Грядущая раса.
Глава ХХIV.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Бульвер-Литтон Э. Д., год: 1872
Категории:Фантастика, Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Грядущая раса. Глава ХХIV. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ХХИV.

"И это", сказал я, пораженный виденной мною сценой, - "ваша обычная форма погребения?"

"Наша неизменная форма", отвечал Аф-Лин"...

На меня действует успокоительно самая мысль, что воспоминание о близком мне существе сохраняется в пределах моего дома. Мы как бы чувствуем, что жизнь его продолжается, хотя и в невидимой форме. Но наше чувство в этом случае, как и во всем прочем, создается привычкой. Ни один разумный Ан, как и ни одно разумное общество, - не решится на перемену укоренившагося обычая, не обсудив ранее все его последствия и не убедившись в необходимости такой перемены. Только при подобных условиях, такой перемене не грозит опасность - превратиться в легкомысленную переменчивость, и раз сделанная, - она уже стоит потом твердо".

Когда мы возвратились, Аф-Лин позвал некоторых из находящихся у него в доме детей и разослал их между своими родными и друзьями, с приглашением на праздник, устраиваемый в его доме, во время вольных часов дня, по случаю отозвания Всеблагим его родственника. Это было самое многолюдное и оживленное собрание из виденных мною, во время моего пребывания между Ана, и оно затянулось до поздних часов времени отдыха.

Пир был устроен в громадной зале, служившей только для подобных торжеств. Обстановка его разнилась от наших банкетов и скорее походила на роскошные пиршества времен Римской империи. Гости сидели не за одним общим столом, но отдельными группами за небольшими столами, по восьми за каждым. Здесь считается, что при большем числе собеседников ослабевает разговор и пропадает оживление. Хотя Ана никогда громко не смеются, как я уже заметил, но шум веселых голосов, за разными столами, доказывал оживление гостей. Так как они не употребляют опьяняющих напитков и весьма умеренны (хотя и крайне изысканны) в пище , то самый пир не был продолжителен. Столы исчезли сами собою и за тем следовала музыка для любителей; многие однако покинули залу: - некоторые из молодежи поднялись на своих крыльях (крыши здесь не было) и с свойственным им весельем предались своим грациозным воздушным танцам; другие разбрелись по разным комнатам, разсматривая собранные в них редкости, или занялись разными играми; любимою их - была довольно сложная игра, похожая на шахматы, в которой принимало участие восемь человек. Я ходил между толпою; но мне не удавалось вступит в разговор, потому что все время меня не покидали тот или другой из сыновей моего хозяина, которым было поручено наблюдать, что бы меня не безпокоили излишними вопросами. Но гости вообще мало обращали на меня внимания, они уже пригляделись ко мне на улицах и наружность моя перестала привлекать всеобщее любопытство.

К моему большому облегчению, Зи Аном, который (хотя и отвечал ей с тою скромностью, которая отличает молодых девиц наших образованных стран, кроме Англии и Америки) был видимо очаровал этой величавой Гай и готов был проронить робкое "да", если-б она сделала признание. Утешая себя надеждою, что она поступит так и еще более проникнутый отвращением к "обращению в пепел" (особенно после созерцания адского процесса, моментально превращавшого человеческое тело в горсть золы), - я развлекал себя наблюдением нравов, окружавшей меня молодежи. Все убеждало меня, что не одна Зи пользовалась драгоценнейшею из привилегий, принадлежавших здесь её полу. Все что только я видел и слышал несомненно показывало, что здесь Гай ухаживает за предметом своей страсти; между тем как Ан, со всею кокетливою скромностью нашей молодой барышни, является более пассивною стороною. Оба из моих спутников неоднократно подвергались таким чарующим нападениям, во время нашей прогулки, и оба вышли с достоинством из своего искуса.

Я обратился к старшему, который предпочитал занятия механикой - управлению большим именьем, и отличался философским направлением ума, - и сказал: "я просто не в силах понять, как при твоей молодости и при всей этой чарующей обстановке звуков, света и ароматов цветов, - ты можешь оставаться равнодушным к этой любящей молодой Гай, которая только что оставила нас со слезами на глазах, вызванных твоею холодностью".

"Любезный Тиш", отвечал мне со вздохом молодой Ан, "нет большого несчастия в жизни, как жениться на какой нибудь Гай, в то время, как любишь другую".

"Так ты влюблен в другую?"

"Увы! да".

"И она не отвечает на твою любовь?"

