Джерард.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
ГЛАВА IX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Джерард. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГЛАВА IX. (старая орфография)

IX.

Зима стояла мягкая, одна из тех сырых и теплых зим, которые веселят сердце спортсмена, но которые все санитары и разсудительные люди объявляют нездоровыми, толкуя о недостатке вентиляціи и т. п.

Джерард не был из их числа. Он ненавидел мороз и снег, лондонскій же снег пуще всего, и был рад, что зима не вынуждает его разстаться пока с Эстер. Он не проводил теперь всего своего времени в Розовом Павильоне. Она сделала для него ненавистным убежище, которое когда-то ему так нравилось; но он все еще любил ее и опасался всякого поступка, который мог бы походить на пренебреженіе к ней.

Когда год траура м-с Чампіон окончится, тогда ему придется распутывать затруднительное положеніе, в какое он себя поставил, и выбирать между первой или второй своей любовью. К тому времени Николай Давенпорт может мирно опочить, и главное препятствіе в его браку с Эстер будет устранено. А пока Эстер была ему так же дорога и священна, как еслибы ее связывали с ним самые прочные узы, какія только может сковать закон - не особенно прочные, однако, в слову сказать, в наше время.

Он прожил в Лондоне десять дней, выбирая подарки для сестры и посещая театры.

Он задал два или три своих знаменитых завтрака в эти десять дней, и Гиллерсдон-Гауз ожил; штат прислуги был возстановлен и все подробности роскошной обстановки тщательно проверены. Лакеям и буфетчику сообщено было, что хозяин проведет зиму в Англіи, главным образом в Лондоне. Лакеи и буфетчик отлично знали, что у него где-то другое хозяйство, но он так ловко скрывал концы, что они до сих пор не могли выследить его и узнать тайну его второго жилища. Никто не знал, куда он уезжает, покидая Гиллерсдон-Гауз. Хотя в каретном сарае у него стояла масса экипажей, а на конюшне - лошадей, он всегда ездил на станцію железной дороги на извозчике.

Он провел Рождество в Розовом Павильоне, целых три дни отдыха и мирного покоя, которые освежили его после завтраков, шумных разговоров, картинных галерей, театров, сплетен и вечного движенія Лондона. Он был бы совсем счастлив, еслибы не несносное сознаніе присутствія Николая Давенпорта наверху, мысль о котором невольно связывалась с раскаяніем,-- не он ли сам причиной того состоянія полуидіотизма, в каком он теперь находился? не его ли удар убил в Давенпорте слабый ум?

Эстер передала ему мненіе м-ра Мивора о неизбежности удара, но этого мненія было мало для его успокоенія. Другой доктор, более компетентный, мог сказать иное.

Эстер пыталась быть счастливой в эти краткіе праздничные дни, но прежнее безпечное состояніе и забвеніе как прошлого, так и будущого - ушло и больше не возвращалось. Полное единеніе их было нарушено. И то еще хорошо, что любовник не совсем бросил ее. Все исторіи, какія она когда-либо читала про запретную любовь, всегда оканчивались тем, что женщину бросали. Он доказал ей, что может счастливо прожить целую неделю вдали от нея, но еще не бросил и даже был так добр, что отсрочил свою поездку в Девоншир на три дня.

Он разстался с нею в теплое и солнечное утро, более здоровый на вид, чем тогда, когда впервые пріехал в коттэдж. Несколько дней отдыха в коттэдже, после шумной жизни и остроумных бесед в Лондоне, освежили его. Он вместе с Эстер гулял по рощам в зимнем уборе, по мягкому ковру палых листьев и вдыхал бальзамическій воздух елей. Он говорил ей при разставанье, что был очень счастлив.

- Еслибы ты только побольше посвящала мне времени, было бы лучше,-- заметил он.-- Ты так строго придерживаешься рамок разделенного долга. Прости меня, милая,-- прибавил он поспешно, увидя её разстроенное лицо:-- ты добра как ангел, и я дрянной человек, если жалуюсь. Я напишу тебе после свадьбы.

