Наказание - нe мщение. Действие первое. Автор произведения - Вега Карпьо Л. Ф.. Иностранная литература.

Феб, Рикардо, Батин - приближенные герцога Феррарского.

Альбано, Флоро, Лусиндо - слуги графа Федерико.

Действие происходит в Ферраре и ее окрестностях.

Герцог Феррарский, переодетый, Феб, Рикардо.

Вот так шутка!

Виртуозно

Сыграно! Никто в Ферраре

Не узнал бы государя.

Нет, боюсь, что я опознан.

Кто переоделся, тот

Может больше не стесняться,

Ибо переодеваться

Что такое мрак, которым

Он окутался проворно,

Как не плащ, глухой и черный,

Звездным затканный узором,

Для того чтоб дать вселенной

Слабый свет порой ночною,

И застегнутый луною,

Словно пряжкой драгоценной?

Экий вздор! Он бредит.

Что вы!

Просто он поэт той школы^[164],

Чей туманный и тяжелый

Слог слывет у нас за новый.

Вы меня винить едва ли

Вправе в тропе неуместном,

Раз уж творогом небесным

Звать луну поэты стали.

Не за что тебя винить:

Так поэзия ничтожна

В наши дни, что было б можно

Сочинителей сравнить

С уличным шутом, способным

Извлекать за миг короткий

Ленты всех цветов из глотки,

Сметливым, но низкопробным.

Право, лучше перейти

К теме не такой тоскливой.

А красотка-то смазлива!..

Сущий ангел во плоти.

Впрочем, есть изъян и в ней.

Наличье мужа,

Не сводящего к тому же

Да, за ней он смотрит в оба.

Муж, жену от всех таящий,-

Это изверг настоящий.

Но и муж, согласный, чтобы

Завела друзей жена,

Лишь того к ней подпускает,

Кто подарки в дом таскает,

Ибо, коль умрет она,

Он наследник - и прямой! -

Половины достоянья^[165],

Что за время пребыванья

В браке нажито женой.

Выражаясь по-культистски^[166],

Муж такой - исчадье змея.

Я сказал бы поточнее -

Просто черту родич близкий.

Но сорвать мешает плод.

Можно б в дом зайти вон тот,

Но помеха есть и там.

В ханже-мамаше,

Охраняющей двух дочек,

Что свежее первых почек,

Перла и алмаза краше.

Верить внешности - опасно.

А вон здесь - дом некой донны,

Что сладка, как сахар жженый,

И смугла.

Характер страстный?

Облику всему под стать.

Но едва зайдешь к ней в гости,

Муж ее готов от злости

На рога тебя поднять.

Экая натура бычья!

Тут - особа есть одна.

Отперла бы нам она,

Если б не блюла приличья.

Что ж, зайдем к ней.

Ночь теперь.

Нас не впустят.

Я готов

Ей сказать, кто я таков.

О, тогда откроют дверь!

По уговору

Стукну к ней лишь дважды я.

Друзья.

Цинтия, долой запоры!

Герцог сам явился с нами -

Так тебя хвалил ему я.

Не пойму я

Не того, что герцог с вами,

А того, что ищет здесь

Столь высокая особа.

К Цинтии пришел он, чтобы

До себя ее вознесть.

Вам, Рикардо, я не верю,

Хоть назад дней тридцать только

Не дивилась бы нисколько,

Постучись он в эти двери,

Ибо с юных лет он жил

Так бесчинно и беспутно,

Что почти ежеминутно

К сплетням поводом служил.

Избегая связи прочной,

В брак вступать он опасался,

Сын его - о стыд! - побочный

(Хоть, как человек, похвал

И достоин Федерико).

Но ведь герцог, наш владыка,

С прошлым наконец порвал,

В брак вступил и за женой

Сына в Мантую отправил,

Чтоб Кассандру тот доставил

С честью в город свой родной.

Как же тут не сомневаться,

Слыша, будто стал, как встарь,

По ночам наш государь

Непотребству предаваться?

Что он сам сказал бы сыну,

Сделай тот подобный шаг?

Будь вы долгу верны, как

Подобает дворянину,

На монарха б не посмели

Вы напраслину взводить.

Что сейчас он не в постели.

Просто под таким предлогом

Вы войти хотели в дом.

Жду вас завтра вечерком,

А пока ступайте с богом.

Вот куда завел меня ты!..

Я не виноват, синьор!