"Я не знаю. Иногда её взгляд, тон голоса... дает мне надежду; но она ни разу не сказала, что любить меня".

"А разве ты сам не можешь шепнуть ей на ухо, что любишь ее?"

"Что ты! Откуда ты явился к нам? Разве я могу так унизить достоинство моего пола? Разве я могу до такой степени позабыть, что я мужчина... забыть всякий стыд, и первому признаться Гай в любви".

"Прошу извинить меня: я не подозревал, что скромность вашего пола доходит до такого предела. Но разве никогда не случалось Ану "

"Я не могу отрицать этого; но если и бывали такие случаи, то Ан чувствовал себя опозоренным в глазах других, да и Джай-и относились к нему после того, со скрытым презрением. Ни одна хорошо воспитанная Гай не стала-бы разговаривать с ним; так как, по её мнению, он нарушил права её пола, и в то-же время уронил свое достоинство мужчины. Все это еще тем досаднее", продолжал молодой человек, "что она ни за кем не ухаживает и мне кажется, что я ей нравлюсь. Иногда мне приходить подозрение, - что ее удерживает боязнь слишком подчиниться моим требованиям. Но если это так, то она не может искренно любить меня; потому что если Гай полюбит кого, она забывает о всех своих правах".

"Здесь-ли эта Гай?"

"Как-же. Вот она разговаривает с моею матерью".

Я посмотрел в указанном направлении и увидел молодую Гай, одетую в ярко-пунцовый цвет, что у них обозначает предпочтение девической жизни. Если Гай облекается в серые или нейтральные цвета, то значит - она ищет себе супруга; в темно-пурпуровый - если выбор уже сделан. Пурпуровый и оранжевый цвета носят замужния и невесты; светло-голубой обозначает разведенную жену или вдову, которая не прочь вторично выйти замуж. Конечно голубой цвет встречается очень редко. Среди народа, вообще отличавшагося своею красотою, трудно найти выдающияся в этом отношении личности. Избранная моего друга по красоте принадлежала к среднему уровню; но что мне особенно понравилось в её лице - это отсутствие выражения того сознания своих прав и своей силы, которым отличались лица других молодых Гай. Я заметил, что во время разговора с Бра, она иногда бросала взгляды по направлению моего молодого приятеля.

"Утешься", сказал ему я; "эта молодая Гай любит тебя".

"Но какая-же мне от того выгода, если она ничего не говорит?"

"3нает-ли твоя мать об этой привязанности?"

"Может быть. Я никогда не говорил ей об этом. Было бы недостойно мужчины сделать свою мать поверенною такой слабости. Впрочем я говорил отцу; может быть он передал ей".

"Не позволишь-ли ты мне на минуту оставить тебя, и подслушать разговор твоей матери и возлюбленной. Я уверен что оне говорят об тебе. Не бойся. Я обещаю, что не допущу никого до разспросов".

Ан положил руку на сердце, в то время, как другою прикоснулся к моей голове и позволил мне уйти от него. Я незаметно подошел к его матери и молодой Гай, и остановившись позади их, стал прислушиваться к их разговору.

"В этом не может быть сомнения", говорила Бра; "или мой сын будет вовлечен в брак одною из его многочисленных поклонниц, или он присоединится к эмигрантам, и мы навсегда лишимся его. Если ты, в самом деле любишь его, милая Лу, отчего-же ты не скажешь ему".

"Я люблю его, Бра; но я боюсь, что мне не удастся сохранить его любовь. Он так увлечен своими изобретениями и часовыми механизмами; а я не такая умная, как Зи и немогу войти в его любимые занятия; он соскучится со мною и через три года разведется... я немогу выйти за другого... никогда".

"Нет надобности быть знакомым с устройством часов, что бы составить счастье Ана, хотя бы и увлекающагося этим занятием; тогда он скорее бросит свои часы, чем разведется с своей Гай. "Видишь-ли, милая Лу, продолжала эта почтенная женщина, мы господствуем над ними, потому что мы сильнейший пол, только не следует показывать этого. Если-бы ты превосходила моего сына в искусстве устройства часов и автоматов, тебе как жене, никогда не следовало-бы показывать этого. Ан охотно признает превосходство своей жены во всем, кроме излюбленного им занятия. Но если-б она стала выказывать равнодушное презрение к его искусству, - он наверное охладел-бы к ней; может быть, даже развелся с нею. Когда любовь Гай искренна, - она скоро научится любить и все то, что правится её мужу".