- О! напиши раньше, Джерард, а не то мне придется ждать целую неделю!

- Хорошо, напишу раньше. Но ты знаешь, что я плохой корреспондент. Я думаю целые томы о женщине, которую люблю, но мое ленивое перо отказывается написать одну страницу.

Он уехал, и она одна вернулась в коттедж, который принял совсем иной характер с тех пор, как в привычках его хозяина произошла перемена. Он уже не казался больше обычным жилищем Джерарда и пріобрел вид временной квартиры, куда хозяин изредка заглядывает, и которая уже не носит на себе отпечатка его личности. Почтовый ящик был заперт. На письменном столе не валялось больше бумаг. Книги, которые он читал чаще всего: Суинбёрн, Боделэр, Ришпэн, Верлен, Конт, Гартман, Дарвин, Шопенгауэр, стояли на своих местах, потому что этих книг Эстер не любила и никогда до них не притрогивалась в его отсутствіе. Весь дом казался ей как бы осиротелым.

Она просидела у огня в кабинете с час или более того, пока больного одевали на утреннюю прогулку, и размышляла о своей жизни и о том, как она ею распорядилась: печальный результат, так как разговор с м-ром Гильстоном разсеял все софизмы относительно её положенія. Она уже не сравнивала себя более с Мэри Шелли, не верила больше в то, что поступила как следует. Она была убеждена, что она - грешница. Руководит вселенной мыслящій ум, или нет,-- но она утратила свое место среди честных женщин. Она сидела одна-одинёшенька на Рождестве, в такое время, когда другія женщины окружены близкими и знакомыми, и говорила себе, что лишилась права на общество женщин.

Она ходила около часу рядом с креслом отца, которого возили по проселочным дорогам, пока не стемнело. Она указывала ему на красивые места, на птиц и зверей, точно гуляла с ребенком. Она прислушивалась к его слабому, безсвязному лепету. Она давала ему понять - насколько он в силах был что-либо понять,-- что его любят и заботятся о нем.

Им повстречалось немного народа на этих проселочных дорогах, но те, которые попадались им на встречу, гораздо больше обращали вниманіе на старика в кресле на колесах и на задумчивое лицо Эстер, шедшей около него рядом чем она думала.

Викарій в мягкой войлочной шляпе, надвинутой на самые брови, точно он был разбойник, обе мисс Глэндовер, возвращавшіяся из обхода по бедным, и с Донован, правившая упрямыми пони и вся красная от усилія их удержать под своим контролем - все с живейшим интересом наблюдали за Эстер и с усиленным рвеніем толковали о ней за послеполуденным чаем.

Появленіе больного отца,-- который хотя и был физически и умственно развалиной, однако походил на джентльмена,-- должно было изменить сельскіе взгляды на положеніе м-с Ганли. Что у нея был отец, что он поселился с нею и, облеченный в тонкое сукно и белье, окружен был самым заботливым уходом, возседая в кресле на колесах, долженствовавших стоять не дешевле фамильного ландо лэди Изабеллы - все это, конечно, придавало такой характер респектабельности м-с Ганли, которого никак не ожидал лоукомбскій свет. В сущности, люди не звери, и хотя они способны терзать репутацію ближняго, но не остаются вполне безчувственными в житейским бедствіям.

- Должна сказать, что вниманіе этой молодой женщины к отцу - одна из трогательнейших вещей, какія я только видела в жизни,-- заметила м-с Донован:-- и еслибы только я могла сдержать моих пони вчера утром, то, право же, я думаю, что познакомилась бы с ней. Но ведь вы знаете, каковы мои пони.

іе к новым богачам.

- Право, я думаю, что нам бы следовало сделать ей визит,-- продолжала м-с Донован, игнорируя ядовитый намек.-- Я слышу, что м-р Ганли теперь стал часто отлучаться из дому.

- В самом деле? Начало конца - полагаю. Почему же вы не сделаете визита, м-с Донован? Вы либеральнее меня и у вас нет дочерей. Вам не может повредить общество м-с Ганли; а так как у нея нет ни души знакомых, то она обрадуется вашему знакомству.

