Путешествие в страну пушных зверей (часть 2).
ГЛАВА VIII. Экскурсия мистрисс Полины Барнетт.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Путешествие в страну пушных зверей (часть 2). ГЛАВА VIII. Экскурсия мистрисс Полины Барнетт. (старая орфография)

ГЛАВА VIII. 

Экскурсия мистрисс Полины Барнетт.

Целое утро Джеспер Гобсон и сержант Лонг блуждали по этой части берега. Буря значительно утихла, дождь почти перестал, но ветер вдруг повернул с юго-востока и дул с прежнею силою.

Перемена ветра очень встревожила лейтенанта Гобсона. С этой минуты он должен был отказаться от всякой надежды пристать к твердой земле.

Действительно, ветер, поворотив с юго-востока, мог только удалить пловучий остров от американского континента и снова толкнуть его в опасное течение, которое его увлекало на север арктического океана.

Но можно ли было утверждать, что остров в эту ужасную ночь приблизился к берегу? Может быть предчувствие лейтенанта Гобсона так и осталось предчувствием - не осуществилось?

Атмосфера была чистая и ясная. Глаз мог обозревать пространство в несколько миль, а между тем нигде не было заметно никакого признака земли.

Может быть, догадка сержанта Лонга была вернее, может быть какой нибудь корабль прошел ночью в виду острова, может быть это блеснул на минуту корабельный огонек, может быть слышанный крик вырвался у какого нибудь утопающого матроса. Затем корабль пошел ко дну и наступили прежняя темнота и безмолвие.

На берегу острова, впрочем, не видно было ни морских выкидок, ни корабельных обломков. Океан вздымался громадными валами и глухо ревел.

- Нечего делать, господин лейтенант, сказал сержант Лонг. - Надо на что нибудь решиться.

- Да, сержант, надо на что нибудь решиться, отвечал Джеспер Гобсон, проводя рукою по лбу. Надобно остаться на острове и ожидать зимы. Только зима и может нас спасти!

Был уже полдень. Джеспер Гобсон, желая к вечеру возвратиться в форт Надежды, тотчас же отправился в обратный путь к мысу Батгурсту. Путникам опять помогал ветер, дувший им в спину.

Лейтенант Гобсон и сержант Лонг были очень встревожены. Они молчали, но каждый из них думал, что, может быть, во время страшной бури прошлой ночи остров раскололся на двое. Может быть, провал, на который они наткнулись накануне, пошел далее во всю ширину льдины. Может быть, они уже отделены от форта Надежды и от своих товарищей и друзей морскою пучиною!

Скоро они достигли леса, через который накануне переходили. Множество деревьев лежало на земле, одни сломанные пополам, другия вырванные с корнем из тонкого слоя растительной земли, где не было им достаточной точки опоры. Ветер крутил опавшими листьями и разметывал их в разные стороны.

Перешед эту опустошенную чащу и сделав еще две мили, лейтенант Гобсон и сержант Лонг достигли окраины береговой выемки или провала, которого накануне не могли в темноте обследовать. То был провал шириною около пятидесяти футов, пересекающий окраину почти на пол-дороге от мыса Михаила к прежнему порту Барнетт и образующий род лимана, который простирался более, чем на полторы мили во внутрь острова.

Стоило только подняться новой буре и морскому волнению и провал пойдет дальше, дальше...

Лейтенант Гобсон, приблизившись к окраине, увидал громадную льдину, которая оторвалась от острова и быстро поплыла.

- Да, да, проговорил сержант Лонг, вот где беда!

Оба повернули к западу, чтобы обойти провал, а затем быстро направились прямо к форту Надежды.

Джеспер Гобсон сказал своим солдатам, что он хотел в последний раз до наступления зимы поискать следов отряда, который капитан Кравенти обещал прислать, но что все его поиски были напрасны.

- Напрасно изволили безпокоиться, господин лейтенант, сказал охотник Марбр; я думаю, что надо окончательно отказаться от надежды видеть в этом году наших товарищей из форта Релианс.

- И я так думаю, Марбр, отвечал Джеспер Гобсон.

С этими словами он вошел в общую залу. Джеспер Гобсон подробно описал мистрисс Полине Барнетт и Медж свою экскурсию. Оне очень удивились, когда узнали, что лейтенант и его спутник видели огонь и слышали крик.

- Не показалось ли вам? сказала мистрисс Полина Барнетт.

- Нет, мистрисс Барнетт, нет, возразил Джеспер Гобсон, - мы точно видели огонь и слышали крик!

- В таком случае надо согласиться с сержантом Лонгом, мистер Гобсон; вероятнее всего, что вы видели крушенье какого нибудь корабля.

Потолковали еще и затем единогласно решили, что действительно мненье сержанта самое правдоподобное, - верно корабль пронесся в виду острова.

Юговосточный ветер дул с прежнею силою, небо быстро очищалось, туман разсеявался.