На меня навлек позор

Ты, мой горе-провожатый!

Дайте только повеленье -

Двери высажу я враз.

Экий срам!..

Ввел Рикардо в заблужденье.

Но, синьор, когда желает

Знать монарх, что говорится

Про него в его столице,

Он дворец свой оставляет,

От льстецов бежит пустых

И, гуляя до рассвета,

Слушает, переодетый,

Мненья подданных своих.

Был таков обычай многих

Государей легендарных.

Нет - правителей бездарных

И мыслителей убогих!

Ибо нет у грязной черни,-

Что ни говори мне ты,-

Ни ума, ни широты,

И ошибки нет безмерней,

Чем считать судьей своим

В коем смысл ты видишь вещий,

С разумом несовместим.

Чуть завистник недовольный

Пустит вздорный слух украдкой,

Как народ, на сплетни падкий,

Верит выдумке крамольной

И - хоть, во дворцы не вхожий,

Неспособен он понять,

Чем живет и дышит знать,-

Нас чернит, как только может.

Да, считал я брак обузой,

Много лет кутил, чудачил

И наследником назначил

Плод греховного союза.

Но теперь, когда честь честью

Я избрал Кассандру в жены

И за нею отряженный

Сын мой с ней вернется вместе,

То, что было, канет в Лету^[167].

Чтоб развеселить синьора,

Подойдем под дверь вот эту.

А тут

Кто живет?

Один поэт,

Автор пьес.

Которым нет

Равных.

Хорошо поют.

Так же ль пьесы хороши?

Тут все дело в точке зренья:

Друг их хвалит от души.

Полагать, что нет меж ними

Неудачных, - просто глупо.

Залы лучшие и труппы,

Феб, найми на наше имя.

Я желаю знать заране,

Что на торжествах венчальных

Не покажут пьес банальных.

Те, что вкус изящный ранят,

Запретить я не премину.

Заговорила дама.

Что за пыл! Какая гамма!

Узнаю я Андрелину.

Не терзай меня рассказом

О былом, жестокий разум,

Ибо прежняя отрада

Мне страшней, чем муки ада,

И я ищу забвенья день и ночь,

А вы, чтоб мне помочь,

О прошлом счастье без конца твердите

И рану в сердце пуще бередите.

Голос сладостный!

Хоть приятно ей внимать,

Я пойду, пожалуй, спать.

В десять-то часов?

Мне скучно.

Боюсь, писака мерзкий

Вставил в пьесу выпад дерзкий.

Против вас? Не может быть.

Не забудь, Рикардо: драма

Стала зеркалом, в котором

Предстают пред нашим взором

Трус, герой, девица, дама,

Вор, судья, дурак, мудрец,

Мальчик, старец, принц и нищий.

В ней себе невольно ищем

Мы пример и образец;

В ней живописуют нравы

К нашему стыду иль славе,

Дело примешав к забаве,

К грустной правде - смех лукавый.

Слишком много дерзких слов

Чтоб хотел я все сначала

От второй услышать вновь.

Забываешь ты напрасно,

Что внимать отнюдь не склонны

Обладатели короны

Горьким истинам бесстрастно.

Граф Федерико, в богатом дорожном платье, Батин.

Что с вами, граф? Вас кто-то подменил:

Вы медлите чуть не у каждой ивы,

Хоть от природы и нетерпеливы.

Тоскую я. Угас мой прежний пыл.

Делам посольским у меня нет сил

Отдаться с должным рвеньем.

От свиты ухожу я с раздраженьем

И, мрачных мыслей полн,

В тени деревьев, вдоль пустынных волн

Зеленая листва

От ветерка колышется едва,

Брожу один, отчаяньем томимый

При мысли нестерпимой,

Что мой отец женился и лишен

Тем самым я надежд и прав на трон.

Я, как и подобает, весел с виду,

Но скрыл в душе смертельную обиду

И в Мантую прибыть не тороплюсь,

Затем что я боюсь,

Как яда, встречи с мачехой немилой.

Отец ваш, чью распущенность клеймила

Молва в Ферраре и в чужих краях,

Почувствовал, что при его годах

Пора остепениться

И что вернейший путь к тому - жениться.

Коня таких кровей,

Что был он мастью лебедя белей,

И грива до земли свисала,

Как хроники гласят,

Король французский много лет назад.