- Не думаю, чтобы она могла повредить вашим дочерям, лэди Изабелла. Она гораздо моложе их и кажется воплощенной невинностью.

- Да, я как раз видела такія же воплощенные невинности в Бурлингтонской галерее, когда заехала туда на днях, довольно уже поздно, купить перчатки,-- отрезала лэди Изабелла.-- Вы можете поступать как вам угодно, м-с Донован, но я никогда не знакомлюсь с людьми, прошлое которых мне неизвестно. То обстоятельство, что эта молодая женщина прилично ведет себя относительно идіота-отца, еще не доказательство её респектабельности. У молодых особ этого класса те же чувства, что и у нас, и я думаю даже, что оне сильнее любят своих родных, чем мы, так как знают, что исключены из общества.

После этого м-с Донован отказалась от мысли покровительствовать м-с Ганди. Как ни возвеличивалась она, вспоминая свои акціи, дивиденды и то безграничное могущество, какое дает капитал, она знала, что недостаточно сильна, чтобы идти наперекор лоукомбскому обществу. Она должна была следовать за ним, а не вести его, если желала быть допущенной в его интимный кружок, членами которого состояли не горожане и богачи, а поместные дворяне, бедные, но высокомерные и гордые. Эти дворяне хвалились даже своей бедностью, так как бедность была спутником поземельного владенія, а богатство - торговли. М-с Донован хотела быть на короткой ноге с этим избранным кружком, разветвленія которого проникали в пэрію, и который разговаривал о герцогах и герцогинях так, как еслибы они были простые смертные. Поэтому она не поехала к м-с Ганли, и Эстер была таким образом избавлена от последней капли горечи, которая бы переполнила чашу.

* * *

Канун нового года очень часто проходит грустно даже в семейном кругу, несмотря на все увеселенія, какими его сдабривают. Но каждый в глубине души ощущает, что прошел еще новую стадію на том пути, который ведет в то царство, где всякому найдется место. И в воспоминаніи каждого возникают образы тех, кого прошлый год унес с собой и которые уже больше не вернутся.

Но каков был канун нового года для одинокой девушки, просидевшей весь длинный вечер одна-одинёшенька у камина, в обществе книг, которые, однако, на этот раз не развлекали и не утешали.

Такіе одинокіе вечера нередки и в жизни замужних женщин в такой сезон, когда сомнительные права ружья и хлыста увлекают спортсменов в даль от дома, или же священные требованія торговли удерживают меркантильных людей в Сити; но Эстер не могла позабыть, что она сидит в одиночестве, прислушиваясь к веселому звону полуночных колоколов, только оттого, что она не обвенчанная жена. Будь её узы освящены церковью, она естественно находилась бы вместе с мужем в Гельмлейском ректорском приходе у всенощной.

Она была бы вместе с Лиліаной теперь, будь она обвенчанная жена. Слезы жгучого униженія навертывались на глаза при мысли, что ее теперь не сочтут достойной переступать через порог дома, куда бы она могла войти, как законная жена и дочь.

На другой день Эстер сидела за одиноким завтраком в кабинете Джерарда, когда случилось нечто, утешившее ее и доказавшее, что она не совсем забыта.

Послышался шум колес на аллее, усыпанной песком, раздался громкій звонок у двери дома, и деревенская простофиля-горничная с возбужденным видом вбежала в комнату, восклицая:

- Сударыня, сударыня, карета пріехала!

- Что вы хотите сказать этим, Пирсон? Верно, доктор пріехал?

- Нет, нет! Карета совсем новая, кучер на козлах и все в порядке - нарочно для вас! Вот и письмо кучер привез.

И служанка протянула письмо.

Оно было от Джерарда.