Джеспер Гобсон начинал надеяться, что на следующее утро он будет иметь возможность сделать отметки на карте.

Эта ночь была гораздо холоднее и пошел мелкий снег, быстро покрывший весь остров. Встав поутру, Джеспер Гобсон мог приветствовать зиму.

Это было 2 сентября.

Небо совершенно очистилось и засияло солнце, которого лейтенант Гобсон ожидал с таким нетерпеньем.

В полдень была определена широта, а около двух часов пополудни измерен часовой угол, по которому была вычислена долгота.

Результат этих наблюдений был следующий.

          Широта: 70° 57'.

          Долгота: 170° 30'.

И так, не взирая на силу урагана, пловучий остров все-таки удержался почти на той же параллели. Только течение отнесло его еще дальше к западу. В данную минуту он находился против Берингова пролива, но в четырех стах милях к северу от Восточного мыса и от мыса принца Гальского, которые обозначают самую узкую его часть.

Новое положение острова было еще опаснее. Он каждый день все более и более приближался к Камчатскому течению, которое могло его увлечь далеко на север.

Джеспер Гобсон не высказывал тревоги, но он был очень встревожен. Он заперся в своей комнате и не выходил оттуда целый день.

Не сводя глаз с географической карты, он изыскивал какого нибудь средства к спасению.

Температура в этот день еще понизилась на несколько градусов и ночью опять шел снег. На следующее утро свежная пелена была уже в два дюйма толщины. Зима, наконец, наступила.

3 сентября мистрисс Полина Барнетт реашлась обойти часть берега, простиравшуюся между мысом Батгурстом и мысом Эскимосов. Ей хотелось узнать, какие тут произошли перемены после бури.

Еслибы мистрисс Полина Барнетт предложила Джесперу Гобсону отправиться с нею, он бы, без сомнения, согласился на это с большою охотою. Но мистрисс Полина Барнетт не хотела мешать его занятиям и пустилась в путь вдвоем с своей верной Медж.

Опасности никакой не предстояло. Единственные звери, которых можно было бояться, медведи, по всем видимостям покинули остров еще во время землетрясения. Две женщины могли без всяких опасений отправиться в недалекую экскурсию, которая должна была продлиться всего на всего несколько часов.

Медж безпрекословно согласилась идти с мистрисс Полиной Барнетт. Не предупредив никого о своем намерении, оне вооружились снегорезами, или снеговыми ножами, захватили с собой флягу с водкой, мешок с едой, спустились по уступам мыса Батгурста и направились к западу.

Солнце едва двигалось над горизонтом, потому что оно, во время своей кульминации поднималось теперь едва на несколько градусов, но его косвенные лучи были светлы и теплы, и неглубокий слой снега быстро таял на тех местах, на которые они падали.

Множество птиц, - глупышей, нырков, диких гусей, кайр, всевозможных пород уток летали стаями и оживляли прибрежье. Воздух был наполнен криком этих пернатых, которые носились от лагуны к морю и с моря опять на лагуну, смотря потому, какие воды их манили - пресные или соленые.

Мистрисс Полина Барнетт могла наблюдать, какое невероятное количество пушных зверей, куниц, горностаев, мускусных крыс, лисиц блуждало в окрестностях форта Надежды.

Фактория легко могла пополнить свои склады. Но к чему их теперь пополнять?

Эти безвредные животные, словно понимая, что их не станут преследовать, безбоязненно разгуливали во все стороны и иногда даже подходили к самой ограде форта. Безе сомнения, они понимали, что они, как и люди, тоже пленники на пловучем острове и мало по малу освоивались с товарищами по несчастию. Общая беда, одинаковая участь сближала их с прежними преследователями и врагами.

- Заметила ты, Медж, сказала мистрисс Полина Барнетт своей спутнице, - как Марбр и Сабин равнодушно покорились запрещению мистера Гобсона стрелять в пушных зверей?

- Да, кажется, довольно равнодушно, отвечала Медж.

- Это очень странно!

- Почему странно?

- Такие страстные охотники и так равнодушно приняди это запрещение! Правда, лисицы и некоторые другие звери еще линяют, значит мех их еще не годится, но все-таки... Это очень странно! Это не даром!

Подвигаясь вперед и разговаривая об ожидающей их участи, мистрисс Полина Барнетт и Медж внимательно осматривали песчаные окраины прибрежья. Море их сильно подмыло за последнее время. Образовавшиеся обвалы позволяли там и сям видеть новые, очень заметные, трещины. Плоский берег, в некоторых местах разъеденный прибоем, так понизился, что теперь свободно катились волны там, где прежде отвесные крутизны представляли им непроходимую преграду.

Было очевидно, что некоторые части пловучого острова опустились и опустились весьма значительно!