Молодая Гай ничего не отвечала на это. Несколько времени она оставалась в задумчивости; потом на ее лице появилась улыбка, она встала и подошла к влюбленному в нее молодому Ану. Я незаметно следовал за нею, но остановился в некотором разстоянии в созерцании этой сцены. К моему удивлению (пока я не вспомнил о кокетливых приемах, отличающих в таких случаях Ана) - влюбленный отвечал на её любезности с напускным равнодушием. Он даже отошел от нея; но она следовала за ним, и вскоре после того - оба развернули свои крылья и унеслись в освещенное пространство.

Как раз в это время меня встретил правитель страны, ходивший в толпе других гостей. Я еще ни разу не видел его после моего первого появления в его владениях; и при воспоминании о тех колебаниях, которые он (по словам Аф-Лина) обнаружил при этом, относительно анатомического исследования моего тела, - я невольно почувствовал холодную дрожь, при взгляде на его спокойное лицо.

"Мой сын Таэ ", вежливо приветствовал он меня, положив свою руку на мою голову. "Он очень полюбил тебя и я надеюсь, что тебе понравились обычаи нашего народа".

Я пробормотал несколько неразборчивых слов, с выражением благодарности за доброту Тура и моего восхищения страною; но мелькнувшее в моем воображении лезвие анатомического ножа сковало мой язык. "Друг моего брата должен быть дорог и мне", произнес чей-то нежный голос, и подняв глаза, я увидел молодую Гай, лет шестнадцати на вид, стоявшую около Тура и смотревшую весьма благосклонно на меня. Она еще не достигла полного роста и едва была выше меня; должно быть благодаря этому обстоятельству, она показалась мне самою привлекательною из всех, здесь виденных мною, представительниц её пола. Вероятно нечто подобное сказалось в моих глазах; потому что выражение её лица стало еще благосклоннее.

"Таэ говорит мне", продолжала она, "что ты еще, не привык к употреблению крыльев. Я сожалею об этом, потому что желала-бы летать с тобою".

"Увы!" отвечал я, "это счастье недоступно для меня, Зи говорит, что пользование крыльями у вас наследственный дар и что потребуется много поколений, прежде чем кто либо из моей бедной расы может уподобиться птице в её полете".

"Это не должно слишком огорчать тебя, отвечала эта любезная принцесса, потому что настанет время, когда и нам с Зи придется покинуть наши крылья. Может быть, когда придет этот день, мы обе были-бы рады, если-бы избранный нами Ан не мог пользоваться своими".

Тур теперь оставил нас и скрылся в толпе гостей. Я почувствовал себя свободнее с очаровательною сестрою Таэ, и даже удивил ее неожиданностью моего комплимента: - "что вряд ли найдется Ан, способный воспользоваться своими крыльями, что-бы улететь от нея". Говорить любезности Гай, пока она не призналась в своей любви и не получила согласие на брак, - до того противно обычаю укоренившемуся между Ана, что молодая девица, после моей фразы, втечении нескольких секунд не могла выговорить ни одного слова от изумления. Наконец, прийдя в себя, она пригласила меня пройти, - где было свободнее и послушать пение птиц. Я. последовал за него, и она привела меня в маленькую комнату, где почти никого не было. По средине её бил фонтан, кругом были разставлены низкие диваны и одна из стен комнаты открывалась в оранжерею, откуда доносились очаровательные звуки птичьяго хора. Мы сели на одном из диванов.

"Таэ говорит мне", сказала она, "что Аф-Лин взял обещание, что-бы никто в этом доме не разспрашивал тебя о твоей стране и зачем ты посетил нас. Так-ли это?"

"Это правда".

"Могу-ли я, не нарушая данного слова, узнать, все ли Джай-и в твоей стране имеют такия-же бледные лица, как у тебя, и выше-ли оне тебя ростом?"

"Я думаю, прелестная Гай, что с моей стороны не будет нарушением данного слова, если я отвечу на такой невинный вопрос. Джай-и на моей родине еще белее меня и, покрайней мере , на голову ниже ростом".

"По этому оне должны быть слабее Ана в вашей стране. Но вероятно оне в большей степени владеют силами вриля?"

"Оне не пользуются силами вриля в том виде, как оне известны между вами. Но власть их тем не менее очень велика, и только Ан, более или менее подчиняющийся своей Гай, может разсчитывать на спокойную жизнь".

"Ты говоришь с чувством", сказала сестра Таэ, с каким то сожалением в голосе. "Ты, конечно, женат?"

"Нет".

"И не обручен?"