"Дорогая, так как тебе предстоит провести зиму в деревне, то тебе необходимо иметь экипаж, а потому посылаю карету. Прими ее как новогодній дар. Деревенскіе виды не покажутся тебе хуже от того, что ты будешь любоваться ими из окна кареты. Кучер представил отличные аттестаты от последняго места, и ты можешь на него положиться. Я приказал ему нанять конюха и привести все в надлежащій вид. Лошадь купил мне человек, который гораздо больше смыслит в этих делах, чем я.

"Желаю тебе счастливо встретить нынешній год и много еще других впереди.

Письмо обрадовало ее, но не совсем, так как в нем не говорилось о любви к ней. Подарок, конечно, тронул ее. Хотя для милліонера ничего не значило подарить и более дорогую вещь, но Эстер ценила главным образом вниманіе и память.

Она поехала в своей новой карете на другой день в Ридинг за покупками такими же скромными, как еслибы она была женой скромного деревенского викарія. Уезжая, Джерард оставил ей портмоннэ, битком набитое банковыми билетами, но обиліе денег не подвигало ее на безумные траты. Её зимнія платья, сшитые в Ридинге, отличались квакерской простотой.

Длинная меховая ротонда, которую Джерард почти насильно заставил ее купить, была единственной роскошной вещью в её туалете.

Джерард писал ей потом о свадьбе сестры в кратчайших фразах.

ія для зимней свадебной поездки. Я хотел, чтобы они поехали в Неаполь и в Сорренто - конечно, на мой счет; но Джон Кумберлэнд и слышать не хотел о путешествіи, которое отвлекло бы его от прихода долее чем на две недели времени, и вот таким-то образом они теперь карабкаются по скалам и слушают крики чаек... и должно быть так же счастливы в обществе друг друга, как мы с тобой были летом под ивами. С своей стороны, я и представить себе не могу медового месяца в январе. Любви нужны солнечный свет и длинные летніе дни".

Последняя фраза преследовала Эстер весь вечер, в то время как она сидела за работой за маленьким столиком у камина.

Неужели же любовь их длилась только одно лето?

Вернется ли к ним прежнее счастье? Увы! вряд ли; прошлым летом он не мог часа провести без нея, а в последнее время доказал, что отлично может обойтись без нея. Может быть это вполне естественно. Только романическая девушка может воображать, что медовый месяц продлится всю жизнь. В письме Джерарда ни слова не говорилось о возвращеніи в Розовый Павильон. Мать просила его пробыть еще неделю в ректорате, и он не мог отказать ей. Он надеялся, что Эстер подолгу катается в новом экипаже, читает интересные книги, весела и здорова!

Так легко для отсутствующих питать такія надежды!

ія прогулки пешком около кресла, в котором лежал отец, и которое возили по проселочным дорогам. Тут, по крайней мере, ее поддерживала мысль, что она исполняет свой долг, тогда как в роскошной карете она живее ощущала унизительность своего положенія. Ей было стыдно проезжать мимо лоукомбских жителей, и она как будто слышала их нелестные отзывы о себе.

Джерард вернулся после двухнедельного отсутствія. Воздух родины принес ему мало пользы; он был бледен, похудел и сознался, что очень скучал в кругу семьи.

- Мои отец и мать образцовые в своем роде люди,-- говорил он,-- и все в их доме идет по часам; но ведь то же бывает и в тюрьме, и я, признаюсь, нашел, что в ректорате так же весело, как и в Портлэнде. Делать там нечего и думать не о чем. Будь я спортсменом, я бы охотился с собаками, но деревенская жизнь ничего не представляет для того, кто не спортсмен. Сельскіе жители не могут понять таких уродов.

Эстер с жестокой грустью увидела, что после нескольких дней жизни в Розовом Павильоне Джерард так же заскучал, как и в Девоншире. Он не жаловался на скуку, но признаки скуки были очевидны. Он предложил пригласить Джермина, но Эстер стала так нервна в последнее время и так очевидно взволновалась при одном имени Джермина, что Джерард не настаивал.

- Мне слышится скрытая насмешка почти в каждом слове м-ра Джермина,-- жаловалась она.

