Наказание - нe мщение. Действие второе. Автор произведения - Вега Карпьо Л. Ф.. Иностранная литература.

Там, где горе так жестоко,

Слово «милость» - ни к чему.

Я, как другу своему,

Говорю тебе открыто:

Лучше в хижине забытой

Быть крестьянкою простой,

Чем покинутой женой

В спальне, пурпуром обитой.

Видит бог: я твердо верю,

Что, будь я низкорожденной,

У меня по крайней мере.

Даже в самой скромной сфере,

В самой нищенской лачуге,

Как и в самом высшем круге.

Радости любви равны,

Коль друг в друга влюблены

Одинаково супруги.

Ведь заря, проникнув взором

В окна знатного вельможи,

Спящего с женой на ложе,

Нависает над которым

Шитый золотым узором

Драгоценный балдахин,

Видит столько же картин

Счастья, что и в бедном доме,

Где на досках и соломе

Слил два тела дух един.

Разве я сравню с собою

Ту счастливую крестьянку,

Не найдет постель пустою;

Кто водой, а не слезою

В час, когда заря зардеет

И ночной туман редеет,

Может мыть лицо свое,

Ибо честен муж ее,

Хоть Феррарой не владеет.

А супруг мой час отдать

Не согласен в месяц мне,

Хоть готов на стороне

По неделям пропадать.

Впрочем, как могла я ждать,

Чтобы тот, кто холостым,

Скрытый под плащом чужим,

По распутницам шатался

И с молвою не считался,

После брака стал другим?

Если б только взял он моду

Отлучаться до рассвета,

Ибо муж жене в угоду

Не отдаст свою свободу.

Но жениться на синьоре

И ее покинуть вскоре

Даже без малейшей ссоры

Может лишь глупец, который

Сам себе желает горя.

Мой супруг - из тех людей,

Для кого лишь вещь жена

И кому она нужна

Лишь затем, чтобы гостей

Изумлять красой своей

И хозяйничать к тому же.

Я всегда дивилась вчуже

Этим людям, ибо знаю:

Может быть жена дурная

Только у дурного мужа.

Честной женщине невместно

Женской чести не ценить:

Нрав немного легковесный,

Но игрушкой бессловесной

Недостойно быть при нем.

Пусть он помнит об одном:

Проще не давать недугу

Заразить твою супругу,

Чем ее лечить потом.

С сердцем, тяжкой болью сжатым,

Вашей речи я вняла.

Ну кому ж прийти могла

Мысль, что, даже став женатым,

Герцог не порвет с развратом

И не только ухитрится

В вас, синьора, не влюбиться,

Но, как вы сказали сами,

Будет, словно с вещью, с вами

Неучтиво обходиться?

Если ревностью порой

Пользуется хладнокровно,

Словно картой козырной,

И уловкой показной,

Равнодушьем напускным

В том, кто ей необходим,

Распаляет увлеченье,-

То с супругом, без сомненья,

Ход такой неприменим.

Написала ль ваша милость

Батюшке?

Нет, и не буду.

Лишь мои глаза покуда

Знают, как я истомилась.

Лучше б так судьба сложилась,

Чтоб женой вы графу стали:

Вы б возможность свекру дали

Внуку завещать корону,

Да и вы бы не страдали.

А сейчас он втайне, - что бы

Вы ни говорили там,-

Враг непримиримый вам.

Нет, мы с графом чужды оба

Низкой зависти и злобы.

Мысль ошибочна твоя:

Знает он, что брата я

Подарю ему едва ль.

Суть в другом: его печаль

В то же время и моя.

Те же, герцог Феррарский, граф Федерико и Батин.

Граф! Если бы я знал, что огорчиться

Ты можешь из-за брака моего,

Я дважды б умер, прежде чем жениться.

Чтоб встретить изъявленьем огорченья

Женитьбу государя своего.

О чем скорбеть? Меня благоволенья

Он не лишил, а если б и лишил,

Я скрыл бы гнев под маскою смиренья.

Нет, просто болен я. Упадок сил

Я ощущаю, хоть и беспричинно.

Я всех врачей в Ферраре опросил,

Каким лекарством исцелить мне сына,

И все сказали мне, что только брак -

Лекарство от унынья и кручины.

Для девушки - пожалуй, что и так,

Но, - в чем врачи вам ни клялись бы хором,-

Мужчине не поможет он никак.

Меня не удостоил герцог взором.

Он, видно, слишком занят разговором.