"И не обручен".

"Неужто ни одна Гай "

"В моей стране в таких случаях первым говорит Ан".

"Какое непонятное извращение законов природы!" воскликнула молодая девица, "какой недостаток скромности между вашим полом! Но разве ты сам никогда не делал признания, никогда не любил одну Гай более других?"

Я почувствовал крайнее затруднение от таких наивных вопросов и сказал: "прости меня; но мне кажется, что мы уже нарушаем слово, данное Аф-Лину. Вот все, что я могу ответить тебе и молю тебя, - не спрашивать меня более. Я действительно раз сделал такое признание, и сама Гай была согласна; но не согласились её родители".

"Родители! Неужто ты думаешь я поверю, чтобы родители могли препятствовать выбору своих дочерей?"

"Могут и часто препятствуют".

"Я не желала-бы жить в такой стране ", сказала простодушно Гай; "но я надеюсь, что и ты никогда не вернешься туда".

Я опустил в молчании голову. Гай приподняла ее своей правой рукой и с нежностию посмотрела в мои глаза. "Останься с нами", сказала она; "останься и будь любим".

Не знаю, что-бы я отвечал; я трепещу при мысли о той опасности, - превращения в пепел, - которая теперь уже несомненно грозила мне , когда тень крыльев удала на сверкающую струю фонтана, и Зи внезапно спустилась около нас. Она не произнесла ни одного слова, но, схватив меня за руку, увлекла за собою, - как мат своего непокорного ребенка, - через целый ряд комнат в корридор; откуда на элеваторе мы поднялись в мою комнату. Когда мы вошли в нее, Зи подула в мое лицо, прикоснулась своим жезлом к моей груди, и я погрузился в глубокий сон.

Когда я проснулся, несколько часов спустя, и услышал пение птиц в соседнем авиарииТаэ, с её нежными словами и ласкающим взглядом; и тут, благодаря нашему воспитанию, которое с самого ранняго возраста вкореняет в нас идеи честолюбия и мелкого тщеславия, я невольно стал строить самые фантастические, воздушные замки.

"Хотя я и Тиш", - так складывались мои мысли, - "ясно, что не одна Зи очарована моей наружностью. Очевидно, меня любит принцесса, - первая девица в стране, дочь самодержавного монарха, которому они для вида только дают название выборного правителя. Если-б не помешала эта ужасная Зи дочь, короля наверное сделала-бы мне формальное предложение своей руки. Пусть Аф-Лин, занимающий только подчиненную должность, грозит мне смертью, если я приму руку его дочери; но одного слова этого неограниченного владыки Тура будет достаточно, чтобы уничтожить их безсмысленный обычай, воспрещающий браки с чуждою расою, который является таким противоречием с их хваленою равноправностью".

"Трудно допустить, что бы дочь Тура, только что выражавшаяся с таким презрением о вмешательстве родителей, - не имела достаточного влияния на своего отца, что бы спасти меня от сожжения, которым грозит мне Аф-Лин. И раз я породнюсь с монархом... что помешает ему избрать меня своим преемником. Почему же нет?.. немногие из его изнеженных ученых прельстятся этою тяжелою обязанностью; и, может быть, для них будет даже приятно видеть высшую власть в руках чужестранца, знакомого с более подвижными формами общественной жизни. Если только меня выберут... каких реформ я не введу! Какое оживление я могу внести в эту приятную, но слишком монотонную жизнь, благодаря моему знакомству с обычаями цивилизованных народов! Я большой любитель охоты; после войны - какая же форма развлечения для монарха достойнее её? Какое обилие и разнообразие дичи в этом подземном царстве! Что может сравниться с интересом такой охоты за допотопными существами? Но как? Неужто при помощи этого ужасного вриля, который даже недоступен мне. Нет, мы приспособим заряжающуюся с казны винтовку, которая может быть, значительно усовершенствована здешними искусными механиками; да я и видел такую - в музее древностей. Как неограниченный монарх, я искореню употребление вриля или двенадцать тысяч семей. Разве подобное стеснение не есть только результат философских фантазий, - противных основным стремлениям человеческой природы, и в попытках к осуществлении которых у нас на земле уже потерпел такую неудачу покойный м-р Роберт Оуен. Конечно, я не начну войны с соседними нациями, которые также хорошо вооружены, как и мои подданные; но ведь остается множество народов, незнакомых с употреблением вриля, демократическия учреждения которых, повидимому, очень похожи на политическую систему моих соотечественников. Нисколько не раздражая союзных племен Вриль-я, никогда не заходит солнце (в своем увлечении я даже позабыл, что в этом подземном царстве вовсе нет солнца). Что же касается до фантастического понятия, будто слава и знаменитость, составляющия между нами неоспоримый удел выдающагося деятеля, разжигают страсти и борьбу и способствуют к нарушению благ мира и тишины, - то это дикое понятие расходится с основными элементами не только человеческой, но и животной природы, потому что самое приручение животного возможно только под влиянием похвалы и соревнования. Какая же слава ждет повелителя, завоевавшого целую империю! Я сделаюсь для них полубогом".