наше еще ухудшилось. Общий уровень острова несомненно мало по малу понижается. Наше спасение зависит от близкого наступления зимы. Но скоро ли наступит зима? Скоро ли начнутся холода?

- Зима скоро наступит, холода скоро начнутся, дитя мое, - отвечала Медж с своей обычной непоколебимой верой. - Вот уже две ночи кряду идет снег. Разве ты не чувствуешь, что с часу на час становится холоднее? Верь, дитя мое, что Бог нам поможет и все устроится, как нельзя благополучнее.

- Ты очень счастлива, Медж, что так тверда в вере!

- Не следует упадать духом, дитя мое!

- Не следует, Медж, не следует! Мы и не буден унывать... Но будущее очень мрачно, Мидж! Бедный мы стер Гобсон, кажется, теряет последнюю надежду...

- Мне казалось, что мистер Гобсон человек очень энергичный, Полина, заметила Медж.

- Да, Медж, очень энергичный, отвечала мистрисс Полина Барнетт, - и если только есть какая нибудь возможность нас спасти, он спасет!

В девяти часам мистрисс Полина Барнетт и Медж перешли пространство в четыре мили.

Не раз оне были вынуждены уклоняться от берега и забираться во внутрь острова, чтобы обходить низменноcти, уже затопленные водою. В иных местах море заливало берега на полмили дальше прежнего и плотность льдины казалась тут вовсе ненадежной. Можно было ожидать, что скоро произойдут обвалы, которые образуют тут новые заливы и бухты.

По мере того, как оне удалялись от форта Надежды, мистрисс Полина Барнетт замечала, что пушные звери попадались все реже и реже. Бедные животные, повидимому, чувствовали себя бодрее в присутствии человека, которого прежде так боялись, и охотнее всего бродили в окрестностях фактории.

Что касается до диких зверей, которые во-время не догадались удалиться с опасного острова, то их, по всем признакам, было очень мало. Мистрисс Полина Барнетт и Медж заметили, однако, нескольких волков, которые вдали бродили по равнине, но волки эти не приближались и скоро скрылись за южными холмами лагуны.

- Что станется с этими волками? сказала Медж, - Что они будут делать, когда наступит зима и им нечего будет есть? Они очень свирепы, когда голодны!

- Голодны? повторила мистрисс Полина Барнетт. - Поверь мне, дорогая Медж, что голодать они не будут! Пища будет изобильная! Все эти куницы, горностаи, полярные зайцы попадут к ним на зубы. Нам, значит, нечего бояться их нападений. Нет, опасность вовсе не в этом! Хрупкая почва может обрушиться под нами..... Посмотри, Медж, как в этом месте море далеко заходит во внутренность острова! Оно уже покрывает часть этой равнины, которую более сильные воды будут подмывать снизу и разъедать сверху. Если только холода не наступят, то скоро море соединится с лагуной и мы потеряем озеро, как потеряли порт и речку!

- Если это случится, так это будет непоправимое несчастие!

- Почему, Медж? спросила мистрисс Полина Барнетт, глядя на свою спутницу.

- Потому что тогда мы лишимся пресной воды, ответила Медж.

- О, в пресной воде у нас не будет недостатка, моя дорогая Медж! Дождь, снег, лед, ледяные горы на океане, наконец самый остров, на котором мы несемся, все это пресная вода! Нет, нет, повторяю тебе, опасность не в этом!

Около десяти часов мистрисс Полина Барнетт и Медж находились на высоте мыса Эскимосов, но по крайней мере в двух милях от берега, потому что невозможно было следовать прямо по прибрежью, сильно размытому водою.

Обе женщины, несколько утомленные прогулкою, которая значительно удлинялась обходами опасных мест, решили отдохнуть и затем уже отправиться в обратный путь.

Недалеко, на невысоком холме, возвышался лесокь берез и толокнянки. Под лучами солнца снег стаял с одного склона холма, покрытого желтоватым мхом, и оне избрали себе это местечко для отдыха.

Спустя полчаса, когда оне уже сбирались в обратный путь, мистрисс Полине Барнетт вдруг пришло желание снова спуститься к прибрежью обследовать мыс Эскмосов.

- Пойдем, Медж, сказала она, пойдем, не ленись! Мне хочется увидать, какие теперь там перемены.... Устоял ли мыс против бури? пойдем!

- Изволь, изволь, Полина, отвечала Медж. - Я за тобою всюду готова..... Только помни, что до мыса Батгурста остается пройти еще целых девять миль и что лейтенант Гобсон может встревожиться нашим долгим отсутствием!

- Я помню, Медж, я знаю! Это займет не много времени, всего каких нибудь полчаса!

Мистрисс Полина Барнетт и Медж направились к мысу Эскимосов.

Но не успели оне перейти четверти мили, как мистрисс Полина Барнетт вдруг остановилась и указала Медж на следы, которые очень отчетливо отпечатлевались на снегу.

Следы эти сделаны были недавно, назад тому часов девять или десять, иначе их занесло бы и замело снегом, который шел ночью.

- Что за зверь тут прошел? спросила Медж.

- Не зверь, Медж! отвечала мистрисс Полина Барнетт, наклоняясь, чтобы лучше разглядеть отпечатки следов. - Зверь, во первых, ходит на четырех лапах, а во вторых, следы его вовсе не похожи на эти. Посмотри, посмотри, Медж! Неужто ты не различаешь? Это человеческие следы!

- Да кто же мог сюда зайти? отвечала Медж. - Ни один солдат не отлучался из форта, все наши женщины тоже дома, и так как мы не на твердой земле, а на острове.... Ты вероятно ошиблась, дитя мое. Впрочем, пойдем по этим следам и посмотрим, куда они нас приведут.

Мистрисс Полина Барнетт и Медж пошли дальше, внимательно разглядывая отпечатки следов.

Пройдя шагов шестьдесят, оне снова остановились.

- Гляди, гляди, Медж! сказала мистрисс Полина Барнетт. - И после этого ты еще скажет, что я ошиблась! 

Около следов, на месте, где, повидимому, упало какое-то тяжелое тело, виден был очень ясно отпечаток руки.

- Это рука женщины или рука ребенка! вскрикнула Медж.

- Да, отвечала мистрисс Полина Барнетт, - здесь упала измученная, выбившаяся из сил женщина.... или ребенок.... Потом это бедное существо поднялось и продолжало путь.... Видишь? следы продолжаются! Дальше она опять упала... видишь?

- Да кто же? кто? вскрикнула Медж.

- Почем же я знаю кто! отвечала мистрисс Полина Барнетт. - Может быть какое-нибудь злополучное существо, которое, как и мы, очутилось пленником на пловучем острове и мучится тут три-четыре месяца. А может это кто нибудь из потерпевших крушение выброшен в бурю на берег. Помнишь, мистер Гобсон и сержант Лонг рассказывали, что они видели огонек и слышали крик? Иди, Медж, иди скорее! Может быть можно спасти какого нибудь несчастного человека!

И мистрисс Полина Барнетт, увлекая за собой Медж, бегом пустилась по отпечатлевшейся тропинке на снегу, на которой она скоро увидала капли крови.

"Может быть можно спасти какого нибудь несчастного человека!" сказала эта энергичная и отважная женщина. - Но разве она забыла, что на этом пловучем острове, разъедаемом волнами, осужденном рано или поздно погибнуть в морской пучине, не может быть спасенья ни для других, ни для нея самой?

Следы, отпечатлевавшиеся на снегу, вели к мысу Эскимосов. Мистрисс Полина Барнетт и Медж внимательно их разглядывали и по ним шли, но скоро пятна крови начали попадаться чаще и чаще и следы исчезли. Вероятно несчастное существо потеряло остальные силы и ноги отказались ему служить. По снегу тянулась только неправильная полоса, прерываемая ямками, словно кто с величайшим трудом полз и часто падал. Там и сям попадались клочки одежды. То были обрывки тюленьей кожи и меха.

- Скорей, скорей, Медж! повторяла мистрисс Полина Барнетт, спеша вперед с сильно бьющимся сердцем.

Медж старалась не отставать.

До мыса Эскимосов оставалось всего каких нибудь пятьсот шагов. Уже видно было, как он, несколько возвышаясь над морем, обрисовывается на ясном фоне неба.

На мысе не было ни души.

Между тем, следы, по которым шли мистрисс Полина Барнетт и Медж, очевидно вели прямо к мысу.

Мистрисс Полина Барнетт добежала до самого конца.

Никого!

Но от подошвы небольшой горки, образующей самый мыс, следы поворачивали направо к самому морю.

Мистрисс Полина Барнетт кинулась направо, но в ту минуту, как она выбегала на берег, следовавшая за ней и осматривавшаяся во все стороны Медж удержала ее за руку.

- Остановись! сказала Медж.

- Нет, Медж, нет! вскрикнула мистрисс Полина Барнетт, - нет, нет!

- Остановись, Полина! Посмотри сюда! сказала Медж, еще энергичнее удерживая свою спутницу. 

Шагах в пятидесяти от мыса Эскимосов, на самой границе берега шевелилась какая-то громадная белая масса, испуская глухое рычанье.

То был полярный медведь гигантских размеров.

Обе женщины остановились и со страхом на него глядели.

Полярный гигант кружился около какого-то, как издали казалось, кома меху, лежащого на снегу, затем поднял этот ком, затем бросил, обнюхал, опять поднял.

- Это скорее похоже на моржа, проговорила мистрисс Полина Барнетт.

Мистрисс Полина Барнетт и Медж оставались в нерешимости, идти ли им вперед, или вернуться назад.

Вдруг от неосторожного прикосновенья медвежьих лап или зубов, род капюшона, прикрывавший голову воображаемого моржа, откинулся назад и темные длинные волосы разсыпались волнами по снегу.

- Женщина! вскрикнула мистрисс Полина Барнетт. И, не думая о собственной опасности, она хотела броситься к несчастной.

- Остановись! сказала Медж, удерживая ее силою, - остановись! Он ее не тронет!

Действительно, медведь внимательно разглядывал безжизненное тело, повертывал его во все стороны, обнюхивал, но не выказывал никакого желанья рвануть его своими страшными когтями. Он то удалялся от безчувственной женщины, то снова к ней приближался. Он, казалось, колебался и не знал, что ему с ней делать.

Он не замечал двух других женщин, которые с невыразимой тревогой следили за всеми его движеньями.

Вдруг раздался треск. Почва как будто дрогнула. Можно было подумать, что мыс Эскимосов весь проваливается в море.

Громадный отломок острова отделился от берега, - обширная льдина, центр тяжести которой, вследствие измененья удельного веса, переместился.

Отломок двинулся, увлекая медведя и тело несчастной женщины!

Крик вырвался из груди мистрисс Полины Барнетт и она хотела перескочить на льдину, пока ее еще не унесло в открытое море.

- Остановись, дитя мое! холодно повторила Медж, снова удерживая ее обеими руками.

При треске льда, медведь отскочил назад, испустил страшный рев, бросил тело женщины и ринулся к острову, от которого уже был отнесен футов на сорок. Косматый великан с растерянным видом обежал вокруг увлекающей его льдины, начал царапать ее когтями, поднял целый столб снегу и песку, затем вдруг остановился, как бы желая что сообразить, подумал с минуту, погдядел во все стороны и вернулся к телу женщины. К несказанному изумленью мистрисс Полины Барнетт и Медж, медведь ухватился зубами за одежды, покрывавшия его таинственную добычу, подошел к краю льдины и вместе с своей ношей бросился в море.

Медведь был хороший пловец, как и вся его братья в арктических странах. Он живо достиг до острова, раскачнулся, вспрыгнул на берег и бережно положил около себя очевидно интересовавшую его ношу. 

Мистрисс Полина Барнетт не могла дольше себя сдерживать. Не взирая на усилия Медж, она вырвалась у нея из рук и кинулась на берег.

Увидав ее, медведь стал на задния лапы и пошел прямо на нее.

У Медж закружилась голова...

Но медведь, приблизясь шагов на десять, остановился, тряхнул своей исполинской головой словно соображал, что на острове творится что-то недоброе, что дело тут вообще не ладно и что не стоит в такое время затевать пустяков, повернулся, испустил глухое рычанье и спокойным шагом, даже не оглядываясь, направился во внутрь острова.

Мистрисс Полина Барнетт тотчас же бросилась к телу, лежащему на снегу.

Крик вырвался из её груди.

- Медж! Медж! закричала она.

То было тело молодой эскимоски Калюмах!

Калюмах на пловучем острове, в двухстах милях от американского континента! Это было почти невероятно!

Но прежде всего, дышала ли еще эта злополучная девушка? Можно ли было ее привести в чувство?

Мистрисс Полина Барнетт разстегнула платье молодой эскимоски и ей показалось, что тело еще не совсем остыло. Она прислушалась, не бьется ли сердце. Оказалось, что кровь, которою была покрыта бедная Калюмах, шла из небольшой раны на руке и что рана эта была не опасна. Медж забинтовала руку платком и кровотечение прекратилось.

В то же самое время мистрисс Полина, став на колени перед Калюмах, приподняла голову молодой эскимоски и через полуоткрытые губы впустила ей несколько капель водки; затем она смочила ей лоб и виски холодной водой.

Прошло несколько минут. Ни мистрисс Полина Барнетт, ни Медж не произнесли ни слова. Оне ждали в ужасном безпокойстве. Слабые признаки жизни, какие еще можно было заметить, могли с минуты на минуту исчезнуть!

Но вот послышался едва заметный вздох Калюмах, её руки слабо зашевелились. Еще не открывая глаз и не видя той, которая стояла на коленях у её изголовья, она едва слышно прошептала:

- Мистрисс Полина! мистрисс Полина!

Путешественница очень изумилась, услышав свое имя. Разве по своей охоте Калюмах попала на остров?

Разве она разсчитывала встретиться с своими приятелями европейцами, которые так ее обласкалт? Или все это была простая случайность? Но, как могла она, на таком разстоянии от земли, добраться до острова Виктории? Как узнала, что этот блуждающий остров унес с собою мистрисс Полину и всех обитателей форта Надежды? Это было решительно необъяснимо!

- Она жива! она придет в себя! сказала Медж, чувствуя под рукой слабое биение сердца туземки.

- Бедное дитя! Несчастная! прошептала глубоко взволнованная мистрисс Полина Барнетт. - Но почему из этих умирающих губ вырвалось мое имя?

Но вот Калюмах открыла глаза; она смотрит на все растерянных, неопределенным, блуждающим взглядом. Вдруг этот взгляд надает на путешественницу и заметно оживляется. Она видит перед собою знакомое лицо, она узнает свою добрую приятельницу, еще раз произносит её имя и, сделав последнее усилие, протягивает руку мистрисс Полине.

Скоро две женщины привели в чувство молодую эскимоску, которая сильно ослабела, не только от усталости, но и от голода. Мистрисс Полина Барнетт узнала после, что Калюмах ничего не ела в течение сорока восьми часов. Несколько кусков холодной дичины и несколько глотков водки совсем поставили девушку на ноги, а через час она себя почувствовала уже настолько бодрой, что могла отправиться с своими друзьями в форт.

Впродолжение этого часа Калюмах, сидя на песке, между мистрисс Полиной Барнетт и Медж, могла выразить всю признательность и любовь к европейским друзьям. Она была уже в состоянии подробно рассказать о своих приключениях.

Нет! молодая эскимоска не забыла европейцев форта Надежды и лицо мистрисс Полины Барнетт навсегда осталось у нея в памяти. Нет, не случайно была она выброшена полумертвою на берег острова Виктории!

Вот краткое содержании разговора, происшедшого между Калюмах и мистрисс Полиной Барнетт.

Читатель помнит, что молодая эскимоска, еще в первое посещение форта Надежды, дала обещание своим друзьям-европейцам вернуться летом на следующий год. Долгая полярная ночь прошла, наступил май месяц и Калюмах начала думать об исполнении своего обещания. Она покинула свою хижину в Новой Георгии и, в сопровождении зятя, направилась к полуострову Виктории.

Через шесть недель, около половины июня, она добралась до территории Новой Бретани, которая прилегала к мысу Батгурсту. Она, разумеется, сейчас же узнала вулканическия горы, закрывавшия собою Ливерпульский залив, а пройдя еще двадцать миль, достигла до залива Моржей, где её семья так часто охотилась на амфибий.

Калюмах поняла, в чем дело. Она решила, что эта часть земли, превратившись в остров, или исчезла в морской бездне, или уплыла в море.

Калюмах долго плакала, не найдя здесь тех, из-за которых она решилась отправиться в такую даль.

Но эскимос, её зять, казалось, вовсе не быть поражен такой катастрофой. Между кочующими племенами северной Америки ходило предание, что территория мыса Батгурста, в течение многих тысячелетий, была припаяна льдом к остальному материку, что эта территория не составляет с материком одного целого и что когда нибудь ее оторвет от континента каким нибудь естественным переворотом. Вот почему эскимосы так удивлялась, глядя на факторию, которую лейтенант Гобсон основал у самого основания мыса Батгурста и вот почему качали головами. Но, вследствие ли излишней осторожности, свойственной этому племени, или под влиянием того чувства, которое испытывает всякий туземец при виде чужестранца, желающого посягать на его собственность, только эскимосы ничего не сказали лейтенанту Гобсону.

Калюмах ничего не знала об этом предании, которое, впрочем, не подтверждалось никакими серьезными фактами и, разумеется, принадлежало к множеству других таких же легенд северной космогонии, и обитатели форта Надежды никем не были предупреждены об угрожавшей им опасности.

Конечно, еслибы Джеспер Гобсон был предуведомлен эскимосами и изучил почву, представлявшую такия странные осоьенности, он бы стал искать где нибудь подальше нового места - на этот раз более надежного - для сооружения своей фактории.

Когда Калюмах совершенно убедилась в исчезновении этой части мыса Батгурста, она продолжала свои розыски до залива Вашбурна. Наконец, не находя ни малейших следов тех, кого искала, она в отчаянии направилась на запад, к рыболовным тоням русской Америки.

В последних числах июля они с зятем оставили залив Моржей, отправились по берегу моря и в конце июля, после долгого безполезного странствования, вернулись домой, в Новую Георгию.

Калюмах уже никогда больше не надеялась увидеть ни мистрисс Полину Барнетт, ни её товарищей форта Надежды. Она считала их погибшими в бездне северного арктического моря.

В этом месте рассказа молодая эскимоска обратила на мистрисс Полину Барнетт глаза, наполненные слезами. Она благодарила своего Бога, который спас ее руками друга!

Калюмах принялась за свои обычные занятья. Она работала с семьей на рыбной тоне Ледяного мыса, который находится почти на семидесятой параллели, в разстоянии более шести ста миль от мыса Батгурста.

В первую половину августа не случилось ничего особенного. В августе месяце разразилась страшная буря, так сильно обезпокоившая Джеспера Гобсона и которая, казалось, произвела опустошенья по всему полярному морю и даже за Беринговым проливом. У Ледяного мыса буря эта была ужасна и свирепствовала с такою же силою, как на острове Виктория, который, по вычислениям Томаса Блека, находился в то время в разстоянии больше двух сот миль от берега.

Слушая рассказ Калюмах, мистрисс Полина Барнетт, хорошо знавшая положение острова, старалась сопоставлять в уме обстоятельства, которые могли бы ей объяснить эти странные происшествия, и особенно странное прибытие молодой туземки на остров.

В продолжение первых дней бури, эскимосы Ледяного мыса сидели в своих хижинах как в плену; они не решались никуда выходить, а о рыбной ловле не могло быть и речи. Однако Калюмах, в ночь с 31 августа на 4 сентября, вследствие какого то предчувствия, отправилась на берег, не страшась ни ветру, ни дождя, которые особенно свирепствовали в эту ночь. Она шла по берегу, глядя на бушующее море и волны во мраке представлялись ей чем-то в роде горной цепи, бешено полыхающейся на горизонте.

Вдруг, спустя некоторое время после полуночи, она заметила какую-то огромную массу, которую несло ураганом параллельно с берегом. Глава туземки, привыкшие к мраку долгих зимних арктических ночей, не могли ее обмануть. Это огромное тело шло в разстоянии двух миль от берега; оно не было похоже ни на китообразное животное, ни на несчастный корабль, разбиваемый ураганом, ни даже на ледяную глыбу, которые еще и не успели образоваться в эту пору года.

Впрочем Калюмах не могла спокойно разсуждать и делать разные предположения. В её пылком воображении уже обрисовывались лица друзей - европейцев. Ей представились все они: мистрисс Полина Барнетт, Медж, лейтенант Гобсон и маленький мальчик Мак-Нап, которого она осыпала ласками в форте Надежды. Да, это их уносило ураганом на пловучей льдине!

Калюмах нисколько не сомневалась, что это были они. Она решилась непременно дать какой нибудь сигнал с берега этим несчастным, которые, вероятно, и не подозревали, что земля так близко. Она побежала в хижину, схватила факел, сделанный из пакли и смолы, который эскимосы всегда берут с собою на ночную рыбвую ловлю, зажгла его и поставила недалеко от берега, на вершине Ледяного мыса.

Вот откуда взялся тот огонь, который Джеспер Гобсон и сержант Лонг, сидя у мыса Михаила, заметили в густом тумане, ночью 31 августа!

Можно себе представить радость и волнение молодой эскимоски, когда она увидела ответ на свой сигнал, - увидела костер из елей, разложенный лейтенантом Гобсоном который не подозревал, что американский берег так близко!

Но скоро огонь исчез. На несколько минут затихло и затем юго-восточный ветер поднялся с ужасающею силой.

"ея добыча" - как она называла предмет своих стремлений - ускользает, что пловучий остров не подойдет к берегу! Она все смотрела на остров, видела, как он уходит, как скрывается во мраке ночи!

Это была ужасная минута для молодой туземки. Она решила, что надо, во чтобы то ни стало, известить своих друзей о их ужасном положения, что время еще не ушло, что необходимо действовать, что каждый потерянный час уносит их далеко от континента....

Она дольше не колебалась. Недалеко стоял каяк, ненадежная маленькая лодочка, на которой ей уже не раз приходилось бороться с бурею северного арктического моря. Она спихнула каяк на воду, подвязала вокруг пояса кожаный тюленый фартук, который прикреплялся к лодке и, с веслом в руке, пустилась в море.

В этом месте рассказа, мистрисс Полина Барнетт с чувством прижала в сердцу отважную Калюмах, а Медж заплакала.

Вихрь не мешал, а скорее помогал.

валы то и дело окачивали Калюмах и заливали лодку, но непотопляемый каяк этого не боялся, и, подобно соломине, держался на гребне волн. Несколько раз его опрокидывало, но один сильный взмах весла снова приводил челнок в прежнее положение.

Наконец, Калюмах так близко подошла к пловучей массе, что ясно могла разсмотреть остров. Она не сомневалась, что цель будет достигнута, - до пловучого острова оставалось не более четверти мили!

Вот когда Джеспер Гобсон и сержант Лонг слышали какой-то непонятный для них крик.... 

Между тем Калюмах чувствовала, что ее увлекает на запад сильное течение, с которым ей, конечно, было труднее бороться, чем пловучему острову! Напрасно она сопротивлялась, напрасно боролась! Легкая лодка мчалась как стрела по течению. Калюмах снова закричала, но этого крика никто не услыхал, потому что она уже было далеко, а на разсвете она увидела, что очутилась снова у земли Новой Георгии, а преследуемый ею пловучий остров ужа едва виднелся на неясном горизонте!

Пришла ли в отчаяние молодая туземка, очутясь в таком разстоянии от земли? Нет. Вернуться на американский континент уже, разумеется, было поздно. К тому же, на обратном пути, застиг бы противный ветер, тот самый ужасный ветер, который, при содействии прибрежного течения, в тридцать шесть часов угнал пловучий остров на разстояние двух сот миль от материка!

девушка совершенно ослабела: весло не слушалось и чуть не выпадало из рук!

Несколько часов она еще боролась, ей все казалось, что остров становится ближе, но с острова не могли ее увидеть, потому что, на неизмеримом горизонте открытого океана, она с своим каяком представлялась маленькой точкой. Руки подергивало судорогами, оне были облиты кровью и отказывались действовать! Она боролась до конца, до потери сознания и наконец её хрупкий каяк, лишившись рулевого, сделался игрушкою ветра и валов!

Что затем произошло?

Она не могла рассказать, потому что лишилась сознания. Долго ли несло ее, как обломок корабля? Она не знала. Она тогда только опомнилась, когда каяк, получив сильный толчек, не устоял и начал идти ко дну.

Калюмах окунулась и свежесть холодной воды привели ее в сознание, а несколько минут спустя она, выкинутая волною, полумертвая лежала на плоском песчаном береге.

Итак, с той минуты, когда Калюмах села в каяк на американском берегу и до той минуты, когда каяк начал тонуть, прошло, следовательно, больше семидесяти часов!

Молодая туземка, выброшенная ураганом, не знала, на каком берегу она находится. Был ли то материк, или пловучий остров, который она преследовала с такою отвагой? Она надеялась на последнее! Да, она надеялась! К тому же она знала, что ветром и теченьем ее могло уносить в открытое море, а не прибивать к берегу.

Эта мысль ее утешала. Она с трудом поднялась на ноги и, изнеможенная усталостью и голодом, потащилась по берегу. Нисколько того не подозревая, молодая туземка случайно была выброшена в той части острова Виктория, которая составляла некогда верхний угол залива Моржей. Но теперь она не могла узнать этого берега, размытого водою и значительно поменявшагося после разрыва перешейка.

Калюмах подвигалась очень медленно, ежеминутно останавливаясь и принимаясь идти с новым мужеством. Она выбилась из сил. На каждой миле ей приходилось обходить части берега, залитые водою. Таким образом тащась, падая на каждом шагу, снова поднимаясь, она, наконец, добралась не подалеку от того небольшого леска, который в то же самое утро был местом роздыха мистрисс Полины Барнетт и Медж.

раз!

С этого места измученная эскимоска не в состоянии была подняться, - она могла подвигаться вперед только ползком!

Ее поддерживала надежда. В нескольких шагах от берега она узнала, наконец, мыс Эскимосов, где она в прошлом году располагалась с своей семьей лагерем. Она помнила, что с этого места до фактории было не больше восьми миль, что надо только направиться по этой дороге, которою ей так часто приходилось пробегать во время первых своих посещений форта Надежды...

Да! эта мысль ее поддерживала. Но, потеряв, наконец, последния силы, она повалилась на снег и снова впала в безпамятство. Еслиб не мистрисс Барнетт, она бы погибли!

- Но, сказала она, обращая на мистрисс Полину свои кроткие глаза, - я хорошо знала, что вы, милый друг, прийдете ко мне на помощь и боги спасут меня вашими руками!

известно, как это предчувствие завлекло их к мысу Эскимосов, известен, наконец, в роздых в небольшом леске и начало обратного пути в факторию. Известно тоже - что мистрисс Полина Барнетт сообщила молодой туземке - как разломило лед и что в это время сделал медведь.

Мистрисс Полина Барнетт, смеясь, прибавила.

- Следовательно не я тебя спасла, мое милое дитя, а этот честный космач! Без него ты бы погибла! Еслиб этот медведь когда нибудь вернулся к нам, мы бы его стали чтить, как твоего спасителя!

Впродолжение этого рассказа Калюмах, обласканная и подкрепленная после долгого поста, начинала оправляться. Мистрисс Полина Барнетт предложила ей немедля отправиться в форт Надежды, чтоб там не безпокоились о их долгом отсутствии. Молодая эскимоска тотчас же поднялась, готовая следовать за своим другом.

Мистрисс Полина Барнетт очень торопилась в форт. Ей нужно было уведомить Джеспера Гобсона о приключениях этого утра, а главное, рассказать, что произошло в ночь после бури, когда пловучий остров отделился от американского континента.

была сказать, что она просто пришла на остров, желая исполнить обещание, данное мистрисс Полине Барнетт, посетить еще раз европейцев в летнюю пору. Если и были у обитателей форта какие нибудь подозрения относительно територии мыса Батгурста, то прибытие Калюмах должно было их уничтожить.

Было уже около трех часов, когда мистрисс Полина Барнетт, молодая туземка, опирающаяся на её руку, и верная Медж направились к востоку, в обратный путь.

В пять часов вечера оне все трое благополучно достигли форта Надежды.