К несчастью, конь был норовом упрямый,

Не признавал седла,

Как если бы природа создала

Его по образцу прекрасной дамы:

Родясь красавцем, стал он гордецом,

И усидеть на нем

Не мог наездник самый искушенный.

Тогда коня велел король взбешенный

Силком стащить на дно большого рва,

Где содержали исполина-льва.

Чуть хищник на коня воззрился с рыком,

Как в ужасе великом

Затрепетал тот с головы до ног,

На нем встал дыбом каждый волосок,

И, словно сферой белой

Из острых пик-щетинок, стало тело,

И с каждой, леденя

Пот наземь падал градом

Под лютым львиным взглядом,

И сделался скакун таким ручным,

Что даже карлик справился бы с ним.

С тех пор держались с ним запанибрата

Не то что конюхи, а поварята^[168].

Так был беспутен мой отец всегда,

Что на него есть лишь одна узда -

Святые узы брака.

Я это знаю и жалеть, однако,

Об этом мне приходится, Батин.

Да, самый непокорный из мужчин,

Как конь пред львом, смиряется мгновенно

Пред женщиною, и храбрец надменный

Обуздывает свой свирепый нрав,

Взволнованно прижав

К себе новорожденного ребенка,

Который треплет крохотной ручонкой

Муж на жену и сына своего

Нежней, чем пахарь на хлеба, взирает,

И в нем наклонность к блуду умирает.

Но мне ль довольным быть, что мой отец

Отрекся наконец

От прошлых заблуждений?

Мне не видать родительских владений:

Я, жалкий конюх, чтоб смирить коня,

Льва привезу, а лев пожрет меня.

Тот, в ком, синьор, есть ум и осторожность,

Увидев невозможность

Беду предотвратить,

Не станет убиваться и грустить,

А скроет гнев под маскою смиренья,

Чтоб на себя не навлекать гоненья.

Мне мачеху терпеть!..

И по три враз

Бывало их у вас

Всего одну, к тому же герцогиню.

Чу! Крик двух дам! Но где?

Вон там - у брода через реку эту.

Куда? До них вам дела нету.

Трус! Женщин не покину я в беде.

Страх перед риском - смелости примета.

Лусиндо, эй! Альбано, Флоро, эй!

Что с графом?

Не послать ли за конями?

С обычной храбростью своей

Бегу за ним, хоть безрассуден граф.

Зовите слуг.

Куда ты? Стой!

Похоже,

Что это просто шутка.

Да, ты прав…

Но шум на берегу я слышу все же.

Там кто-то едет вброд.

Граф мачеху, конечно, привезет,

Но подчиниться ей ему обидно.

Он мрачен - это и слепому видно.

Смею ль я, синьора, вас

Опустить теперь на землю?

Вам, синьор, за смелость вашу

Я признательна сердечно.

Безгранично благодарен

Я судьбе за то, что лесом

Ехал я, свернув с дороги.

Кавалер! Кто люди эти?

Часть моей дорожной свиты.

Не питайте опасений:

Все они к услугам вашим.

Нрав, чем вес, у женщин милых.

Где я? Отвечай, любезный!

Там, где под ногами берег

Не скользит по крайней мере;

Где в песке, водой намытом,

Не увязнешь по колено;

Где нет буйного потока,

Повалившего карету,

Чтоб похитить вас, двух нимф.

Было б вам спастись труднее,

Будь до леса чуть подальше.

Имя ваше мне поведать

Умоляю, чтобы в речи

Дерзости иль непочтенья

Я не допустил.

У меня с ответом медлить

Нет причины. Я - Кассандра,

Мой супруг - Феррарский герцог,

Герцог Мантуи - родитель.

Почему же ваша светлость

Путешествует без свиты?

Что вы! Я одна, конечно,

В путь пуститься б не решилась.

Вслед за мной с эскортом едет

Спутник мой, маркиз Гонзаго.

Я ему отстать велела,

Чтоб прохладой на свободе

Насладиться в жар полдневный,

Но когда переправлялась

На берег, поросший лесом,

Вдруг на середине брода

Под воду ушла с каретой,

Мне Фортуна здесь хотела.

Нет, тут ни при чем Фортуна:

Ведь колеса не вертелись.

Кто же вы, синьор, такой?

Вижу я, что ваша внешность

Обличает благородство,

Ваше поведение - смелость.

За поступок ваш не только

Я признательна всем сердцем,

Но маркиз и мой родитель

Благодарны будут вечно.

Назовусь я вам, но раньше

К вашей припаду руке я.

(Опускается на одно колено и целует ей руку.)

Как! Вы стали на колени?

Это слишком! Вы чрезмерно

Обходительны со мной.

Нет, я только долгу верен,

Ибо я - ваш сын, синьора.

Делает мне мало чести

То, что я вас не узнала.

Кто иной мне мог спасенье

Принести в беде подобной?

Дайте вас обнять!

Поверьте,

Что не стою я того.

Нет, лишь так я вам сумею

Долг вернуть, граф Федерико.

Всей душой я вам отвечу.

Раз уж оказалась, к счастью,

Герцог в Мантую отправил,

Я спросить тебя осмелюсь,

Как тебя мне звать теперь -

Ваша милость, честь иль светлость? -

Чтоб тебе я не сказал

По неведению дерзость.

Друг! На службе герцогини

Состою я с малолетства,

Ей обычно помогая

Заниматься туалетом.

Значит, камеристка ты?

Не важно, ибо весом

Пользуешься ты, раз к ней,

Не стучась, заходишь в двери.

Часто у синьор бывают

Плутоватые служанки,

Коих сразу не приметишь,

Как тебя зовут?

Римлянка и ты?

Слава богу! Надоели

Мне кинжалы, и насилья,

И поруганные девы,

Коими я бредить начал,

Прочитав о ней легенду.

Был Тарквиний у тебя?^[169]

Что стала б ты с ним делать?

К чему столь праздный

Задавать вопрос?

Спросишь у своей супруги.

О, скора ты на ответы!

А ты знаешь, кто я?

Как! Ужели неизвестно

Имя громкое Батина

В Мантуе?

Вот самомненье!

Ты, сдается мне, из тех,

Кто, по глупости, уверен,

Что о них весь мир наслышан,

Хоть их и в родной деревне

Знает далеко не каждый.

Видит бог, что я не грешен

В этом, что не нужно славы

Мне за счет заслуг соседа.

Прихвастнул я лишь для шутки,

Ибо чужд на самом деле

Хоть стяжать мечтаю с детства

Славу меж людей ученых,

Изощривших ум свой чтеньем,

Потому что заслужить

Уважение невежды -

Значит пожинать ту глупость,

Что сумел ты сам посеять.

Выразить могу едва,

Как я рада встрече с вами.

Вижу, что не зря хвалами

Осыпает вас молва:

И поступки и слова

Ваши, сын мой драгоценный,-

Это признак несомненный

Сердца, полного с рожденья

Пыла, самоотверженья

И отваги несравненной.

Что беда произошла -

Ведь она мне помогла

Вас, синьор, узнать скорее.

Шторм минул, коль блещут реи

Ночью язычками света^[170].

Вот к чему сравненье это:

Свет мой - вы, моряк - сама я,

Бездна моря - глубь речная,

Шторм - беда, корабль - карета.

Вас, синьор, меня считать

Матерью своей прошу я

И надеюсь: честь такую

Мне удастся оправдать.

Граф! Мне будет придавать

Столько гордости отныне

Мысль о столь достойном сыне,

Что приятней, может статься,

Вашей матерью мне зваться,

Чем Феррарской герцогиней.

Хоть пред вашей красотой

И немею я, синьора,

Не прерву я разговора

Из-за робости пустой.

Герцог, повелитель мой,

Тот, кому что было сил

Я с младенчества служил

Безраздельно и всецело,

Кто мне душу дал и тело,

Их сегодня разобщил,

Ибо я душой сейчас,

Хоть ему я несомненно

Сын родной по плоти бренной,

Во второй родился раз

И не от него - от вас.

Не узнал бы никогда я,

Что душою обладаю,

Если б вы мне не предстали,

Ибо вы ее мне дали,

О, не преувеличенье

То, что навсегда отныне

Стал для вас я, герцогиня,

Первенцем, чьего рожденья

Ждет Феррара в нетерпенье!

Нет, - могу я дать вам слово,-

Чуда в этом всем большого:

Ведь, живя шесть тысяч лет,

Первая из всех планет

Каждый день родится снова^[171].

Их я и оставил там.

Не избегли б мы несчастья,

Если б этот благородный

Кавалер из волн не спас их.

Удалиться, собираясь

Снегом несравненных ножек

Остудить речную влагу.

Прежде чем, услышав крик,

Я на помощь к ней примчался,

Из воды ее уж вынес

Этот дворянин отважный,

И за вами поспешил я,

Видя, что прошла опасность.

Вон виднеется в воде

Верх кареты под песчаным

Берегом.

Ее заметить

Ивы нам мешали раньше.

Люди кавалера тянут

Из воды ее.

Пред вами,

Граф, мой провожатый верный.

Я даже

И теперь дрожу при мысли,

Что могли мы вас утратить.

Слава господу, вы живы

И опасность миновала…

Лишь благодаря бесстрашью

Этого синьора, к счастью

Оказавшегося рядом.

Кто иной меж храбрецами,

Как не вы, любезный граф,

Мог спасти от верной смерти?

Я, синьор маркиз, желал бы,

Чтоб меня Юпитер древний

Сделал в этот миг злосчастный

Птицей царственной своей.

Взмыл тогда б я над волнами,

Как надменный Фаэтон^[172],

К солнцу дерзко приближаясь,

И в когтях моих могучих,

У груди моей пернатой,

Перенес бы герцогиню

В ту страну, которой правит

Герцог, повелитель мой.

Граф! Всевидящий создатель,

Кто на помощь вас послал

Утопающей Кассандре,

Вам обязанной до гроба,

С ней вы пребывали вечно,

Чтоб Италия взирала

С изумлением на дружбу

Тех, кого сочла врагами.

Маркиз и Федерико продолжают беседовать; Кассандра и Лукреция отходят в сторону.

Чтó, покуда нас не слышат,

Мне о Федерико скажешь

Ты, Лукреция?

Синьора!

Чтоб ответить, знать должна я,

Что не прогневлю вас этим.

Хоть ответ я угадала,

Говори.

Вам так угодно?

Нашли б вы больше счастья,

Выйди замуж вы иначе.

Ты права. Но ведь не властна

Я собой распоряжаться.

Если в Мантую обратно,

Ухитрясь найти предлог,

Я вернусь, меня прикажет

Мой отец убить немедля,

И посмешищем я стану

Для любого итальянца.

Сверх того, мне граф не пара,

Брак с ним для меня немыслим,-

Словом, навсегда заказан

Путь мне в Мантую родную.

Ехать я должна в Феррару,

Где меня ждет муж мой герцог,

Чью приверженность к разврату

Мне на страх молва поносит.

Эй! Сзывайте свиту нашу,

И покинем с облегченьем

Лес тенистый, но коварный.

Ты, Рутильо, с доброй вестью

К повелителю Феррары

Первым налегке прискачешь,

Если только не отстанешь

От молвы, неторопливо

Разносящей слух отрадный

И мгновенно - слух прискорбный.

Герцогиня! Руку вашу!

Слуги! Лошадь графу!

Лошадь

Графу!

Граф! В моей карете

Будет вам удобней, право.

Подчиняюсь я приказу

Вашей светлости охотно.

Маркиз подает Кассандре руку и уходит с ней.

Герцогиня так прекрасна!

Правда, хороша, Батин?

Хороша? Нет, это ангел,

Это лилия, которой

Нужно лишь, чтоб зори мая

На ее пыльцу златую

Брызнули росой алмазной.

Женщин краше я не видел.

Не стесняй нас время (так как

Подана карета ей

И спешить, синьор, пора вам),

Я сказал бы, что…

Вижу я, что ты, лукавец,

Мне в глаза взглянув, все понял

И одобрить вкус мой жаждешь.

…что владеть должны бы вы,

А не ваш отец развратный,

Этой свежею гвоздикой,

Этим юным померанцем,

Этой новою Еленой^[173],

Этим золотом и амброй,

Если б не законы света,

Будь они неладны!

Надо

Нам идти, иль заподозрят

Пасынка, который хвалит

Мачеху свою.

Синьор!

Если говорить по правде,

Я хотел бы, чтоб их светлость

Вам уродливой казалась.

ЗАЛА ЗАГОРОДНОГО ДВОРЦА В ОКРЕСТНОСТЯХ ФЕРРАРЫ. ОКНА ЗАЛЫ ВЫХОДЯТ В САД

Здесь Кассандра будет скоро,

Если верен слух, что в путь

Отбыл граф.

Хоть затянуть

Он и постарался сборы,

Но уехал все ж, узнав,

Что она уже в дороге.

Вижу я не без тревоги,

Что с досады медлил граф.

Ведь вчера еще уверен

Был мой отпрыск незаконный,

Что наследником короны

Сделать я его намерен.

Он со мной не расходился,

Ибо я им так гордился,

Что теперь, вступая в брак,

Сам себе я изменяю,

Хоть бесспорно лишь в угоду

Как двору, так и народу

Сыну горе причиняю.

Каждый мне твердит в Ферраре,

Что, по мнению его,

Лучше сына моего

Не было бы государя,

Но что если в завещанье

Власть оставлю графу я,

На страну родня моя

Возымеет притязанья

И, умри я, разоренью

Обречет наш край спокойный,

Ибо платится за войны

Не монарх, а населенье^[174].

Я не мог не взять себе.

Раз угодно так судьбе,

Нет, синьор, на вас вины,

А к тому же благородный

Граф, ваш сын, умен довольно,

Чтобы, как ему ни больно,

Не досадовать бесплодно.

Впрочем, я совет вам дам

И тогда пролью, быть может,

На печаль, что сына гложет,

И на скорбь отца бальзам.

Я, конечно, дерзновенна,

Но меня за прямоту,

Помня вашу доброту,

Извинить прошу смиренно.

Оставил рано мой отец, ваш брат,

Меня одну на свете:

Он прожил лишь пять кратких пятилетий,

Нашел конец печальный,

Как в заморозки первый цвет миндальный.

Затем, когда я матери лишилась,

Вы стали мне отцом,

Меня взрастили во дворце своем,

И в лабиринте жизни ваша милость

До нынешнего дня,

Как золотая нить, вела меня^[175].

Ваш благородный сын, мне братом став,

Со мною рос совместно,

И с возрастом из нашей дружбы тесной

Любовь возникла. Это чувство граф

Готов делить со мною:

Ведь жизнью мы давно живем одною.

Одной любовью, верою и волей

Исполнены мы с ним,

И если мужем станет он моим,

Ничто уже не разлучит нас боле,

Затем что смерть одна

Цена имений, что оставил мне

Родитель мой покойный,

Утроилась, и партии достойней

Для графа не сыскать во всей стране,

А мне самой, не скрою,

Ваш сын милей всех принцев крови втрое.

Найдя во мне опору и ограду,

Он вам ваш брак простит

И, если сына вам жена родит,

В душе своей не затаит досаду.

Я подала совет,

А вам решать - разумен он иль нет.

Ах, Аврора! Имя это

Заслужила ты бесспорно,

Ночь моей тревоги черной

Озарив потоком света.

Твой совет меня избавил

От безмерных затруднений.

К цели, как маяк, направил.

За твое благодеянье

Графу станешь ты подругой,

Коль назвать тебя супругой

Впрямь питает он желанье.

Впрочем, вряд ли может быть,

Что ошиблась в графе ты -

В ком так много слепоты,

Чтоб тебя не полюбить?

Не ответит граф отказом

На привязанность твою,

Так что слово я даю

Обе свадьбы справить разом.

Пусть Феррара никогда

Не забудет день такой!

Вашей верною рабой

Будет ваша дочь всегда.

Ваша светлость! Если всем,

Кто к вам прибыл с вестью доброй,

Полагается награда,-

С ветром я делиться должен,

Потому что, к вам летя,

С ним сравнились мы в проворстве:

Он мне крылья дал свои,

Одолжил ему я ноги.

Вслед за мной со свитой едет

Герцогиня в здравье полном.

Хоть и впрямь ее карету

Опрокинуло волною,

Не произошло несчастья,

Ибо граф, поспев на помощь,

Вынес из воды их светлость,

Чем и опроверг бесспорно

Убеждение невежд,

Будто пасынок не может

С мачехой своею ладить.

Мирно и счастливо, словно

Мать и сын они родные.

Мир меж графом и Кассандрой,

Друг Батин, - большая новость,

А уж то, что сын мой счастлив,-

Для меня и вовсе ново.

Дай господь, чтоб Федерико,

Столь разумный от природы,

С мачехою подружился.

А пока что, слава богу,

Состоялось их знакомство

И помог он ей.

Большое

Счастье, что услугу он

Оказал ей.

Мне бы тоже

Новость услыхать хотелось.

Увидав ваш лик пресветлый,

О небесной вашей тезке!..

Что ж вам хочется услышать?

Я послушала б охотно,

Вправду ль хороша Кассандра.

Задавать вопрос подобный

Мне скорей бы герцог должен.

Но о ней до вас обоих

Доходило столько слухов.

Что не нужен вам мой отзыв.

Вот она сама.

Батин!

Эту цепь носи, коль хочешь.

Те же, Кассандра, граф Федерико, маркиз Гонзаго, Лукреция, Рутильо, Флоро, Альбано, Лусиндо в сопровождении многочисленной и пышной свиты

Вас в садовом павильоне,

Где должны вы жить, покуда

Двор и город не закончат

Тщательных приготовлений

К торжествам, вас недостойным,

Хоть они и превзойдут

Все, какие видеть в прошлом

Итальянцам доводилось.

Граф! Мне было очень больно,

Что молчали вы упорно.

К скорби у меня есть повод.

Вам идут навстречу герцог

И Аврора.

Правый боже!

Да продлятся годы той,

Кто отныне госпожою

И пускай приносит долго

Ваш, Кассандра, дивный лик

Счастье моему народу.

Я рассталась с отчим домом,

Чтобы вашей стать рабою.

Сан, дарованный мне вами,

Выгоден, почетен, дорог

Моему отцу, отчизне

И семье, хоть слишком скромно

Богом я одарена,

Чтоб украсить ваше ложе.

Дайте мне обнять, синьор,

Вас, привезшего в мой город

Столь неоценимый перл.

Этой чести я достоин

Провожатым был в дороге,

Чем помог по мере сил

Ваш счастливый брак ускорить.

Я - Аврора, ваша светлость.

Я сочту, что благосклонно

Отнеслась ко мне фортуна,

Если обрету в Авроре

Спутницу, сестру и друга.

На желание такое

Я могу ответить лишь

Самой преданной любовью.

О счастливица Феррара!

Вправе ты быть вечно гордой,

Возведя на трон Кассандру!

В жребии своем счастливом

Я не сомневаюсь больше.

Сядьте, герцогиня, дабы

Мог мой двор с почтеньем должным

Вам представиться.

Я сяду,

Раз вам так, синьор, угодно.

Герцог, Кассандра, маркиз и Аврора занимают места под балдахином.

Разве граф не сядет?

Нет,

Ибо первым он сегодня

Поцелует вашу руку.

Но унизить так глубоко

Не могу я графа.

Буду

Я навек покрыт позором,

Что ж, приблизьтесь, сын мой.

Дрожью

Я охвачен.

Нет.

Трижды руку вам, синьора,

Я целую: в первый раз -

Ради вас самой, которой,

Как вернейший из вассалов,

Буду я служить до гроба;

Во второй - для государя,

Обожаемого мною;

В третий - за себя, поскольку

Поступаю так не только

Или по отцовской воле,

Но от всей души стремясь

Стать вам сыном и слугою.

Из глубин моих сердечных

Преданность моя исходит,

Потому и будет прочной.

На груди, мне столь покорной,

Цепь объятий я смыкаю.

А сынок-то мой - не промах.

Так давно молва повсюду

Вас, Аврора, превозносит,

Так мечтал я вас увидеть,

Что сейчас судьбу с восторгом,

Непритворным, хоть и робким,

Благодарно славословлю,

Лицезрея вас воочью,

Что желанием служить вам

Пуще прежнего исполнен.

Верьте: ваше уваженье

Я, маркиз, ценю высоко,

Ибо с именем Гонзаго^[176],

Что не раз на поле боя

Покрывалось громкой славой,

Вся Италия знакома.

Но доныне я не знала,

Что учтивы вы настолько,

Хоть должна была бы знать,

Что солдат, вам равный родом,

Быть не может неучтив.

Вашим снисхожденьем тронут,

Объявляю вас теперь

Я своею госпожою

Рыцарей феррарских скоро

В честь моей прекрасной дамы

На турнирах с седел сброшу.

Отдохнуть пора гостям.

Увлекаясь разговором,

Злоупотребляем мы

Добротой их и здоровьем.

Пусть впоследствии не скажет

Обо мне любовь с укором,

Что не ценит счастья тот,

Кто счастливый миг торопит.

Все, кроме Федерико и Батина, почтительно раскланиваются и уходят.

Экий вздор!..

О чем вы, граф?

Что считаете вы вздором?

То, что люди утверждают,

Будто жизнь на сон похожа^[177].

Нет, в часы дневного бденья,

А не отдыха ночного,

В голову приходят мысли

Столь чудовищные, словно

Исступленье бредовое

Вырвало их у больного.

Верно! Вот и я порой,

Даже в обществе отборном,

Чувствую, что я не прочь

Одного изо всей мочи

Ошарашить оплеухой,

В шею укусить другого.

Подавляю я желанье,

Стоя у перил балкона,

Спрыгнуть и разбиться насмерть.

Часто разбирает хохот На похоронах меня.

В церкви кажется мне тоже,

Сам я собственной персоной.

Если игроков я вижу,

В них хочу подсвечник бросить.

Где поют, готов я петь.

Видя даму пред собою,

Я воспламеняюсь мыслью

Оттаскать ее за косы

И краснею разом, будто

С нею так и обошелся.

Помоги мне, правый боже,

Отгони соблазн бесовский,

Сон кошмарный наяву!

Разве я могу такое

Выдумать, сказать, затеять,

Оправдать, простить, исполнить?

Нет, я просто обезумел!

Как! Вы скрыть хотите что-то

От Батина?

Скрыть я в силах

Только то, что есть в природе,

А плоды воображенья -

Это призраки без плоти.

Значит, ничего не мог

От тебя я скрыть.

Позвольте

Мне открыть вам ваш секрет.

Раньше чем ты сможешь взором

В глубь души моей проникнуть,

Расцветут здесь в парке звезды,

А цветы заблещут в небе.

Вот и нет! Не так уж трудно

Угадать, что вы влюбились

В вашу мачеху.

Умолкни!

Это правда… Но меня

Ибо мы свободны в мыслях.

Полагаю, что не очень,

Ибо наш посмертный жребий

Чистотой их обусловлен.

Счастлив герцог!

Внушает

Зависть мне удел отцовский,

Хоть завидовать грешно.

Нет, затем что вам подходит

Больше, чем ему, Кассандра.

Невозможною любовью

К ней пылая, я найду

Смерть от ревности возможной.

Просто он поэт той школы… - Речь идет о поэтической «культистской» школе, виднейшим представителем которой был Луис Гонгора, упорный противник Лопе. В основе эстетики этой школы лежала заумность, изощренность образов, обилие неологизмов и словесных рариретов.

… - Лопе имеет тут в виду закон, согласно которому половина имущества жены (в случае ее смерти) отходила к мужу.

То, что было, канет в Лету. - Лета - мифическая река «забвения», одна из рек, протекавших в подземном царстве Эреба.

Басня, включенная в монолог Батина и резюмирующая поведение герцога, имела широкое хождение в романсной и новеллистической литературе.

Был Тарквиний у тебя?.. - Речь идет о Сексте Тарквинии, сыне римского царя Тарквиния Гордого (VI в. до н. э.). Секст Тарквиний нанес тяжкое оскорбление знатной римлянке Лукреции (510 г. до н. э.), что послужило поводом для свержения в Риме монархии.

Шторм минул, коль блещут реи Ночью язычками света«Лузиады», песнь V).

Первая из всех планет Каждый день родится снова. - Согласно тогдашнему летоисчислению, земля существовала шесть тысяч лет. В сущности речь здесь идет о каждодневной смене дня и ночи.

… - Имеется в виду Прекрасная Елена, спартанская царица, супруга Менелая, бежавшая с троянским царевичем Парисом.

Ибо платится за войны Не монарх, а населенье. - Характерная для Лопе де Вега мысль, переадресованная в цензурных целях монарху.

И в лабиринте жизни ваша милость До нынешнего дня, Как золотая нить, вела меня «путеводная нить»). Ариадна - дочь критского царя Миноса и Пасифаи. Когда на Крит прибыл Тезей, обреченный на съедение минотавру, обитавшему в лабиринте, Ариадна помогла герою, вручив ему клубок нитей. Убив минотавра, Тезей при помощи нити выбрался из лабиринта (ант. миф.)

Ибо с именем Гонзаго. - Гонзаго - старинный итальянский род, представители которого с 1328 по 1708 г. были властителями Мантуи.

То, что люди утверждают, Будто жизнь на сон похожа. - Спор с популярнейшим тезисом (ср. Кальдерона), выдвинутым еще испанскими проповедниками в конце XVI века. Для жизнелюбия Лопе спор этот характерен.

Автор:	Вега Карпьо Л. Ф.
Категория:	Пьеса