Что касается до другого фантастического понятия, что жизнь их во всем должна сходиться с учениями их веры (мы тоже отчасти признаем это, но принимаем в соображение разные исключающия обстоятельства), то, под влиянием просвещенной философии, я решил искоренит это языческое, проникнутое суеверием учение, стоящее в таком противоречии с современными движениями мысли и практической жизни.

количество алкоголя вместе с сигарою оживляют воображение. Конечно между их плодами и фруктами найдутся такие, из которых можно получить великолепное вино; также, какую вкусную, сочную котлету можно вырезать из этого откормленного подземного оленя (какая безсмыслица - отвергать мясную пищу, значение которой признается нашими первыми докторами)... при такой обстановке можно приятно провести лишний час за обедом. Вот также эти скучные устарелые нравы, разыгрываемые их детьми; когда я буду царствовать, я непременно введу у них оперу и балет, для которого наверное можно найти, среди покоренных наций, подходящих молодых женщин, умеренного роста и без таких внушительных мускулов, как у их Джай-и, не угрожающих врилем и не требующих, что бы на них непременно женились.

заметил вошедшей Зи, когда её глубокий вздох обратил мое внимание, и я увидел ее возле своей кровати.

По обычаю этого народа, Гай, нисколько не нарушая приличий, может посетить Ана в его комнате; хотя обратное считалось бы крайне нескромным поступком со стороны последняго. К счастью я был совершенно одет... в том самом виде, как Зи

"Умоляю тебя, не сердись, мой возлюбленный", сказала она, "потому что я сильно страдаю! Я не спала с те ъ пор, как мы разстались с тобою".

"Одного сознания твоего возмутительного поступка с гостем твоего отца было-бы вполне достаточно для этого. Где-же была та привязанность, которую ты высказывала мне; где ваша хваленая мягкость обращения, когда, злоупотребляя ни с чем несообразной силой своего пола, ты унизила меня в присутствии всех гостей, в присутствии её высочества, - дочери вашего правителя, я хотел сказать - и уложила меня в постель, точно капризного ребенка?"

"Неблагодарный! Ты упрекаешь меня за то самое, в чем я проявила мою любовь? Неужели ты думаешь, что даже совершенно свободная от того чувства ревности, которое исчезает в блаженном сознании обладания сердцем любимого существа, что я могла быть равнодушным свидетелем той опасности, которой ты подвергался, благодаря необдуманному поступку этого глупого ребенка?"

"Остановис! Раз ты коснулась опасностей, - я должен сказать, что самая большая из них грозила мне, если-б я отвечал на твою любовь. Твой отец прямо объявил мне, что в этом случае смерть моя была-бы также неизбежна, как истребление гигантской ящерицы, которую Таэ обратил в пепел одним взмахом своего жезла".

"Неужели это охладило твое сердце!" воскликнула Зи"Это правда, что такой брак, как между людьми одной расы, - невозможен между нами; наша любовь должна быть также чиста, как у двух любящих сердец, соединяющихся в загробной жизни. Но разве недовольно счастия - быть всегда вместе, в тесном союзе сердца и мысли? Слушай: я только-что оставила моего отца. Он соглашается на наш союз при таких условиях. Я пользуюсь достаточным влиянием в , что-бы через них испросить невмешательство Тура в свободный выбор Гай, если её брак с чужеземцем будет только - союзом душ. Разве для истинной любви недостаточно такого чистого союза? Сердце мое рвется к тебе не для одной этой жизни, где я буду делить с тобою все её радости и печали: я предлагаю тебе вечный союз, в мире безсмертных духов. Разве ты отринешь меня?"