На грубость есть один ответ - смолчать…

Идем! Но знай: когда-нибудь придется

Ему за эту наглость отвечать.

Но все же, сын мой, для тебя найдется

Невеста в нашем городе родном

И пó сердцу тебе, как мне сдается.

Уж не Аврора ль это?

Об одном

И том же, граф, с тобой одновременно

Мы только что подумали вдвоем.

Что и обиду и тоску твою

Подобный брак излечит несомненно.

Ну, где им в душу заглянуть мою!

Все эти сердцеведы нерезонно

Считают, что обиду я таю:

Ведь вашим планам не был я препоной,

Но сам вас убеждал, что вам нужна

Семья во имя интересов трона.

Мне чистота твоей души ясна,

И тем плачу за искренность тебе я,

Что тяготит уже меня жена.

Синьор! Я докажу вам, что не смею

Роптать столь незаслуженно на вас

И что вам предан всей душой своею.

Коль правду вы сказали мне сейчас,

Что в брак вступить склонна со мной Аврора,

Она сама во время разговора

Призналась мне, что хочет стать твоей.

Но может передумать очень скоро.

Я знаю, что маркиз в чести у ней,-

Недаром же он так с отъездом тянет.

Тебе нет дела до его затей.

Легко мужчину подозренье ранит:

Ведь для письма исписанным листком

Лишь сумасшедший пользоваться станет.

Когда бы мы за каждым пустяком

Усматривали прелюбодеянье,

Держать пришлось бы женщин под замком.

Ты знаешь, что мутнеет от дыханья

Чистейшее из дорогих зеркал.

Ведь вновь оно прозрачно, как кристалл,

Едва мы гладь его протрем рукою.

Вам разум веский довод подсказал.

Но, государь, едва кузнец водою

Плеснет на горн, откуда пышет жар

Палящей нестерпимою волною,

Как тут же, превращая воду в пар,

Огонь над непокорными углями

Взлетает вновь, стремителен и яр.

Муж, на мгновенье укрощая пламя,

Которое в душе жены бурлит,

Смирять его не в силах месяцами.

Чрезмерный пыл боязнь во мне селит:

Коль я его залью водою брака,

Взметнется он и честь мою спалит.

Граф! До чего ж ты осмелел, однако:

Ты об Авроре говорить готов,

Напротив, я страшусь.

Вы пошли путем опасным,

Гнев отцовский распаляя.

Впасть в немилость я желаю,

Чтобы стать кругом несчастным.

Доведен тоскою я

До такого исступленья,

Что отныне избавленье

Даст мне только смерть моя,

Но при том такая, чтобы

Мог я вечно воскресать

Не успев восстать из гроба.

Не решусь, как ни мужаюсь,

Я ни жить, ни умереть,

Ибо жить и значит зреть,

Как я к смерти приближаюсь;

А покончи я с собою,

Трусом счесть меня могли бы

За такой поступок, ибо

Жизнь страшней мне смерти вдвое.

Раз вам в тягость жизнь и все же

Умереть вам не дано,

Я могу сказать одно:

Вы с гермафродитом схожи.

Если женщина с мужчиной

Спаяны в нем неразрывно,

То для вас бесперерывно

Жизнь сливается с кончиной.

Знайте: коль не прекратится

Ваше мрачное унынье,

С просьбою к вам обратиться:

Иль во всем признайтесь мне,

Или буду я стараться

В услуженье перебраться

К тем, кто верит мне вполне.

Если б мог я объяснить,

Друг, тебе свою кручину,

Было бы ее причину

Очень просто устранить.

Но судьбой неумолимой

Так уж было решено,

Что открыть мне не дано

Мой недуг непостижимый.

Хоть и следовало мне бы

Высказать свои терзанья,

Но от мысли до признанья

Дальше, чем от нас до неба.

Если хочешь, уходи

И останусь я один,

Затаив тоску в груди.

Федерико и Батин, продолжая беседовать, отходят в сторону.

Вы в слезах?

Да, герцогиня.

Не могу я скрыть рыданий,

Раз меня без оснований

Граф казнит презреньем ныне,

Мня, что мил с недавних пор

Мне маркиз Гонзаго стал.

Карлос? Мне? С чего он взял?

Нет, он знает: это вздор,

Но в Испанию за море

Под предлогом этим хочет,

Оскорбясь женитьбой отчей,

Ах! Когда-то граф отраду

Находил в очах моих,

А теперь под взглядом их

Ощущает лишь досаду.

Раньше, чуть лучи авроры

Озаряли вышину,

Он уж к моему окну

Устремлял призывно взоры.

Сколько раз в саду пустынном,

У ручья иль у фонтана

Сравнивал он неустанно

Рот мой с розой, лоб - с жасмином!

Разве мог пробыть хоть миг

Он в те времена без той,

Кто была его душой,

С кем он жизнь делить привык?

Этой дружбой многолетной

Так прониклись я и граф,

Что срослись, одною став,

В этот мир одновременно

С ним и мной принесено

Было наше чувство, но

Граф убил его изменой.

В честолюбье - не во мне

Кроется ее причина.

Жаль, что в этом я повинна,

Хоть не по своей вине.

Но утешьтесь: неотложно

Я иду вас с ним мирить,

Хоть, конечно, говорить

С тем, кто вас ревнует, - сложно.

Твердит мой муж,

Что ревнует граф.

Нет любви в его печали,

Да и ревности к тому ж.

Разрешите

Вашему рабу устами

Ваших рук коснуться.

Если

Вы не встанете, я стану

Звать вас «ваша честь».

Я счел бы

Эту вежливость опалой.

Вашу руку! К ней припасть

Обнять вас дайте.

Вы дрожите? Иль во мне

Что-то кажется вам странным?

Знаете вы, чтó мне нужно?

Знаю. Сердце угадало

Это и лицу открыло.

Потому и прочитали

Вы в его чертах смущенье.

Друг Батин! Должна я с графом

Переговорить. Оставь

Нас на время.

С глазу на глаз

Страшновато оставлять их.

Граф взволнован.

Небо! Раньше

Чем умру, как феникс^[178], я,

К новой жизни возрождаясь,

Хоть на миг пусть пламя стихнет!

Мне Аврора рассказала,

Что приехавший со мною

В город ваш маркиз Гонзаго

В вашем сердце вызвал ревность,

Из-за коей мысль о браке

Стала вам невыносима.

Но, надеюсь, вы едва ли

Цените себя так низко,

Чтобы мог казаться Карлос

Вам соперником серьезным.

Больше воин, чем придворный,

И учтив, но не галантен.

Значит, ваши огорченья

Из того проистекают,

Что со мною сочетался

Браком властелин Феррары

И, родись у нас с ним сын,

Потеряете вы право

На отцовскую корону.

Но уж раз невольно стала

Я причиной вашей скорби,

Долгом я своим считаю

Вас немедленно уверить,

Что у вас не будет брата,

Ибо, только уступая

Настояниям вассалов,

Ваш отец на мне женился;

Ибо герцог так развратен,

Что провел в моих объятьях

Только ночь, часы которой,

Очевидно, счел годами,

Сразу же наскучив мною;

Ибо он искать отраду

Снова принялся в беспутстве,

С цепи рук моих сорвавшись.

Словно конь, когда напуган

Он раскатом барабана

(Как ни больно мне, пристойность

Я в сравненьях соблюдаю),

Сразу же берет в галоп

И несется, разрывая

В клочья сбрую и поводья,

На дорогу пеной капля,

Втаптывая в пыль обрывки

Пышной бахромы чепрачной,-

Так и герцог, невзирая

На узду святого брака,

Топчет в грязь остатки чести,

Он им под ноги бросает

Имя, боевые лавры,

Репутацию, заслуги

И богатства предков славных.

Он на них весь свой досуг

И свое здоровье тратит,

Ради грязных наслаждений

Полночь в полдень превращая.

Словом, верьте: не отнимет

Брат у вас престол феррарский.

Я про мужнее тиранство

В Мантую бы написала,

Чтоб из этого Алжира^[179]

Взял меня отец обратно,

Но боюсь, что раньше с горя

Я успею жизнь утратить.

Начинали вы с упреков,

А закончили слезами

Даже самый твердый камень.

Боже мой, что я услышал!

Хоть вы мните, что пред вами

Сын того, кто вас обидел,

Я перед лицом столь страшной

Незаслуженной обиды

Чувств сыновних отрекаюсь.

Что же до моей тоски,-

Вы ошиблись, полагая,

Будто в низких побужденьях

Кроется ее разгадка.

Чтобы быть самим собою,

Мне земель отца не надо:

Коль женюсь я на Авроре,

Мне их более чем хватит;

А не хватит, я сумею,

Обнажив стальную шпагу,

Возместить за счет соседей

То, что потерял в Ферраре.

Я скорблю. Синьора! Знайте,-

Хоть, быть может, в этом я

И не должен признаваться,-

Что со дня, когда впервые

Лук напряг Амур коварный,

Не живал еще на свете

Человек меня несчастней.

Болен я неизлечимо.

Словно свечка, догорает

Жизнь моя, но в то же время

Я напрасно заклинаю

Смерть не ждать, пока потухнет

Дотлевающий огарок,

А ведь ей дохнуть довольно,

Чтобы в ночь ее я канул.

Федерико! Удержите

Слезы, ибо небесами

Вместо них даны мужчинам

Плач - наследственный удел,

Матерью-природой данный

Женщинам, в которых есть

Смелость, но нет силы вашей.

Только в случае одном

Слезы лить мужчина вправе -

Если он утратил честь

И отмстить не может сразу.

Как не совестно Авроре,

Что из-за нее страдает

Кавалер столь благородный,

Умный, доблестный, галантный,

Столь достойный быть любимым!

Не она тут виновата.

Само светило дня,

Не вставала бы аврора.

Как! Другая?

Да. Гораздо

Выше залетел я мыслью.

Кто ж из женщин, встретясь с вами

И признаньям вашим вняв,

Охладить их мог отказом?

Просто неправдоподобно,

Чтоб такой неблагодарной

Женщина была, и вам я

Верю лишь с трудом.

Когда бы

Вы узнали, в чем тут трудность,

Вы б сочли, что, словно мрамор,

Крепок я иль только чудом

Ведь ни Фаэтон, который

К солнцу дерзко путь направил;

Ни беглец Икар, чьи крылья,

Воском слепленные наспех,

Словно стая птиц под ветром,

Разлетелись над волнами,

Вследствие чего могилу

Он нашел в соленой влаге;

Ни Беллерофонт, взлетевший

Так высоко на Пегасе,

Что земля ничтожной точкой

В сонме звезд ему казалась;

Ни Синон, тот грек, которым

Был построен для дарданцев

Конь, чреватый разрушеньем

Крепкостенного Пергама;

Ни Ясон, дерзнувший первым

Переплыть морские дали,

Хлябь смирив, как шпорой, килем

Не равны мне в безрассудстве^[180].

Граф! Неужто воспылали

Вы любовью к изваянью,

Высеченному из камня?

Нет, не яшма ледяная

Душу женщины скрывает.

Лишь стыдливостью одета

Мысль ее, как тонкой тканью.

Стоит в сердце постучаться

К ней любви такой, как ваша,

И оно уж отвечает:

«Отперто. Входи без страха».

Высказать любовь не бойтесь:

Ведь недаром греки часто

Рисовали, как Венера

Уступает страсти фавна,

Как на Латм к Эндимиону,

Торопливо покидая

Сходит строгая Диана^[181].

Верьте, граф, что в самом прочном,

Самом неприступном зданье -

Дверь из воска. Говорите,

Чтобы молча не зачахнуть.

Каждый опытный охотник

За индийским пеликаном

Вкруг гнезда костер разводит,

И, птенцов спасти стараясь,

С дерева слетает птица,

Бьет испуганно крылами,

Но не укрощает ими,

А лишь раздувает пламя,

Обжигается вконец

И в неволю попадает,

Хоть легко взлететь над лесом

И не даться в плен могла бы.

Так, птенца моей любви,

Пламя вашей жаркой речи

Нестерпимо обжигает,

А любовь крылами бьет,

Вызволить ее пытаясь,

И теряет оперенье.

Унимать меня вы стали -

Я воспламеняюсь пуще;

Обнадеживать - смущаюсь;

Ободрять - сбиваюсь с толку;

Отпускать - в огонь кидаюсь;

В руки брать - мечусь в смятенье;

Успокаивать - пугаюсь.

Я перед собою вижу

Столь смертельную опасность,

Что, молчание храня,

Умереть предпочитаю.

Чтó на горшие мученья

Обрекает род людской

В сей обители земной,

Нежели воображенье?

Распаляя вожделенье,

Пламя в холод претворяя,

Сердце умиротворяя

Или приводя в расстройство,

Человеку это свойство

Служит, как душа вторая.

Графа темные намеки

При столь явственной печали

Мой рассудок взволновали,

Ибо скрыт в них смысл глубокий.

Страшен судну шторм жестокий

И стихии беснованье,

Но неясное признанье

Для ума еще страшней,

Так как бури нет сильней,

Я себя при мысли ложной,

Что в меня мог граф влюбиться,

Заставляю спохватиться,

Ибо это невозможно,

Но едва неосторожно

Свой несчастный брак припомню,

Верить хочется в нее мне

С исступленьем страсти юной:

Ведь возможно все в подлунной

Для надежды неуемной.

Так томлюсь я, так тоскую,

Так с пути и с толку сбилась,

Так глубоко оскорбилась,

Что сойти с ума рискую.

Невозможного взыскуя,

Трудности преуменьшая,

Я отмщенье предвкушаю,

Хоть уже провижу ясно,

Как за этой грезой страстной

Стоит граф любви вполне,

Но любовь к нему греховна,

А раздуть в нем пыл любовный -

Преступление вдвойне.

Небо! Будь защитой мне!

Впрочем, я чиста осталась,

Хоть о графе мне мечталось:

Было б праведных немного,

Если бы за грех у бога^[182]

Мысль греховная считалась.

До сих пор я честь успешно

От соблазна охраняла

И себе не возбраняла

Только мысль о том, что грешно.

Хоть найдет творец, конечно,

Что зерно греха в ней есть,

Он не сможет в ней прочесть

То, что честь мою обидит:

В том, в чем зло всевышний видит,

Долго ж с ним вы говорили!

Что сказал он?

Что сомненья,

Снизойдя до объясненья,

Вы в душе его смирили.

Но смотрите: пыл ревнивый

В нем вам пробуждать не след.

Оскорбителен ответ

Равнодушный, хоть учтивый.

Разве истинный влюбленный

Лишь по той пустой причине,

Быть наследником короны,

Мог бы так перемениться?

Если мы любви полны,

Перед ней принуждены

Даже честь и жизнь склониться.

Граф же, хоть была когда-то

Я возлюбленной его,

Чахнет только оттого.

Что иметь боится брата.

Но коль скоро жажду власти

Он за ревность выдает,

Мне придется в свой черед

Дать толчок уснувшей страсти

И, маркиза поощряя,

В графе пробудить ее.

Равнодушие свое

От надежд давно должна бы

Излечить Аврора вас.

Хоть в этот раз

С ней не будьте сердцем слабы!

К вам, Аврора, что светила

В день, когда меня впервые,

Мне согнув пред вами выю,

Чувство в рабство обратило;

К вам, кто в днéвное светило

Зависть тайную вселяет,

Ибо с ним отождествляет

Вас мой помраченный разум,

Ибо ваша прелесть разом

Взор, как солнце, ослепляет;

К вам, как только появился

С непреодолимой страстью

Всей душой я устремился.

Но напрасно я влюбился

В вас, бесценная синьора:

Только скукой ваши взоры

Исполняет страсть моя.

Ибо ненавистен я

Вам, как ночь - лучам авроры.

Вас не видеть мне страшнее.

Чем совсем незрячим стать,

Но поскольку я мечтать

О взаимности не смею,

Я уеду - так вернее…

От любви я излечусь,

Если с вами разлучусь

И, найдя успокоенье

От Феррары в отдаленье,

За жестокость расплачусь.

Будьте ж без меня счастливы!

Не зачахнет от печали,

Получив отказ вначале.

Рыцарь знатный и учтивый,

Ибо к сердцу путь найти

Трудно с первого же взгляда.

Доказать любовь вам надо,

Чтоб у дамы быть в чести.

Верим мы лишь тем вполне,

Кто страдает из-за нас.

Но открыто, как сейчас

Вы «прощай» сказали мне,

Я прошу вас здесь остаться.

Радуюсь я всей душой

Милости такой большой

И согласен дожидаться,

Вам служа усердней втрое,

Чтоб совсем моей вы стали,

Не десяток лет, как ждали

И не семь, как сын Ревекки

Дочери Лавана ждал,

А мирьяды, как Тантал^[183],

В ад низвергнутый навеки.

Будет пыл надежд моих

За любовь мою наградой:

Может быть тоска отрадой

Там, где нет наград иных.

Те же, герцог Феррарский, граф Федерико, Батин.

Мне папа сообщил, что в Рим явиться

К нему я должен сам.

А он не пишет - по каким делам?

Мне нужно торопиться,

Не думая - зачем.

Вздор! Верю я тебе, мой сын, всецело,

Но, право, сам не знаю, в чем тут дело.

Наверно, папа, видя, что должна

Начаться вновь в Италии война,

Меня в гонфалоньеры церкви прочит^[184]

И, полагаю, дать понять мне хочет,

Что если план он не изменит свой,

Ему помочь обязан я казной.

Я понял: вы молчали, чтоб с собою

Меня в поход не брать.

Но вместе с вами поведу я рать

И вас не посрамлю на поле боя.

Нет, граф, нельзя, чтоб нас обоих враз

Смерть унесла в разгаре битвы ярой.

Ты остаешься управлять Феррарой.

Так нужно, сын, и это мой приказ.

Синьор! Я раздражать не смею вас,

Но ведь меня тогда молва ославит.

Не может тот, кто государством правит,

С молвой считаться, коль на карте трон.

Повиновенье - долг, хоть тяжек он.

Аврора, маркиз Гонзаго, Рутильо, граф Федерико, Батин.

Граф! Заметил я: покуда

С герцогом вы говорили,

Что в сторонке разговор

У Авроры шел с маркизом.

Вот как! С Карлосом?

Как залог благоволенья

Этот шарф, маркиз, примите.

Станет цепью он, которой

Никакая сила в мире

У меня не снимет с шеи,

Коль его мне разрешите

Вы на зависть всем носить.

Я любви чиню обиду,

Но любовной мести рада.

Он к лицу вам, как я вижу,

И всегда вы в нем ходите.

Как природа прозорлива,

Что измену в сердце женщин

Будь в них верности побольше,

Мы, несчастные мужчины,

Их не просто обожали б,

А совсем боготворили.

Видите вы шарф?

О чем ты?

Шарф? Какой?

Вот это мило!

Тот, конечно, что служил

Солнцу (в чьем небесном лике

Некая планета раньше

Утешенье находила)

И, как солнце при затменье,

Поглощен драконом хищным.

То-то помню я, что греки

Кроме яблока Париса

Шарф считали атрибутом

Сеющей вражду Эриды^[185].

Друг Батин! То было встарь,

Нынче ж все переменилось.

Не пройтись ли нам по саду?

Нет, вы только поглядите,-

За руку ее ведет он!

Так и нужно, раз едины

Души их.

Как! Вы не злитесь?

А с какой мне стати злиться?

Лебедь не потерпит, чтобы

Рядом с ним другой резвился,

И с лебедкою своею

Кочет, если он другого

Подле кур своих увидит,

Пришлецу багряный гребень

Раздирает с громким криком

И до наступленья ночи,

Беспощадный и ревнивый,

Как краснобородый турок^[186],

С ним не прекращает битву.

Как вы можете терпеть,

Чтоб Гонзаго был так близок

С той, кого своей вы звали?

Женщину, что заслужила

Наказанье за неверность,

Я караю, как мужчина,

То есть ей даю свободу,

Чтоб, капризов ради, риску

Честь моя не подвергалась.

Этот мудрый катехизис

Постараюсь заучить я.

Все ж долготерпенье ваше,

Граф, уму непостижимо.

Впрочем, мысли о любви

Схожи с нориею длинной:

Первый ковш пустым быть должен,

Чтобы мог второй налиться.

Вы к Авроре охладели,-

Значит, по другой томитесь:

Ковш второй нальется разом,

Если первый опрокинут.

Друг Батин! Ты глуп. Зачем

С помощью уловок хитрых

Спрашивать меня о том,

Что я сам понять не в силах?

Лучше б ты пошел разведать,

Не пора ли уж проститься

Мне с отцом перед отъездом.

Ибо глуп я был бы вдвое,

Вашу грусть одобрив льстиво.

Чего ты жаждешь, мысль о невозможном?

К чему ты хочешь волю подстрекнуть?

Скажи: зачем мне смерть влагаешь в грудь,

Меня томишь метанием тревожным?

Не ослепляйся увлеченьем ложным,

Не избирай ведущий в бездну путь

И дай мне хоть на миг передохнуть

Иль жизнь я завершу концом ничтожным.

Нет, никогда уж больше ум ничей

Родить такую мысль не исхитрится!

Хоть в мире невозможных нет вещей

Для тех, в ком страсть победно воцарится,

Лишь ты родилась из моих очей,

Ненасытно алча мести,

Поднимаются на бой

Страсть моя с обидой вместе

И надеждою пустой

Угрожают снова чести.

Вновь они неосторожно,

Как при умоисступленье,

В мысли сладостной, но ложной

Ищут удовлетворенья,

Хоть оно и невозможно.

Будь поменьше безучастья

В герцоге, меня доведшем

До того, что жажду пасть я,

Я в решенье сумасшедшем

Не искала б месть и счастье.

Что разделит чувства эти

Герцога родное чадо,

Хоть держать в двойном секрете

Преступленье будет надо.

Правда, нынче при свиданье,

Граф, колеблясь беспричинно,

Не решился на признанье,

Но, когда молчит мужчина,

Говорит его молчанье.

Граф, держа со мной совет,

Бледен был необычайно

И впадал в столь пылкий бред,

Что шептал мне голос тайный:

Там, где страсть, измены нет.

Если, честь свою пятная,

С Федерико согрешу я,

Ибо мужа проклинаю,

То не первая большую

Страсть ценой греха познаю.

Женщины в былые годы

Услаждали плоть греховно.

Я ж святой закон природы

Не нарушу, став виновной.

Впрочем, в этот грозный час

Вспоминать не гоже тех,

Кто, как я, в грехе погряз:

Ведь не извинят наш грех

Те, что свершены до нас.

Граф!.. Сейчас он подойдет!

Что со мной? Где ты, отвага?

Где моя решимость?

Вот

Та спасительная шпага,

Что земной мой путь прервет.

О, сколь этим счастлив я!

Боль свою в себе тая?

Я отвечу герцогине,

Что бессмертна грусть моя.

Меланхолиею черной

Вы страдаете, мой друг.

Может быть. Одно бесспорно:

Неизбывный мой недуг

Сводит в гроб меня упорно.

Если вам помочь я властна,

Граф, откройте сердце мне,

Ибо скорбь скрывать опасно.

Вам довериться вполне

Мне мешает стыд злосчастный.

Мои страданья

Ею лишь порождены.

Расскажу я вам преданье

Из далекой старины:

В мачеху свою влюбился

Сын Селевка Антиох^[187]

И от горя слег…

Родился

Он счастливцем, - видит бог,-

Если с жизнью распростился!

Царь врачей приставил к сыну,

Но никто из них не брался

Исцелить его кручину,

Ибо Антиох старался

Только первый меж врачами,

Герострат, кем так гордиться

Вправе древность перед нами,

Понял, что недуг гнездится

Между сердцем и устами.

Дам придворных по одной

Провести пред Антиохом

Он велел, держа рукой

Пульс царевича.

И вздохом

Выдал страсть свою больной?

Нет. Но пульс стал чаще вдвое,

Чуть больной увидел лик

Мачехи перед собою.

Повесть странная!

Знаю с детских лет ее я.

Ею тронут я.

Тогда

Дайте, граф, прямой ответ:

Та же и у вас беда?

Это вас гневит?

И меня вам жаль?

Я любовью невозможной

Так, синьора, ослеплен,

Что отца и непреложный

Небом данный нам закон

Оскорбить готов безбожно.

Бог, я сам и вы сейчас:

Бог - раз к вам я вожделею,

Сам я - раз живу без вас,

Вы - раз вами не владею.

Вы сейчас поймете ясно,

Если только со вниманьем

Будет выслушан несчастный,

В коей мере вы к терзаньям

Сердца моего причастны.

Хоть несчастьем смерть считать

Мы привыкли, жизнь любя,

Но, чтоб больше не видать

Вас, равно как и себя,

Жить я жажду перестать.

Я ведь, от стыда немея,

Ибо грех в душе таю,

На себя смотреть не смею

И давно уж состою

Во вражде с душой моею.

На греховную дорогу

И уже не верю сам,

Что обязан жизнью богу,

Хоть ее и отдал вам.

Думали ли вы хоть раз,

Что меня вы погубили,

Ибо только из-за вас

То, чем был я встарь, забыли

Бог, я сам и вы сейчас?

Не живу я, ибо жить

У меня без вас нет силы,

Но и господа просить,

Чтобы смерть меня скосила,

Я не вправе, может быть,

Ибо вас желать я смею

Воле неба вопреки

И меня рукой своею

Не избавит от тоски

Бог, раз к вам я вожделею.

К мукам жизни присужден,

Хоть мне и велит мой разум

Умереть, раз я лишен

Вас, души и бога разом.

Все враждебны мне сейчас:

Бог - раз я вас полюбил,

Вы - раз дерзкий мой рассказ

Вашу гордость оскорбил,

Сам я - раз живу без вас.

Стражду я затем вдвойне,

Что гнездится боль моя

И внутри меня и вне:

К вам любовью полон я,

Вы ж - презрением ко мне.

Я борюсь с судьбой своею.

Хоть, конечно, безнадежно,

Ибо заодно мы с нею:

Я - раз счастье невозможно,

Вы - раз вами не владею.

Я, синьор, признáюсь честно:

Мысль о муже и о боге

Мне страшнее муки крестной,

Ибо, граф, к нам будут строги

Суд земной и суд небесный.