ію, как драгоценнейшему дару природы. Для него жить - значит веселиться. Он живет настоящей минутой, умеет отлично пользоваться услугами друзей и не знает ни забот, ни печалей.

Джерард уехал в Лондон вскоре после этого разговора о Джермине и пробыл там до конца недели, а после того стал лишь изредка и на короткій срок появляться в Розовом Павильоне. В Лондоне он был почти неразлучен с Джермином; Эстер узнала это из его разговора, в котором имя Джермина не сходило у него с языка. Он постоянно толковал о нем, хотя презрительным тоном, доказывавшим, что он его не уважает и не любит, а только привык в его обществу.

- Живет ли он на мой счет?-- повторил он раз вопрос Эстер, намекнувшей, что м-р Джермин - нечто в роде піявки: - да, конечно, живет на мой счет, как вообще на счет других своих пріятелей. Ты помнишь, что лорд Бэкон позволял слугам и знакомым брать его деньги в то время, как он сидел за конторкой и писал, делая вид, что ничего не замечает. Бэкон напрасно так поступал, потому что его доходов могло не хватить, но у меня поклонников всего один Джермин, и я могу дозволить ему жить на мой счет. Он не просит у меня денег взаймы или без отдачи; он обыгрывает меня. Я люблю пикет, и когда мы вдвоем, мы играем каждый вечер. Он играет гораздо лучше меня; можно сказать, он - редкій игрок, а потому выигрыши его довольно значительны, между тем как я от этого не обеднею. Еслибы ты побольше тратила денег, Гетти, мне было бы пріятнее.

- Ты слишком щедр!-- отвечала она со вздохом.-- У меня есть все, что мне надо... и я даже мотала деньги в последнее время; твои банковые билеты точно таяли в моих руках.

- Они для этого и предназначены. Я пришлю тебе завтра другую пачку из Лондона.

- Да, друг мой, это совершенно необходимо; мои легкія не выдерживают этой прибрежной атмосферы. Почему ты не хочешь послушать меня, Гетти, и не позволяешь устроить твоего отца в другом доме? Уход за ним был бы безукоризненный, а ты могла бы ехать со мной путешествовать. Д-р Соуть сочтет меня за сумасшедшого, если я останусь на февраль и март в долине Темзы... и, думаю, даже ты не захочешь, чтобы я подвергался такому риску.

- Даже я! О! Джерард! как будто твоя жизнь не дороже мне всего в міре!

- Если так, то докажи мне свою любовь. Позволь поместить твоего отца в почтенную докторскую семью, где за ним будет надлежащій уход... и поедем вместе в Италію.

- Нет,-- отвечала она со вздохом:-- мне бы ничего так не хотелось... но решеніе мое принято: пока жив отец, я употреблю все усилія для его счастія. Это единственное искупленіе...

Джерард нетерпеливо встал и заходил по комнате.

- Ты вряд ли можешь требовать, чтобы я пожертвовал жизнью твоим преувеличенным понятіям о долге,-- сказал он.-- Лучшая страна в міре мне еще незнакома, а я живу в такое время, когда разстояніе и усталость путешествія доведены до минимума. Человек может объехать вокруг света легче, чем сто лет тому назад он съездил бы из Лондона в Париж, и при этом у меня денег куры не клюют. А ты хочешь, чтобы я пропадал под таким небом, как это,-- и он указал на серый туман, окутывавшій сад и реку и противоположный берег,-- и ограничить мои движенія... пусть я как маятник болтаюсь между Лондоном и этим домом.

- Мои желанія - твои желанія, и я ничего не хочу, что могло бы повредить твоему здоровью. Если тебе нужно ехать на юг, поезжай без промедленія. Я постараюсь получше прожить без тебя, а летом ты вернешься ко мне, не правда ли? если я тебе еще не надоела...

- Надоела? Конечно, нет. Разве я не умоляю тебя ехать со мной? Мне надоели только прихоти и преувеличенные понятія.

іяли на дурное расположеніе духа Джерарда. Он на другой же день уехал в Лондон и объявил, что уезжает в Италію, и даже уложил свои вещи, но остался в городе.

Он неожиданно вернулся в Розовый Павильон и был непріятно поражен, найдя у камина в гостиной Николая Давенпорта. В его состояніи произошла перемена к лучшему, и доктор посоветовал перевозить его в кресле в гостиную, днем, в разсчете, что перемена обстановки благодетельно подействует на его умственное состояніе. И несомненно, что он стал гораздо живее. Он больше замечал присутствіе Эстер и толково разговаривал с нею, хотя по безпамятству несколько раз повторял один и тот же вопрос.

Его присутствіе в гостиной было нестерпимо для Джерарда, и он тотчас же ушел в себе в кабинет, где Эстер нашла его у камина, погруженным в глубокую и мрачную задумчивость.

- Я не надеялась, что ты пріедешь сегодня,-- извинялась она,-- а не то не перевезла бы отца в гостиную. Я боюсь, что тебе непріятно его видеть?

- Не скрою,-- да. Уже одно сознаніе его присутствія в доме было для меня невыразимо тяжело. Быть может, от того, что моя собственная жизнь висит на волоске, я ненавижу зрелище смерти, а эта картина идіотического состоянія еще хуже смерти. Это её худшая форма. Иногда мне кажется, что и я умру этой смертью.

іе отца никогда больше не будет ему навязываемо, когда бы он ни пріехал в Розовый Павильон, хотя бы и невзначай. Она помнит, что обязанности на ней лежат двоякія, и постарается, чтобы в жилище, которое он создал себе, он не чувствовал себя несчастным.

- Это твой дом,-- говорила она:-- мне следует об этом помнить.

- Между нами нет ни моего, ни твоего, Гетти,-- отвечал он мягко.-- Все, чем я владею в здешнем міре, принадлежит и тебе; но я капризен и привередлив, а присутствіе твоего отца леденит мою душу.

Он пріехал в Розовый Павильон в субботу после полудня с тем, чтобы пробыть там до понедельника, а затем ехать обратно в Лондон и обдумать свое переселеніе на юг. Его немного смутило известіе, сообщенное ему в клубе, что в Неаполе выпал снег, и что люди бегут из Рима, жалуясь на полярную стужу. Эти худые вести, вместе с желаніем видеть Эстер, заставили его отложить свой отъезд. Он чувствовал себя гораздо хуже последнюю неделю и говорил себе, что ему пора перебираться в более мягкій климат, куда бы ни пришлось за ним ехать.

Он не вернулся в Лондон в понедельник. Все воскресенье его била лихорадка, и он находился в самом подавленном состояніи духа, а в воскресенье вечером уступил её настояніям и послал за м-ром Мивором, который нашел все симптомы воспаленія легких. Воспаленіе обострилось от болезни сердца, и в продолженіе трех недель больной находился между жизнью и смертью. Эстер преданно и нежно ухаживала за ним, не зная отдыха ни днем, ни ночью. И когда Джерард поднялся с одра болезни и мог сойти в гостиную, он был вряд ли бледнее и истощеннее, чем сама Эстер.

іи нескольких дней им овладело опять страстное желаніе перемены места и обстановки.

Эта болезнь, налетевшая на него внезапно, впилась в его сердце и легкія точно когти демона и страшно потрясла и напугала его. Его предупреждали, что здоровье у него хрупкое; но с самого детства он не подвергался мучительному действію острой болезни.

Никогда, быть может, он еще не сознавал так живо какой тонкій волосок отделяет его от смерти и от разлуки со всем, что ему мило. Охваченный ужасом, он страстно желал уехать в более теплые страны, в Италію, на Цейлон, в Индію, всюду, лишь бы уйти от предательской англійской погоды.

Джермин навещал его по высказанному им настойчивому желанію. Он играл с ним в пикет в длинные мартовскіе вечера и забавлял его городскими новостями; но и это не заставляло Джерарда ни на минуту забыть о ненавистном присутствіи в доме Николая Давенпорта и разсеять страх перед новым припадком болезни.

Он обсуждал все подробности своего путешествія с Джермином, который до тонкости знал, какова погода на Ривьере.

уезжают в Париж и в Лондов. Предоставьте все хлопоты мне и вашему лакею, а вам останется только сесть на train de luxe, когда доктор позволит вам двинуться в путь. Я сам еду на юг на Святой и буду вашим дорожным спутником, если хотите.

- Хочу ли я? еще бы не хотеть! Я был бы невыразимо несчастен в одиночестве. Вы поедете, конечно, как мой гость.

- Как вам угодно,-- отвечал Джермин, пожимая плечами.-- Нельзя считаться грошами с милліонером. Я надеюсь заслужить свои путевые издержки тем, что буду вам полезен. Что м-с Ганди едет с вами на юг?

- Нет,-- коротко ответил Джерард.

М-р Джермин поехал на другой день в Лондон, чтобы повидаться с лакеем Джерарда и дать ему все инструкціи для путешествія. Он вернулся назад в обеду.

- Она предпочитает быть с отцом.

- Но мне говорили, что старый джентльмен ложится спать в восемь часов вечера. Вряд ли она может быть ему нужна после этого часа.

- Может быть и не нужна, но она предпочитает быть при нем,-- отвечал Джерард и перевел разговор на другое.

Джерард провел еще неделю в деревне, прежде нежели доктор разрешил ему ехать в Ривьеру, где погода, по доходившим до них известіям, стояла прекрасная.

іе к мненіям этого джентльмена и без нетерпенія выслушивал его советы, сходившіеся, впрочем, во всем с советами д-ра Соута.

Болезнь вообще делает человека эгоистом, а что касается Джерарда, то, эгоист по природе, он не мог не стать по болезни эгоистом вдвойне.

Размышляя об отказе Эстер сопрождать его на юг, сердясь на её сопротивленіе, он начал даже сомневаться в её любви и вообще считать её любовь за жалкую и ничтожную вещь. Что-ж это за любовь, которая не сосредоточивается исключительно на любимом человеке и допускает место угрызеніям совести?

Длинное письмо от Эдиты Чампіон, полученное в последніе дни его пребыванія в Розовом Павильоне, как будто еще рельефнее подчеркнуло холодность Эстер. Письмо Эдиты дышало радостной любовью. Год траура подходил к концу. Скоро наступить іюнь, и если он не разлюбил ее, то новая жизнь начинается для них. Она ни на минуту не забывала о нем в своем изгнаніи. Зима показалась ей страшно долгой, но весна природы принесет с собой и весну надежды.

Письмо настоятельно вызывало его, и в его настоящем настроеніи духа он вовсе и не желал противиться этому призыву. Бледное, кроткое личико, с немой мукой глядевшее на него в последнее мартовское утро перед его отъездом, больше не трогало его.

- Может быть! Кто знает, проживу ли я настолько, чтобы снова увидеть тебя и Англію. Ты сама выбрала отца, а не меня, Эстер. Будущее теперь в руках судьбы. Во всяком случае матеріальное твое благосостояніе обезпечено. Я принял все меры, чтобы ты и твои близкіе не знали отныне нужды.

Вот и все. Никакого нежного намека на новое обязательство, какое летом должно было выпасть на его долю и на долю Эстер. Сердце его было полно гнева на женщину, отказавшуюся слепо повиноваться ему.

Сердце её оледенело при этом холодном ответе. Женская гордость, чувство собственного достоинства, глубоко уязвленное, сказались в эту последнюю минуту и оттолкнули ее от него. Она отняла руки от его шеи. Худая щечка, прижимавшаяся к нему, отвернулась. Эстер молча последовала за ним в сени и молча стояла, пока он облекался в меховое пальто и усаживался в карету. Немое отчаяніе душило ее. Он выглянул из окна кареты и, улыбаясь, махнул ей рукой на прощанье. Улыбка оскорбила ее сильнее, чем могли бы оскорбить самые резкія слова.