В то время, как она говорила, её лицо совершенно изменилось; отчасти строгое выражение его исчезло, и эти чудные человеческия черты сияли теперь почти небесной красотой. Но она скорее наводила на меня трепет, как ангел, пред которым я готов был преклониться, и не могла пробудить во мне тех чувств, которых требовало сердце женщины. После неловкого молчания, длившагося несколько моментов, я стал высказывать ей мое чувство благодарности и в уклончивых выражениях, соблюдая всякую деликатность, старался дать ей понят: всю унизительность моего положения между её соотечественниками, как мужа, лишенного права быть отцом.

"Но мир" сказала Зи, "не ограничивается одною нашею общиной, или племенем Врилья. Ради тебя, я готова покинуть мою страну и мой народ, Мы улетим с тобою в какую нибудь отдаленную страну, где ты будешь в полной безопасности. У меня хватит силы, чтобы перенесть тебя на моих крыльях чрез все дикия пустыни, которые нам встретятся на пути. Я съумею пробить долину среди скал для постройки нашего жилища, где ты один заменишь для меня целый мир. Но, может быть, ты непременно хочешь возвратиться в твой дикий мир, с его непостоянным климатом, освещаемый его переменчивыми светилами? Только скажи мне слово, - и я открою тебе обратный путь; и там я буду верною подругою твоего сердца, пока мы не соединимся в том вечном мире, где нет ни смерти, ни разлуки".

Я был до глубины души тронут этим страстным выражением самой чистой, искренней любви, этим нежным голосом, доходившим до глубины сердца. На мгновенье мне казалось, что я мог-бы воспользоваться могуществом Зи существо из родного дома, где меня принимали с таким радушием, в чуждый и ненавистный ей мир; и разве, ради этой возвышенной духовной любви, я в силах был навсегда отказаться от привязанности, более близкой мне по природе, земной женщины. Но, думая о Зи, я не должен был забывать при этом и о той расе, к которой я принадлежал по рождению.

Разве я мог ввести в наш мир существо, обладающее такими могучими, почти сверх-естественными силами, которое одним взмахом своего жезла могло обратить в пепел целый Нью-Иорк, со всеми его удивительными учреждениями? Да кроме той опасности, которая в лице её угрожала-бы целому миру, разве я сам мог быть уверен в своей личной безопасности с такою подругою, в случае какой либо перемены в её привязанности, или малейшого повода к её ревности. Все эти мысли быстро пронеслись в моей голове и послужили основанием моего ответа.

"Зи", сказал я с чувством, прижимая её руку к своим губам, "у меня нет слов, чтобы высказать, - как я тронут, как я почтен твоей высокой самоотверженной любовью. Я отвечу тебе с полною искренностью. У каждого народа свои обычаи. Обычай твоего народа не позволяет тебе быть моей женой; точно также, по условиям нашей жизни, я немогу вступить в подобный союз. С другой стороны, хотя я и не лишен известного мужества, при встрече с знакомыми мне опасностями, но я без ужаса не могу себе представить того брачного жилища, о котором ты говорила... среди вечного хаоса борющихся между собою стихий... огня, воды, удушающих газов... в постоянной опасности быть съеденным какой нибудь гигантской ящерицей. Я, слабый Тиш, недостоин любви Гай".

Зи оставила мою руку, встала и отвернулась, чтобы скрыть свое волнение; она сделала несколько шагов к выходу, и остановилась на пороге. Внезапно какая-то новая мысль поразила ее; она вернулась ко мне и сказала шепотом:

"Ты сказал мне, что слова твои искренны. Так ответь мне совершенно искренно на этот вопрос. Если ты не можешь любить меня, - не любишь-ли ты другую?"

"Никого".

"Ты не любишь сестру Таэ"

"Я в первый раз видел ее вчера".

"Это не ответ. Любовь быстрее вриля. Ты колеблешься сказать мне. Не думай, что только одна ревность побуждает меня предостеречь тебя. Если дочь Тура признается тебе в любви... если она, по своей необдуманности, скажет своему отцу, что ты отвечаешь ей, он должен немедленно истребить тебя; это его прямая обязанность; по-тому что блого общества не допускает, чтобы дочь вступила в брак с сыном Тиша (если это не один духовный союз). Увы! Тогда уже для тебя нет спасенья. У нея не хватит сил, чтобы унести тебя на своих крыльях; у нея нет тех знаний, чтобы устроить ваше жилище в пустыне. Верь мне, что это предостережение вызвано только моею дружбою, а не ревностью".

С этими словами Зи оставила меня. И с её уходом, разлетелись в прах все мои мечты о троне , а также и о всех тех политических и социальных реформах, которыми я хотел облагодетельствовать эту страну, в качестве её неограниченного государя.

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница