества!

Он внимательнее прежнего вгляделся в лицо старика. Как ни были черты его искажены пьянством, но в них отсутствовал отпечаток грубости, характеризующей низменное происхожденіе. Рука, безжизненно лежавшая на плюшевом одеяле, была тонка и изящной формы - эта рука не знала черного труда. Человек этот мог быть когда-то джентльменом. Склонность к запою часто встречается и у джентльменов!

М-р Мивор не был доволен общим ходом дела. Он не верил безусловно в то, что старик как вошел, так и упал в припадке. Припадок, конечно, был сродни параличу - в этом он не сомневался, но подозревал, что от него что-то скрывали; в особенности подозренія его усилились после того, как м-с Ганли созналась, что это - её отец. Как бы то ни было, а обязанность врача была для него ясна. Что бы ни случилось нынешней ночью - если даже произошла ссора между молодым человеком и стариком и какія-нибудь насилія, как он подозревал, старик не умер. Он обязан его вылечить, если можно, а личная выгода заключается в том, чтобы держать свои подозренія про себя.

- Я пошлю телеграмму в Лондон и выпишу госпитальную сиделку, если хотите,-- сказал он.

- Пожалуйста,-- отвечал Джерард и позвонил.-- Я пошлю вашу телеграмму, как только вы ее напишете.

- А пока,-- сказал доктор, присаживаясь за стол, где находились все письменные принадлежности,-- я помогу вам уложить больного в постель.

- Комната его готова,-- объявила Эстер.-- Я могу все делать для него, что нужно. Я привыкла ходить за ним.

- Он и прежде, значит, бывал болен?

- Так сильно, как теперь, еще никогда. Я никогда еще не видывала его в таком обмороке, как вчера... после того, как он упал.

Её нерешительный голос и растерянный вид подтверждали м-ру Мивору, что его догадки были основательны; но он не стал больше разспрашивать, и спокойно, с искусством и ловкостью опытного практика, помог слуге перенести безпомощную фигуру наверх; Эстер переменила истасканное и грязное платье больного на другое и покойно уложила его в кровать.

Огонь весело горел в старомодном камине, а на дворе ярко засіяло осеннее солнце. Комната, с её красивыми французскими обоями и белой мебелью, была так свежа и чиста, точно ее приготовили для невесты... а в постели лежала жертва собственных пороков - невоздержности и малодушія, про которые ошибочно думают, что они вредят только самому грешнику.

- Мой бедный отец бродил повсюду, пока не привел себя в такой жалкій вид,-- сказала Эстер доктору.-- У меня здесь в доме полный чемодан его платья, и оно к его услугам, когда понадобится. Мой долг сообщить вам, что он стал жертвой невоздержного употребленія вина, к которому первоначально заставили его прибегнуть невральгическія боли. Он очень жалок, бедный. Вы никому не скажете?

- могло довести этого джентльмена до такого состоянія. А теперь я предоставлю вам ухаживать за ним, пока не пріедет сиделка. Я полагаю, что она прибудет сюда вскоре после полудня, а я загляну еще до наступленія сумерек.

Когда он ушел, Эстер осмотрела карманы отца. В большом кармане его охотничьей куртки находился совсем растрепанный томик сатир Горація с пометками, сделанными на полях почерком самого Давенпорта, все еще четким и красивым, несмотря на разстроенные нервы и дрожащія руки.

В другом кармане того же платья лежала рукопись с зачеркнутыми и вновь написанными строчками, указывавшими на какую-то работу. То был метрическій перевод некоторых из сатир. Эти попытки говорили о напряженном труде: некоторые места были переведены в нескольких редакціях и разными размерами, но ни одна сатира не была окончена. Все признаки большого некогда ума, но слабой воли были на-лицо.

Эстер передала рукопись Джерарду, когда он пришел взглянуть на больного. Она передала ее ему молча, даже не глядя на него, потому что боялась, как бы во взгляде её не выразилось упрека. Эти тщательные переводы доказывали, как глубоко был обманут её отец человеком, который сознательно заманил его на путь погибели.

и ты. Еслибы я оставалась верна самой себе и ему, я бы могла все-таки найти его и спасти.

- Да, пожертвовав молодостью, любовью, красотой и всем, что только ценно в нашей краткой жизни. Нет, Эстер, я не жесток, я не безсердечен. Я сожалею о нем, но он - жертва собственных инстинктов, и еслибы случай представился иной, то он все же бы погиб. Я бы еще больше жалел тебя, еслибы продолжалась твоя прежняя жизнь и то суровое рабство, которое отрезывало тебя от всех радостей жизни, на какія ты вправе была разсчитывать. Я просто обезумел, глядя на твое терпеливое мученичество, на безрадостную, мрачную жизнь, какую ты вела. Я бы еще хуже поступил, чтобы избавить тебя. А теперь... Ну, мы должны все сделать для него.

Эстер ничего не отвечала на все эти разсужденія. Она сидела у постели больного, готовая выполнить все докторскія предписанія. Они были простейшого свойства. Почти ничего пока нельзя было сделать. Старик мог проснуться от своего продолжительного сна в полном уме,-- или нет? Ей оставалось только сидеть и ждать. Она опустила сторы и сидела в полусвете со сложенными руками; губы её машинально слагались в молитву к тому личному Богу, в несуществованіи Которого ее убеждали последнія прочитанные ею книги. Но в этот час душевных страданій и угрызеній совести мысли её сами собой возвращались на старинный путь, причем одно уже le Grand Peut-être могло дать некоторое утешеніе.