Я твержу себе, что свет

Извиняет заблужденья,

Что терзать себя не след

Тем, в чем клятвопреступленья

С точки зренья света нет.

Вспоминаю я преданья

Об изменах, встарь свершенных,

Ибо в прелюбодеянье

Множества других влюбленных

Ищет грешник оправданья.

Но, увы, чтоб искупить

Грех богопротивный мой,

Нужно мне о вас забыть,

То есть умереть самой

Уезжайте тотчас прочь,

Ибо жажду лицезреть

Вас, синьор, и день и ночь.

Я могу лишь умереть,

Чтобы как-то вам помочь.

Телом без души я стал

От тоски и от кручины,

Но хотя я жить устал,

Раз о ней я возмечтал.

Дайте мне испить отравы -

Разрешите мне устами

Ваших рук коснуться.

Здравый

Человек не станет в пламя

Порох сыпать для забавы.

Прочь! Настал прощанья миг.

Вы жестоки беспредельно.

Я, хотя соблазн велик,

В сердце из руки проник.

Как сирена, речью нежной

Ввергли вы меня, синьора,

Честь моя! Будь мне опорой,

Иль паду я неизбежно.

Ноги гнутся подо мною.

Сердце смятено мое.

Я погибну от нее.

Я же нет: мертвец давно я.

Чтоб из этого Алжира… - то есть «с этой каторги». Примечательное для испанцев XVI-XVII вв. уподобление каторги Алжиру.

…беглец Икар. - Спасаясь с острова Крита от грозного царя Миноса, строитель лабиринта зодчий Дедал и его сын Икар поднялись на крыльях, искусно сделанных Дедалом из птичьих перьев. Икар по неосторожности приблизился к солнцу; солнечные лучи растопили воск, скрепивший перья, и юноша погиб в морских волнах (ант. миф.).

…Беллерофонт, взлетевший Так высоко на Пегасе. - Беллерофонт - легендарный греческий герой. По распространенному мифу, Беллерофонт пытался на крылатом коне Пегасе взлететь на Олимп, но разгневанный Зевс поразил Пегаса бешенством. Он сбросил своего всадника. Беллерофонт, упав на землю, стал хромым и слепым и скитался до смерти.

Синон - легендарный греческий воин, принимавший участие в осаде Трои. Ему удалось убедить троянцев ввести в город знаменитого «деревянного коня», в котором были спрятаны греческие воины.

Ясон - мифологический греческий герой, совершивший множество подвигов, среди которых особенной известностью пользовалась легенда о похищении Золотого руна (путешествие аргонавтов).

…Венера Уступает страсти Фавна… - Имеется в виду миф о любви богини Венеры к богу лесов и полей Фавну.

Как на Латм к Эндимиону… Сходит строгая Диана. - Согласно мифологии, прекрасный юноша Эндимион был возлюбленным богини Дианы. По ее просьбе Зевс погрузил его в вечный сон и тем сохранил его бессмертную красоту. В этом случае мы видим смешение греческой и римской мифологии у Лопе (ант. миф.).

(и далее до конца монолога Кассандры). - Довольно смелый по тем временам пассаж, расходившийся с официальной религиозной идеологией. Да и самое представление о чести, выраженное устами Кассандры, расходится с обычными ригористическими формулами чести, которые мы встречаем в драматической литературе у современников Лопе де Вега.

Не десяток лет, как ждали Эллины паденья Трои, И не семь, как сын Ревекки Дочери Лавана ждал, А мирьяды, как Тантал… - Согласно мифологии о Троянской войне, греки осаждали Трою ровно десять лет. Сын Ревекки Иаков, согласно библейской легенде, ждал дочь Лавана Рахиль семь лет. Тантал был осужден на вечные муки.

…папа… Меня в гонфалоньеры церкви прочит… - Гонфалоньер - монарх - покровитель церкви.

Эрида - в греческой мифологии богиня раздора.

Беспощадный и ревнивый, Как краснобородый турок… - Место, спорное для толкования. Либо речь идет о турке вообще, то тогда Лопе допускает ошибку. Не турки красили бороды, а персы. Либо речь идет о турецком пирате Барбароссе (рыжебородом), прославленном своей жестокостью.

Сын Селевка Антиох. - Антиох I Сотер (III в. до н. э) - сирийский царь.

Автор:	Вега Карпьо Л. Ф.
Категория:	Пьеса


Предыдущая страница	Оглавление	Следующая страница